Я уже решил, что буду увольняться. Уголовный розыск – это не мое. Уметь бить по роже и хорошо стрелять – этого мало. В розыске часто приходилось потерпевшим или подозреваемым говорить одно, а потом, используя их ответы делать совсем другое. Такое лукавство меня не устраивало.
Но, конечно, самой главной причиной была замена начальника уголовного розыска. Я шел работать к Геннадию Лошкову. Отличному сыщику и человеку, но проработал под его началом только полгода. На его место пришел жлобина, хотя о покойниках плохо не говорят, Николай Ильюшин.
Свирепый взгляд, низкий лоб и бычья шея. Он сверлил тебя глазами и говорил, как будто зачитывал обвинительный приговор. С такими людьми лучше дружить, чем враждовать. У меня с ним не получилось ни любви, ни дружбы. Большей сволочи я не видел, хотя надо отдать должное, были в нем черты, мне импонировавшие. Если он во что-то, упирался, то пер вперед, как бык и ничто ему не могло помешать, он все сметал на своем пути. Его упорству можно было позавидовать.
Однажды я поехал в учебную дивизию в Печи за солдатом преступником. Будучи в городе в увольнении по пьянке, он совершил грабеж – забрал у подростка часы. Я нашел часть, встретился с командиром полка – тридцатилетним подполковником, скорее всего блатником. Он со мной и разговаривать не захотел:
-Личный состав на полигоне, солдата я Вам предъявить не могу, - сказал и удалился на территорию части, оставив меня на проходной.
Я звоню Ильюшину. Он мне уверенно говорит:
-Иди к командиру дивизии! Если у подполковника нет времени, пускай этот вопрос, решает генерал. Нет, так я сегодня же возбуждаю уголовное дело по грабежу.
Он оказался прав. Командир дивизии, сухой моложавый генерал-лейтенант минут десять, пока ждали машину, распинался передо мной, капитаном милиции – рассказывал какие трудности у него в дивизии.
Когда ехали на полигон, его машине все козыряли за пятьдесят метров от дороги. Он нашел замполита полка, жаль, командир куда-то зашился, притянул его за пуговицу к себе и спокойно сказал:
-Подполковник, езжайте с этим инспектором в Минск и улаживайте это дело как хотите.
Нет, в Ильюшине что-то было. Но, и для него наступили черные времена, когда я подал рапорт на увольнение. Вечером он всех оставлял на совещание. Это обычная практика работы уголовного розыска. Я демонстративно смотрел на часы и говорил:
-Восемнадцать ноль-ноль. Профсоюзы идут домой. Всем до свидания, - вставал и выходил. Ильюшин провожал меня ненавистным взглядом, а коллеги злорадно улыбались, кивая мне на прощание головой.
Как-то я возвращался в отдел с обеда. Ехал автобусом. Салон полупустой. На заднем сиденье развалилась пьяная женщина. Она ела шоколад и всех окружающих посылала на х... Наш народ терпеливый, но не до такой же степени. Ребята смотрели на нее с удивлением и легким отвращением.
Я еще чувствовал себя ментом, хотя был без пяти минут на гражданке, и решил вывести женщину из автобуса. Подошел к ней и взял за руку:
-Ну-ка подруга, выйдем со мной.
Она взглянула на меня и, хотя я не был в форме, сразу определила, что перед нею мент.
-Не пойду! – заорала она и вцепилась в поручни мертвой хваткой. Оторвать ее одному от сидения – дело безнадежное. Я обратился к ребятам:
-Помогите вытащить ее!
Парни к милиции особой симпатии не испытывали, но в данном случае девка вызывала у них еще большую неприязнь. Вчетвером мы приподняли девушку и вынесли из автобуса. Парни заскочили обратно, а девица сразу ко мне:
-Ну что? Пойдем отсосу.
Я на нее посмотрел с нескрываемым удивлением. Если бы она была не такая пьяная, если бы ее рот не был перепачкан шоколадом вперемешку с губной помадой. Тогда… Она, видя мое замешательство, продолжила:
-А что, я в Советском отделе у всех брала.
-Давай, пошли в отдел, - я взял ее под руку и повел к райотделу. Она, было, пыталась упереться, но схватится руками, было не за что, и ей ничего не оставалось делать, как следовать рядом со мной.
Я завел ее в дежурку.
-Вот, оформите протокол. Дебоширила в автобусе.
-Товарищ капитан, забирайте ее к себе. Она нам не нужна.
-А мне она зачем?
-Ну, Вы же ее привели. Вот и разбирайтесь.
Да, инициатива у нас наказуема, ничего не поделаешь, мне пришлось вести ее к себе в кабинет. Я сел за стол. Она мигом поставила стул рядом со мной и уселась на него.
-Ну-ка сядь напротив! – указал я рукой через стол.
Нехотя она пересела. Я достал бумагу:
-Фамилия, имя, дата рождения, где живешь?
Она стала перечислять установочные данные. Ей двадцать один год. Замужем за арабом. Есть ребенок. Работа?
-А зачем мне работать? Меня муж содержал, пока мы не поругались. Он даже меня за грудь укусил, - и она вывернула из лифчика чуть обвисшую правую грудь со следом укуса чуть выше соска.
