Слепой босс

Влад Ривлин
 Все совпадения случайны. Все имена вымышлены.


Слепой босс
Свой первый процесс в суде я проиграл вчистую. Так долго и тщательно выстраиваемая мною линия защиты оказалась совершенно бесполезной. Я абсолютно ничем не смог помочь своим подзащитным и это было причиной моей подавленности.

-Я говорил тебе, не трать зря время!- злорадствовал Шимон- мой сокурсник по университету и оппонент на слушаниях в суде, где он представлял всемогущего Штейнгерца.

Шимон делал головокружительную карьеру у своего босса – известного адвоката, представлявшего крупнейший в нашей стране ипотечный банк.

-У тебя нет ни одного шанса,- с ухмылкой все время повторял мне Шимон во время слушаний.

Мои шансы на успех в этом деле действительно были призрачны. Штейнгерц считался одним из самых сильных адвокатов в стране, его услугами пользовались крупнейшие магнаты. Кроме того, у него было колоссальное влияние в суде, благодаря связям, которым мог позавидовать кто угодно. Он был умен, циничен и безжалостен.

Особый успех и баснословные гонорары ему принесли изобретения  в области искусства ухода от уплаты налогов. Штейнгерц консультировал ведущие финансовые компании страны, подсказывая, как организовать бизнес таким образом, чтобы выплачиваемый налог был как можно меньше. Еще он славился своей неутомимостью и дьявольской изобретательностью в преследовании должников по ипотеке. 

Именно он создал целую систему преследования должников, поставив ее на коммерческую основу,  благодаря чему должники по ипотеке, раз попав в долговые сети, уже никогда не могли из них выпутаться. Банк предлагал должникам новые ссуды для погашения прежних долгов на еще более кабальных условиях, и, в конце концов, все заканчивалось выселением, которое проводили нанятые Штейнгерцем специальные подрядчики.

Эти выселения нередко превращались в настоящие сражения с выселяемыми, и подрядчики по выселению делали свое дело под охраной полиции. 

Жалость Штейнгерцу была неведома, так же как и подрядчикам, которых он нанимал. Они выселяли всех: инвалидов, многодетные семьи, матерей-одиночек. 

Сам Штейнгерц в суде появлялся лишь в исключительных случаях. У него было достаточно представителей и помощников, вроде Шимона, которые выполняли все необходимые в подобных случаях юридические процедуры. Приезжали в суд, вели документацию и обширную переписку, контролировали  ситуацию с подлежащими конфискации квартирами и домами, в то время как их босс сидел в своем офисе, прямо в банке, отгороженный от всех пуленепробиваемыми тонированными стеклами и дверью с особым электронным замком, откуда он руководил своими подчиненными.
Это был своего рода стеклянный бункер, куда могли попасть лишь представители руководства банка, высокопоставленные клиенты босса, и его подчиненные.

Возможно, он отгородился от всего мира потому, что был слепой. Если бы не это обстоятельство, Штейнгерц наверняка сделал бы еще более головокружительную карьеру, например, в большой политике. Но ослепнув, он отгородился от мира своим стеклянным бункером и теперь напоминал паука, который без устали плетет свою бесконечную паутину.

Видеть своего главного противника мне довелось всего лишь дважды. Один раз на банкете, где он отмечал свой юбилей, и второй раз в суде, по какому-то очень важному делу. 

Оба раза он неподвижно сидел в своем  удобном и очень дорогом кресле, с которым, говорят,  не расставался  даже в самолете, и был похож на деревянного божка, коему абсолютно чужды любые человеческие эмоции. Его слепые глаза были скрыты большими, черными очками, а на изуродованном ожогами  лице за все время не дрогнул ни один мускул.

Присутствующие смотрели на него с восторгом и завистью, как обычно смотрят люди на чужой успех. И все это было похоже на ритуал дикарей, поклоняющихся своему божеству.

Шимон тоже боготворил своего босса и лез из кожи вон, чтобы услужить ему, в чем только можно.

Наша неприязнь друг к другу была взаимной. 

Он был фантастически трудолюбив, весьма неглуп и невообразимо циничен. Вырос в многодетной семье, в одном из захолустных городков израильского юга, и постоянно испытывал комплекс плебея, завидуя и ненавидя тех, кто, по его мнению, получал от жизни все то, что ему стоило невероятных усилий, совершенно даром. В то же время он благоговел перед сильными мира сего и готов был служить им верой и правдой.

Нашу первую схватку в суде он воспринял как свой триумф над такими как я – теми, про кого говорят, что они родились с золотой ложкой во рту. 

Шимон торжествовал и жаждал унизить меня еще сильнее.

-Я говорил тебе, что ты зря стараешься!- Не отставал он от меня.

-Я подам аппеляцию,- невозмутимо ответил я.

-Результат будет таким же!- Моя уверенность в своей неминуемой победе злила его. 

