Дружба 2 Нюрка

Оксана Студецкая
Оксана Студецкая               

                ДРУЖБА  ЖЕНЩИН

               
                НЮРКА

    - Глаша, держи за меня кулаки. Сегодня я буду рассказывать о дружбе между женщинами. Выступаю первой. Аркадий Дмитриевич меня записал и сейчас объявит.
    Не дрефь, Галина, все будет хорошо. Мы с тобой дружим уже много лет, никогда  не сорились. А что молодость нам приносила в дружбе с другими бабами, я знаю, и ты знаешь. Иди, рассказывай, пусть и другие знают.
   Гул голосов, разносившийся в зале собравшихся слушателей, стал затихать и совсем замер, когда на сцену вышел руководитель и организатор «Клуба семьи и  брака», Карташов Аркадий Дмитриевич.
    -Добрый вечер, товарищи! Добрый вечер уважаемые граждане нашего клуба!
Тема сегодняшнего слушания «Что вы скажете о дружбе между одними женщинами?»
Со своим рассказом перед вами выступит бывший преподаватель математики  средней школы №6, Галина Сергеевна Байбакова – Заслуженный Народный Учитель.
     Галина Сергеевна вскочила со стула и побежала на сцену. На ходу надела очки, скрученную в трубку ученическую  тетрадку положила на кафедру, но, забыв ее открыть, сразу повела свой рассказ.
 
