Гари Снайдер - Два пути языка

Виктор Постников
Язык часто определяют на Западе как средство привнесения порядка «в мировой хаос».   Согласно такому взгляду, человеческий разум развивается исключительно благодаря языку и с его помощью налагает на «нечистую вселенную» ряд категорий.   Считается, что чем объективнее и рациональнее язык, тем точнее все попытки привести мир в порядок.  Некоторые рассматривают язык как неточную математику; и идея  того, что математика в итоге может заменить язык постоянно муссируется.  Эта идея отражает типичное мировоззрение многих инженеров, математиков и ученых.

   Но мир  - упорядоченный согласно своему непостижимому паттерну (в самом деле, хаосу) – настолько сложен  и обширен – на макро и микро-уровнях, - что он навечно останется непредсказуемым.  Возьмите, в качестве примера погоду.  Или самосознание, производящее данные мысли: несмотря на прожитые годы, мы остаемся непредсказуемыми даже для себя самих.  Часто мы не можем даже предположить, какой следующей будет наша мысль.  Но это совершенно не означает, что мы живем в безнадежной ситуации; это только значит, что мы живем в таком королевстве, порядки которого остаются для нас загадочными и  недоступными.

   И все же мы можем утверждать, что мир природы (к которому принадлежит и человеческий язык) имеет свой характер, форму, согласованность и создан по своим законам.  Каждый из четырех тысяч языков  представляет реальность по-своему,  используя паттерны и синтаксис, которые никем не были изобретены.  Языки – это не интеллектуальные изобретения  архаичных школьных учителей – но естественным образом развившиеся дикие системы, чья сложность не поддается попыткам описать ее рациональным умом.   

   Я называю  системы «дикими», имея в виду процесс самоорганизации, в результате которого генерируются системы и организмы, которые ограничиваются – и составляют компоненты – еще более сложных систем, которые опять-таки «дикие» и так далее - в качестве примеров таких больших  систем можно привести экосистемы  или процесс водного обмена в биосфере.  Можно сказать, что дикость – главная черта природы.  По отношению к сознанию, ее можно сравнить с открытым воображением, но также и с источником самого необходимого для выживания интеллекта. Работа человеческого сознания  на своей вершине отражает эту самоорганизующую дикость.  Поэтому, язык не налагает порядок на хаотическую вселенную, а отражает свою дикость обратно, во вселенную.

   Для этого существуют два пути:  язык позволяет нам иметь небольшое окошечко в независимо существующий мир, но он также формирует – через свои собственные структуры и словари – то, как мы видим мир. Многие могут заявить, что язык не помогает нашему видению реальности, т.к. ограничивает и сужает ее, а иногда и сбивает с толку.  «Меню –  не обед».  Но прежде чем отрицать язык с некой духовной высоты, смутно рассуждая о Невыразимой Истине, давайте, напротив, повернемся лицом к языку.  Путь, который позволяет видеть с помощью языка, быть свободным с помощью языка и использовать его для  прозрения  - означает чрезвычайно хорошо разбираться в сознании и языке, и играть со многими возможностями,  без особой к ним привязанности.  Поступая так, мы к своему удивлению, обнаруживаем поразительные грани языка, ведущие нас к неопосредованному прямому опыту.

   Природный язык, со своей самогенерирующей грамматикой и созданными на перекрестках истории словарями, выражает себя в просторечьи.  В повседневном использовании языка мы видим поразительное множество ясных, уникальных  фигур речи, которые  передаются (традиционно) через  загадки, пословицы, истории и тому подобное – а также через шутки, рэп, дикий слэнг и постоянное экспериментирование с остроумными  замечаниями (восклицаниями, репликами).  Дети на площадках распевают стишки и любят дурачиться с языком.  Может быть, некоторые люди имеют врожденный талант к языку, как другие к музыке или математике. И мы знаем, что некоторые природные гении, начиная уличными певцами и мифосказителями, становились полноправными поэтами и писателями мультикультурной Америки.

