«Я не хотел писать эту статью, но на мой стих в защиту Киркорова поступило несколько рецензий, и одна из них Виктора Гликмана: «Ударить женщину и не в первый раз может только подонок. А кто защищает подонка, тот сам…» Это о Киркорове и обо мне.
Меня не столько задела эта рецензия, сколько удивила: я прежде всего думал о Киркорове как о гении. И не в тех песнях, которых прыгал, а как с известной певицей выступил как в опере, потому что и голос и артистизм имеются, и этого никто оспаривать не будет. И я в этом момент подумал о том, что что он прославится предсказала сама Ванга.
А потом оказалось, что Киркоров должен сдавать деньги за избиение этой женщины в какой-то фонд, а общественность должна обсуждать поведение музыканта Плетнева в связи с педофилией в Таиланде, а потом оказалось то, что он не виноват, а то после исполнения классической музыки в Таиланде после Англии ему приходилось на суде изъясняться. Что он не такой, какой они думают.
А насчет Киркорова тоже вдруг оказалось то, что камеры слежения не обнаружили как он бил ту женщину. Женщина отказалась от всех своих обвинений в адрес Киркорова, и на мировом суде они обнялись. Так что все «ату» в адрес Киркорова были сняты с повестки дня, а я понял вдруг, в какой быдло превращен наш народ в оценке времени через личности.
И я невольно вспомнил мир своего детства в сталинское время и почувствовал то, как нравственно мы пали и при этом у меня не было никаких идеологий в мыслях, а только примеры. Вот после войны первый год – голодное время, но, когда я приехал к бабушке, у них в деревне девушка из крестьянской семьи после десятого класса поехала в Ленинград и поступила в институт. А после стала ученым.
Я помню в это время, что гордостью школы был Дынин, ученик десятого класса, с выдающимися математическими способностями. Мать у него работала уборщицей, а он сам был в школе самым знаменитым учащимся. А как был заменит артист Утесов? Я помню, как чуть ли не десятки раз смотрели фильм «Веселые ребята» и от смеха падали со стульев. А фильм Островского про Павку Корчагина, что, когда наши красные освобождали своих заключенных, зал неистовствовал.
Я помню себя в седьмом классе. Я написал стих, в классе он всем понравился, и я пошел в находящуюся рядом редакцию «Московский комсомолец», находящуюся на Чистых прудах. Я прошел свободно через вход, поднялся на второй этаж, толкнулся в какой-то кабинет. Там сидели две женщины.
Я уверенный в том, что написал гениальных стих, протянул им листок с текстом и сказал: «Вот мое творение. Не можете ли обсудить?»
Эти женщины с самым серьезным видом обсудили мой стих, дали советы, какую литературу прочитать, чтобы овладеть мастерством поэзии и посоветовали показать стих в газете «Пионерская правда».
Виктор, вы над определением, кто я, поставили три точки. Во времена Сталина были сотни, тысячи гениев. Откроешь газету и статья с портретом о доярке, давшей рекордный надой, сталеваре ли выплавившем высококачественную сталь, о летчике Чкалове, совершившем перелет в Америку. Сергей ли Михалков, поэт Фатьянов и сотни тысяч других, которых знал Сталин.
Я гений в области экономики, философии, литературы, истории. По крайней мере в каждой из этих областей науки, искусства мои открытия могли бы совершить поворот в общественном сознании, чтобы сдвинуть его с мертвой точки и сделать наше государство цивилизованным.
Если взять область экономики, то меня в области фундаментальных знаний поражает невежество состояния экономики, что нет ни одного экономиста, кто бы опроверг правильность выражения «рыночная экономика». Достоверность его. Мне все экономисты кажутся идиотами, потому что экономика не может быть не рыночной. Как экономику можно представить без отношений?
А кто-нибудь задумывался над тем выражением о том, что государственная собственность не работает, а частная работает. В одном случае государственная собственность не работает, а в другом случае работает. Какое государство.
Вот у Рузвельта государство работало, когда он учил полицейских: «Стреляйте прямо в преступника, а девять предупредительных выстрелов в воздух потом».
Или у Сталина работало, когда в деле государственного учреждения два десятка проворовавшихся чиновников расстреляли, и вопрос коррупции был закрыт. И каждый рубль шел на развитие науки, производства.
А частная собственность – это не какая недвижимость производства, а личность человека. На какой научный труд в таком открытии я опираюсь? На Новый Завет. В нем практически заложены все научные открытия на земле. Вот купчина поставил толстую свечу Богу, а Бог в церкви сказал не он, а эта женщина пожертвовала Богу всех больше, хоть свеча у нее тоненькая, но она отдала за нее последнее. Этот случай задолго до Эйнштейна раскрывает теорию относительности.
А вот женщина дотронулась до Бога и излечилась. Это закон перехода энергии, открытый Ломоносовым. А вот закон о том, как Бог пятью хлебами накормил тысячи человек. Это закон перехода качества в количество.
А есть притча о том, как Бог дал трем рабам по таланту и тех, кто принес прибыль – оставил, а того, что закопал деньги в землю – прогнал. В этой притче заложены все основные законы развития экономики в государстве. Во-первых, тем, что экономикой занимается сам Бог и что неугодного раба он прогнал. Значит то, что экономика должна идти с соблюдением заповедей Божьих, делаться с чистыми руками и ее должна скреплять честь. А грешников Бог варит в котле.
А если чести нет? Мне иногда наша Дума, все эти передачи под названием «Честный понедельник» и других кажутся словоблудием, когда то и дело произносятся возгласы о том, что надо бороться с коррупцией, а результата нет. Не можем как обезьяны не воровать. Так надо перейти к лицам, как в фильме «Карнавальная ночь», как там бюрократ Огурцов сказать в глаза Лужкову, кто он. Но молчим.
