И что такого происходит у меня за спиной? Я имею в виду правое плечо? Появилось острое желание оглянуться и посмотреть, но неожиданно громко и противно зазвонил телефон.
-- Да!
--Вы где? – спросил своим спокойным голосом Петрович.
--В господе. А что?
--Вы ушли и не сказали как надолго. Мне надо беспокоиться из-за вас?
--Из-за нас не надо. Нагуляемся и придём.
--Хорошо. Только предупреждайте о своих перемещениях.
--Спокойной ночи.
--Петрович мается от неосведомлённости? – спросила жена и отрицательно помахала рукой в ответ на предложение бармена наполнить стакан свежим пивом. Видимо задумчивое вращение стакана натолкнула бармена на мысль о дополнительной порции.
--Не верти так свой стакан, а то его стошнит.
Я решил, что острота про пивную ёмкость удалась. Но в этом решении я был в одиночестве.
--Так это Петрович или Чистюля?
--Это Петрович. Спокойный и предупредительный. Но уже, наверное, Чистюле надрал седалище. Ладно, на месте разберёмся.
Наш сосед не изменил ни позы, ни выражения лица. Надо хоть попытаться вывести его из этой прострации.
--А вот скажи мне, чем мы можем уехать сейчас из Ждирца? Здесь есть такси?
--А?
Я повторил вопрос, пытаясь увидеть, будет ли его снова что-то интересовать за моим плечом. Но на этот раз его заинтересовало только моё лицо.
--Не знаю. Такси я здесь ни разу не видел. Тут у каждого по машине… на кой им такси? А вам негде здесь остановится?
--Ну конечно негде. Здесь.
--Тут отель в тридцати метрах от этой господы. Остановитесь там, а утром в Брод идёт много автобусов. И я пойду. Спасибо за компанию. Рад был знакомству. Пока!
Долгое общение и скомканное прощание….
Сидел в господе наш знакомый со своими переживаниями, пугающими воспоминаниями и желанием общения. Ему очень хотелось высказаться. Так хотелось, как иногда хочется выспаться, долго и без перерыва. Вот он и выспался, в смысле выговорился. И что? Это не наболевшее, это не обида на кого-то и не злость на себя. Это просто совокупность наблюдений за истекшую жизнь. Это даже не изливание собеседнику гнусного осадка своей души. Это обычная констатация факта, известного практически всем, но никем вслух не произносимая. Из какой-то дурацкой политкорректности, из вежливости, из трусости, из-за неумения сформулировать впечатление от всего окружающего… да мало ли причин существует, которые запечатывают людям рты. Вот например. Все прекрасно видят активное недолюбливание, переходящее в огульное и ненавистное отношение между Западной и Восточной частями Украины. Видят? Видят. И на кухнях обсуждают, за рюмкой обсуждают, в поездах обговаривают с соседями по купе. Но иносказательно и тихо. Но это разделение территории на два сформированных и противостоящих друг другу лагеря есть? Конечно. И будет. Всегда будет. Даже если Украину поделить границей на две страны с визовым режимом, нелюбовь и противостояние не исчезнут никогда. Это плохо? Не знаю, не специалист, поэтому и не знаю. Но это выгодно. Хорошо или плохо, это очень субъективная категория в классификации чего-либо. Это также пространственно и неопределённо, как и полюбившееся многим слово «нормально». Вроде о чём-то сказано, но не понятно, что именно и о чём. Снова вспоминается Жванецкий со своей фразой « от не смейте этого делать, до делайте всё, что хотите». Это как раз о смысле таких слов, как «нормально» и «хорошо». А вот слово « выгодно» в этой теме, как раз и есть самоопределяющий классификатор события или персонажа, одному из которых что-то выгодно. Поэтому рваная страна выгодна президенту и власти. Всей власти. Этот дилетантский спектакль, который они бездарно разыгрывают перед всей страной, получил неожиданное и вполне материальное овеществление в людских отношениях, выраженных в обманном самовозвеличивании одной части страны перед другой. Вот она питательная среда для вскармливания микрофлоры власти, которая сидит и правит. Одновременно и разъедает общность людей, делая бывших соплеменников и соседей Бандерщиной и Запасной Украиной, перенося общие названия территории на личности, проживающих там людей. Ну, кто этого не заметил или не видит? Их живущих в страхе, я имею в виду. Кто из жителей Западной части страны хотя бы