Канадские приключения

Дмитрий Кирьяков
Колонна из трех автобусов затормозила перед сельсоветом. В окнах виднелись вещмешки, гитары и веселые лица девушек и парней. Студентов химико-биологического факультета пригнали на уборку картошки. Распахнулись  двери. Студенты высыпали из автобусов, передавая друг другу рюкзаки и потешаясь над названием села, где им предстояло трудиться. Село называлось Канада.

Первым на канадскую землю ступил тридцатилетний первокурсник Володя Куликов. Он имел лихой казацкий чуб, и устало умудрённое выражение лица человека, умеющего косить изюм. Про таких обычно говорят, что учиться никогда не поздно.

Володя закурил и с иронией прослушал речь председателя колхоза, которую тот почему-то начал словами «Уважаемые косари», но, спохватившись, поправился  и сказал: «Дорогие товарищи студенты». Он с грустью сетовал на слабую материальную базу, нехватку техники и людей и выражал надежду, что их юношеский задор не позволит  загубить небывалый урожай картошки, с сомнением поглядывая на привыкшие к рок-н-роллу гибкие студенческие станы. Было похоже, что он сам не верил в то, что говорил.

К своим тридцати годам Володя Куликов успел поработать зоотехником, завклубом и даже помощником бухгалтера. Услышав слова председателя про слабую материальную базу, он сразу смекнул, что деньги в колхозе есть. И пока сокурсники получали матрасы и расселялись в клубе, решил нанести визит в правление.

Время для визита оказалось очень удачным для Володи и неудач-ным для председателя, который только что отхлебнул из конфискованной банки самогона, хрустел огурцом и одновременно убирал банку в сейф.

- Ну, и где же фуражные корма? - спросил Володя с порога.
Человек, застигнутый врасплох, бывает смешон. Председатель выронил ключи, сунул в карман огурец, и повернул к нему красное загорелое лицо, похожее на гримасу канадского вратаря Тони Эспози-то, пропустившего гол «в очко». Название села перестало казаться Во-лоде странным, да и правление колхоза, заставленное кубками и вым-пелами «Победителю в социалистическом соревновании»  и впрямь напоминало музей хоккейной славы.
- Не смешно, - с опозданием среагировал председатель, доедая огурец и поднимая с пола ключи.
- Саечку за испуг, - улыбнулся Володя.

Председатель присел на стул и с интересом поглядел на Володю. Володя присел напротив, лукаво заглянул в глаза председателю и попросил еще раз уточнить насчет слабой материальной базы и нехватки техники на полях.

- Заработать хочешь! - догадался председатель и, понизив голос, добавил, - на картошке вы заработаете с гулькин…, - он сглотнул матерное словечко - нос, - полез в сейф, плеснул себе и Володе и продолжил, - а вот если б вы с ребятами сделали плановые прививки овцам с баранами…

Далее он назвал сумму, от которой у Володи потемнело в глазах, а председатель с сочувствием добавил, что в отаре, однако, три тысячи голов. Пару раз в жизни Володе приходилось делать уколы самому себе, да и то от триппера, но согласился он сразу. Они пожали друг другу руки и расстались друзьями. Надо было собирать бригаду.

Первая ночь в колхозе чем-то напоминала первую ночь в пионерлагере, с той лишь разницей, что студенты не мазались зубной пастой, а пели песни у костра, пили вино, закусывали, чем Бог послал, грелись у огня и смотрели на звезды. Все угомонились где-то к полуночи, по-падав на пахнущие сеном душистые матрасы. У костра осталась Володина бригада - те, кто не побоялся вонзить шприц в овцу: Сашка Андрияшин - паренек с детдомовским прошлым и Володин земляк, обрусевший китаец Коля Зю, работящий фарцовщик из Торжка Роман Александров, изгнанный из литературного института за скабрезность горе-сатирик Угрюмый Гуркин и экс - гинеколог Роберт Смачный - единственный из всех, кто умел держать в руках шприц и, в недавнем прошлом, работавший с той частью человеческого тела, куда тоже можно было что-то вонзить.

