Три часа езды на электричке до станции Таёжная, получение в районо направления в Степановскую среднюю школу, полтора часа езды в переполненном автобусе, ещё один спуск, ещё один подъём и…пожалуйте, Нина Петровна, в Степановку. Ваш Париж! На выход, мадам!
«Париж» стоил обедни: несколько улиц, лучами расходящихся от центра деревни – продуктового магазина; вдоль улиц низенькие подслеповатые домики с палисадниками, кое-как огороженными штакетником; окна некоторых домов чем-то закрыты (что это ставни, Нина узнала потом); дорога размыта недавно прошедшим дождём. Кружащие прямо над головой, противно каркающие вороны почему-то симпатичными уже не казались.
Автобус остановился возле огромной лужи, в которой нежились, переворачиваясь с боку на бок две свиньи, испытывавшие при этом только им одним понятное свинское наслаждение.
- Ну, давай, девочка, живи! - это попрощался шофёр, но Нина уже ничего не слышала.
Все пассажиры давно вышли из автобуса на предыдущих остановках, так что она оказалась наедине со своими впечатлениями, далеко не весёлыми мыслями, чемоданом да неподъёмным мешком, за долгую дорогу отравившем ей существование. В нём были книги, без которых Нина просто не могла представить свою жизнь, да небольшая подушка - надо же обустраивать быт.
В обозримом пространстве, если не считать довольно хрюкающих свиней, – ни души. Спросить, где находится школа, не у кого. Всё, Сидорова, приехали! Конец романтике, впереди жестокая реальность. И хорошо, если обойдёшься без слёз. Носовой платок на всякий случай она достала, но заплакать не успела.
Спасение пришло неожиданно. В конце улицы показался мужик в грязной фуфайке, которую он сзади приподнимал обеими руками, чтобы она не касалась спины, на ногах - болотные сапоги, на голове - кепка с козырьком, лихо завёрнутым назад. Неуверенно передвигая ноги, потому что их буквально всасывала чёрная липкая грязь, он, всё-таки преодолевая земное притяжение, чётко держал курс на магазин. Русская душа требовала не шампанского и ананасов, как у французов, а самого простого - водки за два рубля восемьдесят семь копеек, хлеба и зрелища, которое вот оно, перед ним: растерянная, готовая заплакать девчонка, причём не местная, что видно сразу - причёска замысловатая, платьице короткое - пигалица, одним словом. « Что? Тебе тоже хреново?» -злорадствуя, подумал он, но вслух не сказал. Оставалось в нём при всей его распущенности нечто, сдерживающее инстинкты. А может, свою роль сыграли остатки воспитания, или не хотела сдавать позиции природная совестливость?
- И к кому это мы приехали? – с места в галоп, игриво начал он, но, не заметив положительной реакции, посерьёзнел, и, как ему казалось, оставаясь на высоте, коротко и толково доложил обстановку: страдная пора – сенокос, поэтому деревня, как вымерла, магазин открывают по распоряжению председателя сельсовета только на два часа. Купить в нём можно водку (именно её он назвал первой в списке, заметила Нина), хлеб, подсолнечное масло, сигареты, называемые в народе за маленький размер хрущёвскими окурками, и, как ни странно, французскую мадеру. Такой ассортимент вполне устраивает жителей, потому что у всех всё своё.
Добросовестно выдав первоначальную информацию, он счёл возможным повторить вопрос, но уже совершенно серьёзно:
- Девушка, так Вы всё-таки к кому?
Узнав, что перед ним новая учительница русского языка и литературы, мужик на глазах преобразился, кажется, даже стал немного выше:
- Разрешите представиться, учитель биологии местной школы Иван Фёдорович Прилепко.
Перехватив недоумённый взгляд Нины, которую явно шокировало несоответствие внешнего вида Ивана Фёдоровича общественному статусу, поспешно добавил:
- Вообще-то я по профессии агроном, но учителей не хватает – пришлось переквалифицироваться. И, позвольте заметить, не жалею. Дети, знаете ли, они тоже, как растения, их поливать нужно, тогда вырастут большими, это точно. Но вот какими? Неизвестно.
- Вас не удивляет моя странная походка? – старался он не упустить в разговоре инициативу. Видно, для него было очень важно узнать всё и сразу да и о себе успеть рассказать, заодно сняв вопросы, которые могли возникнуть.
– На днях хорошо поддали с корешком и пошли в баню. Потерял равновесие и – блямс! – сел на раскалённую каменку. Что было потом, помню плохо. И вот теперь стелюсь параллельно земле да фуфайку приподнимаю - немного легче.
Наконец Нине не без труда всё-таки удалось пробиться через многословие коллеги и представиться тоже.
- Стало быть, Нина! А по отчеству? Ну, давай, давай!
Что давать, Нина не поняла, (кстати, она второй раз слышала это странное пожелание), но первое знакомство с настоящим сибиряком состоялось. На вид Ивану Фёдоровичу было лет пятьдесят, а может быть, намного меньше – трудно определяется у сельских жителей возраст, да и интереса у Нины он не вызвал никакого: ведь далеко не француз. Нет, конечно, можно было его принять за француза, но только, скорее всего, отступающего.