    О!   В дружбе между одними женщинами много пороков. Это источник сплетен,  ревностей, ссор, высокомерия, унижения друг друга, злословия и коварных подлостей! Если две женщины, казалось, дружат мирно и хорошо, то все-равно в глубине души они ненавидят друг друга. Обязательно проникаются чувством зависти, а это чувство побуждает их к мелким и мстительным интрижкам. Исключение могут иметь только дружба между двумя  или несколькими одинокими старушками. Как мы с Глафирой, например. Даже маленькие девочки в дружбе между собой уже умеют злословить.
     Много  неприятностей в жизни принесла мне дружба с женщинами. Еще помню в юности, когда впервые пробиваются ростки духовных чувств к мальчикам, моя близкая подруга отбила у меня моего кумира любви. В будущем, когда я была уже замужем, порог нашего дома постоянно оббивала моя лепшая подруга, которая на словах была самой доброжелательной и во многом помогала мне. Но однажды, придя домой с работы и, взявшись застилать неубранную с утра постель, нашла в ней головные заколки моей подруги.
     У всех есть по дому соседи, и у нас есть. Казалось, какие могут быть неприязни между двумя семьями? Общайтесь, помогайте друг другу, проводите вместе свободное время в отдыхе. Так у всех и бывает. Но, порой, идут к тебе в дом с улыбкой и полными руками пирогов, а исподтишка совершают мелкие пакости.   Зачинателями в этом является всегда женская половина, которая потом любыми методами втянет в это дело своего мужа и даже детей.
    Жила этажом выше моей квартиры семья Н.Н. Он – шофер, она – домохозяйка.
Никогда не знала, что у шоферов много денег, если, конечно, он не пьет. Этот пил изредка. Мы с мужем, оба инженеры получали жалкую зарплату и, когда вселились в новую квартиру, то не скоро смогли приобрести всю необходимую мебель. Покупали постепенно, откладывая с каждой зарплаты, и это ущемляло наш обеденный рацион.
   Моя соседка первая познакомилась с нами, неоднократно звала к себе посмотреть и облюбовать новую мебель, приобретенную неизвестно где, при этом, приговаривая: «нашу ни за что бы не купила – топорная работа, громоздкая форма».   А у нас уже стоял трехстворчатый шкаф отечественного производства и диван-тахта довольно неуклюжей формы. Я не охала и не ахала, спокойно рассмотрела и поздравила их с обновой в доме. Каждый вечер она звала меня в гости, но не на чашку чая, а все для тех же смотрин. Вскоре, убедившись в моей полной равнодушности к их покупкам, не найдя на моем лице ни черточки зависти, она, кажется, обиделась. Хотя мое равнодушие и выражало зависть, но я, действительно совершенно была безразличной к чьим-то радостям по поводу материального обеспечения. Приобрели, есть, ну и, слава богу. Но Нюра перестала к нам заходить на некоторое время.
    Потом пошли наряды. Модные импортные куртки и пальто, сторублевые сапоги, меховые шапки, костюмы, платья – они с получением квартиры решили не только приобрести мебель, но и обновить весь свой гардероб.  И это замечательно, что у вас есть такая материальная возможность. Но не видела Нюра одного, или не хотела видеть, или специально это делала. Прекрасно зная и видя, что мы с мужем перебиваемся на копеечные зарплаты, когда в доме бывает и поесть нечего, не то чтобы наряды приобретать, она демонстрировала передо мной свое богатство.
Зачем? Чтобы я позавидовала. Так ей хотелось это увидеть на моем лице. Или чтобы  высказала это вслух.  Но я демонстративно молчала. Наверное, тоже в отместку.
Наконец, Нюра высказала мне мое равндушие: « Вы такая апатичная, вас ничего не интересует. Неужели это платье не может привести вас в восторг?! На нем же столько узора из вязки, а эти бомбошки чего стоят!.. Загляденье!..» Бомбошки были ничего, но на ее толстом выпяченном животе они были лишними и еще больше утяжеляли ее и без того громоздкую фигуру. – Эти бомбошки вам следует снять (тогда мы еще общались на  «вы») – отвечала я, - они увеличивают вам живот.
  - Нет, нет.., как раз ничего особенного, - защебетала она, - я опущу их ниже, или поверну набок. Вот так…. Ну, что? Теперь хорошо?.. Ну скажите же, что мне изумительно в этом платье, - заумоляла она. – Хорошо, - ответила я и добавила, - об этом вы должны просить своего мужа, а не меня. Ведь ваше платье и вы в нем должны больше всего нравиться вашему мужу…
