Точка невозвращения. Часть 1

Вик Михай
Все получилось, выполнен приказ!
И слава тем, кто залил мрамор кровью,
Кто предпочёл погибнуть среди нас,
А не бежать домой, прикрывшись корью.

Насадим память нашу на штыки
И будем вечно помнить, как когда-то
На пулемёты шли не штрафники,
А мирные и честные ребята.

      Мерная песнь дворников, смахивающих капли дождя и мелкие жирные слезы тумана, монотонный гул движка и однообразное мелькание тире разделительной полосы в свете противотуманок – способны убаюкать любого, кто отважится преодолеть ночную дорогу.      
      Ты поешь, кричишь, разговариваешь с пустотой, пытаясь хрипом перекричать орущие динамики, стегаешь смачно себя по щекам ладонью, трешь покрасневшие глаза, периодически, прижавшись к обочине, останавливаешься, вываливаешься из салона авто, пытаешься удержаться на ватных ногах, орешь благим матом: «Боец, упал – отжался!», щедро поливаешь прохладной газировкой  уснувшее темечко, ерошишь и «шерстишь» маковку, фыркаешь, как старый мерин…
«Что-о-о???»  - «Ну, нет, нет! Что ты?.. Какой мерин? Как необъезженный молодой норовистый жеребец… В общем, борешься со сном. Помогает? Ненадолго…
     А то! После предыдущей бессонной ночи и почти тысячи пройденных верст, организм ведь не «Железный Арни» и ты, в свои полста даже не постаревший Арнольд Алоис Шварценеггер…
- «Спишь?» – спросит зга за стеклом и убаюкивающее зашипит: «Спи-и-ишшшь…»
- «Спишь?...» - издевательски прошуршит по крыше зимний дождь и эта напасть удовлетворенно утвердится  сей мыслью: «Спи-и-ишшшь...»
- «Спишь?…» - зашелестят протектором покрышки, цепляя гравий обочины, а молчаливое шоссе тихонько повторит,  предвкушая, как еще один чайник с лёту размажется в  кювете: «Ну, спи… спи, дорогой…»

