Давним давно...

Валери Таразо
Рассказ первый
   
На мостках, ведущих в пруд, сидели двое и какали в воду. Будущий профессор Александр Васильевич Саратов пел:

Сережа!
Мы на поминки пойдем*-
Ну, что жа ...

* В слове “поминки” он делал ударение на первый слог “по”.

Его подружка  (Туська)  – будущая Наталья Николаевна – подпевала: “ну, что жа”. Было ужасно весело смотреть, как какашки Александра Васильевича расплываются по воде, а какашки (почти жидкость) Натальи Николаевны стремятся утонуть, что говорило об их тяжести и, следовательно, о тяжести её пищи. Да откуда ей взяться –  лёгкой пище-то, когда на пятерых детей – одна коровенка, которая только недавно отелилась и её (молозиво) молоко нельзя пить людям. Пищей  Туськи, как и остальных детей Ульяновых, были щи из лебеды с приправой ржаных отрубей.

Из ближайшего к пруду дома выскочила Евдокия Ивановна и, с криком: “Пошли, пострельцы, к ядрёне матери. Здесь стирают же, а вы дрищите” - крикнула и скрылась в чулане дома-почты. Бабушка была доброй, особенно к ее любимцу Сашке.

Дети подтерли задницы, мокрыми от утренней росы, листьями лопухов, натянули рейтузы и бросились прочь, будто за ними гналась баба-яга. Остановили они свой бег только около амбара Беккера. Дверь была закрыта, но дети знали, что, если один человек будет давить на одну плетеную створку внутрь, а второй – тянуть другую наружу, то образуется щель, через которую каждый из них мог попасть внутрь амбара, т.е. в царство полутьмы, вечной теплоты и волшебных запахов сена.

Туська тут же начала искать колоски, а Сашка (он не любил, когда его называли Шуркой) залез на копну сухого, сильно пахнущего летом сена. Когда к нему присоединилась Туська, он уже засыпал.

- Ты что ли засыпаешь – как-то утвердительно спросила Туська.

Сашка только согласительно кивнул почти пьяной головой и провалился в тёплое, пахучее сеном забытьё. Ему приснилась отрезанная голова бедного крестьянина, свалившегося с буферов вагона пассажирского поезда, который только тронулся. Он направлялся со стороны Лисок и Новохоперска в Поворино. Этот сон повторялся у Сашки несколько раз в неделю, т.к. такое действительно случилось в его присутствии месяц назад.

Саша видел все до малейших деталей, что происходило с мужичком и его мешками тогда и повторилось сейчас во сне.  Шея бедняги оказалась на рельсе, который ближе к первому пути. Отрезанная голова несчастного, перепрыгнув через два железнодорожных рельса первого пути, подкатилась к куче песка, на которой сидел Сашка, под его босые ноги, и  удивленно-спокойный взгляд головы несчастного мужика встретился с удивленно-испуганным взглядом парнишки. Санька сначала оцепенел и с ужасом наблюдал за всеми метаморфозами в лице покойного, а потом  позорно бежал от кучи песка.
Так ли было или ему только привиделось, что голова мигнула правым глазом, который потом совсем закрылся, он и ручается, и - нет. Но эта картина часто повторялась в его снах. Вот и теперь, во сне, Сашка готов был поклясться, что услышал даже шепот шевелящихся губ удивленной головы. В шёпоте том явственно различались два слова:  “помоги” и “верь”. Сашка подумал, что голова обращалась к нему, и последние слова можно было понимать так: “помоги себе и другим”, а также  “верь в благое и чистосердечное”.

Еще одно событие почти всегда сопровождало его сны. Сновидения были, как под дедушкины копирки: всегда прилетал тот журавль, за которым Сашка ухаживал полгода, прежде чем выпустил его догонять летящий журавлиный клин.

Продолжение следует.