-Спрячь, что ты мне ее показываешь.
-А ты меня не хочешь? Я чистая. Я могу и п…у показать. Сам увидишь.
За время работы в уголовном розыске, я видел всякое, но с таким поведением женщины встретился впервые. Тут в кабинет заглянул Анатолий Сазонов.
-Слушай Женя, что это ты тут делаешь? – изумился он, увидев девку.
-Заходи Толик. Видишь, с подругой беседую о жизни.
Анатолий был операм почти десять лет, но и у него глаза округлились, когда он рассмотрел задержанную. Он сел с краю стола и стал слушать нашу беседу. А она продолжала, как ни в чем не бывало:
-А что бояться? У меня и презервативы есть, - и она вывалила на стол содержимое своей сумочки. Там были: начатая пачка сигарет, ключи от квартиры, зажигалка, упаковка презервативов, пачка марганцовки, смятый носовой платок.
-А это зачем? – спросил Анатолий, указывая на марганцовку.
-Как зачем? – поразилась девица такой неосведомленности – Рот полоскать, п…у подмывать.
У Толика челюсть отвисла от удивления. Она продолжила:
-Ну что, мальчики? Приступим к минету? Я его хорошо делаю. А если вдоль ствола до головки налить бальзам или коньяк, то вообще блеск! Тогда он не только приятный, но и вкусный.
Мое терпение лопнуло:
-Слушай, забирай свои вещи и вали отсюда!
-Ты меня отпускаешь?
-Да, отпускаю. Только побыстрее, пока не передумал.
Толик молчал. Он, кажется, потерял дар речи. Девица сгребла со стола все в сумочку. Я проводил ее до выхода из отдела, чтобы она не заскочила еще в какой-нибудь кабинет. Когда возвратился, Анатолий все еще сидел ошарашенный за столом.
-Слушай Женя, сколько работаю в розыске, но такую ****ь вижу впервые!
-Да, есть кадры.
Тут дверь открылась, и в кабинет зашел Володя Кибак. Мы с ним почти год занимались раскрытием квартирных краж. Небольшого роста с шапкой вьющихся волос на крупной голове. Он не пропускал ни одной юбки, но и страдал из-за этого. За год ему пришлось семь раз ездить в вендиспансер к знакомому доктору.
-Что это Вы такие возбужденные? – спросил он, увидев наши рожи.
-Да вот, только, что проводили подругу. Хотела тут отсосать у всего отдела.
У Володи загорелись глаза:
-Где она? Почему отпустили?
-Володя, успокойся. Она уже на автобусной остановке.
-Может догнать? – не мог угомониться Володя.
Мы только посмеялись, а Володя еще долго сокрушался, что упустил сто процентный шанс.
Наконец пришли документы на мое увольнение. В отделе кадров меня хорошо знали еще по работе экспертом. Часто обращались сделать срочно фото на удостоверения. Мне отдали трудовую книжку и оставили удостоверение личности:
-Пусть будет у тебя. Еще придется заходить к нам. Сдашь позже.
Оставалась пустая формальность – собрать подписи на обходной лист в отделе. Захожу к Ильюшину. Он смотрит на меня свирепо и начинает выговаривать, что у меня оперативные дела не в порядке, мол, надо их исправить. Я достал трудовую книжку и говорю:
-Николай, трудовая книжка у меня на руках. Мне, честно говоря, уже наплевать на обходной лист. Но, если ты сейчас его не подпишешь, то я напишу новый рапорт, где укажу истинные причины своего увольнения, и что с тобой работать невозможно.
-Покажи трудовую, - проговорил он.
Я отдал ее. Про себя решил, что если не возвратит – придется взять силой. Шея у него здоровая, но челюсть у всех одинаковая. Николай полистал трудовую, посмотрел на количество благодарностей, расписался в обходном листе и все отдал мне. Протянул руку:
-Ну, счастливо устроиться на гражданке.
Я ответил на рукопожатие:
-Спасибо.
В последствии я несколько раз видел Николая. Мы здоровались, перекидывались парой слов. Обиды у меня на него не было. А когда я узнал, что его застрелили в Польше – искренне огорчился. Он поехал туда частным образом, как простой гражданин, торговать нашим ширпотребом. Времена были тяжелые, и многим приходилось промышлять таким образом.
Николай поехал со своей женой и Сашей Зубахой - инспектором розыска, на его машине. Супруге Николая кто-то сунул фальшивую купюру. Ильюшин, как истинный опер, поднял всех на ноги, вызвал Польскую полицию. Это, очевидно, не понравилось сбытчикам фальшивок.
Когда машина с Николаем и компанией остановилась где-то за городом на отдых – к ним подъехала легковушка с польскими номерами. Выскочили двое мужиков, третий был за рулем. С двух стволов они уложили Колю на месте, остальных не тронули. Саша не зря работал в розыске. С его слов были составлены фотороботы преступников. Через два дня бандитов задержали. Ими оказались двое литовцев и украинец.
Жаль мужика. Не все мне в нем нравилось, но он делал свою работу так, как считал нужным. А правильно или нет, не мне судить.