Я помню эти годы начала двухтысячных как свои точечных застроек как будто проходили сквозь мои ребра, а голос диктора звучал: «Цены на жилье растут, но спрос есть, рынок действует».
Рынок действует, покупают квартиры не москвичи, число жителей больше в два раза. Больше количество машин в Москве и Москва стоит в пробках».
У Сталина чести хватало на то, чтобы государство было великим, а вот дочка его Светлана с внучкой живет в Англии в приюте. Другая внучка работает простой работницей в Ключах, а сыновья оба воевали за Родину и одного из них, Якова, Сталин не обменял на фельдмаршала Паулюса.
Так и сказал: «Я маршалов на солдат не меняю».
Так встаньте, суки, перед этим святым человеком, чей святой дух во всех наших Победах, когда мы были самым великим государством в мире. А если нет, то нечего сопли жевать своего либерализма борьбы с коррупцией до такой степени, что мы по ней на первом месте сзаду. Назовите же вещи своими именами, что вор не в тюрьме, а заседает во власти и каждый день заявляет нам о том, что надо бороться с коррупцией.
Вы же, обезьяны, не решитесь, как в Китае, достичь такой чести, чтобы берущих взятки как отребье, губящее Родину, расстреливать. Утверждают, что во время казни больше всего тащили, так тут же хватать этих воров и тут же казнить. Утверждают, что в Китае взяточников расстреливают, а они появляются вновь, так расстреливать воров быстрее. Так бы поступил Сталин, а Китай идет по сталинскому пути.
Нам надо экономику не в виде диктатуры пролетариата, а в лицах. Вместо диктатуры пролетариата проводить диктатуру чести. Вот Собянин вступил в должность мэра вместо Лужкова, и власть стала честнее. Страна стала более цивилизованной. Шагнула вперед. На более высокое место.
Маркс своей теорией о диктатуре пролетариата и общественном труде загнал страну в тупик. Пролетариат больше трех не собирался, а кто выступал от его имени сбросили цепи нравственности, их потребности по Конституции удовлетворять потребности масс переросли Конституцию, они завоевали мир. У них в оффшорах миллиардные счета, виллы, высококлассные проститутки.
А нам, трудящимся страны, расставили капканы и первый – это Солженицын с его повестью о ГУЛАГе «Один день Ивана Денисовича». Это произведение величайшая подлость против русского народа. Главная подлость – это то, что нам не говорят о том, за что его посадили, а по всем повадкам это предатель, которые в начале войны бросали оружие и сдавались фашистам. Которых потом расстреливали на месте.
А если его сравнить с Павлом Корчагиным из повести Островского «Как закалялась сталь», то тот в стужу, в рваных калошах, в грязи работал по-социалистически в соревновании с другими, спал в непросыхающей шинели и был счастлив чувством братства к людям отдать за них жизнь.
А этот зэк? Он же всю повесть охает так, что слышит весь мир. Вот не набил температуру, не попал в лазарет. А вот в обед хочет пролезть без очереди, пока охранник не огрел его палкой, а вот на раздаче суп с картофелиной пододвинул себе, а с пустыми супами другим. Вот работает себе в удовольствие, так что парок пробил между лопаток, так что не остановить. Вот бригаду зэка хотят отправить работать в мороз на открытом воздухе, так этот зэк места себе не находит, пока бригадир с начальством е переигрывают ситуацию. Это же шкура, этот зэк. А вот вечером сидит в натопленном помещении, при полном электричестве и чувствует себя несчастным.
А нас воспитывают на образах Солженицына и хотят, чтобы мы были патриотами. Но, повторяю: Павка Корчагин патриот, а зэк Солженицына будет приспосабливаться к жизни так рыночно, что станет обманывать или в бизнесе или с ножом на большой дороге.
А вот по радиоканалу РСН выступает дурак Доренко по поводу Путина, что ужесточил режим прописки и кричит: «А мы, не пустят в Москву – поедем в Торонто!»
Я уже сказал, что при Сталине в деревне вкалывали без паспортов, и крик стоял, что на трудодни ставили палочки. Но ведь был крестьянин, что вкалывал так, что был рентабелен и был весел и здоров, потому что чувствовал себя хозяином положения. А вот сейчас в Китае двести миллионов крестьян имеют доход в тридцать-пятьдесят долларов, а, когда приезжают к нам, то работают по восемнадцать часов, получают меньше наших, но они существуют как класс, а в России уничтожен.
Еще при Сталине крестьяне вкалывали так, что не всякий сможет, но чувствовали себя независимыми, потому что обрабатывали землю, а как говорили как с трибуны о том, как надо трудиться, жить. Что вышел фильм о жизни на селе «Свадьба с приданым», так частушки из фильма пели в школе. Вопрос о хлебе при Сталине был решен в сорок седьмом году, когда отменили карточки, а потом на столе стали появляться другие продукты.
А когда пришел Хрущев, отменил налоги с крестьян в деревне, стал как в совхозе платить по сто рублей, то он уничтожил класс крестьян. Так как крестьяне стали работать не производительно, а с подачки сколько им положат от продажи нефти. Стали чувствовать себя не господами, а лакеями, сколько им бросят с барского стола. Труд для них потерял всякий смысл.
Я помню в деревне ждал в магазине хлеб, а плотник за день ремонтировал коровник, прибил одну доску. А когда ехал в Москву в автобусе, то один в шляпе с удовольствием рассуждал о том, сколько деревня производит, а потребляет во много раз больше и гибнет вместе с крестьянином, которого работать разучили, а хозяином села не сделали. Как в фильме Шукшина «Печки-лавочки», в котором ученый спрашивает такого крестьянина, едущего отдыхать на юг и работающего в совхозе за сто двадцать рублей: «А ты зарабатываешь эти деньги?»