   Мир постоянно в процессе перемен, он перемешан, сложен. Ничто, по большому счету, в нем не ново.  Творчество – это по сути новое видение того, что уже есть, новое прочтение намеков и знаков.  («Традиционная китайская поэзия и поэтика: знаки мира» - Стивен Оуэн). Есть стихи, рассказы и картины, которые  проносятся через всю нашу историю, постоянно переопределяя наше место в космосе. Они возникли в результате такого видения.   Но творчество – не  уникальный, одномоментный божественный акт «сотворения чего-нибудь».  Оно рождается из того, что есть – и после установления пропущенных связей, противоречий, резонансов, теней, обратных ходов – приходит «новое».  Такое рассуждение относительно языка, конечно, далеко от того, что преподают в школах.

   До недавнего времени стандарты использования «хорошего языка» основывались на речах влиятельных людей, язык которых определялся столицами (Лондоном или Вашингтоном);  причем эти стандарты  связывались с признанием социальных и экономических превосходств.  Другой тип стандартов представляет собой технический язык, направленный на достижение определенной ясности, справедливо считающийся одним из главных элементов «личного набора» тех, кто ищет успеха.  Этот, последний тип языка чрезвычайно скучен, хотя и  полезен – он так же, как трактор, прокладывает равномерную прямую борозду туда и сюда. Как трактор, он дает урожай: научные статьи и диссертации, заявки на получение грантов,  протоколы судебных разбирательств, всевозможные отчеты, сценарии, стратегические планы.

   Настоящая литература, однако, приходит к тем, кто выучил, овладел и прошел сквозь конвенциональный "хороший язык", и возвратился к свободной игривости природного языка. Обычный "хороший язык" – подобен огороду, в котором вы выращиваете наперед заданное, удаляя сорняки.  Вы получаете то, что посадили, например, грядку из фасоли. Но истинно хорошая литература находится как внутри, так и вне огорода. Она может быть грядкой фасоли, но также  диким маком, диким горошком, полевыми лилиями, краснокоренником, куда залетают овсянки и осы.  Мир за огородом - это более разнообразный, более интересный, более непредсказуемый мир, обладающий, вообще говоря, более глубоким интеллектом. Установление  связи этого мира с дикостью языка и воображения помогает поддерживать его мощь.

   Это то, что имел в виду Торо под «Подкопченной грамматикой» (Tawny Grammar),  когда в своем эссе «Ходьба» писал о «необъятной, дикой, воющей, матери-Природе, раскинувшейся подобно леопарду, и обнимающей своих детей; от груди которой нас так рано отлучают… У испанцев есть хороший термин для выражения этого дикого и сумеречного знания Grammatica parda, подкопченная грамматика,  своего рода  дикий инстинкт, передаваемый нам от матери-леопарда».  Грамматика не только языка, но и культуры и цивилизации, приходит от этой необъятной матери-природы. «Дикая, воющая» - другая сторона «грациозного танцора» и «тонкого писателя». ( Мой знакомый лингвист однажды заметил, что  «Язык как природа: он так ловко организован, что для дикости в нем остается 99%). 

    Мы можем и должны учить наших студентов овладевать мастерством стандартного письма, чтобы они могли выстоять перед мультинациональными корпорациями и выдержать информационную перегрузку.  Они должны овладеть этими навыками не только для того, чтобы выжить в нашем постиндустриальном коллапсирующем мире, но и смогли преобразить его.   Существует опасность того, что обладающие талантом писателя молодые люди пострадают от разрушительного эффекта стандартного письма, поскольку начнут сомневаться в своем интуитивном чутье. Но я их успокою: их уникальное личное видение сохранится. Они должны сделать глубокий вдох и нырнуть в море формальностей и правил. Они выучатся правилам игры, и вернутся домой к языку сердца и доспехов. Мы должны постоянно напоминать  молодым людям, что язык намного превосходит территорию «правильного использования», и что всегда найдутся такие гении, которые будут творить без специального образования.  Гомер был певцом-рассказчиком, неграмотным человеком.
   Итак, общепризнанные взгляды на язык таковы:

1.Язык -  исключительная принадлежность человеку и  его культуре.
2.Интеллект формируется и развивается языком.
3.Мир хаотичен, а язык его организует и цивилизует.
4.Чем культурнее язык – тем быстрее и лучше он усмирит хаотичный мир природы и мир чувств.
5.Хорошая литература – это «цивилизованный» язык.

