Томился лаборант вместе с гусями, пить и курить хотел. Утренний допрос увенчался попыткой раската головного колобка в некий бессмысленный блин посредством дубового валика и гребного приспособления, которое ведьма упорно именовала весёлкой: «Каково, не ждали?!» - орала притом. Едва успел Валентин унырнуть - в убежище птичье откатиться. «А ведь было… было…», - вспоминал, как весло это много лет назад обтачивал, нулёвочкой обихаживал любовно.
Дверь обжелезнённую снаружи подпёрла. «Зараза, плечом, известное дело, не возьмёшь», - размышлял. А вечер грозил полным мраком. И не только потому, что свечечка стремительно отходила. Верной руке и словам супруги знал Смирнов цену - обещала повесить на рексовом галстуке, если не оправдается. «Гы, гы… гы, гы…» - бесконечно премуторно гундели перьевые консервы за отгородкой, – "...мешают, сволочи... доской бы", - думал.
О другом не шли мысли. Что было, где было, с кем – напряжение памяти, вопреки смыслу, добавляло тумана, превращало смутное в полную тьму, а поганое это «гы» мешком стучало и стучало в затылок. И всё, всё без проблеска, без намёка на стеночку для упора, чистое профуфу, только, вроде, били, били, били, до сладкого конфитюра и трясины с полным погружением в никуда.
Часы погоняли минуты, а не уснуть было, но и не проснуться. Мутная огневая слива высвещала столешницу, самопальный стеллаж, набитый захватанными переплётами толстяков да штабелями журнального сброда с накорешковыми словами «Наука» и другими буквами.
В половине третьего гуси как-то разом утихли. Вслед за этим из-за спины донёсся звук, похожий на падение крупной связки матрасов, начинённой комодом и басовитым кашлем. Дёрнулась пыльная карусель, трепыхнул головой огарок.
Валентин обернулся. Перед глазами дыбилась пепельная гигантская подошва, на которой, несомненно, промышленным методом было рельефно сфабриковано:
. КТО
- Знать бы - механически отвечал Смирнов, будучи ещё под кроной полуобморочной своей дебри. Впрочем, через несколько секунд новость пробрезжила, наконец, в сознание. Но не упал Валя табуреткой набок и горлом шуметь не стал – имел он самостройные суждения, а также понимание неочевидных процессов и тонких свойств. Рука натуралиста рефлекторно потянулась к мерительному инструменту.
На другом конце тёмного чердака вновь кто-то закряхтел-закашлял, порыв ветра пронёсся меж стропил. Резво запахло новыми галошами и старым луком. Из кашля выплеснулось нечто, похожее на песню «Мы трудом создаём чудеса», искажённую маршем мышей-энтузиастов, волокущих Гулливера по булыжникам. Шагах в трёх от первой грозно выдвинулась ещё одна циклопическая подошва с тем же зловещим вопросом:
. КТО
Естествоиспытатель решительно шагнул навстречу. Обувь была масштабной копией, правда, куда более новой, любимых его башмаков, коричневатых тупоносиков с задниками в два вершка.
- Не меньше двухсотого штихмасса, - оценил навскидку, но будучи педантом, приступил к рулетке. Лента скорузно засопела, с неохотою выползая из чрева.
В этот момент вспыхнул свет. Прежде всего, Валентин сфокусировался на пухлой веснушчатой лапе с фонарём. Взглядом скользнул ниже – упёрся в тусклые желтоватые зрачки – со дна узких глазниц они неподвижно смотрели на Смирнова. Полуквадратная голова упиралась в перегородку и за счёт этого была несколько приподнята над телом, облачённым в кофейный костюм. Упитанная срединная часть с двумя рядами жетонов размеренно двигалась вверх-вниз. Затем проявились клювовидный нос, тонкие скорбные губы и круглый подбородок, плавно переходящий в покатые плечи.
- Вам дурно? – поинтересовался хозяин.
Гость безмолствовал, свысока взирая на мелкий вопрос. Кряжи в рукавах чинно лежали вдоль тела, и это умиротворяло. Валентин пожал плечами и приступил к измерениям. Но не тут-то было. Огромное тело вздрогнуло, носки башмаков резко скакнули вниз, туловище вверх.
Исследователь не успел и веком моргнуть, как его верная подружка оказалась под каблучным прессом посетителя:
- Ва-аля!! – глухо пискнула, навсегда прощаясь.