Тот отвечает: «Не знаю».
Экономика – дело жесткое. Вот, когда наши биатлонистки после финиша падают, завоевав победу, мы восхищаемся ими, а нас разучили работать, как китайцы, как мы работали при Сталине, но при Сталине мы жили надеждой, что жизнь станет все лучше, и жизнь улучшалась, народ раскрывался в труде, в творчестве.
А при Хрущеве народ стал пить. Жизнь его стала бессмысленной, как и жизнь всего государства. Если при Сталине цены на товары, продукты снижались, то при Хрущеве цены стали повышаться.
Мне критика Киркорова чем-то в миниатюре напоминает то, как топчут Сталина. А ведь при Сталине мы были самым великим государством в мире, а при Хрущеве наше производство рухнуло вниз. Вот в газете «Аргументы и факты» № 46 за 2010 год на странице 42 в статье «За хлебом вставали в шесть утра» прочитал следующее о случившемся в 1964 году: «В тот год были перебои с белым хлебом. Продавали в основном черный. Где-то через неделю белый появился, но привозили мало». И так далее.
Почему этого в так называемой «оттепели» никто не видит то, как с роста производительности труда в сто пятьдесят процентов мы упали до восемнадцати процентов и нас тут же догнали США, Бельгия, Швейцария, а потом стали догонять, перегонять другие страны так, что в семидесятые с нашими лозунгами стали превращаться в анекдот.
А деревня стала вымирать. Этому еще способствовали такие писатели, как Шукшин, у которых главный герой вор, который с фомкой берет ларек, пьет коньяк из ковшика со словами, что в областной город он внес разврат.
У нас можно дать свободу крестьянам по примеру Саудовской Аравии, которая от продажи нефти кладет часть денег на сберегательные книжки своих граждан, которые работают на предприятиях хозяевами, а приезжие им служат, работают на них за гораздо меньшую зарплату. А у нас был пример того, как фермеры в Волгоградской области нанимали в хозяйство работать китайцев, и те работали на их производство по восемнадцати часов за плату гораздо меньшую, чем нашим.
Или Черкизовский рынок. В его цехах работали вьетнамцы, китайцы по восемнадцати часов, производили товару не пол России столько, что и после закрытия рынка за два года не могли реализовать товар на миллиарды рублей. А откаты на миллиарды долларов или в карманы чиновников, а если государству? А если по всей Сибири создать предприятия, на которых под руководством русских предпринимателей работали китайские рабочие по найму и возрождали Сибирь?
Но Черкизовский рынок разрушен, закрыт, а вот стоят такие магазины даже как Тверской пассаж, расположенный под землей, но покупателей единицы. И товар там иностранный. Так в городе уничтожаются предприниматели.
Это настоящая история развития нашей экономики. Единственная. Грань борьбы со злом. Идиотов много, которые хотят много историй и Радзинский с его мимикой: «Вот царь» - философствует без оснований. А история одна: умный царь или дурак? И ее в этом направлении надо исследовать с точки зрения Божьих заповедей как постулата: спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи.
Вот Петр Первый во время поездки - Демидов кузнец предоставил ему самолично сделанное ружье, и Петр Первый возвысил его так, что тот стал заведовать черной металлургией Урала. А арап Петра Великого? Он его из слуги бездарного боярина возвысил до адмирала командовать флотом России и в лице его потомка подарил России Пушкина.
А царь Николай Первый разгромил декабристов, граждан России, и Россия лишилась их свободолюбия, великих гражданских проектов развития Отечества. И в России стали насаждаться порядки рабства, угодничества нижестоящих вышестоящим всякого рода Держиморд, кувшинных рыл, городничих. И победа Бородино – это победа свободолюбивого дворянства при Александре Первом и поражение Крымской компании в 1853 году – это результат рабской политики царя Николая Первого.
И царь Николай – дурак. Народ шел к нему с мирной петицией, а он расстрелял этот народ и получил революцию 1905 года, разгонял Думы всякого созыва, не мог с народом установить диалога, не уберег Столыпина, потому что не терпел не верноподданнических чувств и кончил тем, чем и должен – уже не царем.
А Ленин? Я помню картину «Ленин на броневике», в которой он стоит с кепкой, зажатой и абсолютно свободный перед народом, потому что не мздоимствовал, получал оклад среднего чиновника, а всего себя отдал борьбе за счастье народа. И это была его суть. Но пошел против Бога, во главу угла поставил этот народ, а Бог не препятствовал его начинаниям, помогал, но дал понять, что такое народ и кто такой этот народ, что в знак благодарности так топчет его светлую, чистую душу.
Что до похорон Ленина, то я против, потому что к Ленину идут как к символу совести нации, чести нации, без которой невозможно процветание государства. Я бы на месте церкви сделал Ленина святым. Ну и что, что Ленин шел против церкви? Бог всесилен и на признании Ленина только б показал свою силу, улыбнувшись над его наивностью, потому что без веры в Бога мы уже в последующих вождях, таких, как Хрущев, Брежнев, Горбачев, Ельцин переродились до такой степени, что экономике крах, в стране политический кризис.
Потому что повторяю, что модель государственной системы заложена в притче о том, как Бог дал трем рабам по таланту и тех, кто принес прибыль – оставил, а нерадивого прогнал.
Так что с чего начинается Родина? С чести. И я бы святыми сделал Сталина, таких тогда молодых людей, как Зоя Космодемьянская, Александр Матросов и других. Вот с чего надо начинать изучение православия.
У нас церковь консервативна и это еще заметил Чаадаев, что чтим только постулаты, а на Западе католики в своей вере Богу ждут от него в своей вере поощрения в виде материальных благ. А я бы заметил, что в труде «Новый Завет» есть притча о том, что придут к Богу все такие чистенькие фарисеи, а Бог скажет им: «Кто вы? Я не знаю вас. Подите прочь».