Следуя правилам сибирского гостеприимства, дорогу к школе он показал, а вот вещи поднести отказался, сославшись на временную нетрудоспособность, что было вполне понятным.
Ну что ж, школа, как школа, двухэтажная деревянная с большими окнами в резных наличниках. Удивляло одно: на побелённых извёсткой стенах крупными буквами чем-то жирным и чёрным было написано – Бобик. И на воротах тоже – Бобик, и на заборе то же самое. Кто такой Бобик и почему ему оказана такая честь, догадаться было сложно, спрашивать у Ивана Фёдоровича неудобно, тем более, что без этой информации вполне можно было прожить. Правда, одна простенькая мыслишка всё же закралась: « Видимо, это кличка обожаемого детьми пёсика, который живёт на территории школы».
Из дверей школы, заметив неожиданных гостей, вышла солидная, в два обхвата, не меньше, женщина в красной длинной юбке, когда-то белой кофте навыпуск, в цветном платке, повязанном вокруг головы, в шлёпанцах на босу ногу. « Неужели директор?» - мелькнула ещё одна мысль, которую Нина тот час же отмела и правильно сделала. Да, это был директор, но только ночной – сторож и по совместительству техничка.
- Здравствуйте, Ольга Васильевна, будьте столь любезны, сходите, пожалуйста, за Олегом Владимировичем, скажите, что новая учительница приехала, - предельно вежливо попросил Иван Фёдорович.
. Ольга Васильевна, казалось, только и ждала этой просьбы. Поправив уверенным движением на голове платок, как утка, переваливаясь с боку на бок, она, не ответив на приветствие и не сказав ни слова, поплыла в сторону большой избы, которая отличалась от остальных необычной архитектурой. Нина с недоумением смотрела женщине вслед.
- Не удивляйтесь, она немая, - тихо ответил « француз» на её молчаливый вопрос и заторопился:
- Извините, я должен Вас оставить! Дела, мадам, - и довольно-таки бодро зашагал к магазину, видимо, за французской мадерой.
Присев в ожидании директора на ступеньку школьного крыльца, Нина перебирала в памяти события последних дней. Столько всего произошло! И это, с её точки зрения, хорошо - самое страшное, когда ничего не происходит.
Вспомнился Витька Ермиков, его девяносто девятое предложение выйти за него замуж, предупреждение, что сотого раза не будет. Улыбнись – это закончилось, улыбнись - это было. Улыбаться не хотелось. Нина успокоила себя тем, что чья-то мудрая мысль о том, что все красивые замужем, а умные нет, не совсем правильная. Вот она одновременно и красивая, и умная, а свободная. « Замуж - не напасть, как бы замужем не пропасть». Уехав в Сибирь, она так запутала свои следы, что Витьке найти её будет весьма проблематично. Сибирь – не Смоленская область, где он однажды искал Нину в течение нескольких суток – и нашёл же! А вдруг Витька не собирается её искать? От этой мысли Нину бросило в жар.
Вот так всегда. Сотканная из противоречий, она редко знала наверняка, чего на самом деле хочет. Если подарит Ермиков её любимые лилии, она обязательно скажет, что, во-первых, это совершенно ни к чему, а, во-вторых, любит она только одуванчики, хотя эти жёлтые веснушки на зелёном лугу терпеть не могла.
Правда, цветы сейчас действительно были ни к чему, потому что хотелось одного: прибиться к берегу, т.е. получить какое-нибудь койко-место и заснуть сном праведника, желательно даже без пророческих снов, хотя заглянуть одним глазом в будущее всё-таки не помешало бы. Она постоянно думала о будущем, жила прошлым, а настоящее, к сожалению, ещё не пришло.
Нет-нет, мысли Нины явно не соответствовали моменту, потому что к школе приближалось настоящее в образе директора школы Андрея Владимировича Добродея. Нина сделала шаг навстречу ему и своему будущему.
Сказать, что директор произвёл на неё впечатление – совсем ничего не сказать. Обменявшись дежурными фразами, обязательными при встречах подобного рода, обе стороны поняли, что особую симпатию друг к другу они вряд ли вызвали. Как все мужчины маленького роста, испытывая комплекс неполноценности, Андрей Владимирович не любил тех, кто был выше его, особенно это касалось женщин. Длинное туловище и короткие ноги, большая голова, лающий, визгливый, бабий голос – вот что смогла ему выдать природа, потому что он, видимо, опоздал к раздаче достойных физических данных и вынужден был взять то, что осталось. Между тем директор совсем и не стремился никому нравиться. Ему достаточно было одной женщины, считающей его настоящим мужчиной, и она, по всей видимости, у него была. Важности у Добродея было предостаточно. Находясь в состоянии эйфории по поводу назначения на должность директора, чего Андрей Владимирович никак не ожидал, он пытался быть тем, кем не являлся на самом деле, т.е. хотел казаться «на рубль дороже». «Ни формы, ни содержания», - сделала предварительный вывод Нина, основываясь на знании анализа художественного произведения и первом впечатлении. Эту мысль сменила другая, на первый взгляд, совсем нелепая: « А не он ли Бобик?» Во всяком случае, аргументов «за» было много.