Наутро, отправив бригаду временно поработать на картошке, Володя с зоотехником уехал на первый участок, чтобы набраться опыта и к вечеру набрался. В расположение студенческого лагеря его доставили в стойком горизонтальном положении с зажатым в правой руке шампуром с тремя кусочками баранины, облепленными мухами и лебедой. По дороге он трижды падал с телеги, запряжённой мохноры-лой лошадкой, и как полено скатывался под косогор; и трижды усталый зоотехник загружал его обратно. Осоловевший от вина и мяса Володя зло отмахивался шампуром, принимая зоотехника за декана факультета, которому никак не мог сдать зачет про крайнюю плоть узкопленчатых.

Нигде не могут так угощать, как в русских селах. Бригадир первой бригады, которая уже неделю занималась прививками, устроил для Володи показательный укол в овцу, плавно перешедший в легкое застолье с шашлыком, вином местного производства, обсуждением репертуара Людмилы Зыкиной и Пола Маккартни и закончившееся троекратным падением с телеги под косогор.

Володя проснулся с дикой головной болью и с шампуром в руке. За окном просигналила машина. Предстоял первый рабочий день в овчарне. В кабине машины сидели шофер с хоккейной фамилией Третьяк и невыспавшийся зоотехник, с интересом поглядывающий на одетых кто во что ребят из Володиной бригады. Володин земляк облачился в старую стройотрядовскую форму с надписью «Дай пожить!» и резиновые сапоги разного цвета.

Обрусевший китаец Коля Зю надел чью-то промасленную телогрейку и ватные штаны, валявшиеся в кустах, за что тут же получил кличку «Граф». Чуть поприличнее его выглядел валютный спекулянт Рома Александров, одетый в желтую во-долазку, розовые Бермуды в цветочек как у Волка из «Ну, погоди!» и ядовито-зеленые тапочки. Скабрезный сатирик

Угрюмый Гуркин не постеснялся надеть выцветшую олимпийку без молнии, черное трико с пузырями на коленях и дырявые кожаные чешки. Несмотря на че-ховскую бородку, он больше всех напоминал оборванца. Не подкачал лишь экс-гинеколог,  напяливший задом наперед синий хирургический халат с неотстирываемыми пятнами крови и такого же цвета колпак – к нему тут же прилипла кличка «Убийца».

- Да, я просил надеть что похуже, но не до такой же степени, - сказал Володя. – И не погрязней, - добавил он, глядя на сатирика и китайца.
Китаец сплюнул и попал Володе на ботинок, а горе-сатирик смачно высморкался в олимпийку. Володя махнул рукой.

- А это у тебя что: бумеранг или спиннинг? – поинтересовался из кабины зоотехник.
И тут до Володи дошло, что он так и не выпустил из рук шампур с болтающимся на нем кусочком мяса, облепленным лебедой.
- Закрутился, - сделал он виноватые глаза.
Бригада попадала со смеху.

- Ну ладно,  прыгайте в кузов, убогие, - ухмыльнулся зоотехник, – а то без похлебки останетесь.
Ребята полезли в машину, она плавно тронулась, Володя полупривстал и зашвырнул шампур в пруд. Тот издал прощальное «плюх» и пошел ко дну. Так тонут надежды, оставляя на воде расходящиеся круги.

Набравшая скорость машина притормозила у поля с сахарной свеклой – зоотехник по делам заехал к свекловичницам.
- А что, бабоньки, тыква еще не заколосилась? – выглянул из кузова Рома Александров.
- Умный, - решили колхозницы, – ишь, как петух вырядился.
- А этот, чубатый, у них  за главного, -  показала на Володю бригадирша.
Вчера на речке она стирала белье и видела, как он падал под ко-согор.

Машина двинулась дальше. Обгоняя ее, по селу понеслись слухи. Володина бригада еще не успела добраться до столовой, а повара  уже вовсю обсуждали новость о приезде ассенизатора, имея в виду осеменителя (в колхозном стаде не было быка).
- А халат весь в кровище! - рассказывала пожилая повариха моло-дой.
Молодая  испуганно хлопала ресницами.