С этого надо начинать изучение православия, что погубить душу, но во имя Бога. Интим – грех, но надо жениться на девушке, быть верным ей, воспитать детей. А если убить, то негодяя. И Бог тоже авторитарен. Грешников будет варить в котле.
Но развитие и претворение в жизнь этой притчи дает нам познание жизни инее только себя, но и людей. Хотя бы в образе Теркина, что многогрешный, но святой. В образе Пушкина, что и в карты играл, и на дуэли дрался, но как великая честь России, что не уступил жены царю. Развитие этой притчи и есть культура России как ее составляющая познание материального мира через духовную составляющую.
По крайней мере в народе такое стремление есть. Я помню, как на коммунистические митинги выходили люди просто по принадлежности к православию. Их было тысячи. И в предвыборной борьбе Ельцина с Горбачевым я спрашивал, за кого будут голосовать. Все за Горбачева.
Я считаю то, что Россия идеологически стала могучей державой, если бы церковь опиралась в своей теории Бога на коммунистическую партию как на претворение заповедей Бога как на материальную базу. Но церковь по своему положению стоит слишком высоко над нами, чтобы обсуждать наши мирские проблемы, а коммунистическая партия потеряла нравственность.
Я уже не говорю о бывшем генсеке партии Яковлеве, который стал сотрудничать с ЦРУ и видел главную свою цель в развале СССР. Но что делает Зюганов? По крайней мере в Пикалево трудящиеся в знак протеста деятельности руководства на предприятиях вышли с красными знаменами, но коммунистов во главе протестной группы не было. Пришлось Путину самому выступать и во главе этой оппозиции и премьера, чтобы уладить конфликт с руководством предприятий.
Виктор, вы думаете о том, что спросили только о Киркорове, а я столько примеров привел в ответ, но у меня всегда они стоят перед глазами как единое целое, когда я решаю вопрос об отношениях гения и толпы.
Гений у меня связан со святой верой, какую я испытал в детстве, пока был жив товарищ Сталин. Я действительно верил в идеалы, воспитанный на примере Павки Корчагина, как он шел в рваных галошах перед любимой и был не только велик чувством братства, но и счастлив. И меня в пионерском лагере при звуках «Взвейтесь кострами, синие ночи!» прошибало до слез. Я видел как у взрослых при исполнении «Интернационала» слезы выступали на глазах.
И эту веру в людях воспитал Сталин и для этого нужна была жестокость по отношению к тем, кто не верил хотя бы во время войны. Мой отец, политрук роты, рассказывал: «В начале войны нельзя было воевать из-за трусов и предателей. Заняли оборону, а какой-то паникер не выдержал, закричал: «Окружают!» - бежит и увлекает за собой остальных».
А когда вышел приказ Сталина трусов расстреливать на месте, так один такой закричал: «Окружают!» - так сам один боец подошел и выстрелил тому в лоб и с тех пор стали воевать.
Когда Хрущев в лице Сталина дискредитировал идеалы и в лице социализма нашу честь, то этим самым он положил начало распада государства. Потом опомнился, стал создавать бригады коммунистического труда, но он уже подпилил сук, на котором сидел, и в ответ посыпались анекдоты о слоне с квадратными яйцами и другие.
Из подполья стали выходить бандиты, проститутки. Экран стали заполнять душещипательные фильмы про маленьких Вер, а они стали перерастать в больших. И тогдашний президент США Рейган во всеуслышание заявил то, что у нас больше не будет такой патриотичной молодежи как при Сталине. Но до двухтысячного года, исключая если Андропова, у нас не появлялось таких вождей патриотов, как Сталин, Ленин. В журнале «Steik» выходящем в Швейцарии, он писал о Горбачеве как о тряпке, о которую можно ноги вытирать.
Народ не понимает этого. Любовь Орлова, великая артистка, когда умер Сталин, сказала о нем: «Сдох!». Но с тех пор как ни просила мужа кинорежиссера Александрова написать фильм, подобный «Волга-Волга», но тот не мог. Мораль нашего общества падала, мы были уже более безнравственны.
Окуджава, когда войска Ельцина расстреляли Белый дом, произнес: «Раздавили гадину».
Но с этих пор он сам Окуджава не стал нужен, потому что он был велика, пока в лице СССР существовало мощное государство и всякого рода конторы технарей, разрабатывающих производственные изделия с целью выбиться, создать в этой конторе что-то великое, такое, как космические ракеты. А, выбравшись на свободу, этот дух звучал в песнях Окуджавы. А если все растащили, этого духа нет. То зачем он? Пусть сидит в своем синей троллейбусе. Он никому не нужен.
У нас нет национальной идеи. А кто герой? Гайдар? Тем, что повышал цены? Бабушка плачет в параличе в разговоре по телефону, что вклады у нее на сберкнижке украли. Так это Гайдар. Почему бы не сказать ей об этом?
Или Сванидзе выступает в палате, подчеркивает то, что наша молодежь озлоблена тем, что бесперспективна, а чиновники ездят в «Мерседесах». Так это он им путь дал, когда руководил по информационной программе расстрелом Белого дома.
Как-то Касьянов, тогдашний премьер, Задорнов экономист, Кириенко приехали в Америку, а им на пресс-конференции задали вопрос: «Кто такой Путин?»
И они не могли ответить. Весь зал собравшихся американских журналистов подыхал от хохота.
Я бы ответил. Для меня Путин великий экономист, связавший в Пикалево разрывающиеся нити нашей экономики. Для меня Путин человек, поднявший наш автопром, заткнувший рот Новодворской, вопящей в американских журналах о том, что автомобили мы не умеем делать, надо ехать в Сибирь строить дороги. Что русский народ – пьяница, лодырь. За это ее и печатают в американских журналах.
