" ЧелоВЕКоВолк,
или
Завещание оборотня"
Часть первая
«Оборотень»
Человек не изобретает силу -
Он направляет её.
Наука заключается в подражании
ПРИРОДЕ.
Вместо предисловия
Во всяком развитии всего сразу достичь невозможно, нужна известная последовательность. Достигнуть цели можно лишь делая выбор перед каждым решающим шагом.
О свободе так много толков - можно запутаться в определениях. Каждый из нас видит СВОЮ свободу.
Люди свободны лишь в своих собственных мечтах и надеждах, да и, пожалуй, в достижении дозволенного.
Вспоминая Хайяма:
Меня , как зайца люди травят,
Нигде в покое не оставят.
Чтобы прожить на свете с толком,
Не лучше ль обернуться волком?
При этом обретая не иллюзию свободы, а свободу собственных мыслей и деяний, которые водворяешь в жизнь наперекор всем и вся.
Ты свободен!
А мораль – это известное важничанье человека перед природой. Что в начале начал даёт твёрдые рамки и ограничения, заставляющие каждого человека жить рабом «закона толпы».
Как для волка флажки... Преступи! И открывается новая жизнь.
НОВАЯ СВОБОДА!
Глава первая
Cвора псов, ты со стаей моей не вяжись!
В равной сваре за нами удача.
Волки мы! Хороша наша волчая жизнь.
Вы собаки, и смерть вам собачья.
(В.Высоцкий)
Оборотень – от слова «оборот». Обороты миров происходили, когда на небе стояла полная луна.
Нас было пятеро. Мы всегда охотились этим числом.
С этого момента я и начну своё небольшое повествование. Оглядываясь назад, на свою другую жизнь, там, в лесу, когда я был волком, я могу вспомнить лишь крохотные эпизоды. Но очень хорошо помню то чувство – чувство настоящего. Та жизнь была более насыщена настоящими моментами.
Я родился в небольшой стае. Когда мне едва исполнилось девять месяцев, моя мать – волчица куда-то пропала, однажды не прийдя с охоты. Бытовало несколько мнений: или охотники, или новая волчья любовь.
«Сила стаи в том, что живёт волком. Сила волка - в родной стае». Я рос сам по себе, но в то же время рос со всеми. Более взрослые товарищи с двух лет брали меня на охоту в человеческие селения. Собаки, лютые враги наши, зачуяв нас ещё издали, поджав хвосты и прижимаясь брюхом к земле, тихо скулили: то ли от страха, то ли от какого-то другого им известного беспокойства. А когда мы с добычей уходили обратно в лес, те разномастные псы ещё долгое время лаяли от счастья на всё подряд. Мы были счастливы выбором жертв, они – когда мы покидали их огороженную цепями и заборами территорию. В общем, дарили счастье как могли, при этом не теряя своего.
Глава вторая
Улыбнёмся же волчьей ухмылкой врагу,
Чтобы в корне пресечь кривотолки.
Но на татуированном кровью снегу
Наша роспись: мы больше не волки!
Когда мне исполнилось шестнадцать, со мной произошёл тот самый инцидент, который и привёл к сегодняшнему дню.
На небе стояла полная луна. Я очнулся от жуткого холода. Меня бил озноб. Моё тело было совсем не похоже на то, в котором я засыпал на этой самой поляне вечером. Я превратился в человека. Рядом, тоже в человеческом облике, проснулись два моих старших товарища.
Около 12-ти раз в году происходили мистические обороты с нашими телами: волки становились людьми. Два моих старших брата Андрей Б. и Константин Д. (а именно так их звали, когда они становились людьми), не жаловались на такие превращения, а принимали как данность природы. Как дар жить сразу в нескольких мирах. Двое младших, которые всегда оставались волками, - Макс и Саша (получившие от нас эти человеческие имена) - жалобно выли всякий раз, когда мы в человечьем обличье уходили в город.
Волки - это не звери.