-Поживем- увидим,- подлил я масла в огонь. 

-Конечно, увидим!- не унимался Шимон,- Но попомни мои слова: у тебя ничего не выйдет! Карьеру ты себе на этом не сделаешь!

Он во всем видел личную выгоду, никому не верил и считал, что я пошел работать адвокатом в общественную организацию, помогавшую жертвам выселения, исключительно для того, чтобы сделать себе имя.

- Карьера для меня не главное,- спокойно сказал я ему.

- Конечно,- зло ухмыльнулся Шимон,- ты ведь мальчик из хорошей семьи и не нуждаешься ни в деньгах, ни в карьере, а потому можешь позволить себе совершенно бескорыстно защищать всяких босяков!   

Мое спокойствие бесило и распаляло его еще больше. Не знаю, почему он считал меня представителем золотой молодежи. Мои родители никогда не владели фабриками и землей, не были ни банкирами, ни торговцами недвижимостью. Отец был профессором в университете, мать всю жизнь проработала в школе. Но таким как Шимон особую ненависть внушали именно университетские профессора, которых он считал сказочно богатыми бездельниками. Впрочем, это и не удивительно. Долгое время в нашей стране слово "профессор" было одним из самых презрительных ругательств.

- Только знай, что наш босс, даже слепой, всегда будет сильнее всех вас, дешевых популистов! - все больше распалялся Шимон.

И тут я не выдержал и задал ему вопрос, от которого он сразу сник.

- Кстати, ты знаешь отчего  ослеп твой босс?

На секунду Шимон растерялся, а потом со злостью бросил: - Босс ослеп из-за одной сумасшедшей бабы... Но это, ни ей, ни таким как она, не поможет! Исход этой войны известен заранее! - Он снова ухмыльнулся торжествующей, злорадной ухмылкой.

-Войны? Против кого же ты воюешь? - спросил я.

-Против должников!- гордо ответил Шимон,- и сумасшедшие бабы, вроде той, что выжгла глаза моему боссу, меня не испугают!

- Ну да, конечно, какую угрозу могут представлять для тебя матери-одиночки, инвалиды или пенсионеры? Против них ты со своим боссом – герои! - не сдержался я. 

- Может я и не герой, но в нашем деле нужны особые люди, - запальчиво ответил Шимон.

- Без сердца?- спросил я.

- С сердцем, но из камня!- крикнул Шимон. - Ты попробуй подняться с нуля, как я! Из семи детей в нашей семье полный аттестат зрелости получил только я! Это тебе все с неба падает, благодаря богатым родителям! Хотел бы я видеть, чего бы ты добился сам, без их помощи. Вы, золотые мальчики из богатых районов, только и можете, что разглагольствовать о правах палестинцев и всяких паразитов и бездельников! Поэтому у вас и сердце такое мягкое. А ты попробуй сам все у жизни отвоюй! Может оттого и сердце становится твердым как камень!

Я не стал ему отвечать, а Шимон, исчерпав весь свой запал, вдруг, совершенно неожиданно сказал: - Странная штука жизнь. Босс ведь не один год служил в иностранном легионе, был во Вьетнаме, потом воевал здесь, и везде уцелел. А стоило появиться какой-то сумасшедшей бабе, и он в один миг стал калекой. Как это могло произойти? - Недоумевал он. - Хотя, чему тут удивляться?- немного подумав, заключил Шимон, - наша работа порой - та же война, в которой есть свои жертвы.- Сказав это, он развернулся и пошел от меня прочь.   

Я хорошо знал историю его слепого босса. Он родился в Алжире, в юности воевал в иностранном легионе, потом поселился во Франции, где занялся опасным криминальным бизнесом- выбиванием долгов у должников. Когда у него начались проблемы с французским   правосудием, бежал в Израиль. Здесь он тоже воевал, потом служил в полиции и даже дослужился до подполковника.

Кроме того, в Израиле он очень удачно женился на уже не юной дочери газетных магнатов из Америки. Связи семьи жены сыграли в его карьере немалую роль. Жене он был обязан многим и даже взял себе ее фамилию.

В то время, когда он служил в полиции, от офицеров стали требовать дипломы о высшем образовании, и Штейнгерц умудрился получить сразу две академические степени: по юриспруденции и финансам. Уволившись из полиции, он занялся адвокатской практикой и весьма успешно.

Придя в банк, он использовал всю мощь местных законов на борьбу с должниками, постоянно совершенствуя эту беспощадную систему. Некоторые законы против должников были приняты именно по его инициативе. Хоть он и не был ни разу членом кнессета, но зато имел там своих людей, с которыми тесно сотрудничал.

Разжалобить его было невозможно. И послабление у него получали лишь понравившиеся ему женщины. Любвеобильность была единственным его слабым местом. Из-за нее он и пострадал.