   - Мужу? – удивилась она. – Фу..у..у! Причем тут муж?! Ему наплевать, что на мне – мешок или платье… Он к моим нарядам совершенно безразличен. Я все покупаю сама себе, он в этом не разбирается.  Поэтому должна спросить у других. Хотя и сама вижу..
А может, не вижу?… - она еще то с одной, то с другой стороны посмотрелась в зеркало.
    Да, я была неправа. Мне стало жалко ее. Ведь нет ничего плохого в этом – естественные женские потребности, стремиться выглядеть хорошо, приобретать новую и модную одежду, и должен же кто-то это видеть, похвалить, если муж, тот главный человек, для кого чаще всего и одеваются женщины, не видит.
    Я успокоила ее, похвалила платье, хотя почувствовала, что немного солгала. Вязаное платье на полной женщине всегда плохо, оно облегает все жировые складки фигуры, и они становятся доступными взору. Потом меня мучила совесть за эту ложь и через некоторое время попробовала ей объяснить, что это платье ей лучше продать.
   - Ну что вы? Продать? Ни за что! Оно мне так нравится, а что тело видно?..Ничего...,
я не из стеснительных. Нет, нет, ни за что!
  - Нет, значит, нет – подумала я. – Это ее личное дело.
    Но эта правда, высказанная мной не прошла бесследно. На следующий день, когда я поднималась по лестнице домой и встретилась с Нюрой на площадке, она укоризненно обвела меня оценивающим взглядом и выпалила: « Эта кофточка висит на вас как на вешалке, я бы советовала вам ее продать» - едко улыбнулась, откинула голову высоко вверх и засеменила по ступенькам на свой этаж. – Таки обиделась, - поняла я, - теперь не придет. Нет, пришла, в тот же вечер. Как ни в чем не бывало, попросила две луковицы, поздоровалась с моим мужем, глянула на телевизор, бросила пару реплик насчет телепередачи, ушла.
   Но с этого момента все началось. Через несколько дней, у нас под дверями стали появляться огрызки, корки хлеба, бумажки  и каждый раз раздавался звонок в дверь.
-- Галина, уберите у себя под дверями, опять намусорили. Ну, что за люди?.. Неужели не можете аккуратно нести свои ведра?.. – возмущалась Нюра.  Вскоре я поняла, что не муж раскидал огрызки, вынося ведро, а это были ее проделки, она сама подбрасывала мусор под наши двери. Так продолжалось несколько недель подряд. Я молчала, спокойно убирала.  Но бесконечно такое продолжаться не могло - выдало бы ее. Тогда она придумала новую затею. Пронзительный длинный звонок в дверь, я бегу открывать – никого нет. Такие звонки появлялись несколько дней, но постоянно и долго. Потом притихло. Через некоторое время – снова. Но делала это уже не она, а ее малолетняя дочь. Я поймала, надрала уши. Тогда пришел к нам ее отец выяснять отношения. Пришел с девочкой. Стоят они оба в моей прихожей, он волком смотрит, она, опустив глаза – таким маленьким провинившимся бирючком.
   - За что Инку  нашу, побили? – у него еще пуще засверкали гневом глаза.
   - Инночку я не била, но уши потрепала, чтобы в дразнилки со взрослыми не играла. Ежедневно, проходя мимо наших дверей, попусту звонок нажимает, - объяснила отцу. – Она же беспокоит беспричинно и вообще… - мне не дали договорить.
   - Зачем звонила? – перевел он все тот же звериный взгляд на свою дочь, а та молчала. -  Звонила?! Отвечай!
 - Звонила, - забормотала она.
  - Зачем?!   Девочка молчит. Он еще раз – Зачем, спрашиваю?!
  - Мать велела…
   Длительное молчание всех. Вижу, девочка украдкой подымает глаза на отца. Лицо отца исказилось в такой дикой гримасе, что даже мне стало не по себе. Девочка стала покусывать свои алые губки, поняв, что сказала что-то, очень ужасное. Очевидно, изо всех сил сдерживая свой гнев, он тоже стал покусывать губы, потом хлопнул своей волосатой пятерней ребенка по плечу, вытолкнул из прихожей и подался прочь, ничего не сказав. Через минуту в нашу квартиру донеслись раздирающие крики Инночки. Ее били, но не за совершенный поступок, а за то, что она выдала мать. Инночка еще сама не понимала, что ее действия направлены во зло, она принимала их за детские шалости. Она своими ручонками до звонка не доставала, а длинная школьная указочка пришла ей в этом на помощь.
     После этого мои соседи долго к нам не приходили. Я тоже не шла. Может, на этом закончится наше общение, думала.
 