Волк - и не зверь, и не люд.
Волки поют лишь о грозах,
В сторону звёзд не плюют.
Дань небесам ихний Разум,
Дань для земли ихний Дух.
Жизни цена – это выбор охоты,
В ней лишь живут и умрут…
Я написал эти строки давно. Тогда ещё был жив Андрей Б. Он умер от цирроза печени. Я часто слышал от него: «Брат, сама смерть - это не конец, а, скорее, начало. И очень важно умереть красиво, без страха, по уму. Так как переход из этой жизни в другой мир происходит посредством именно последних эмоций. И знаний, обретённых посредством настоящих чувств. Помни, по уму умереть. По уму. Пред самой вечностью смерть – ничто. Надо быть готовым умереть в любой момент». А умер, как все обычные алкоголики.
Скорее всего, он очень грустил по нашему лесу, стае, луне, на которую так приятно выть.
Примерно за полгода до его смерти я женился на девушке, которая очень походила на ангела. Мои друзья были очень рады за меня, но сами не спешили обзавестись семьями.
Это событие, наверное, и привело нас к тому, что мы разбрелись по свету. Константин уехал в Киев искать свой человеческий путь. Я тогда не знал, что на самом деле мой брат поехал охотиться. Если бы мне кто сказал тогда, что наша следующая встреча состоится через двадцать лет…
Макс и Саша приходили на нашу поляну раз в год, во время Волчьей Пасхи, когда луна, по преданию, должна вновь воскрешать своих сыновей. Мы, встречаясь, молча взирали на это небесное божество. В глубине души я сам, признаться, надеялся, что может всё-таки произойдёт ещё один «оборот» и я вновь испытаю то чувство волчьего счастья, в котором букетом смешивались опасность, любовь и единство стаи.
Но однажды, когда в очередной раз наступил наш Великдень, я не пошёл на встречу с друзьями. Так как, узнав о беременности жены, решив для себя : «Теперь я буду жить только человеческой жизнью, приняв ответственность за своё потомство».
Впервые я ощутил настоящее чувство счастья в человеческом облике после рождения сына. Это ощущение появлялось всякий раз, когда я взирал на своего первенца, думая о неповторимости творения человеческой природы и волшебства. До пяти лет его воспитывала мать. Женщина (ЛЕВ), естество которой небо наделило необычайным светом, излучая который она проявляла себя как идеал и в роли жены, и в роли матери.
Глава третья
Я из повиновения вышел:
За флажки – жажда жизни сильней!
Только сзади я радостно слышал
Удивлённые крики людей.
Я очень хотел понять сущность людей. Прочитал сотни книг величайших философов и драматургов. Познал азы поэзии и даже сам начал писать свои волчьи новеллы. Прочитав всего Достоевского, я написал философскую повесть «Последний троллейбус» - о любви, которую наша общеобразовательная система держит под запретом; Ж.П.Сартра – написал «Блин», «Не повезло»; А.Камю – «Цепь», «Пророчество»; М.Монтеня – «Послание»; Ф.Ницше – «Смешной», «Концепция дружбы», «Рассвет – золотая середина». И лишь рассказ «Аленький цветочек» - это, пожалуй, единственный, который я написал девушкам-красавицам. За суперприз героя-мужчины, который пишет о них, понимая глубину, так как Ницше когда-то очень уместно заметил (пишу с долей сарказма в отношении к тем взрослым мужикам): «Женщину считают глубокомысленной - отчего же? Оттого, что никак не могут доискаться причин ее действий. Женщина никогда не бывает поверхностной». Во всех ипостасях женской сущности она всегда глубока.
«Аленький цветочек» - это рассказ о чувстве новой жизни и творении истинной любви. Не о долге супругов с ужасным общепринятым названием «брак». (Здесь я лишь на миг хочу отметить – никто из нас не обращает внимания на то, что причина всех разводов лежит на поверхности. «Брак». Как назовёшь свой семейный корабль - так он и поплывёт). Я не мог читать ничего, кроме книг о смысле и человеческих переживаниях. А тем более писать о чём-нибудь другом. Но вернусь к главному вопросу этого прозаического произведения.
