БРЕД ПЕЩЕРНОГО ЧЕЛОВЕКА В ФОРМЕ ВОЛЬНОГО ТРЁПА
Следующая глава: http://www.proza.ru/2011/01/22/1153
Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2011/01/22/1084
Глава 27. В ЛОГОВЕ ЗЕЛЁНЫХ ЗМИЕВ
--------------------------------------------------
Лагерь врагов многолик.
С. Штут [1]
Ты прежде плюнул бы на этот сброд,
А ныне видишь тут родной свой угол.
Кто поиски возлюбленной ведёт,
Тот радуется виду встречных пугал.
И.В. Гёте [2]
Через несколько дней пути три отважных витязя – Алкальд, Бодуэн и Закусон – вышли в гигантский грот. При входе в него сидел инвалид. На правой ноге у него был протез. На левой – тоже протез. В руках он держал старую тальянку и тихим голосом напевал:
Такая нам досталась доля –
Нам не прожить без алкоголя…
А рядом с инвалидом стояла большая кружка с надписью: “Сбор средств на озеленение луны”.
Грот был битком набит людьми, свиньями, зелёными чёртиками и змиёнышами. Тоже зелёными. Большинство валялись вдрызг пьяные. Остальные пили. Смрад стоял невообразимый. Накурено так, что даже не топор, а хоть целую гильотину вешай. Всюду бегали тараканы и мыши (не летучие мыши, а четвероногие). В верхних частях грота висела паутина – восьминогие охотники лихо отлавливали в свои сети насекомых. Если бы наша славная троица не занималась поисками “Золотого кольца”, то ни за что бы в этот вонючий вертеп не сунулась. А теперь трём крутым спелеологам пришлось рассматривать местных забулдыг.
Какой-то старик НКВДшной наружности, изо всех сил сжимая своими трясущимися руками древко красного знамени, маршировал прямо по спинам мужиков и орал во всю глотку:
Не стесняйся, пьяница,
носа своего –
Он ведь с красным знаменем
цвета одного!
За ним следовал мальчуган и декламировал стишок:
Если спирт в моём стакане
Вдруг замёрзнет, я не брошу –
Буду грызть его зубами,
Потому что он хороший.
Поодаль располагалась группа молодых людей хипповского вида. Один из них наигрывал на гитаре музыку гребенщиковской “Песни ушельцев, исполняемой на ушельском языке”, а остальные, думая об ЛСДемонах, заунывно тянули:
Пей, алконавт!
Пей, алконавт!
Выпей с нами!
Выпей с нами!
Выпей с нами!
Пей, алконавт!
Девушка-хиппи с записной книжкой в руках и шариковой авторучкой за ухом читала свои стихи:
Водка зовёт меня в синие дали,
Горы златые мне дарит опять.
Главное, чтобы везде наливали,
И чтобы было – чего наливать.
Тихо вздохнула о трезвости детства,
Украдкой смахнула слезу невзначай.
В мире, наверное, нет того места,
Чтоб вместо водки давали мне чай… [3]
А вот эдакие пуськи бятые розовощёкие. В больших очках с толстыми стёклами, в сереньких клетчатых платьицах с кружевными воротничками и беленьких гольфиках с розовыми пампушками. Стояли и всем заявляли:
Пить аш два о – удел не наш,
Мы пьём це два аш пять о аш.
Несколько ребятишек детсадовского возраста, наряженных в мальчиков-зайчиков, горланили песенку:
Пусть всегда будет водка,
Колбаса и селёдка.
Я всегда буду пьяным
Озорным хулиганом!
Странноватая бухаристическая тётя Жмотя из Бухары с большим значком на груди “Хочешь захмелеть – спроси меня, как” читала стихи:
Крошка сын к отцу пришёл,
И сказала кроха:
– Много пить нехорошо –
Утром будет плохо!
А некий джентльмен в галстуке и пиджаке с бейджиком “С гомиками не пьём!” громогласно провозглашал:
Вот меня трясёт
как Ленинакан,
И стучит об зубы
радостно стакан.
Несколько человек в потёртых штормовках и запылённых берцах горланили под слегка расстроенную, но задорно звучащую гитару:
Как здорово, что все мы здесь
Сегодня нажрались!
Рядом примостился пожилой араб в зелёной чалме на голове и гранёным стаканом в руках. “Коран учит нас, – говорил он, лукаво подмигивая левым глазом, – что даже первая капля вина не должна попадать в наши уста. Поэтому я что делаю? Макаю палец в стакан, первую каплю стряхиваю на землю, а остальное выпиваю”.
