Рассказ 4
Моторная лодка была Сашкиной отрадой. Закончив студенческую практику, он торопился в Сталинград (тогда этот город еще не получил дурацкого названия). Таким названием можно было назвать спутник Сталинграда - Волжский, оставив прежнее название Сталинграду и, не потому что мы так любим Сталина – а мы чтим нашу историю с ее и провалами, и взлетами.
Сашка все дни проводил на Волге, копаясь в моторе, слабеньком для такой огромной лодки. О вместительности лодки свидетельствует то, что Саша мог посадить человек 10 – 12 и она выдержала бы такую нагрузку.
Признаться можно, что Сашка уже тогда занимался частной деятельностью, приносящий ему небольшие деньги, которые окупали стоимость бензина и продуктов, которыми он питался в течение дня. Но конкуренция была огромной, и он проигрывал в ней, поскольку скорость лодки была ничтожной. Но зато он мог сразу перевозить десяток мешков с луком и картошкой или два десятка ящиков с помидорами. Тем и выдерживал конкуренцию с плоскодонками – казанками.
Риск был не малый, поскольку бандитизм после войны в Сталинграде процветал. Часто приходилось перевозить пьяную кампанию. В этом случае мужики часто лезли “порулить”, издевались над скоростью лодки, заглядывали в моторное отделение, чего Сашка не переносил.
Однажды попалась особенно пьяная кампания, принявшая “на грудь” за Волгой изрядно портвейну типа 777. Сашка, как чувствовал, что просто этот перевоз не обойдется. Сидящий рядом с Сашкой парень, весь в наколках, все вспоминал тюремные порядки, как идеал и издевался над “свободой”. Продолжали пить: похоже, что у них было много этого зелья, но они вынуждены были срочно допивать. Я понимал, что черепашья скорость лодки была им только на руку. Но выдерживать больше издевательства над лодкой я не мог.
- Вам же некуда спешить – впервые вступил в разговор Сашка.
Голого и татуированного как подбросило.
- Что ты тут ботаешь, пацан – явно придирался он.
- Сиди и помалкивай, чтобы не “схлопотать” – посоветовал другой из перевозимых.
Сашка не смог бы вспомнить того, кто это сказал. Но татуированный бандит только и ждал моих слов. И Сашка произнес их!
- Я и так молчу. Может быть, и не дышать – это было явно глупо с Сашкиной стороны. Четверо бандитов против одного меня, держащего в руках руль, а не ломик. Но близость правобережных дебаркадеров, заполненных народом, ожидающим “трамвайчик”, придала Сашке уверенность. И напрасно!
Татуированный поднялся во весь свой громадный рост и ударил с размаху Сашку по голове бутылкой – “фугасом”. Как Сашка повалился на осколки, как из его головы хлынула кровь вперемежку с клочьями волос и чего-то белесого, это он не помнит.
Кампания пыталась причалить к берегу, но мотор заглох, и лодку понесло вниз по течению. Кто-то из бандитов пытался грести веслами, а кто-то завести заглохий мотор. Ни то, ни другое не было успешным.
От главного дебаркадера отчалил милицейский катер и устремился вдогонку за Сашкиной лодкой. Крови на дне лодки была лужа. Сашка был без памяти. Катер быстро догнал, спускающуюся по течению рыбацкую лодку. Милиционеров было трое. Двое из милиционеров, угрожая пистолетами, уложили на дно Сашкиной лодки бандитов и, не причаливая к берегу, связали им руки.
Была вызвана скорая помощь, которая резво прибежала и Сашку отправили в больницу на Дар-Горе. Сашка оказался в отделении реанимации, где пролежал три дня, пока не пришел в себя. Но потом он насмотрелся такого...
Во-первых, ему явилась девушка, которая назвалась Натальей.
- Вы, случайно, не Наталья ли Николаевна – поинтересовался он.
- Да, я Наталья Николаевна или Туська, как Ты называл меня в детстве. Правда, сейчас тебя я люблю меньше, чем раньше, но все же – люблю.
Странная штука любовь. Она повертелась перед туалетным зеркалом поговорила полчасика и исчезла.
Во-вторых, ему кто-то все время шептал, что у него разрыв сосуда в мозгу, и если он не зарубцуется, то туго придется Сашке с учебой в институте. Эта фраза повторялась так часто, что он стал ненавидеть того, кто шепчет. А кто шепчет, он не знал.
Сашина мама узнала о беде только через два дня, когда уже надежда стала угасать. Кто пригнал лодку на её место, и кто заякорил её – осталось загадкой. Скорее всего, это сделала всё та же водная милиция. Ведь Сашка давно был известен милиции как рыболов. Он даже однажды, поймав на красную тряпочку от собственного пионерского галстука сотню сельдей – залом, половину отдал милиции в надежде на будущую благосклонность. И не ошибся: проезжая мимо милиция, всегда здоровалась с ним.
Через три дня Сашку перевели в общую палату, где он и встретился с мамой. В палате лежало восемь мужчин с одинаковыми травмами, но разной тяжести. Сашке запомнился сосед, который все ночи стонал. Почему его перевели из реанимации, Саша мог объяснить только одним: соседа считали безнадежным.
История этого человека проста и ужасна, как и вся жизнь на Руси. Родные дети надели отцу на голову ведро и били по нему поленом, пока из-под ведра не потекла кровь с мозгами.
Саша чувствовал себя все ночи плохо. Но, конечно, не так, как его сосед, не приходящий в сознание все время. И, вдруг, под утро, сосед перестал стонать. Сашка подумал, что ему стало лучше, но пришли санитары с носилками и забрали соседа.
- Умер, отмучился бедняга – сказал один из санитаров.
Чего только не делает память, поскольку вспомнились строки, которые будут написаны А.В. Саратовым только в 2001 году, т.е. через 45 лет после описываемого события во время экологической экспедиции по реке Ахтубе от поселка Харабали почти до Астрахани. Он назвал, как уже мы помним, такое явление - опережающим время дежавю.
Не помнишь родни,
И не ведаешь братства.
Бесцельные дни,
Вечно зависть богатству.
Печальные песни...
Они ли утешат?
Кровинка незрелый -
Сынок – финку тешет,
И, хоть неумело,
Отца все ж зарежет.
17.04.2001
Из стихотворения “Русский маргинал”.
Продолжение следует