Но можно повернуть все наоборот:

1.Язык в своей основе биологичен; он становится псевдокультурным по мере его усвоения и применения.
2.Интеллект формируется и развивается по-разному, взаимодействует с миром, включая человеческую коммуникацию, языковую и неязыковую;  язык играет важную – но не единственную роль в оттачивании мысли.
3.Мир (и сознание) по своему упорядочены, и языковый порядок отражает и усиливает этот порядок.
4.Чем полнее миру дозволено нас инструктировать (без вмешательства нашего эго), тем лучше мы будем видеть наше место во взаимосвязи вещей.
5.Хорошая литература – это «дикая» литература.

Дзэнский философ двенадцатого века Доген выразился таким образом:  «Продвигать наш опыт в феноменальный мир – иллюзия. Но когда феноменальный мир приходит к нам и проявляет себя, это просветление.»   Увидеть цаплю в кустах, сказать «цапля» и пойти дальше – все равно, что ничего не увидеть. Но увидеть птицу и остановиться, понаблюдать за ней, почувствовать ее, забыть себя на минуту, побыть вместе с птицей в кустах – это значит  присоединиться к более значимому миру.

   Подобным образом,  когда мы играем с языком, наше воображение свободно ищет образы, переживает виденное и услышанное, и в то же время находится в состоянии сна. Сознание может переживать моменты прошлого, находясь в настоящем, поэтому трудно сказать, где находиться сознание: в прошлом или настоящем.  Мы  движемся ментально по широкому ландшафту и возвращаемся домой, подобрав несколько костей, орехов, плодов; потом из этого мы создадим язык. Мы пишем, откликаясь на далекий ритм, приходящий из животворной темноты, не дифференцируя и не вынося суждений.  Язык – часть нашего тела и соткан из всего, что мы видели и чувствовали, из наших сновидений. Он также приходит из некого «языкового центра».  Это полнота чувств была отмечена Мильтоном [в образе речной нимфы Сабрины - ВП],

      Сабрина милая,
        послушай там, где ты сидишь, -
       Под чистотой прохладных вод -
       Увитая цветами лилий;
       Я вижу свет янтарных линий 
       Твоих распущенных волос
 
          Богиня озера,
          Послушай и спаси.
                - Мильтон, Комюс

Холодные чистые струи,  богиня вод, серебристые водяные лилии.
  Мы идем по еле-заметным следам, разбросанным по миру.  Нам не надо упорядочивать хаос. Порядок и свобода не противоречат друг другу. Мы обретаем порядок, делая свободный выбор в пользу совершенствования.  Мы не хотим быть «мастером» ситуации; мы хотим быть другом «необходимости» или – как выразился бы Камю –  ни жертвой, ни палачом.  Просто свободно играющим человеком.


___________________________________
(Источник: The Green Studies Reader - From Romanticism to Ecocriticism. Ed. by Laurence Coupe,  Routledge, 2000) Gary Snyder, Language Goes Two Ways, pp. 127 - 133)


Гари Снайдер (род.1930) -американский поэт (часто упоминаемый в связи с поколением битников - Beat Generation), эссеист, и экологический активист, "поэт глубинной экологии". Снайдер награжден Пулитцевской премией за поэзию. Его поэзия отражает буддийскую духовность и природу. Снайдер переводил древнекитайские и японские тексты на английский язык. - Прим. ВП