- Марина, надо валить из этой страны! – Борис яростно потер лысину и начал нервно расхаживать по комнате. – Ты посмотри, что здесь творится, продолжил он, тыча пальцем в телевизор, где показывали очередную криминальную разборку.
- Боря, кому ты в этом Израиле нужен?
- Марина, это здесь я всю жизнь был человеком второго сорта. Не мог поступить в тот ВУЗ, в какой хотел, работать, где хотел, а там, меня, наконец, оценят.
- Напоминаю тебе, дорогой, что ты – учитель русского языка и литературы. Кто это сможет оценить в Израиле?
- А ты забыла, сколько раз заворачивали мои пьесы, рассказы, романы? Я пишу, пишу и без толку. Как видят фамилию – сразу до свидания.
- Борь, но..
- Что, «но», Марина, что?
- Ничего… «И ведь не скажешь ему, что он – графоман, обидится, а жалко», подумала Марина, доглаживая белье.
Этот разговор, в разных вариациях, повторялся уже полгода. По большому счету Борис был прав, в России их ничего не держало - родители у обоих умерли, детей не было, на работе платили столько, что озвучить стыдно. Разве что друзья..
С другой стороны, там, в Израиле уже несколько лет живут тетя с дядей, недавно к ним уехали дети и все, вроде счастливы.
Получив в своем НИИ зарплату и осознав, что и в эту зиму нового пуховика ей не видать, Марина решилась. Борис сиял и, кажется, впервые в жизни активно включился в хозяйственную деятельность по переезду. Квартиру решили пока не продавать, а вот мебель, часть книг и посуды – продали и раздали по знакомым, так что проводы напоминали их студенческую свадьбу – в пустой квартире с едой на полу. Только тогда все было впереди, а на проводах Марину не покидало ощущение, что все уже в прошлом.
Путешествие не задалось с самого начала – в машине по дороге в аэропорт Марину укачало так, что рвало от одного вида автомобиля. На регистрации, куда они прибежали последними, оказалось, что у них чудовищный перевес и Борис, синея и бледнея, искал по всему аэропорту окошко, куда надо было заплатить штраф.
Весь полет измученная Марина спала, а Борис сокрушался о деньгах за перевес, поскольку это пробивало большую брешь в их эмигрантском бюджете.
По прилете оказалось, что их багаж пропал. Это стало последней каплей и Марина, впервые в жизни, закатила мужу истерику. Кое-как успокоившись, они написали заявление о потере багажа и упали в объятья марининой тети Фени, женщины необъятных форм и неуемных эмоций. Потрясая шляпой и брызжа слюной, тетя Феня расписывала прелести жизни в Израиле так, что Марину опять затошнило.
Первое время Марина и Борис планировали пожить у ее тети, чтобы осмотреться и разобраться, что к чему. Практически на следующий день после приезда, Борис помчался по редакции русскоязычных газет, предлагать себя и свои произведения. К его дикому разочарованию, Марина оказалась права, тут он нужен был еще меньше, чем на родине. В глубине души, он считал жену женщиной недалекой, неспособной его оценить и понять, и от этого разочарование было еще более жестоким.
С каждым днем он мрачнел, раздражался по мелочам, заставлял Марину отчитываться о каждом потраченном шекеле и завел неприятную привычку высмеивать ее манеру одеваться.
Марина же ежеутренне кляла себя за то, что решилась ехать. Вместо скромной и, главное, своей квартиры, любимого города, привычной жизни, она оказалась фактически в коммуналке, в жарком, незнакомом и оттого, враждебном городе.
Язык выучить не получалось, найти более-менее интеллектуальную работу - тоже, а наниматься горничной, ей, кандидату исторических наук, было обидно. Но пришлось, потому что надо на что-то есть, одеваться и перестать уже сидеть на шее тети Фени. Борис же считал ниже своего достоинства думать о деньгах и продолжал хвататься за какие-то сомнительные литературные прожекты.
За первые полгода в Израиле, Марина скинула почти пятнадцать килограммов, но нисколько этому не обрадовалась. Она мечтала вернуться обратно, в привычную жизнь, но понимала, что сделать это будет крайне сложно. Борис, разумеется, и слышать ничего не хотел о переезде. Вернуться «с поджатым хвостом» - никогда!
Одним из немногих марининых развлечений были поездки к двоюродной сестре, в соседний город. Дашин дом стоял на берегу моря и там можно было хоть немного отдохнуть. У Бориса с Дашей был давний и непримиримый конфликт, поэтому в гости Марина ездила одна.
Вернувшись из очередной такой поездки, она обнаружила мужа, в буквальном смысле, сидящим на чемодане.
- Марина, я встретил женщину своей мечты. Она – прекрасна, она – моя муза. С ней я стану настоящим писателем
- А я кто? - оторопев, спросила Марина
- Ты чудесный человек, мы прожили вместе много лет и теперь настала пора дать друг другу свободу. Развод мне не нужен, поскольку моя новая любовь свободна от предрассудков и замуж не стремится. Да и как жениться на музе.
Борис глупо хохотнул, подхватил чемодан, неловко чмокнул Марину в щеку и выкатился вон.