Часть вторая
Завещание
Глава первая
Чтобы жизнь улыбалась волкам - не слыхал.
Зря мы любим её, однолюбы.
А у смерти - красивый широкий оскал
И здоровые, крепкие зубы.
Жизнь может принять тебя достойно или выбросить в небытиё толпы, девиз которой: «МЫ УМЕРЛИ ДАВНЫМ-ДАВНО, ХОТЯ ЖИВЁМ ДО СИХ ПОР». Ведь отнять жизнь у нас может кто угодно. А вот смерть – нет! Моё! Мы свободны выбором принципа смерти. Ну, а жизнь может забрать лишь твоя безответственность к своему существованию.
Гуманистическая этика
Добро – это утверждение жизни, раскрытие жизненных сил.
Добродетель – это ответственность по отношению к своей жизни.
Злом является всё, что мешает развитию способностей.
Порок – это безответственность по отношению к себе.
Моё завещание - это не бунт против цельного мира людей, живущих сегодня. А проявление уважения к жизни как к божеству, живущему во всём дышащем и свободном.
После смерти:
Тело, которое некогда было волком, сжечь. Прах, оставшийся после огня, развеять над морем. Так как лежать на кладбище с тем множеством людей в объятиях земной толпы не хочу и не буду. Если я не общаюсь с ними при жизни, не хочу общаться с ними и после. Нет уж! Увольте! Не хочу, чтобы тело, храм для духа свободного и настоящего, которое любило и было любимо, разлагалось, превращаясь в личинок и червяков. Ужас бытия прах к праху, индивидуум в насекомых и слизь. Плюс, даже боюсь представить, чтобы на возведённый мне памятник гадили птицы. Птичий помёт – это всё равно дерьмо. Уж лучше мой прах растворится в пищеводе рыб, птиц, чтобы, возможно, ребёнок, вдыхающий морской воздух на яхте, вдохнул в себя и частичку меня.
Раствориться в жизни. Смерть в жизнь.
Раствориться в море, небе, в дыхании сущего.
Свою библиотеку завещаю сыну и жене.
Ну а новеллы - всем тем кто, прочитав их, почувствовали ту светлую грусть понимания и то глубокое чувство любви. Природу настоящего, мыслящего и свободного. Ведь знания, обретённые мной, очень ценны. Их цена – две мои жизни (не говоря уже о жизнях моих жертв, прошлого).
Умирая волком и родившись человеком, я завещаю Вам качества, которые у большинства вызывают страх. А у тех, кто мыслит небом и живёт духом земли, - НАСТОЯЩЕЕ СЧАСТЬЕ.
Именно так рождается в каждом из нас эра не безумного Бога, а Бога свободы с ответственностью перед самой жизнью.
Счастье, как и свобода, находится внутри сердца, путь которого обретает тот, кто выбирает сам.
Глава вторая
Те, кто жив, - затаились на том берегу.
Что могу я один? Ничего не могу!
Отказали глаза, притупилось чутьё…
Где вы, волки, былое лесное зверьё,
Где же ты, желтоглазое племя моё?!
Спустя двадцать лет мне позвонил мой брат – оборотень с императорским именем Константин. Мы встретились на нашей поляне. Он отсидел в спецтюрьме пятнадцать лет. Преступление, за которое он отбыл такой огромный срок, походило на историю о благородном рыцаре.
Тем вечером, проходя по Печерскому району, он увидел, как трое верзил избивали девушку, а она, крича, вырывалась. Множество людей проходили мимо, закрыв уши от её душераздирающих криков о помощи, отвернув голову в другом направлении.
Не знаю подробностей, но примерно догадываюсь, как умерли все трое.