Эхом задребезжала чердачная стеклянная дребедень, с перекрытия посыпались крошки и пыль. Неизвестный прижал к груди руки и неторопливо задвигал лицом:
- Ёсу атэ… ёсу атэ…
- Скоси ё, вари-камасен,* - как мог по-японски изобразил лаборант.
- Сэнакате, - нараспев подтвердило существо и стало повторять, но ещё медленнее, и словно вслушиваясь в музыку собственного голоса, - сэнакате... сэнакате...
Сначала едва заметно, а потом всё сильнее и сильнее, в такт речитативу, голова гостя стала раскачиваться из стороны в сторону. Мелодично зазвенели жетоны, голос посетителя стал крепнуть и хриплые вибрирующие ноты появились в нём.
Затем наступило непродолжительное затишье, которое внезапно - будто воздушный шарик рванул в гулком подъезде - прервалось пронзительным визгливым выкриком:
- Дату!
Смирнов попятился. Отступать, правда, было некуда. Левая рука со своей стороны попыталась отыскать последнюю надежду. Напрасно. На помощь поспешила правая – союзник был тут - верный отрезок металла охладил вспотевшую ладонь.
- Дату! - вновь завопил гость, сверкая и придвигаясь. Смирнову показалось, что сначала донёсся звук и лишь потом задвигались линии губ.
- Что вам угодно?
Вздохи и стоны, переходящие в рыдания, понеслись в ответ. Глаза визитёра полуприкрылись, между ними и мокрой жилеткой возникли потоки, галстук затрепетал как ожившая сельдь.
- Могу ли я помочь? – вежливо спросил хозяин.
Фонарь повис на потолочном крюке. В руках гостя из воздуха возник платочек, коим он и прикрыл лицо. Из-под платка потекло:
- Вы обязаны… обязаны… обязаны…
Валя упёрся поудобнее и взял на изготовку обрезок трубы.
- Вы не посмеете… мы отомстим… - бубнил незнакомец, - у нас длинные руки… вы не подозреваете…
- Слушай, ты! – зарычал Валентин, наливаясь и розовея.
Лаборант чувствовал, что заводится. Он знал за собой такой грех: колошматить оппонента, отключив логический аппарат и системный анализ. В такие минуты лишь скалка или весёлка могли мгновенно ослабить эту бешеную пружину. Из последних сил Смирнов постарался придать голосу сдержанность, даже некоторый официальный тон.
– Или выкладывай, или…
Как видно, угроза возымела действие, так как лицо просителя освободилось, и даже лёгкие льстивые изгибы отыскались на нём.
- Дело, видите ли, в том, - заговорил пришелец, вперив очи в свой платок, - что у нас в запасе всего кикс минут. После этого пересечения континуумы навсегда вернутся в пространственные заглубления. Время и место изменить невозможно, поэтому сейчас лично от вас зависит спасение нашей инфраструктуры.
- Сделаю всё, что могу, - отвечал Смирнов, проникаясь.
- Совсем недавно наши приборы зарегистрировали, что субстанция континуума бис устремлена к центру Грибовидной туманности, - продолжал гость, сверяясь с бумажным платком, испещрённым, как оказалось, буквами и лиловыми штампами. - И нам крайне важно отыскать линию отсчёта. Пожалуйста, мой дорогой коллега, назовите дату, когда там вспыхнула сверхновая звезда.
- Так бы сразу и сказали, - лаборант был уже благодушен. – Разумеется, я помогу, только справочник достану.
Валентин приставил лесенку к стеллажу, ловко вскарабкался и отыскал:
- Это случилось…
- Мой зонтаг перпендикулярен! – гордо сообщили снизу.
- Понимаю, понимаю. Извольте…
- Генерал и кавалер инфантерии, профессор фон Римс! – посетитель молодцевато перебил каблуками.
- Очень приятно…
- Здравствуйте, - с поклоном отвечал гость и несколько сдулся.
- Постойте! – вскричал Смирнов. Посетитель послушно стоял, но таял на глазах.
- Тысяча…
Лестница под лаборантом закачалась.
- Пятьдесят…
Она дёрнулась вправо и пошла набок.
- Четвёртый! – выдохнул Валентин, приземляясь совсем не так, как учил когда-то дворовый залётный самбист. В глазах стало смеркаться. Последнее, что он увидел, было весло и его Любовь в костюме фон Римса. Она улыбалась и говорила: «Гы-гы-гы…»
* Здравствуй, дружок! (диалектн.)
Игорь Плящ