Глава девятнадцатая

Елена Агата
Брунетти позвонил на нижний этаж, в комнату офицеров, и спросил, где Пучетти, но ему сказали, что тот на дежурстве в патруле и не вернётся до завтрашнего утра. Повесив трубку, он сел и задумался, сколько ещё пройдёт времени, прежде чем его оценка интеллекта Пучетти начнёт работать молодому человеку в ущерб. Большинство других, даже эти непроходимые дураки Альвизе и Риверре, не повернулись бы против него: носившие форму офицеры были практически лишены ревности, по крайней мере настолько, насколько мог разглядеть Брунетти. Возможно, Вьянелло, будчи ближе к ним по рангу и по возрасту, почувствовал бы это лучше.
Тем не менее, кто-нибудь наподобие Скарпы был уверен в том, что должен относиться к Пучетти с таким же подозрением, с каким он смотрел на Вьянелло. Хотя Вьянелло уже многие годы молчал, для Брунетти было очевидно, что антипатия между двумя мужчинами была постоянной и яростной - с обеих сторон. Возможными мотивами, которых было в изобилии, были, например, неприятие между южанином и северянином, между холостяком и тем, кто был так счастливо женат, человеком, который восхищался тем, что налагал свою волю на тех, кто был вокруг него, и человеком, которого заботило только то, чтобы жить мирно. Брунетти никогда не удавалось найти во всём этом ещё какой-то смысл, кроме того, что эти люди чувствовали друг к другу органическую антипатию.
Он ощутил вспышку негодования оттого, что его профессиональной жизни должны настолько мешать сложности личной вражды; почему те, кто устанавливает законы, не могут быть выше таких вещей? Он покачал головой по поводу своей собственной безумной утопичности - следующим шагом станет то, что он будет жаждать появления короля-философа. Тем не менее, ему стоило только подумать о нынешнем главе правительства, чтобы все надежды на появление короля-философа зачахли и исчезли.
Размышлять дальше оказалось невозможным, поскольку прибыл Альвизе с последними таблицами статистики преступлений, которые он положил Брунетти на стол, сказав, что заместителю начальника требуется полностью законченный рапорт к концу дня, и что тот хочет цифр, которые он мог бы без стыда представить прессе.
- Что, Вы думаете, это значит, Альвизе? - позволил себе спросить Брунетти.
- Что он уже раскрыл все дела, я полагаю, синьор, - ответил с непроницаемым лицом Альвизе. Он отдал честь и ушёл, оставив Брунетти с неустойчивым подозрением, что Лир (1) был не единственным человеком, в свите у которого был мудрый дурак.
Брунетти работал весь ленч и до тех пор, пока день не стал превращаться в вечер, жонглируя цифрами и внедряя новые категории, пока не появилось что-то, что могло обеспечить правду и удовлетворить Патту. Когда он наконец взглянул на часы, то увидел, что было уже больше семи вечера, - конечно же, время для того, чтобы он оставил все эти заботы и пошёл домой. Следуя какому-то импульсу, он позвонил Паоле и спросил её, не хочет ли она пойти куда-нибудь поужинать. Она, не мешкая ни минуты, сказала только, что должна будет что-нибудь приготовить детям, и встретится с ним, где он выберет.
- "Соммарива"? - спросил он.
- О, Боже, - ответила она. - И по какому поводу?
- Мне нужно развлечься, - сказал он.
- Кухня Марии? - спросила жена.
- Твоя компания, - ответил он. - Встретимся там в восемь.
Почти три часа спустя, наевшийся лобстера (2) Брунетти и его напившаяся шампанского супруга поднимались по ступенькам к себе в квартиру, - его шаги замедлены удовлетворённой наполненностью, её - граппой (3), которую она пила после обеда. Рука в руке, они ждали только того, чтобы упасть в постель, а затем провалиться в сон.
Телефон звонил, пока он открывал дверь, и на миг Брунетти подумал о том, чтобы не отвечать на него, оставив что бы это ни было до следующего утра. Если бы у него было время посмотреть, в своих ли комнатах дети, и, таким образом, не относится ли этот звонок к их безопасности, он оставил бы его без ответа, дав ему звонить и дальше; но отцовское чувство заявило о себе, и после четвёртого звонка он ответил.
- Это я, синьор, - сказал Вьянелло.
