Случилось это летом у бабушки в деревне. Мне тогда пошел седьмой год, и я считала себя совсем взрослой.
У бабули было много всякой живности, без которой не обходится ни один крестьянский двор: утки, куры, поросята. А еще жила-была корова по кличке Машка. Крупная, черно-белая корова, с рогами, по форма напоминающими ухват, славилась своими надоями, а еще своенравным характером. Она не подпускала к себе и не слушалась никого, кроме бабули. Из-за этого уже несколько лет бабушка не могла съездить даже к родным сестрам в соседнюю область – а кто ж корову-то доить будет?! Утром, подоив корову, бабушка отводила ее в стадо. Делалось это просто: по главной деревенской улице, убегавшей в поля и перелески, шел пастух, а хозяйки приводили своих парно (и не очень) копытных и отдавали под опеку пастуха. Утром животные шли с охотой. Это и понятно: кто ж откажется погулять на просторе, насладиться свежей и сочной летней травой да купанием в мелководной речушке, которую местные жители нелицеприятно называли Чернодырихой, хотя на картах она значилась как "река Черная". Вечером, когда нужно было встречать животинку из стада, хозяюшки собирались за околицей. Это было благодатное время: пока длилось ожидание, разговаривали о своем, о деревенском житье-бытье, обменивались новостями, обсуждали происшествия. Когда появлялось стадо, хозяева потихоньку разбирали свою животинку.
Животные не очень охотно расходились по дворам, поэтому кто-то из сельчан гнал своих домашних хворостиной, кто-то накидывал на рога веревку… Наша Машка такого бесцеремонного обращения с собой не любила. Любой намек на насилие над своей бесценной коровьей индивидуальностью она воспринимала очень агрессивно. Но моя бабушка была женщина мудрая, и соревноваться с коровой в силе и упрямстве не собиралась. Она просто нашла у Машки одну слабость и с успехом ею пользовалась. Эту Машкину слабость звали «Хлеб черный бородинский». За горбушку этого хлеба Машка готова была на все. Почему именно «Бородинский» - для меня загадка. Пробовали мы ей давать другие сорта хлеба – полное равнодушие, а от одного запаха «Бородинского» Машка впадала в некое подобие транса и становилась на удивление кроткой.
И вот так однажды вечером случилось, что идти за Машкой оказалось не кому: бабушке вдруг занедужилось. Дедушка задерживался на работе - он работал электриком, а накануне из-за грозы у них случилась авария на подстанции. Оставалась одна я. Бабуля дала мне краюшку «Бородинского» хлеба и проводила до ворот.
До околицы я добралась быстро. Там уже толпился народ. Показалось разномастное деревенское стадо – коровы, телята, овцы, козы… Машка шла в первых рядах, гордо вскинув свои изящные рога. На мой зов: «Машка! Машка!» она только покосила карими глазами в мою сторону и пренебрежительно мотнула головой. Но тут я пустила в ход свой «козырной туз» - показала кусок «Бородинского»! Машка на секунду притормозила и тут же стала выворачивать вправо на обочину, где стояла я, раздвигая как ледокол льдины всякую мелочь в виде овец и коз.
Передо мной встала задача: как вести Машку за собой? Если она съест весь кусок сразу, то может заупрямиться и дальше не пойти. Давать ей хлеб по кусочкам – тоже не выход: надо будет часто останавливаться. Так мы только к ночи домой доберемся. И я придумала: завернула правую руку за спину так, чтобы Машка видела хлеб, и шустренько пошла вдоль дороги. И, - о счастье! - Машка потрусила следом за мной. С центральной улицы весь этот мычаший и блеющий поток разделялся на отдельные ручейки, в зависимости от места жительства. Группа с нашей улицы была довольно многочисленна: позади нас с Машкой гнала своих коз тетя Галя – наша соседка, потом шла корова с теленком бабы Шуры, затем овцы Петровых и так далее.
Я шла впереди довольная собой – у меня все получилось! Я справилась с таким сложным и взрослым поручением! От эйфории я потеряла бдительность. Очнулась я от того, что кисть моей руки оказалось в чем-то тесном, теплом, мокром и невероятно шершавом. От неожиданности я остановилась. А когда это нечто сосуще-вращательным движением потянуло мою руку куда-то в тесную глубину, до меня вдруг дошло: моя рука в коровьей пасти! Машка догнала меня и теперь заглатывает хлеб вместе с моей рукой! Я дернулась, пытаясь высвободить руку, но не тут то было: Машка ни за что не хотела расставаться со своим любимым лакомством - бородинским хлебом. А то, что этот хлеб держался за мою руку, ее ни мало не смущало.
От страха я закричала во всю силу своих шестилетних легких. Видимо, это произвело на Машку впечатление, потому что она резко затормозила, открыла пасть и присела на задние ноги… А сзади-то шли козы тети Гали. Впереди шла глава всего этого козлиного семейства – Варька с острыми и прямыми рогами. Вот на эти-то самые и рога присела моя Машка.
Что тут началось! Машка, почувствовав укол в филейную часть своего тела, взбрыкнула задники ногами, нелепо подпрыгнула и помчалась не разбирая дороги. Варька, слегка придавленная коровьей полутушей, заблеяла что есть мочи и рванула назад, где ее подпирали ее многочисленные детишки разного возраста и пола. Испуг козлиной мамаши передался детям – те, истошно голося, бросились врассыпную, под ноги шедшим позади них телятам. Те тревожно затрубили. Телячья мамаша, услыхав, что ее детишек обидели, стала метаться, ища обидчика. Паника охватила всех животных, что к несчастью оказались рядом, и в мгновение ока улица опустела, только слышались вдалеке испуганные крики разбегающихся животных, да истошные вопли их хозяев, пытавшихся поймать и успокоить свою животинку.
А я стояла среди дороги, сжимая в обслюнявленной коровьей глоткой руке остатки «Бородинского», и отчаянно ревела. Ревела от досады на себя: первый раз мне поручили такое взрослое дело, а я не справилась. Ревела от обиды на хитрую Машку. Ревела от страха – из-за меня сбежала скотина моих соседей и односельчан! Но слезами тут не поможешь – надо было кого-то из взрослых звать на помощь: одной найти корову мне было не по силам. И я поплелась домой, всхлипывая и вытирая слезы подолом ситцевого платьица. А правая рука по-прежнему сжимала причину всего этого тарарама – черный «Бородинский» хлеб.
Уже вдали показалась крыша нашего дома, как вдруг что-то слюнявое и шершавое осторожно коснулось моей руки. Я обернулась. Позади меня стояла Машка и осторожно тянулась языком к хлебу, видимо понимая ошибочность своей тактики в прошлый раз. Я рассмеялась сквозь еще не просохшие слезы, отломила кусок хлеба и протянула Машке – надо же было ее поблагодарить за то, что она вернулась и не бросила меня! Машка осторожно одними губами взяла хлеб и, прижмурившись от удовольствия, начала его жевать. Я вприпрыжку побежала вперед, держа за спиной остаток хлеба. Машка, тихо мукнув, потрусила следом. Уже во дворе отдала ей последний кусок, еще раз удивившись шершавости коровьего языка: как наждачка!
Я ничего не рассказала бабушке о происшествии: все же закончилось благополучно! Но еще пару дней жила в страхе – а вдруг меня отругают, вдруг накажут? Это же из-за меня такая паника получилась?! Но бабушка так ничего и не сказала по этому поводу. Не думаю, что она не знала – в деревне и шило в мешке не утаишь! Просто у меня была очень замечательная бабушка! Лучшая в мире!
______________________________
Фото из Интернета