- Выгружайтесь, пришельцы! - крикнул зоотехник из кабины, - ресторан прямо, удобства за углом. Нюрка, накорми мальцов, - ско-мандовал он поварам в открытое окно.
Первым из кузова спрыгнул экс-гинеколог. Молодая повариха, увидев его кровавый халат, спряталась за печку. Бригада расселась за столами.

- Меню, - прочитал Володя. – Завтрак: картошка с бараниной, квас. Обед: щи из баранины, баранина с картошкой, квас. Ужин: баранина с картошкой, хрен.
- Неплохо! - подумалось всем (оставшихся на картошке студентов три раза в день кормили макаронами с сахаром).

Глядя на не страдающую плохим аппетитом бригаду, Володя по-думал о том, что надо, однако, умудриться заработать больше, чем сожрать, чтобы было на что учиться дальше. Председатель хоть и обещал кормить, но деньги за еду из зарплаты вычтет. Его хорошо понимал паренек с детдомовским прошлым Сашка Андрияшин. Он думал о том же. Занималось жаркое летнее утро.

- По коням, наркоманы! -  скомандовал зоотехник, - а то шприцы перекипят. Разомлевшие от еды студенты нехотя полезли в кузов.
Последним тяжело поднялся экс-гинеколог в страшном халате с кровавыми пятнами. Из-за печки за ним следили два испуганных гла-за младшей поварихи.

Машина набрала скорость и неумолимо приближалась к овчарне. Далеко впереди нее мчались слухи. Охочая до новых людей старшая повариха, увидав Рому Александрова и услыхав, что его называют «фарцовщик», не поленилась позвонить со второй бригады подруге на почту, сообщила, что вместе с кровавым «ассенизатором» прибыл ещё и «фармацевт» и указала его характерные приметы - розовые трусы и ядовито-зеленые тапочки. Она сама не поняла, что сотворила. Ведь если кому-то надо распустить слух, то стоит просто зайти на почту, поделиться увиденным, и минут через двадцать об  этом будут знать все, ибо на почте очень хорошая связь. И пока Володя, Сашка Андрияшин и Угрюмый Гуркин по одной вытаскивали овечек за задние ноги из катуха, а экс-гинеколог, Коля Зю и Рома Александров старались по возможности грамотно сделать им укол, по селу распространялся слух.

Масла в огонь подлил завклубом, опять-таки с хоккейной фамилией Мартынюк. Девять месяцев в году Мартынюк не пил из принципа, но в сентябре напивался до беспринципности. На календаре было 10 сентября. Он шел по главной улице села под названием Мак-Дональдс стрит с целью взять в магазине под залог бутылочку «Осеннего сада» на сон грядущий.

Проходя мимо почты, он услышал передаваемые из уст в уста отрывистые фразы про чебурашек в грязных фуфайках и синих халатах с жуткими кровавыми пятнами, обутых в ярко-зеленые штиблеты и их чубатого главаря в бейсболке с надписью «The Boss». Уставший от алкогольного голодания  мозг завклуба легко выстроил все отрывистые фразы в одну логическую цепь. Из его слов выходило, что в селе орудует банда педерастов в розовых трусах, зеленых тапках, с чеховскими бородками и в растянутых до земли трико. Они, дескать, прибыли окучивать наших мужиков, а пока отъехали потренироваться на баранах, захватив в заложники зоотехника. Услыхав такое, продавщица дала Мартынюку не одну бутылку, а две, замк-нула магазин и побежала на почту, а счастливый завклубом (уже не надо было закладывать общественный баян) довольный собою побрел по улице Мак-Дональдс стрит под руку с дамой по имени Белая Горячка.

Студенты на овчарне впахивали как негры. Володя решил работать без обеда и договорился в столовой, что причитающийся им обед они съедят после работы вместе с ужином. Он не хотел терять время - за день надо было обработать 1000 голов.

