Лампочка летела вниз по стволу мусоропровода. Хозяин мягко вытащил её из люстры и выбросил. Выбросил… Такое бывает со всеми лампочками. Это вроде сердечного приступа у людей: однажды кто-нибудь нажимает на выключатель, и твоя вольфрамовая нить этого не выдерживает. Отрывается от контакта, и ты перестаёшь гореть. Тогда тебя выкручивают и выбрасывают. И приходится валяться в мусорном ведре рядом со всякими неприятно пахнущими субъектами.
Но хорошо, когда в доме есть мусоропровод. Там можно ощутить последние мгновения жизни на полную катушку. В полёте инерция прижимает нитку обратно к контакту, и у тебя остаётся ещё несколько секунд – да, лампочке хватает и нескольких секунд, – а то и минут, чтобы мысленно воспроизвести всю свою жизнь.
Она летела и думала… Да, век у лампочек недолог. Мы ведь не те газосветные аристократки, которых нынче дешевле, чем за 120 рублей, не найдёшь! Это они светят по году, а то и по два, и именно поэтому совсем не замечают, что творится вокруг них... А такие как я, с вольфрамовой нитью, живут всего три месяца, но нам этого вполне хватает. Такое уж это дело – светить.
За эти три месяца я видела такое, что иные и за сто лет не разглядят. Я видела, как поблёскивают в моём свете чёрные девичьи волосы. Я видела, как парень, привыкший считать себя сильным, путается в словах, заикается и боится прикоснуться к ней, словно она может ударить его током…
Потом несколько раз видела, как он долго стоит и держит её на руках. Момент был близок к тому, чтобы принять форму вечности, но что-то всё время срывалось.
И всё это делала я – без моего света это было бы невозможно. Ради такого стоило жить, зная даже про неизбежность мусоропровода…
Раздался удар.
Но здесь, в чёрной тишине, он прозвучал скорее как громкий вздох. Одновременно с этим вздохом тело лампочки превратилось в тысячу мельчайших осколков, в каждом из которых пришли в движение многие миллионы частиц. Так на конце вздоха вырвался свет…
Этот свет был уже никому не нужен, но он был ярким. Таким ярким, что старой крысе, которая забрела в шахту мусоропровода поискать чего-нибудь полезного, пришлось зажмуриться.
– Вот ведь как бывает!.. – покачала головой крыса. Затем подбежала к цоколю, обнюхала его, убедилась, что он несъедобен, и, повернувшись вокруг какой-то неведомой оси, какая бывает только у крыс, убежала восвояси.
Вольфрамовой нити она не разглядела…