Но ближе мне Путин в одном интервью Аслаханова как Путин, возвращаясь поздно вечером домой, борется с кем-то, пока не пропотеет. Сразу видно – честный человек.
Медведев для меня мужик в образе президента в том, что снял Лужкова, не побоявшийся выступить против такой мафии чиновников. Я думаю то, что события на Манежной – это их рук дело. Уж слишком Лужков был удивлен, когда его сняли с поста мэра. Кажется, всех подкупил, но не получилось.
Но меня поражает бестолковость Лужкова, который хотел строить в Москве финансовый центр и мог совместить в мыслях эту чиновничью жадность хапать с элитных застроек точечным способом так, что Москва трещит уже от тесноты этих небоскребов, застыла в пробках с той гениальностью создавать, с какой рос Гонконг. На месте болот и лягушек.
На вопрос, как это им удалось, гонконговский предприниматель достал бутылку с водой и стал из нее пить через горлышко. А эта вода была взята из стока канализационной трубы, очищена до такого состояния, что можно пить.
И я бы, будь мэром на месте Лужкова, запретил прописку в Москве как города особого статуса по примеру цивилизованных городов Запада. Хотя бы того же Берлина или той же Казани. В ней теперь даже народ другой, чем в Москве. Полон оптимизма. Взять хотя бы с выигрышем права проводить чемпионат мира по футболу в 2018 году. У нас по опросам радиоканала «РСН» девяносто процентов против, а в Казани перед днем голосования устроили футбольный матч, который длился несколько суток, и все кричали: «Ура!»
Я бы не закрывал Черкизовский рынок, а наоборот расширил, благоустроил, и он на дешевой рабочей силе китайцев и вьетнамцев дал такой показатель товара дешевого, качественного, что продавали бы на экспорт. Рынок дал бы прибыль капитала не меньше, чем от точечных застроек. Но если точечные застройки разрушили Москву и по экологии, и по культуре до такой степени, что из нее скоро побегут, то производство товаров подняло статус Москвы до международного, а Москва оставалась как исторический центр культурной и просторной.
Но на примере Москвы я стал хуже относиться к народу, как он мог допустить то, что Москва разрушилась до такого состояния. Ведь народ в автомобилях давится в пробках и такой перерасход бензина, что больше, чем чиновники положили в карман в семьсот-восемьсот процентов прибыли от этих строек.
А дальше что? Ведь Собянин предлагает меры по ликвидации пробок в Москве, но не сданных в эксплуатацию строек столько, что число едущих в Москве автомобилей будет увеличиваться в еще большей степени. А мне Лужков представляется Штирлицем, но не советской разведки, а ЦРУ. Что он натворил в Москве не расхлебать, и мне думается из Москвы скоро побегут в другие города, которые станут более благополучными.
А что же народ? Каким он мне казался в детстве при Сталине, что на каждого взрослого я смотрел как на дядю Степу из стихов Михалкова. Уже во времена Брежнева, когда, помню, был дефицит с картошкой, а продавщица в магазине не начинала торговать картошкой, потому что ее надо было перетащить из складского помещения в весовую, я перетащил, но мне не разрешили взять картошку без очереди. А пока очередь дошла до меня, картошка закончилась.
Как-то в семидесятых годах Алла Пугачева выступала в Волгограде, ее попросили спеть во второй раз, она ответила: «Стану я петь для этого быдла!»
Микрофон не был отключен, народ услышал ее слова и стал бить ее пластинки.
Конечно, она так может сказала сгоряча, думала так не о всем народе. Потому что потом пошли такие ее шлягеры, как: «Эй вы там, наверху!» и другие. Но, когда мне трудно, я думаю: а может быдло?
Сколько раз я выступал против Лужкова со стихами в Интернете, высказывал против него свое мнение, что их точечные застройки для элиты в Москве испохабят так Москву, что в ней трудно будет жить, но в ответ слышал их замечания, что Лужков много сделал для Москвы. И я понимаю то, что в этих людях говорили холопы, которым плевать на Москву, а главное выставить меня в роли дурака. За что я не раз пострадал, как писать, как человек. Но что изменилось? Только ответьте, Виктор, на несколько вопросов, когда будут рассматривать время с точки зрения искусства, коснувшись потом Киркорова и меня как писателя в жанре сатиры и юмора.
Возьмем время Сталина. Вот наш класс. Заходят врачи проверить здоровье, мы встаем, раздеваемся до пояса и поем песню: «Закаляйся, если хочешь быть здоров!»
Врачи улыбаются. И все были здоровы.
Или когда после четверти я получил почти все пятерки, а мать купила мне двести граммов сыра, а продавщица порезала сыр такими тонкими слоями, и мать мне сказала: «Вот культура. В деревне б у бабушки увидели».
А продавщица в ответ сказала: «Ничего. Дойдем и до вашей деревни. Будет и там культура».
А возьмем фильм «Веселые ребята». Он полон оптимизма. Мы падали от хохота, смотря фильм. А выступления Миронова и Менакер? На их выступления не доставало билетов. И юмор был высокоинтеллектуальный, с верой в идеалы.
А потом появился Райкин. И если взять его юмор, так он высокоинтеллектуальный, затрагивающий структуры общества, тогда еще цивилизованного с достаточной производительностью труда.
Драматург Марк Розовский в передаче Соловьева в диалоге с Прохановым кричал то, что при Сталине мы жили в тюрьме, но при Сталине не было бандитов, коррупции. И не существовало национального вопроса, так как у всех были равные права на труд, на карьеру.
А теперь Марк Розовский кричит, что тюрьма была при Сталине, а сейчас демократия, но почему у нас такой бомжовский юмор, что только как пьют самогон, зажав нос. Вызывает отвращение. А о коррупции ни слова, ни о том, что в Думе депутаты как обезьяны говорят о борьбе с коррупцией, но не могут не воровать. А о Ельцине ни слова. Только о том, как муж приехал из командировки.