- Что случилось? - последовал инстинктивный ответ Брунетти на голос Вьянелло.
- Мать Моро получила травму.
- Что?!
Внезапный шум заполнил линию, заглушив голос Вьянелло. Когда он закончился, Брунетти расслышал только: "...понятия не имеем, кто."
- "Кто" что? - настаивал Брунетти.
- Это сделал.
- Сделал что? Я тебя не слышал.
- Её сбила машина, синьор. Я в Местре, в больнице.
- Что случилось?
- Она направлялась на вокзал в Мольяно, где живёт. По крайней мере, она шла в этом направлении. Её ударила машина, сбив на землю, и не остановилась.
- Кто-нибудь это видел?
- Два человека. Тамошняя полиция говорила с ними, но никто из них не был уверен ни в чём другом, кроме того, что машина была светлого цвета и что за рулём, похоже, была женщина.
Взглянув на часы, Брунетти спросил:
- Когда это случилось?
- Около семи, синьор. Когда полиция увидела, что это мать Фернандо Моро, один из них вспомнил о смерти мальчика и позвонил в Управление. Они попытались найти Вас, а потом позвонили мне.
Взгляд Брунетти упал на автоответчик. Крохотный пульсирующий свет озарял одно ожидающее его сообщение.
- Ему сказали?
- Они позвонили ему первому, синьор. Она вдова, и его имя и адрес были у неё в кошельке.
- И что?
- Он появился. - Оба подумали о том, чем это должно было быть для него, но ни один из них ничего не сказал.
- Где он сейчас?
- Здесь, в больнице.
- Что говорят врачи? - спросил Брунетти.
- Несколько порезов и синяков, но ничего не сломано. Машина, должно быть, только задела её. Но ей семьдесят два года, так что врачи решили оставить её здесь на ночь. - После паузы Вьянелло добавил:
- Он только что ушёл.
Последовало продолжительное молчание. Наконец в ответ на невысказанный вопрос Брунетти Вьянелло сказал:
- Да, это могла быть хорошая мысль. Он был очень потрясён.
Часть мозга Брунетти была осведомлена, что его инстинктивное желание погреть руки на слабости Моро было не менее подлым, чем поощрение Вьянелло, чтобы он это сделал. Однако ни та, ни другая мысли его не остановили.
- Как давно? - спросил он.
- Около пяти минут назад. В такси.
Из глубины квартиры раздались знакомые звуки: Паола ходила в ванной, потом пошла по коридору в спальню. Воображение Брунетти воспарило над городом и над материком и наблюдало, как такси прокладывает путь сквозь пустые улицы Местре через длинную мощёную дорогу, что вела к Piazzale Roma (4). Показался одинокий мужчина, снова заглянул вовнутрь, бросив водителю деньги, потом повернулся и начал идти в направлении imbarcadero (5) № 1.
- Я пойду, - сказал Брунетти и повесил трубку.
Паола уже спала, когда он заглянул в спальню, и луч света упал на её ноги - наискосок. Он написал записку; потом не мог решить, где её оставить. Наконец он положил листок бумаги на автоответчик, гле мигающий огонёк до сих пор ещё взывал, чтоб на него обратили внимание.
Пока Брунетти шёл по спящему городу, воображение его воспарило снова; но в этот раз оно увидело мужчину в тёмном костюме и сером пальто, идущего от Сан Поло в направлении Академического Моста. В то время как он смотрел, мужчина перешёл перед музеем и вошёл в узкие calli (6) Дорсодуро. В конце подземного перехода, что проходил позади церкви Сан Грегорио, он пересёк мост через широкую Riva (7) перед Салуте. В доме Моро, справа, было темно, хотя все ставни были открыты. Брунетти пошёл вдоль канала и остановился в изножье моста, ведущего назад через маленький канал и к двери дома Моро. Отсюда он увидел бы Моро возвращающимся, - шёл ли он пешком, приехал на такси или на № 1. Брунетти повернулся и от спокойной воды взглянул на беспорядочно разбросанные купола Сан Марко и на пегие стены Палаццо ДукАле, и подумал о спокойствии, которое приносила ему их красота. Как это было странно - ничего более, чем согласованность линий и цветов, а он чувствовал себя лучше, чем до того, как посмотрел на них.
Он услышал, как пульсирует мотор прибывшего паровичка; потом увидел нос судна, появившийся из-за стены здания. Шум стал другого характера, и кораблик скользнул к пристани. Член команды свободно и точно выбросил вперёд канат и обвязал его вокруг металлической опоры старым, известным ещё века назад, узлом. Из паровичка вышло несколько человек; однако никто из них не был Моро. Когда ворота потянули на себя, чтобы закрыть, металл заскрипел; последовал беззаботный щелчок - канат освободился, и судно отчалило.