Мы обнялись, как принято у сильных мира сего. (Открытые объятия – это знак монстроподобных, мощных, сильных, великих). Костя рассказал мне, что именно в «крытой» он встретил свободных людей. Волков в людском обличье. Не оборотней, как мы, а людей, которые могли стать кем угодно, преступив границы. Принимая ответственность за свою жизнь и жизнь близких. Ф. М. Достоевский очень уместно заметил: «Возле нечистой совести всегда росло всякое знание».
Он мне поведал историю двух друзей со смешным общим названием «блатные». Они были подельниками не только на воле, но и в преступном мире законов и правил. С полным отсутствием таковых в реальности. Любой вопрос решается так, как надо! И как удобно для этих людей: сегодня адекватно так, завтра - в точности до наоборот. Но это и понятно: есть «свои» и есть «чужие». Я услышал пример дружбы и очень удивился, так как за всё время, проведённое с людьми, я таковых не встречал.
Они сидели отдельно друг от друга в спецкамерах вместе с другими блатными. Мир блатных – это мир равных себе (но это лишь сентеция, и не более). Одного из них сильно избили сокамерники, опозорив себя, так как били себе подобного. По всей видимости, это были не люди-волки, а люди – стервятники или шакалы. Суть в другом. Его товарищ взял нож и, улучив момент, порезал всех тех, кто принимал участие в «уничтожении» его друга. По законам уголовного мира нож берётся лишь на предателей и стукачей. По всем тюрьмам его объявили «вне закона». Человеком, на котором была людская кровь.
Костя вздохнул:
- А ведь именно так обязан вести себя каждый сородич. Это и есть смысл мужского пребывания на земле. Дружба – это стая, семья. Когда можно за всех тихо, но очень внятно произнести: НАС - ОДИН!
Достав из кармана куртки блокнот, произнёс:
- Это, по сути, волчье произведение стихов написанных людьми, которые преступили «границы дозволенного». Оно написано в спецтюрьме особого режима. Где нет правил.
Всё ОХОТА!
Глава третья
Наши ноги и челюсти быстры.
Почему же – вожак, дай ответ –
Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем через запрет?
«ВОЛЧЬЯ ЖИЗНЬ»
Совести бунтующей в угоду,
Человечьей подлостью взбешён,
Я ушёл в шестнадцать лет от роду
В дерзкий мир, где лезут на рожон.
В мрачный мир, где дух - всему основа,
Где на всех проклятия печать,
Где порой невзвешенного слова
Хватит, чтоб навеки замолчать.
В жуткий мир, где совесть высшей пробы
На излом характеры берёт.
В хищный мир, где жизнь со смертью о бок,
Рубиконы переходит вброд.
Здесь в сознанье каждого бродяги,
Как нигде, соседствуют без ссор:
Ненависть с любовью, страсть с отвагой,
Зло с добром, со славою позор,
Благородство с мерзостью ужилось,
Преступленье - подвигу сродни.
Вера с безысходностью сдружилась,
И переплелись с ночами дни.
Здесь жестко всё, но справедливо!
Всё трагично, но без жалких слёз,
Иронично всё, всё полушутливо,
Но на нервах всё и всё всерьёз.
Нет здесь места робким, слабым,
Здесь закон тайги царит в толпе:
Если ты не перекусишь глотку -
То её перегрызут тебе!
Но не в волчьей стае был я взращен,
Понял я, по-волчьи начал жить,
Что ж, казаться волком много проще,
Чем на самом деле волком быть.
Моё сердце камнем стать пыталось,
Разум отвергал слепую месть.
Быть жестоким - не давала жалость.
Подлым быть - не позволяла честь.
Несмотря на раны и увечья,
Память не желала помнить зла.
И душа, живая, человечья,
Быть иною просто не могла.
Совесть, как её не подминал я,
Как душа в глубинах естества,
Изредка мне всё ж напоминала,
Что пока во мне ещё жива.