Среди многочисленных жертв Штейнгерца была и обычная семья - родители и трое их детей. Муж  работал на государственном предприятии, а жена была продавщицей в магазине. Зарабатывали они неплохо и, взяв кредиты, купили себе участок земли и построили просторный дом.  Но однажды муж попал в аварию и стал калекой, повредив себе позвоночник. 

Предприятие ему компенсацию выплачивать не торопилось, институт национального страхования пенсию назначил только через полгода, да и денег тех едва хватало на дорогостоящее лечение. Жена на вторую работу пошла, их старший сын цветы продавал на улице, но долги все копились. 

А ипотеку, если ты вовремя не заплатил, то потом уже придется платить с пятидесятипроцентной надбавкой. Короче  говоря, у них накопились  долги  и в конце концов банк через суд добился выселения этой семьи. Только когда их выселять пришли, мужчина жену отправил к родителям, детей еще раньше у них отняли социальные службы и передали в другую семью на воспитание - по дороге из школы перехватили. 

Муж тогда заперся в доме и когда его пришли выселять, стали дверь домкратом выдавливать, он взорвал два баллона с газом. Дом был сильно поврежден, но банку все равно - у него дом всегда застрахован.

Муж погиб, а двое полицейских были ранены. Но на этом история не закончилась. Ведь после того, как дом должников отнимают, они, по нашим законам, все равно  остаются должны банку. И тогда вдова этого парня  напросилась на прием к Штейнгерцу. Он всегда любил красивых женщин, а она хоть и родила троих, но все равно оставалась очень красивой...

Перед той роковой для Штейнгерца встречей, она долго звонила ему, умоляла помочь... Вот он и клюнул. Штейнгерц  иногда мог простить должнице тысячу-другую, если ему нравилось, как женщина его ублажает. 

И вот она пришла к Штейнгерцу, руки трясутся, лицо бледное...
Он ее успокоил, сказал, что готов пойти навстречу, сердце-то у него доброе... Даже намекнуть успел, насчет желаемой услуги. А она тем временем  вытащила из сумки какой-то флакончик и плеснула ему в лицо. А там оказалась концентрированная серная кислота.
Говорят, в больнице, когда он в сознание приходил, то выл как собака от боли.

Женщину ту  упрятали в тюрьму - судмедэксперты признали ее вменяемой. А Штейнгерц и получил свое прозвище- слепой босс. 

Примеру этой женщины и ее мужа пытались следовать многие. Одни сжигали себя, другие взрывали баллоны с газом. Третьи, объединившись, захватывали пустующие дома, принадлежащие социальным службам и предназначенные на продажу...

В конце концов, банки несколько ослабили свою мертвую хватку и стали предоставлять выселяемым временное жилье.  Эта мера несколько снизила накал страстей, но это было лишь временное затишье в войне банков с должниками.

Чтобы заставить должников платить, Штейнгерц постоянно описывал имущество должников, а их самих регулярно отправлял за решетку.

Шимон между тем делал стремительную карьеру у слепого босса. Уже через несколько месяцев после нашего разговора он получил в свое распоряжение отдельный кабинет. А еще спустя две недели ему крупно не повезло.
Один из клиентов Штейнгерца,  совершенно отчаявшись, полоснул Шимона японским ножом по шее. А потом ранил еще несколько сотрудников, прежде чем его успели задержать охранники.

Другие служащие отделались испугом, а рана Шимона оказалась довольно серьезной. Нож задел сонную артерию, и Шимон надолго выбыл из строя.

После этого случая на входе в банк была установлена особая детекторная система, которая проверяла всех входящих и их вещи на наличие опасных предметов.

Между тем, я  готовился к новой схватке с Штейнгерцем, уже в главном суде, по тому самому делу,  которое проиграл в первый раз. Моя апелляция была принята, и это была хоть и небольшая, но победа. Я ни разу не усомнился в том, что рано или поздно справедливость восторжествует...
  Но я даже предположить не мог, какое возмездие ожидает моего врага. Причем произошло все без какого-либо участия с моей стороны.
Штейнгерц зарвался, уверовав в собственное всемогущество и попытался откусить довольно крупный кусок от чужого пирога. Кончилось для него это весьма плачевно. Хозяевами пирога оказались люди еще более влиятельные , чем Штейнгерц и они разом спустили на него всех собак. Вдруг выяснилось, что он замешан в коррупции, подкупе, связях с мафией и еще во многих других смертных грехах. Его стали таскать в полицию и по судам, травили в прессе, арестовывали счета.
Штейнгерц отбивался от них всех как медведь от насевших на него собак, но те травили его непрерывно и яростно.
В конце-концов он слег с обширным инфарктом и долго не вылазил из реанимации.
 А когда наконец он вышел из больницы, едва ли кто-то смог бы узнать в высохшем старике с трясущимися губами прежнего всемогущего Штейнгерца.
На суде он просил о снисхождении в связи с состоянием своего здоровья. Ходили слухи, что жить ему оставалось от силы пол-года.