     Но мелкие пакости продолжались.  Из нашего почтового ящика стали пропадать газеты, журналы, письма. А поздравительные открытки я нашла в ящике изорванными в клочки. Не могу быть уверена, что это были проделки моих соседей, но подозрение имело основание. Пойти, высказать в лицо - тоже неприлично обижать людей без основательных доказательств. Так все молча продолжалось – они   потихоньку пакостили, а мы молчали.  Потом, не выдержав этого мелкого воровства и не зная, что предпринять, перевела всю нашу корреспонденцию в абонентный ящик на почте.

    Приближался Новый год, и тут я решила пойти на примирение сама, надеясь этим остановить и предупредить какие-то новые злоумышленные поступки моих, уже врагов-соседей.  Напекла пирогов, надела новое платье и во всем параде направилась этажом выше поздравить своих соседей с Новым годом. Меня встретили растеряно – не ждали.  Приветливо улыбаясь, произнесла какие-то громкие слова, приглашала в гости. Казалось, все было хорошо, но я не учла одного момента. Оказывается, первой гостей в их дом пришлось стать мне, женщине, а это по суеверию плохой предвестник на весь год. Когда в дом первым постучит мужчина – это сулит счастье. Это было сразу замечено  Нюрой и она не осталась в долгу. После моего ухода, она немедленно направилась к нам.  Вошла и тут же произнесла: - Ты уж извини, но мы должны расквитаться. Ты, Гала, пришла к нам первой женщиной в этом году, а это плохо для нашего благополучия на весь год. Теперь и я пришла к тебе первой женщиной и мы будем квита. – Она улыбнулась, протянула руки, притягивая меня к поцелую. Я не сопротивлялась.  Не странное ли объяснение перед обменом поцелуями? Но как говорится,  век долог – всем полон.
    Вечером она пришла с мужем, и мы устроили застолье. В этот вечер Нюра щебетала от души. Рассказывала о жильцах нашего дома, о которых я, конечно, ничего не знала, как понимала она. Но я не только не знала что-либо о соседях, но и плохо их знала в лицо, поэтому мне трудно было представить, о ком она говорит. Слушая, понимала и то, что такие разговоры непристойны и старалась изменить тему, переводя разговор о кино, или статье в газете, или об артистах. Лучше об артистах посплетничать, чем о соседях, считала. Но Нюра не унималась, даже муж ее останавливал словами: - Нюра, имей бога в душе. Она умолкала на минуту, а потом вспоминала, как в общежитии, что напротив нашего дома, девочек застукали с хлопцами при групповом разгуле.
Не выдержав подобных разговоров, я ринулась к швейной машинке, достала журналы мод. – Хотите, модели платьев посмотреть? – Она с удовольствием заитересовалась.
Мы поникли над журналом. Наши мужья продолжали о чем-то беседовать сами.
Тогда случилась самая не предвиденная мной оплошность. В разговоре я проговорилась, что умею шить. Другим я не шила, только себе и дочери. Конечно, Нюра стала просить пошить ей платье. Отказаться не получилось. Сошью, все-таки соседка, может отношения наладятся, перестанет злопыхательствовать или мелкие пакости совершать. Но я ошибалась.
     В идеях «фикс» моей Нюрке не занимать. Платья ей и ее дочери я шила на протяжении нескольких лет. За это время никаких вредительств с их стороны не замечала. Однако, я просто не понимала, что подпольное мстительство все же продолжается. Продолжалось оно по мелочам: придет с известием, что воды неделю не будет, а вода не прекращалась и я выливала запасенную впрок воду; то при малейшем нашем недуге, расскажет устрашающую историю с ее знакомыми о последствиях подобной нашей болезни. Когда у меня родился сын и лежал еще совсем крохотным в пеленках, она нашла у него патологию в половых органах, доказывая, что без обрезания, которое делают еврейским мальчикам при рождении, моему ребенку не обойтись. Я верила и не верила, но чем черт не шутит, пришлось посоветоваться с врачом. Патология была, но насчет крайней меры ее устранения врач меня успокоила. А Нюрка не успокаивалась, по-прежнему доказывая мне, что операцию ребенку надо сделать. Как-то она принесла известие, что на нашем молокозаводе в молоке нашли микроорганизмы болезни ящура после того, как большие партии молока ушли в продажу. Следовательно, мы это молоко с ящуром напились и теперь надо ждать эпидемии, которая так и не наступила в будущем.
    Много еще пугающего, иногда смешного, иногда обидного приносила Нюрка, но я с ней не сорилась, не обижалась, все терпела, лишь бы избежать крупного конфликта или скандала, а потому и крупных проделок с ее стороны. Получается, что я уже боялась ее. Может, и боялась, ведь не хочется наживать врагов. Но все же по большому счету с ее стороны была цель – подтачивать наш материальный достаток, о чем я не догадывалась. Натурой мы с мужем люди щедрые, потому платья мной шились для нее бесплатно, чтобы не попросили дать, мы давали, а взамен – ничего. Единственное, что не могли – одалживать ей деньги. Большую часть времени у нас по карманам ветер гулял, но это фиксировалось Нюрой, и она приходила одалживать несколько рублей именно в тот момент, когда у нас не было ни копейки.  После в ответ она отказывала и мне в одолжении, даже произнеся вслух: ты мне не дала,  я тебе не дам. Так открыто ответить могла она потому. что уверилась в моей безответности и не обидчивости.
Не знаю, как так получилось – то ли в силу моего и мужа спокойных характеров, то ли потому,  что мы предпочитали избегать всякую, даже маленькую ссору,  мы в их глазах оказались такими слабенькими зюзями, с которыми можно делать что угодно.

   Но случилось все -же такое, что заставило нас восстать, особенно моего мужа, который решил положить конец этим клещевидным отношениям. Но ему, увы, не удалось, как я поняла позже, взвешивая и обдумывая прошедшие события. Эти события наступили мгновенно, обрушившись на нас как снег на голову среди лета.

                (Продолжение следует)