А недалеко от пожилого араба, за стеной ящиков водки, словно в крепости, расположился длиннобородый перс. Маленькими стопочками он пил “Столичную” и читал книгу: «За четыре года до смерти пророк Мухаммед отрядил по хорошо уже накатанному пути в Гуанчжоу своего дядю Ваххаба ибн Аби Кабшаха, и тот заложил там первую в Китае мечеть, чей минарет служил маяком. Чай и кофе, бумага и фарфор, рулоны бумаги и бочонки с крепчайшей “водой счастья” – всё умещалось в ненасытных трюмах арабских кораблей. Упомянутая вода – это прежде мутный, а позднее прозрачный и ещё более хмельной напиток из риса, в котором искали забвения от бед земных подданные Сына Неба. Арабские химики (само слово “химия”, как и “алгебра”, – арабское) очистили его и укрепили – так была изобретена водка, не упоминаемая, естественно, Кораном, а потому разрешённая к употреблению, в отличие от запретного для мусульман вина» [4].
Некий чеченский мулла, обнимая пьяных девушек, упивался вином и вспоминал Коран: «Вот описание Рая, обещанного богобоязненным! В нём текут реки из воды, которая не застаивается, реки из молока, вкус которого не изменяется, реки из ВИНА, дарующего наслаждение пьющим, и реки из очищенного мёда» [5]. В раю «будут девы, потупляющие взоры, с которыми прежде не имели близости ни человек, ни джинн. Там есть девы хорошие, прекрасные. Они – черноокие и большеглазые, удерживаемые в шатрах. С ними прежде не имели близости ни человек, ни джинн» [6].
А пьяные девушки, обнимаемые муллой, вспоминали стихи Омара Хайяма:
Все царства мира за стакан вина!
Всю мудрость книг – за остроту вина!
Все почести – за блеск и бархат винный!
Всю музыку – за бульканье вина!
А у правой стены находилась сцена. На ней несколько поддатых негритянок в весьма гривуазном одеянии исполняли адажио из балета “Белая горячка”.
На стене красовалось объявление: «Молодая привлекательная образованная женщина познакомится с пьющим мужчиной с целью сгубить свою молодость».
Рядом висела красочная стенгазета, на которой некий всезнайка написал, кто как напивается: «Эзотерик – до зелёных чёртиков. Плотник – в доску. Стекольщик – в дребезги. Извозчик – в дугу. Сапожник – в стельку. Портной – в лоскуты. Пожарный – в дымину. Гробовщик – в усмерть. Свинарка – до поросячьего визга. Охотник – в дупель. Шофёр – в баранку. Футболист – в аут. Повар – в сосиску. Бондарь – в бочку. Лесник – в шишку. Музыкант – в дудку. Электрик – в отключку. Математик – в ноль. Физкультурник – в лёжку. Медик – до потери пульса. Физик – до потери сопротивления. Химик – до выпадения в осадок. Писатель – до ручки. Журналист – до точки».
А в центре грота под громадным, высотой с Кремлёвскую башню, пузатым сталагмитом, возлежали три исполинских чудовища, по паспорту зелёными змиями именуемые. Из пастей у них свешивались языки раздвоенные, цвета ведьминого зелья, да время от времени пламя вырывалось, подобно выстрелам “града” или “катюши”. Пьяными глазами они вертели, на подданных своих глядели, а ушными отверстиями внимательно слушали своего советника, наряженного в тулуп с побрякушками и белёненькую бандану со значком “Салтыков-Щедрин в Твери”. Восседая в позе лотоса, Сумасшедший Спелеолог (а это был, конечно, он) держал в руках толстенный фолиант и самым серьёзным голосом читал:
– Алкоголь известен как значимый компонент, обусловливающий поведенческие сценарии людей, с самых ранних стадий эволюции социума. Способность алкоголя вызывать у человека состояние эйфории, вуалировать заботы и формировать сопутствующие иллюзорные представления уже в глубокой древности воспринимались людьми как свойство безусловно сакрального типа… В новейшее время преобладающей функцией алкоголя (в контексте реконструкции процессов научного и художественного творчества) правомерно рассматривать его значимый и одновременно высокотрагичный потенциал как распространённого стимулирующего средства механизмов сублимации у выдающихся творческих личностей… [7]
Какой-то поддатый интеллигент, внимательно слушавший Сумасшедшего Спелеолога, вдруг ни с того ни с сего брякнул:
– Да, хмель хорош. Но каково похмелье?..