А я только при советской власти мог печататься во всех газетах и журналах Москвы. И во всех были юмористические отделы, находились специалисты и печатался высококачественный юмор. А теперь надо понять то, что по закону единства и борьбы противоположностей они в государстве по степени интеллекта устанавливаются на соответствующей отметке его интеллекта. Нравственности.
Наш юмор такого уровня как передачи «Вокруг смеха» был уничтожен, растоптан самым варварским способом при Лужкове. Сначала были уничтожены такие высококлассные журналы как «Крокодил», а потом появился журнал «Новый Крокодил», но из-за пошлого содержания был не востребован населением и обанкротился.
Я в то время выступал со своим материалом в разных организациях, например, в МГУ. В нем содержались анекдоты против режима и в частности против Ельцина.
Я выходил и говорил: «Товарищи, у меня есть сведения, что Ельцин изменял жене».
В зале наступала напряженная тишина. Я чувствовал недоброжелательство зала и восклицал: «Но если и изменял, то, то…»
Потом замолкал, делал паузу и восклицал: «Но если и изменял, то во имя демократии».
Зал раздражался после некоторого мгновения внутренней борьбы неудержимым хохотом. Господи, каким дураком я тогда был, как рисковал. Я ходил по лезвию бритвы. И, если бы время повторилось, я бы ни за что не согласился. Где сейчас эти анекдоты? Они не ходят по рукам, и я ужаснулся, что, когда снимали Лужкова при голосованье по РСН девяносто процентов были за него.
Теперь в какую область его деятельности не сунутся – везде мафия, а я бы мог догадаться о том, что меня ждет, если я со своим юмором сунусь критиковать Ельцина, Лужкова.
Про Ельцина один человек, мнением которого я дорожил, сказал мне: «Страшный человек».
А про Лужкова выложил данные мне ныне покойный поэт Гунько: «Лужков хочет создать Москву как город для богатых людей. Богатые будут жить в центре Москвы, рвань на окраинах, а между ними лица кавказской национальности для охраны богатых».
Лужков для управления Москвой создал кланы и мафиозные структуры как щупальца спрута управлять городом. Куда я лез тогда со своими стихами? Ведь это происходило на глазах. Помню киевский рынок, куда приезжали торговать подешевке. Молдаване продавали яблоки по пять рублей за килограмм. А узбеки чуть подгнившие дыни чуть ли не задаром.
А потом пришел и черным черно. Одни азербайджанцы и цены взлетели в четыре-пять раз. А Лужков объявил по телеканалу, что азербайджанцы умеют торговать.
В моей душе была паника и никакого просвета. Как раз приехала племянница из-за границы. Она знала семь языков и работала в фирме по трудоустройству девушек за бугром и рассказывала, что к русским девушкам в Греции относятся как к проституткам. Женщины в автобусе плюют им в лицо, называют проститутками, свиньями.
В «МК» стали писать о том, что если Маше нужен холодильник, она пошла на панель. Что в классе мальчики хотят стать рэкетирами, а девочки проститутками. Вот о чем надо было писать. С точки зрения власти девяностых годов. Господ.
Я уже информирован о том, что господам сверху надо было видеть свой народ быдлом, чтобы в голову как людям с честью не рассматривать того, кто они. И миллиарды долларов шло на то, чтобы создать такую идеологию и такой юмор в виде юмористов Евдокимовых, которые пьют самогон, зажав нос. А таких как генерал Рохлин, маршал Ахрамеев, наш гений культуры Листьев и, и… были уничтожены.
А я все шутил. Круг сжимался. Помню, как после посещения РНЕ, где запомнил, как одна женщина сказала: «Дайте мне автомат. Хочу всех перестрелять», - меня остановила милиция с машиной, обысками.
А в пять часов утра раздался звонок и, когда я взял трубку, раздался голос с грубым кавказским акцентом: «Ты еще жив?»
Круг сжимался. Меня бесило то, что в бригаде, когда шел разговор о Лужкове, высказывалось одно и то же мнение о том, что Лужков много сделал для города. Один, чтобы добирался до работы на машине, признавался, что теперь перерасход бензина в четыре раза. В конце концов убыток от перерасхода бензина перерастет прибыль от точечных застроек, осевшую в карманах чиновников. А стройки не уничтожились бы никак. А на перерасход бензина нефти не будет хватать.
А народ голосовал за Ельцина и на второй срок. Помню, еще во дворе шли со знакомым милиционером подполковником Светлаковым и я спросил его: «Кто будет голосовать за Ельцина?»
И он сказал: «Вот эти старушки».
Он что-то сказал против них, так они его чуть не разорвали. Как же, Ельцин, кормилец и уничтожает все чистое, светлое в народе в виде ученых, которые бегут на Запад. Но это-то и нравится русскому отребью в виде этих старушек, что академики голодают, а их дебилы внучки спекуляцией занимаются, перетащат ящик и сыты, пьяны и нос в табаке.
А звонки шли. Один раз, когда выступал на коммунистическом митинге, меня чуть не избили. Митингующие еле отбили. А потом меня взяли в плотное кольцо, воздействуя черной магией, пытаясь нарушить психику: я чувствовал за собою постоянную слежку и со мной происходили всякие случаи, чтобы вывести меня из себя.
В церкви как только хотел приложиться к образу, из-за спины возникала какая-то образина и прикладывалась первая. Когда стоял на службе, то рядом оказывалась какая-то женщина и начинала шуршать каким-нибудь предметом, что-то бормотать, креститься не той рукой. Я однажды не выдержал и плюнул ей в морду. Но она нисколько не обиделась, а тут же, не возмущаясь, скрылась.
