Девушек сколько с ума посходило. Жалко приданого. Шура в Кропанях, Паша тоже помешалась, Моторовна (хозяйка Карчевки), она пить начала, в пивную придёт, ткнёт палец в кружку, кто будет пить? - отдают. В колодец бросались. Бедному доступно было жениться на богатой. Одной сказали: "Уедем..." Увезли, на берёзе повесили, а дядька ехал на станцию, увидал, снял, только привёз в больницу, она и умерла.
МОря (подружка) почти голая, простоволосая, в одних ремках ко мне пришла ("...новое снимай"). Свекровь с детьми, мальчик девяти лет, девочке - одиннадцать, выбросили на улицу разутую, раздетую, она в домик (недостроенный) забежала... - "А сиди, застывай". Она взяла и закрылася изнутри. Деток обняла и с ума сошла. Кондовые двери, бились-бились, ломами двери расщепали. Люди смотрели. А нельзя было смотреть. Куда они её девали? Куда повезли, куда девали, это ни перед кем не отчитывались.
Вера вроде дурочки, пошла активисткой, два ящика себе натаскала, они как короба набиты. Вот таких подобрали, а культурно назвали: делегатки. И шали пуховые, и всякие шали. Власти таких и брали. Умный человек пойдёт?
Вот давай она это добро сушить. Женщины набежали: "Это Яковых, скатерти гарусные, это Параниных..." На заборах висят, в калитку лезут, она их гонит. А мать проходит: "Вот бес-дура! мы с Анюткой всё на пеЦке пересушили".
Нарядится, - в огород и задами на сходку, - разговоры разговаривать дурацкие.
Умные люди помнят: она раскулачивала, она активисткой была. Хуже войны. И никому это не нужно было. Поехала в город. Старик-возчик:
- Вера! Говорят, ты людей-то съедала?
Она: "Пе-пе-пе-пе". Притворилась ненормальной. Хотела старика напугать. Скакает на телеге. Так до Кургана и притворялась. Соскочила, побежала в больницу...