А его собутыльник заговорил стихами:
Папаша, дож венецианский,
Любил поесть, любил поспать.
Любил папаша сыр голландский
Московской водкой запивать.
Лежавшая рядом женщина-наркоманка, одновременно напоминающая и синюю гусеницу, и зелёную зюзю, с многозначительным видом прошамкала ему в ответ:
– У семи нянек – четырнадцать сисек.
Закончив чтение философского словаря, подземный чудень предложил зелёным змиям книгу Климента Александрийского. Получив согласие зеленейших особ, он начал:
– Не годится к пылу юности присоединять жар ещё горячительнейшей из всех жидкостей, т.е. вина: это значило бы к огню присоединять ещё огонь. От такого смешения вспыхивают грубые и дикие пожелания и пламенные страсти, возникает горячность нрава. Молодые люди внутренне разжигаемые, потом особенно склоняются к чувственности, так что гибельное влияние вина открывается уже на их теле. Члены плотского вожделения созревают ранее, чем это необходимо; разжигаемые вином, эти люди становятся ещё страстнее; груди и половые части припухают и начинают представлять собой картину уже распутства: рана душевная переносит пожар и на тело: бесстыдные движения ищут удовлетворения, людей, до того времени бывших добропорядочными, склоняя к беззаконности; виноградный сок юности начинает литься через край стыдливости. Вот поэтому-то и нужно стараться всеми возможными средствами зарождающиеся страсти молодых людей заглушать, удаляя от них пламя этого огня, грозящего вакхическими опасностями, и вводя в них элементы, которыми жар уже курящейся их души охлаждался бы, приток соков к их половым частям которыми задерживался бы, и огонь страстей, уже начинающих в них возгораться, которыми был бы погашаем [8].
Сумасшедший Спелеолог прокашлялся и продолжил чтение:
– Лакедемоняне принуждали своих рабов напиваться и, указывая на них детям, пользовались их колобродством в пьяном виде как некоторого рода врачеванием от этого порока и поощрением к воздержанной жизни… Отвратительное поведение пьяных рабов для детей лакедемонян тем было полезно, что предохраняло их от этого порока [9].
– Так это что ж получается, – прервали нашего чтеца змии, – автор что ли хочет сказать, что пить нельзя?
– Автор этой книги, – ответил Сумасшедший Спелеолог, – является учителем христианства второго века. Он говорит, что вино могут употреблять только пожилые люди, причём только с медицинской целью, обязательно разбавлять его водой, принимать в малых количествах, да ещё только вечером.
– Дык… э… а… гхммм… так это он чо, христианин что ли? Не, в христиане мы ни за что не пойдём – мы алкоголь любим. Пили его, пьём, и будем пить круглые сутки напролёт! Пусть в геенне огненной нам после смерти мучаться суждено, но проспиртовывание своих внутренностей – это для нас предел всех желаний!
– Но мучения в аду на самом деле являются высшими наслаждениями! – ответил Сумасшедший Спелеолог, – один современный мыслитель, которого зовут Иуда Каюк, доказал, что это именно так. И что особенно замечательно, его доказательство изложено в стихах!
– Ну, прочитай.
[1] Штут С. Поиск истины. // Октябрь. Литературно-художественный и общественно-политический журнал. М., 1952, № 5, май, с. 187.
[2] Гёте И.В. Фауст. Пер. Б.Пастернака. М., 1969, стр. 301.
[3] Автор стихов – красноярская поэтесса С-А-Т.
[4] Снисаренко А.Б. Рыцари удачи. Хроники европейских морей. СПб., “Судостроение”, 1991, стр. 56 – 57.
[5] Коран 47:15.
[6] Коран, сура 55.
[7] Новейший философский словарь. Сост. Грицанов А.А. Минск, 1999, с. 20 (раздел “Алкоголь”).
[8] Климент Александрийский. Педагог. Изд. “Учебно-информационный центр ап. Павла”, 1996, с. 129 – 130 (Глава “Как должно вести себя в отношении питья”).
[9] Там же, с. 246 (Глава “О том, что главная сила истинного и здравого учения в образцах и примерах”).
Следующая глава: http://www.proza.ru/2011/01/22/1153
Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2011/01/22/1084