Только время не стеснялось в средствах,
Чтоб души моей разрушить храм:
Что ни день - то ссадина на сердце,
Что ни год - в душе глубокий шрам.
Что ни враг - то жди удара в спину,
Что ни друг - потенциальный враг!
Что ни круг - то сплетен паутина,
Что ни встреча - неизбежность драк.
Ошибался в людях то и дело,
Я грубел, дичал и матерел…
И в конце концов достиг предела:
Волком стал и вовсе озверел!
Что ж, меня отныне бойся стадо,
Общество лжецов и подлецов!
В том, что это стадо больше стало
Виноват не я, в конце концов.
Нрав мой, без того уже не сладкий,
Вовсе крут, жесток и дерзок стал.
Прежнюю доверчивость улыбки
Стёр с лица презрительный оскал.
Подлость, корысть, фальшь и лицемерье,
То возня людская, то грызня –
Это всё в затравленного зверя
Умудрилось превратить меня.
С подлецами я - подлец, а с хищниками - хищник,
В обществе кретина я - кретин…
Зло добром оплачивать излишне,
Ибо клином вышибают клин!
И с тех пор под градом кривотолков,
Раненый картечью лжи людской,
Рыщу я по дебрям жизни – ВОЛКОМ
Ночи напролёт и день деньской.
Всякие засады и облавы,
И легавых свора на хвосте.
Волчьи ямы слева, петли - справа
И капканов тьма везде.
Волчья жизнь – борьба за выживанье!
Когда жизнь всегда на волоске,
Это жизнь, а не существованье.
Жизнь в известном риске и броске.
Вольный бег: тайгой, лощиной, полем;
И свободный выбор жертв и троп…
Волк не приручается в неволе,
Предпочтёт скорее – пулю в лоб!
Краток волчий век, но волк - он сроду
Не меняет - хоть в куски руби -
Пару лет голодных, но свободных –
На пятнадцать сытых лет в цепи.
В этот раз не скрыться от погони,
И каскадом путанных прыжков
Я мечусь под залпами закона,
По кольцу охотничьих флажков.
Пусть никак не вырваться из круга,
И никак не сбить со следа псов,
Смерти груз, конец несущий мукам,
Лёг на чашу жизненных весов.
Знаю я, неравной будет схватка,
Чувствую, конец мой предрешён.
Злость, клыки да хищные повадки -
Вот и всё, чем я вооружён.
А у них овчарки и двустволки,
Но сегодня убеждаю их,
Что одна лишь жизнь любого волка
Может стоить тысячи людских.
Пусть клыками не добиться правды,
Пусть я ничего не изменю,
Но немало их поляжет рядом,
Прежде, чем достанусь воронью.
И когда с простреленною грудью
Завершу я схватки круговерть,
Кто-то с лёгким сердцем «опаскудит»:
«Волчьей жизнь была - и волчья смерть».
А другой, весь бледный от испуга,
Всё ещё не веря, что он цел,
Прохрипит: «Матёрый был зверюга!»
Не сводя с меня ружья прицел.
Люди, люди, разума убогость…
Вам и невдомёк, что мы родня,
Ваша хитрость, подлость и жестокость
Серым волком сделали меня.
Не в лесу рождён я, не волчицей –
Женщиной с нелёгкою судьбой.
Как же, чёрт возьми, могло случиться,
Что пошёл я волчьею тропой?
Почему? Попробуй, объясни-ка -
Данью чьих возвышенных ИДЕЙ?
Предпочёл быть нравственно безликим,
Только бы подальше от людей.
Что влекло меня на поле брани?
В одиночку против вся и всех?
Чтоб потом, зализывая раны,
Обмывать рискованный успех!
Я не мог не знать, идя вслепую
По своей рискованной тропе,
Что однажды вдруг поставит пуля,
Точку в моём сердце и судьбе.