А в красивом пятистенке  на окраине села обливалась слезами жена «взятого в заложники» зоотехника, уже считающая себя вдовой. Кто как мог, вооружались мужики. Они старались держаться вместе, натужно бодрились и пытались ухарски улыбаться. Улыбка получалась жалкой - впервые кто-то покусился на их мужскую честь. Самые ехидные бабы прятали улыбки в платки, а в клубе, прямо в тесной кинобудке стоя спал напившийся до беспринципности его заведующий, успев подумать перед сном о том, как он удачно пошутил.

Часам к восьми вечера экс-гинеколог набрал последний на сегодня шприц, а Володя, как бригадир, пошел в катух за тысячной овцой и выволок за заднюю ногу, слабо упирающуюся пожилую кавказскую овчарку, доживающую свой век в качестве сторожа. Уставший экс-гинеколог едва не сделал ей укол. Собака нехотя облаяла бригаду и улеглась у ног зоотехника.

Два дня и две ночи провела Володина бригада на втором участке. Заканчивался последний рабочий день, садилось солнце. Оставалось обработать с десяток овец, а там - обещанный зоотехником шашлык на живом огне (уже потрескивал костер), а наутро долгожданный расчет. Кто сказал, что студентам не нужны деньги? Ребята подустали, но на их чумазых лицах блестели веселые глаза. Часам к восьми вечера экс-гинеколог триумфально вонзил шприц в трехтысячную овцу, бригада торжественно проорала «Гип-гип-ура!» Из села крикливым «Кукареку» отозвались драчливые петухи.

К тому времени, когда уставшая и голодная бригада пожирала шашлык из баранины, из тесной кинобудки выбрался пыльный зав-клубом Мартынюк и побрел по улице Мак-Дональдс стрит на свида-ние с дамой по имени Белая Горячка, разгоняя руками загораживающих дорогу маленьких зеленых человечков и с удивлением узнавая от односельчан все новые подробности о приезде каких-то педиков в зелёных же тапках под предводительством внебрачного сына Бори Моисеева Кости Орбакайте. Ох, молва, молва…

В конце улицы показалась машина с Володиной бригадой в кузове. Шофер Третьяк лихо затормозил прямо перед размахивающим руками завклубом.
- Голубей гоняешь? - высунулся из кабины «похищенный» зоотехник. - Зойка, топи баньку, медбратьев купать будем, - крикнул он в сторону дома.

Оттуда послышалось произнесенное на выдохе междометие «ох» и характерный стук упавшего женского тела. Это грохнулась в обморок жена зоотехника, считающая себя вдовой. Зоотехник бросился домой. Из сеней послышался характерный грохот упавшей на челове-ка крышки гроба - зоотехник сбил ее ногой. Сверху на него посыпа-лись венки из жести и до крови расцарапали щеку.

- Ну, Мартынюк, погоди! – заорал он, догадываясь, чьих это рук дело, наскоро побрызгал водой лежавшую в обмороке жену, побросал в приготовленный для него гроб свалившиеся на пол венки и выбежал из дома.

Стоявшему на дороге  Мартынюку стало настолько грустно, что он перестал размахивать руками - куда-то девались сопровождавшие его маленькие зеленые человечки. До него дошло, что, во-первых, вчера в магазине он рассказал продавщице что-то не то, что всем хотелось бы. Во-вторых, сейчас его будут бить и, возможно, ногами. И, в-третьих, - он точно не успеет похмелиться. Не дожидаясь спешившего к нему зоотехника, он подобрал подтяжки и затрусил в сторону клуба, намереваясь укрыться в спасительной кинобудке.  Повторяя одну и ту же фразу: «Ну, погоди!», за ним бросился «похищенный» зоотехник с нехорошим блеском в глазах, оглоблей и болтающейся на шее черной траурной лентой «Дорогому усопшему».

Не получивший никаких дальнейших указаний, шофер Третьяк развернул машину и на малой скорости двинулся за зоотехником. Завклубом Мартынюк бежал плохо – сбивалось дыхание и спадали помочи. Зоотехник стартовал лучше, но потом стал сдавать – мешала ушибленная нога (он ударился о крышку гроба) и трехметровая оглобля. Вдали показался спаситель-ный клуб. Имеющий небольшую фору завклубом поддал жару и стал уже нащупывать ключи. И тут спереди показалась плохо вооружен-ная, но злая толпа мужиков, численностью человек в двести. Измученные трехдневным ожиданием («когда же нас начнут окучивать?»), они решили нанести педерастам решительный упреждающий удар. Торчащие из толпы вилы, грабли и топоры подтверждали серьезность их намерений. Двое самых решительных несли наспех написанный транспарант «Долой педрил». Толпа твердо двигалась вперед и занимала всю улицу.