На приятели, выпускающего юмористическую газету, воздействовали черной магией: звонили по телефону, говорили какую-то чепуху, а он слушал, а потом почувствовал тоску, перестал заниматься юмором, стал инертным.
Моя племянница вышла замуж в Швейцарии за какого-то высокопоставленного служащего, и тоже стала заниматься магией. Она сказала, что ее приятельнице колдунья с другой такой же ходят по церквям и на исповеди хотят воздействовать на священников.
Мне преподали жестокий урок этой магии. Один раз в лесу в деревне на дороге перед сосняком воздействовали молодая женщина и мужчина типа технаря с виду. Женщина смотрела на меня, разговаривала самым приветливым тоном, а мужчина смотрел потусторонним взглядом. И после беседы с ними меня затянуло в топи, где стояли деревья, залитые водой, и я перепрыгивал от одного к другом часов пять, а потом вышел и передо мной было болото метров восемьсот. Я выбрался из леса, а ступил и провалился по пояс, тогда пополз. Ощущение было как в каком-то мире, где высшие существа сверху смотрят на меня. Но я выбрался.
И я понял истину черной магии: хамство. Темным силам подчинить своей воле человека ли. Народ ли. Как Катынь, к которой отношения не имею, но должен каяться как в басне Михалкова за то, что где-то, что-то, хотя и не со мною, но что-то там такое с нами или не с нами случилось под столом.
Так же воздействуют на Лукашенко оппозиция, что собирается на площадь, а кто-то начинает бить стекла, но потом оказывается, что это не оппозиция, а кто-то другой. А на кассету аудио записывают истеричный голос женщины: «Помогите!» - когда забирают. Сатанинский, колеблющий человеческую сущность, чтобы вызвать сострадание.
Это стучатся к вам в дверь, а за дверью стоят бандиты. Открой и они пойдут дальше как во время событий Белого дома, когда после наводили порядок. Туда уже было не пройти. Я стоял тогда около метро «Краснопресненская», а парень залез на дерево и через подзорную трубу рассматривал то, что там происходит. Как омоновцы бьют студентов, а после стреляют над ними. Если кто шевельнулся – бьют еще.
По слухам кто выбрался рассказывали, что в некоторых случаях те, кто брали Белый дом, насиловали женщин и детей, а трупы у Белого дома вывозили несколько месяцев. Погибающие делали предсмертные надписи на стенах, но наняли турецких рабочих, не понимающих по-русски, чтобы замазать их.
В девяносто шестом году я работал редактором газеты «Остряк» и должен был выйти номер с шутками на Ельцина, Гайдара. Выпуск так и остался в типографии. Учредитель газеты Борюгов сказал мне потом, что он исчез. А четырех распространителей газеты не стало. Все четверо человек погибли за одни сутки с момента издания газеты.»
Тут я перестал читать дневник Сидорова, подумал, что его преследуют, но тут вспомнил, как на предложение Сидорова понаблюдать за ним во дворе и как только он открыл дверь, со стороны противоположного подъезда кто-то открыл тоже. И когда он шел по двору, то я заметил, как какой-то придурок маразматического вида по звонку мобильника пошел в сторону Сидорова и встретил его точно у гаражей, как заранее об этом мне сказал Сидоров. Воздействовать на психику.
А об убийствах, которые описывал Сидоров, я слышал как говорили на коммунистическом митинге редакторы их газет как четверо распространителей газеты «Остряк» погибли сразу за сутки. Девушка армянку лет тридцати очень миловидную на вид, зарезали у подъезда ее дома. Другого мужчину лет сорока сбросили с электрички на ходу. Третий, уже пожилой, погиб дома по заключению врачей от недостаточности сердечной деятельности. Хотя на сердце не жаловался. А четвертый работал охранником в ресторане, в котором началась драка, и все остались живы, а охранник погиб.
Далее в дневнике Сидорова было написано: «Вчера переходил улицу, меня окликнул знакомый, Шредер, я остановился, но шестым чувством почувствовал стремительно летящую опасность и бросился на тротуар. Еле успел. Но ногу задело. Хромаю.
А сколько же все-таки уходит денег на убийц Рохлина, Ахрамеева, чтобы вывести из строя? На молчание об Ельцине, Гайдаре и даже на то, чтобы того, кто разрушил нашу экономику, довел до краха представить в роли такого спасителя Отечества, чтобы поставить ему памятник.
Бедная Россия. В школе на уроке английского языка мы проходили рассказ «Домби и сын», в котором сын спрашивал отца: «Папа, а что такое деньги?»
Я сейчас могу ответить на этот вопрос. При Сталине деньги были советскими и настолько рыночными, что рубль на рынке определяла честь, и он был полностью конвертируемым в том, что ни копейки не шло на криминал, а каждая копейка рубля, а в миллионах, миллиардах учитывался каждый рубль создать условия труда для людей, чтобы сталевар выплавлял как герой лучшую в мире сталь, Чкалов летал выше всех, дальше всех, чтобы ученый работал, чтобы удовлетворялись все условия труда. А Сталин, когда умер, то на сберкнижке в кармане у него лежало пять рублей. И это была такая система государства, что мы были самым мощным государством в мире.
А расстрел Белого дома тоже был демократией, но криминалитета с тем, чтобы разрушить государственные средства контроля за денежными потоками в стране и как феодалам чьи интересы выше государственных, но за счет их реализации не удовлетворять потребности масс а, растаптывая конституцию, обогащаться до размеров кризиса в стране, краха производства, разрушения государства, демографии, порнографии в стране.
А зачем людям столько грязных денег? Для того, чтобы чувствовать полную свободу своего грязного нутра. Поехать в оффшоры, где у тебя счет, а потом в Париж, где у тебя вилла, или еще куда. Иметь высококлассных проституток. Кто мешает – пристрелить. И ты не майор Евсюков. Заплатишь и оправдают.