Двадцать минут спустя подошёл другой паровичок, но Моро не было и на нём. Брунетти начал думать, что доктор мог решить вернуться в дом своей матери в Мольяно, когда слева услышал приближающиеся шаги. Моро появился из узкой улочки между домами в конце крохотного поля. Брунетти пересёк мост и встал у изножья, за одну дверь до дома Моро.
Доктор приблизился к нему - руки засунуты в карманы куртки, голова наклонена вниз, словно ему нужно было особенно позаботиться о том, куда ставить ноги. Когда он был в нескольких метрах от Брунетти, доктор остановился и засунул сначала левую руку, а потом и правую, в карманы брюк. Со второй попытки он вытащил набор ключей, но посмотрел на них так, словно не совсем понимал, что это такое и что ему положено с ними сделать.
Тогда он поднял голову и увидел Брунетти. Выражение лица его не изменилось, но Брунетти был уверен, что Моро его узнал.
Брунетти подошёл к нему, заговорив раньше, чем подумал, что делает, и удивился напору собственной злости.
- Вы собираетесь позволить им убить Ваших жену и дочь тоже?!
Моро отступил на шаг назад, и ключи выпали у него из руки. Он поднял одну руку и, как щитом, закрыл ею лицо, словно слова Брунетти были кислотой и он должен был защитить глаза. Но потом, со скоростью, которая изумила Брунетти, Моро придвинулся к нему и обеими руками схватил его за воротник. Он недооценил расстояние, и ногти его указательных пальцев впились в кожу на шее Брунетти.
Он потянул Брунетти к себе, дёрнув с такой дикой силой, что притянул его на полшага вперёд. В попытке сохранить равновесие Брунетти выбросил руки в стороны, но то, что удержало его от падения - это была сила рук Моро.
Доктор притянул его ближе, тряся так, как собака трясёт крысу.
- Не лезьте в это! - прошипел Моро ему в лицо, обрызгав комиссара слюной. - Они этого не делали! Что Вы знаете?!
Брунетти, позволив Моро поддержать его, восстановил равновесие и, когда доктор отбросил его на длину руки, всё ещё крепко держа, Брунетти отступил назад и выбросил руки вверх, разжав хватку доктора и освобождаясь. Инстинктивно он опустил руки на шею; пальцы его ощутили порванную кожу и начинающуюся боль.
Брунетти наклонялся вперёд до тех пор, пока лицо его не оказалось в опасной близости от доктора.
- Они их найдут. Они нашли Вашу мать. Вы хотите, чтобы они убили их всех?!
Снова доктор поднял руку, отражая слова Брунетти. Как робот, он поднял другую руку, - теперь он был слеп и загнан в ловушку, ища безопасного места. Он отвернулся и, пошатываясь, с напряжёнными коленями, побрёл к двери своего дома. Сломленно опершись на стену, Моро начал хлопать по карманам в поисках ключей, которые лежали на земле. Он врылся руками в карманы, выворачивая их наизнанку и рассыпая монеты и маленькие клочки бумаги вокруг себя. Когда не осталось ни одного вывернутого кармана, Моро уронил голову на грудь и начал всхлипывать.
Брунетти наклонился и подобрал ключи. Он подошёл к доктору и взял его правую руку, которая расслабленно висела сбоку. Повернув ладонь доктора вверх, он положил в неё ключи, а потом накрыл их сверху пальцами.
Медленно, как человек, долгое время назад ставший жертвой артрита, Моро оттолкнулся от стены и стал вставлять один ключ, затем другой, потом третий, в замок, пока не нашёл правильный. Ключ с шумом повернулся четыре раза. Моро толкнул дверь, она открылась, и он исчез внутри. Не утруждая себя тем, чтобы подождать и посмотреть, не зажёгся ли внутри свет, Брунетти повернулся и пошёл домой.


1. Имеется в виду король Лир, персонаж одноимённой трагедии Уильяма Шекспира (1564-1616), написанной приблизительно между 1603-1606 гг.

2. Лобстер - омар, или десятиногий рак.

3. Граппа - крепкий виноградный бренди. Бренди - крепкий алкогольный напиток, обычно изготавливаемый из виноградного вина.

4. Piazzale Roma - Римская площадь (ит.)

5. Imbarcadero - пристань.

6. Calli (мн.) - улочки; calle (ед.) - улочка (ит.)

7. Riva - река