Завклубом трусливо оглянулся. Позади медленно, но верно его настигал зоотехник с оглоблей, а спереди, так же неумоли-мо, надвигалась разъяренная толпа, где запросто могли настучать по «репе», вне зависимости от сексуальных пристрастий избиваемого. Он прикинул оба варианта и выбрал третий. И ошибся. Свернув в еле заметный переулок, он нос к носу столкнулся с той самой продавщицей, с лёгкой руки которой по селу пошла гулять придуманная им история про геев и проданная за две бутылки красного вина. В легкой руке продавщицы болтался увесистый дрын. Завклубом закрыл глаза, силы оставили его и, он устало рухнул в лопухи.

Потерявший из виду Мартынюка и по инерции размахивающий оглоблей зоотехник, наткнулся на толпу, вооруженную вилами и граблями. Воцарилась мертвая тишина. И было отчего. Половина из присутствующих еще вчера была приглашена на поминки стоящего перед ними живого человека, а четверо из присутствующих час назад закончили копать ему могилу.

Подъехала грузовая машина, ведомая Третьяком. В кузове вповалку лежали: паренек с детдомовским прошлым Сашка Андрияшин  в грязной стройотрядовской куртке, в спину ему уткнулся обрусвший китаец Коля Зю в одних ватных штанах – смердящую овцами фуфайку он выбросил в кусты, в дальнем углу кузова полулежали, обняв-шись экс-гениколог в хирургическом халате, за три рабочих дня сме-нившем цвет на серый и изгнанный из литературного института сатирик Угрюмый Гуркин. А в самом центре кузова раскинулись Володя и владелец ядовито-зеленых тапочек Рома Александров, из-за которых и разгорелся весь сыр-бор. Им было не до чего. Они сладко спали.

Так спят люди, умеющие работать и выполнять работу  в срок. Бывший покойник зоотехник Фетисов (опять хоккейная фамилия, но ведь Канада же, Канада!) легко объяснил мужичкам, кого они приняли за геев и с чьей легкой руки. Самые недоверчивые осторожно заглянули в кузов, покачали головами и разбрелись по домам, а зоотехник забрался в кабину и, недобро думая о завклубом (кстати, спасибо ему за сюжет), велел Третьяку везти его домой.

Ничто так не остужает пыл, как горячая русская баня – это расстаралась оправившаяся от шока жена зоотехника, на радостях натопив баньку до такой степени, что из трубы вылетели искры и устремлялись к далеким звездам. Искры были похожи на салют. Чистые и отстиранные ребята из Володиной бригады сидели на лавочке, вдыхали деревенский воздух и задумчиво смотрели на искры, вылетающие из трубы, не предполагая, что с ними будет дальше…

А судьба персонажей сложилась по-разному. Володя так и не закончил институт – не смог сдать зачет о прямой кишке питекантропа. Сашка Андрияшин дотянул  до третьего курса, но заскучал и вернулся к себе в Сосновку - у него семеро детей. Натурализованный китаец Коля Зю эмигрировал в Нью-Йорк и открыл ресторанчик в Чайна-Тауне. Экс-гинеколог попался на «левых» абортах и работает дворником в Сумгаите. Работящий фарцовщик живет в Москве, и, говорят, и вправду стал геем. Председатель колхоза утонул – упал в пруд и не выплыл. Зоотехник работает зоотехником. Завклубом женился на продавщице, и они с женой с тревогой ожидают сентября. Угрюмый Гуркин восстановился в литературном институте и пишет рассказы на тюркском, а я перевожу их обратно на родной.

Кстати  один из них вы только что прочли.

Рисунок Н.Дрокиной