И чем больше денег, тем большая свобода. Как, например, у дочки Ельцина – взяла папин личный самолет и отправилась на нем в Париж сделать завивку.
Или у Черкесова из Кабардино-Балкарии. Приехал в Москву и застрелил русского, который ему что-то не то сказал. И при том это говорит не Черкесов, а грязные деньги, потому что обычные трудящиеся работают бок о бок на производстве и у них нет никаких стычек, конфликтов. Как при Сталине.
А вот когда грязные деньги в кармане, а у русского такая девушка, а не его, а тот что-то еще ему сказал, то что за проблема пристрелить русского, а тем более, что если задержат, то раз деньги есть, то отмажут. И уже отмазали б, если не фанаты.
Русские олигархи это те же Чикатилы. Цели у них одинаковы. Я уловил этот период демократии как переход денег в грязное состояние, что те у кого они есть, жили уже по другим законам свободы вседозволенности. Свобода имеет тоже рыночные отношения. А то Федот разинул рот и булки просит, как бегемот. Услыхал слово «рынок» и думает Федот-обормот, что хорошо. А здесь такая свобода, что кому бублик, а кому дырка от бублика.
Мне иногда наша демократия напоминает кадры из жизни Африки, как антилопы переходят реку вброд. У них есть такая свобода: не хочешь умереть с голоду – иди. А в реке их ждут крокодилы демократы: чуть шагнула антилопа, а он разинул всю пасть и хвать ее.
Когда нам говорят о том, что с кавказцами надо жить дружно и показывают детективы на экране, как лубочные картинки, то нас хотят закормить так как уток в озере, чтобы, когда приплывут крокодилы, те не трепыхались от глупости у них во рту. Вот что четыреста тысяч русских перерезали в Чечне, об этом никто не вспоминает.
Или Чикатило кого-то убил. Следователь переворачивает убитых как бездыханные трупы. И церковь забывает о том, что есть душа, там на том свете мечется от горя родственников, это что, когда Чикатило живой и нельзя его лишать жизни. А честь?
Я думаю о том, что Сталин страшен теперешним чиновникам как раз тем, что при Сталине мы были самым великим государством, что были в мире выше всех, чище всех. И не при царе, ни при демократии, а при Сталине жили по православным законам. Законам чести. Как в труде «Новый Завет» сказано то, что сам Бог распределил деньги рабам и тех, кто умеет работать – оставил, а неумелого прогнал.
Я помню детство, которое проходило при Сталине, так патриотизму нас воспитывали на образах чести. На Чкалове, который совершил беспосадочный перелет из СССР в Америку. И когда его спросили, богат ли он, Чкалов ответил: «Богат километрами, которые налетал».
У нас в школе выступал десятикратный чемпион по боксу Сергей Щербаков, рассказывал как воевал с фашистами в партизанах. В спортивной роте, и весь зал слушал его, затаив дыхание. Для меня не было выше образа и как духовно я был богат.
Нас стращает Сталиным всякая сволочь, чтобы защитить коррупцию, так как при Сталине никакой коррупции не было, прирост населения был шестьдесят миллионов человек, цены на товары все время снижались, национального вопроса не существовало, и я, если и знал чеченцев, то танцора Эсамбаева и, и, и…
Еще много и, а сейчас нас уничтожают, потому что мы живем не по Богу не мздоимствовать, не прелюбодействовать, что как сказано легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому исправиться, но меня поражает то, что эту позицию криминал в стране оправдывают, защищают.
Вот недавно двадцать пятого числа я слушал по каналу РСН диалог о Чапман между Мищенко Максимом из партии «Единая Россия» и Евгением Ефимовым из партии ЛДПР. Ну, во-первых, я сразу хочу сказать, что в образе Чапман для меня воплощаются герои-молодогвардейцы, Зоя Космодемьянская, Матросов и многие другие, которые, не размышляя, отдали свои жизни за Родину.
Например, в акафисте «Пресвятой Богородице «Всецарица» сказано: «…не делы закона, но единою верою спасение улучшивше…»
Мищенко в диалоге с Ефимовым был беспомощным, привел в пример стихотворение тех лет. Да, душещипательное. Но ни одного довода.
А Ефимов меня ужаснул. Правда у них. В ЛДПР в Бога не верят, насколько я могу судить по книгам Жириновского, в которой он писал об укладе в нашей жизни как религии, а не вере.
А когда Ефимову сказали о Чапман как примере нравственности, что во вражеской разведке не сломалась, осталась верна Родине, то я ужаснулся на то, как разложилось наше общество до такой подлости и лжи, потому вот и Кулагин, предавший нашу Родину, не дурак же. Но он негодяй. Ну этот ответ Ефимова для меня прозвучал так, что в нашем обществе можно быть негодяем.
Правда, Ефимов потом говорил о воспитании, образовании, но оно так и есть. Вот по тому же каналу выступал профессор МГУ с тем, что по этой системе ЕГ треть поступающих должна быть тут же отчислена, но уже нельзя, а если у них еще и деньги? Может быть эта система как раз создана для того, чтобы заменить ученых теми, у кого деньги? Если жить не по православию.
А что Киркоров? Поет. Эта работница света предполагала, что создает общественное мнение как у нас в стране дураков, что у нас демократия и под ее давлением Киркоров в фирму будет платить деньги, как мы в ЖКХ ли, в Газпром. Но это уже слишком.
Как в Белоруссии оппозиция. Создает митинг, сами же на митинге бьют стекла в здании правительства. Когда их забирают – вопят, кассеты создают как вопит какая-то женщина. Хотят создать из Лукашенко образ фашиста, но фашисты они как разновидность дурака: то ли считать себя высшей нацией в мире править, то ли добиваться власти воровать.