Отойдя от первого потрясения, Марина воспряла духом. Она снова переехала к тете Фене, чтобы сэкономить деньги за съемную квартиру, максимально урезала свои траты и еще через полгода скопила достаточную сумму для того, чтобы вернуться домой.
Всю дорогу до аэропорта, а потом и в самолете, в голове стучала одна мысль «Слава богу, что не продали квартиру!».
Войдя в квартиру, Марина впервые за год разревелась. Ей было страшно жаль своего старого дома, мебели, любимой посуды. И вообще, своей старой жизни.
Марина устроилась в свой старый НИИ и даже получила интересную тему для разработки. А еще набрала заказов на рефераты и куросвики, чтобы более-менее пристойно жить. Жизнь постепенно возвращалась в привычное русло, она потихоньку обзаводилась мебелью, самой простой, конечно и повторяла себе сказанную кем-то из подруг мантру «редко кому выпадает шанс до такой степени с нуля начать жизнь в 40 лет».
Так прошел еще почти год. От Бориса не было вестей, да Марина и не ждала. Впрочем, о появлении новой звезды писательского небосклона тоже слышно не было.
И вот, на годовщину их свадьбы Марина получила длиннющее письмо от мужа, аж на десяти страницах. Борис активно и многословно каялся. Красиво складывать слова в предложения он все-таки умел и выложился в письме по полной программе. Он писал, что муза оказалась вовсе не музой, а мегерой. Работать заставляла, вот ужас-то. Писал, что очень хочет вернуться и каяться всю жизнь, лишь бы быть рядом с Мариной.
Вдоволь насладившись здоровым злорадством, Марина ответила ему нечто нейтральное и довольно сухое. А в ответ посыпались стихи. Каждый божий день в ящике было минимум по одному письму него. Со стихами, признаниями, покаянием. Марина дрогнула. В конце концов, кому она еще нужна, а тут все-таки, какой никакой мужчина, тем более, свой, такой родной.
Денег на билет у Бори, конечно, не было, и Марина выслала ему нужную сумму. Письменная благодарность от Бориса пылала такой страстью, что чуть не спалила ящик. Однако из аэропорта Марина мужа не дождалась. Ночь она провела классическим способом – обзванивая больницы и морги, а также терзая справочную аэропорта.
Самолет из Израиля сел вовремя, и куда делся Борис, который таки прилетел, было совершенно непонятно.
Несколько дней она не спала, не ела, не знала, что думать и готова была уже бежать в милицию, когда Борис, наконец, объявился. Позвонил.
- Прости, милая, любимая, хорошая, но я влюбился, как мальчишка, - орал он в трубку. Как в омут, с головой, прости, я не вернусь, деньги за билет отдам, как смогу.
Длинная матерная тирада – первое, что пронеслось у Марины в голове после этого звонка. «Сколько, ну сколько можно ходить по одним и тем же любимым граблям, а?» - яростно спрашивала Марина пространство, методично разрывая их свадебные фотографии. Пространство молчало, покорно принимая в себя обрывки.
Через месяц пришли документы на развод. Их развели за пятнадцать минут, в течение которых, прожившие вместе двадцать с гаком лет Марина и Борис даже не взглянули друга на друга.
Впрочем, к тому моменту Марина уже почти успокоилась и с головой ушла в обустраивание квартиры. Ее дико бесили повешенные кое-как карнизы для штор и отсутствие люстры. Вернее, она была, но некому было ее приделывать. Раньше-то она ждала Бориса и думала, что он это сделает, а теперь поняла, что придется вызывать мастера.
Вильям Иванович страшно стеснялся своего имени. Кличка Шекспирыч приклеилась к нему намертво еще в школе и доставляла ему немало неудобств. Ну не ценили Шекспира в его окружении. Кто и зачем так его назвал – неизвестно, поскольку был Шекспирыч детдомовский. Всю жизнь любил работать руками и слыл превосходным мастером. Когда сильно прижало и на заводе совсем уж перестали платить, выучился на электрика и подался в фирму, оказывающие населению всякие мелкие услуги по домашней мужской работе. Семью он так и не завел, поэтому часто и охотно подменял семейных друзей в праздники и выходные.
Так в одно из воскресений он и попал к Марине домой. Подвеска карнизов – штука нехитрая, но требующая времени и сосредоточенности. А вот цепляя люстру можно и поболтать, что они с хозяйкой с обоюдным удовольствием и сделали. Когда настало время уходить, Марина вспомнила, что на кухне кран течет, и спросила, не мог бы Вильям Иванович посмотреть в следующие выходные. Он, разумеется, мог. Потом в ванной немного отошла плитка, потом понадобилось починить табуретку, потом - повесить полку. В результате через два месяца, страшно смущенный Вильям Иванович топтался на пороге Марининой квартиры с букетом в руках и неловким предложением руки и сердца, которое она моментально приняла.
«Правильно я все-таки сделала, что уехала тогда», думала Марина, с любовью глядя на мужа, уютно сопящего на диване перед телевизором. «А то так бы и не встретила его и не узнала, что такое счастье».
А денег за билет Боря так и не вернул.…