А в тюрьме, где правду видят дурой,
Люди норовят порою влезть:
Кто в овечью, кто - в шакалью шкуру –
Я ЖЕ ВОЛЧЬЮ ЧУВСТВУЮ ЗА ЧЕСТЬ.
Тут иные подлые натуры,
Вовсе от морали отреклись,
Ухитрились влезть в собачьи шкуры,
Предпочли избрать собачью жизнь.
Эти из усердия и злости,
Только лишь хозяин скажет: «Фас!»,
Ради конуры и ради кости –
Мать родную разорвут тот час.
Именно назло таким собакам,
Пусть не сразу, пусть ДУШОЙ КРИВЯ,
ВОЛКОМ СТАЛ Я, заразив их СТРАХОМ,
Противопоставив им СЕБЯ.
Пока он читал, на поляну вышли, с гордой волчьей осанкой, два наших друга и с ними пришёл третий, совсем молодой, волк, в глазах которого читалось: умный хищник. Интуитивно я ощутил положительную энергетику. Современный волк новой формации: ум и сердце - мои, клыки и когти – других. Не мягкосердечие от него исходило, а та сила, которую принято называть элегантностью.
- Кто это? – перебив Костю, спросил я.
Костя, улыбаясь, ответит:
- Неужели ты не видишь? Это ты в молодости!
И громко добавил:
- А имя тебе, наш брат, - Роман!
Так как история про охотника и волка начинается вновь. Как роман, содержание которого - полнолуние и рост вверх. Принимая облик кого угодно, не обращая внимания на красоту и уродство морали с единственным принципом справедливость. (Ну и конечно прощением. Но оно у волков имеет свой срок годности).
Мы снова начали видеться на нашей поляне. Еда, которую мы приносили с собой, оставалась зайцам и ежам, бродячим псам и птицам. Прикормив место, во время Волчьей Пасхи мы вновь жили настоящими моментами.
Константин – не уголовник, он - воин света. Свободный, но рождённый войною неба и земли. Роман дал мне веру в тот образ, который я принимаю своим волчьим чутьём.
Глава четвёртая
Я живу. Но теперь окружают меня
Звери, волчьих не знавшие кличей.
Это – псы, отдалённая наша родня,
Мы их раньше считали добычей.
Качество, которое я приобрёл, живя человеком, - это любовь к нашим природным врагам – собакам. Пожалуй, это единственное осмысленное природное чувство, которое изменило приятие волкочеловека. Они были приятнее людей, их привязанность была настоящей, а не так, как дружат с детства украинцы: коммерция отношений и слов, патетика искусственных отношений, опыт книг без чувств. Наверное, это и есть любовь к врагу.
Сегодня, листая мужской журнал, я смотрел на фотографии мужчин, от которых пахнет, как от женщин, и их любовь к слабому и половинчатому вызывает раздражение к человеческой сути.
Собаки лучше людей. Они знают, зачем живут, они чувствуют, они защищают. Пускай и не знают, кого…
Эпилог
Мы всегда охотились этим числом. Нас было пятеро. Волки религии живого Бога, природы настоящих чувств. Наша любовь не раздаётся порциями, как у священников – равнодушие. Сакраментально говорим, что живы на этой земле. Не пряча наши сердца. Неся в них свежесть запахов свободы.
Волки - это не звери.
Волк - и не зверь, и не люд.
Волки поют лишь о грозах,
В сторону звёзд не плюют.
Дань небесам ихний Разум,
Дань для земли ихний Дух.
Жизни цена – это выбор охоты,
В ней лишь живут и умрут…
И мы, понимая ученье,
Молча приходим к тому,
Что волка ученье – прощенье
Каждому в схватке врагу.
………………………………………………………………..
Охотник, не злись, умирая,
Сам ты ведь смерть пригласил,
В царство волков собак гончих спуская,
В зубы ко мне угодил.
Так какой же скелет внутри меня?
P.S.
- Ш-ш-ш-ш… Кто-то идёт! По-моему, это охотники...