- Хрен вам! – вздрогнешь ты и слабеющие пальцы мертвой хваткой, добела сдавят баранку, покрасневшие выпученные глаза злобно блеснут, а  упрямые ноздри раздуются от команды мозга: «Нюх не терять, зенки - на дорогу!»
     Длинные факелы фар рубят мглу, слепящим бисером отражаясь в шоссейных лужах и  косых  росчерках бесконечного дождя. Нескончаемое шоссе… Но впереди – дом, всего каких-нибудь полста каэм и ты завалишься в теплую постель, едва выбравшись из-под душа и под продолжающееся мерное мелькание трассера разметки перед глазами, провалишься в сон и уснешь мертвецки.
     А пока, вокруг только увязший в тяжелых зимних облаках космос, «мрязь», чернеющие сонные деревья леска с опущенными прокисшими от дождя десницами и злобная темная даль.
 - Спишь? – сочувствующий тихий голос давно павшего друга  раздается над ухом.
     Ты повернешь голову и на соседнем пассажирском сидении увидишь его в каком-то бесформенном одеянии.  А такие родные черты в темном чреве салона авто почему-то теряются и словно уплывают. Машинально ты протянешь руку к выключателю салонного плафона.
- Не надо… - тихо произнесет он, а твой слух потревожит давно забытый шорох  агрессивного ветра-афганца, - Не надо…
- Серпень??? – удивленно выдавишь из себя ты, пытаясь проглотить колючий шершавый  ком в горле,  - Ты… Ты… Как здесь? Отку-у-уда???
 - Я к тебе, братишка, потому как ты спишь… - спокойно ответил Серпень, произнося фразы, в привычной своей манере - глядеть в глаза собеседнику, говоря ему правду. «Спи-ишшшь…» - откликнулся эхом на слова друга дождь.
«Спи-ишшшь…» -   опять прошуршали шины.
 «Спи-ишшшь…» - утробно проурчала зга.
- И ты туда же? – в сердцах было возмутишься ты, - Я не сплю! Я все контролирую и вижу дорогу! – закричишь ты, пытаясь переубедить друга, вдруг оказавшегося  в заговоре с окружающим миром.
- Ты не паникуй, Испанец… Это скоро пройдет… Я умирал – знаю…Это даже не больно…- язвительно произнесет друг. Но эта язвительность будет понятна только тебе и внешне, в интонациях его голоса для иных ничем бы не проявилась, - Да ты вообще послушай, братишка, как мы умираем…
     Умираем мы по-разному. Обычно наше умирание простое, если ты дослужил благополучно – то бишь выполз из портупеи и… рассыпался. Это обычное состояние служивого,  которого выкинули со службы, или он сам уволился лет через сорок после призыва…
      А еще нас часто убивают… Просто так берут и убивают. Как Олежу Пешкова - пилота Сушки, расстрелянного при спуске на парашюте, Как Сашку Прохоренко,в Сирии, вызвавшего огонь на себя... Мы валимся друг на друга, орем несусветно, когда наш переполненный трехсотым и двухсотым грузом борт, вспыхнув факелом от Стингера, или от нашего же ДШК, или от нашего же Утеса, накренившись, в чаду бортового пожара просто тоже валится в оазисы Джелалабада…
     Мы остаемся без рук и без ног, когда бэтер нарывается на фугас и нас выбрасывает из люка, или разбрасывает  с брони вперемешку с дерьмом и  кровавыми ошметками, как горох с перезревшего стручка... и горим «синим пламенем» от нашего же РПГ-7В...
      Или рушимся в ущельях  Афгана, Таджикистана,  Чечни ли,  на автомобиле, нашем, долбанном, в «каком-нить»  шишаре Газ-66, или Камазе, у которых переднее колесо, наехавшее на мину, по замыслу наших гениальных конструкторов военной техники -  у тебя же под жопой...  По нам просто долбанули из чего-то там, а водила -  молодой белобрысый псковичанин, или самарец   испугался и крутанул баранку с колеи...
        А еще в Афгане -  какой-нибудь старший лейтенант Санька Полушкин со своим взводом связи, глупо так попадает под минометный обстрел. Но Саня - настоящий мужик, командир, офицер. Он выносит на себе бойцов из кашаэмки, из которых только один живой и еще дергается, а троих – по запчастям...
      Но и это нормально. Это служба. Мы знали, на что идем. Иначе, зачем мы напялили на себя погоны? Или это – цацки-пецки?
     А еще мы тихо умираем в госпиталях, санбатах-ротах в окровавленных грязных бинтах, напичканные промидольчиком, с последним окурком в потрескавшихся губах, или без оного, прошептав как молитву последнее: «Прости меня, Мамочка…»
     Мы умираем и зачастую банально - от того, что в лейтенантские времена ходили по ледяным речкам в поисках брода, или таскали трос, чтобы зацепить за форкоп заглохший Урал. Ну, ходили и ходили... А потом оказывается, что хождение наше, лейтенантское, заканчивается раком предстательной железы, или вообще какой-то ерундой, от которой ноги отпиливают по 10 сантиметров в месяц, а когда отпиливать уже нечего, то тебе говорят: «Держись, браток...» Как там у Семеныча?
«Врач резал вдоль и поперёк,
Он мне сказал: "Держись, браток!"
Он мне сказал: "Держись, браток!" —
И я держался…»
Мы держимся... Мы светим культями-обрубками на костылях... Но отпиливать более уже нечего... Дальше отпиливать  можно только… хрен, дабы он не висел ниже пола…
     От недоедания - недосыпа, мы зарабатываем язвы желудка. Впрочем, это нормально. Я сожрать мог и сырую лягушку, или амурского полоза. Слопать мог любой древесный гриб. На крайняк - и папоротник... Правда не все это могут, ведь слопай  неизвестный тебе гриб и каюк тебе, родной.
    Ну  вот, братишка… Глупо конечно, но ты – затеял «умирание» за рулем своего собственного авто, когда опасная служба твоя позади, затеял на трассе, преодолев почти тысячу верст по просьбе другана, которому ты, расшибаясь в доску, должен помочь… Затеял на пороге своего собственного дома, к которому ты шел долгие годы службы…Шел, чтобы вот так банально пренебречь возможностями своего организма и перешагнуть черту, перевалиться за точку невозвращения.
     Не буду больше... Хотя и мог бы...
  Дождь хлестал еще пуще прежнего. “Дворники” с натугой справлялись с потоками воды, заливающей ветровое стекло авто. Мерное шептание стосильного движка убаюкивало.

- Не спииии! – остервенело прошипел Серпень. - Я тебе усну, Испанец! С-с-сучара!
 - Серпень... Ты же умер? – спросишь ты, встрепенувшись вдруг и, опять продрав глаза. Но, чувствуя, как глупо звучит твой вопрос, ты слегка затушуешься перед гостем.

- Не... Я просто уснул как ты сейчас... Я уснул там - под Джелалабадом, на марше свалившись с брони и избавившись от надоевших и ноющих от усталости конечностей... И ты спишь... Спишь! Остановись! Поссы наконец, покури, что ли…И помни - твоя точка невозвращения еще далеко, братишка…
     Не выдержав, ты, наконец, протянешь руку к выключателю салонного плафона и решительно надавишь на него слегка дрожащими пальцами. Пассажирское сидение справа от тебя, разумеется, окажется пустым…
      Остановив авто на обочине и выйдя из салона, ты подставишь лицо хлестким струям дождя, умоешься, очухаешься от наваждения и примешь решение покемарить…Поспать, чтобы не спешить к этой самой пресловутой Точке, поспать, чтобы вернуться, поспать, чтобы в коротком глубоком сне вновь встретиться со своими лучшими друзьями…

(продолжение следует)