мысленно не рукоплескал заявлению премьерши о том, что Донецк и область надо обнести колючей проволокой? Кто из жителей Восточной части называет жителей Львова львовянами? Практически никто. Их называют бандерами. Причём с маленькой буквы. Это и есть пренебрежительное и ненавистное сосуществование двух искусственно разделённых частей страны. Разделённых по причине выгоды власти. По причине выгоды президента. На расколе и мнимом объединении страны делается рейтинг. Делаются ходоки на избирательные участки, делаются сегодняшние митингующие из вчерашних безразличных. Делается основа для выхода во власть. А потом можно и поглумиться над всей страной, изображая фата моргану объединения двух частей им же, президентом, разъединённой страны. Да и способы объединения смехотворны – сумасшедшие по ценам памятники, нужные для зарабатывания денег своим подрядческими фирмами. Ещё походы на Говерлу, как будто он там может встретить Того, кого встретил Моисей. Ещё и покупка вышиванок на Сорочинской ярмарке. Вот и всё объединение. Но разрушительное действие, которое тщетно маскируется пасекой и чтением речей с листка на митинге, посвящённом годовщине Майдана, уже нельзя исправить за ещё один президентский срок. Эта микрофлора гнилостной власти уже проникла в сознание людей, которое формирует отношение к соседям с противоположной стороны страны. Кто не понимает, что это сделано властью специально? Кто не понимает, что то, что сделано властью специально, ожесточает людей друг против друга, оставляя в стороне виновников этого раскола. Кто этого не видит? Кто не понимает того, что только из-за географического положения, жители Западной части получают от судьбы бонусы, позволяющие им мотаться в Европу и устраивать там лагеря для выкачки денег из своих соплеменников? Причём выкачиваются деньги, только из Восточных украинцев. Западные ребята занимаются сбором денежных средств и выпроваживанием домой одних рабов в ожидании следующих. Это страна? Это цивилизация двадцать первого века? Этого действительно никто не видит и не понимает? Всё это на виду и на слуху людей, но, как в «Борисе Годунове» - «безмолвствует народ». Тогда наш сегодняшний собеседник, представитель этого народа, почему он так активно разговаривает? Потому, что он в Европе, а не дома? Не думаю. Мне кажется, что он просто потерял веру. Веру во всё. Во всё земное, я имею в виду. Он не видит шанса к улучшению, потому и называет всё своими именами. И я с ним согласен. Те, кто остался на Украине, тоже потеряли веру в то, что говорят с экранов телевизоров сытые элитарные властолюбцы. Они веру потеряли в правду, в справедливость, людские добро и в закон. Во всё то, что делает сброд людей, случайно собравшихся на клочке земли, именно жителями своей страны. Это всё правда. А если я наговариваю на страну и на власть, то пусть тот, кто так не думает, просто кинет в меня камень. Но только не по науськиванию власти, а из собственной убеждённости. И где камни? Безмолвствует народ….
Мы с женой вышли из господы под ночное небо с чешскими звёздами. Дышалось легко, курилось приятно, рот не закрывался.
--Ну и как тебе история украинца за Дунаем? – спросил я жену, которая, подняв голову, любовалась россыпью огоньков на тёмном бархате неба.
--А никак. Это не просто история одного человека, попавшего в реальность самостоятельной жизни, это ещё одна судьба, ставшая жертвой рыночной мясорубки. Как можно надеяться, что азиатская страна перепрыгнет в цивилизацию без остановки, на которой воспитываются мораль и ответственность…, что там ещё? Человеческое общежитие, чувство локтя, хотя бы не показное христианское отношение. Вместо этого кое-кто решает, что ему разрешено иметь всё и сразу. Из грязи в князи. Но так не бывает. Бывает долго и одинаково для всех. А тут получается обычное рабство за твои же деньги. Один хохол имеет других за их же деньги. Так что меня не особенно трогает история этого парня.
--Он же с женой.
--Ну, пусть пары. Нет, она, конечно, трогает. Хочется помочь им и всё такое, но… как бы выразиться получше? Вот смотри. В прошлую войну погибло двадцать миллионов человек, да? Так представь, что из всего числа погибших, тебя, почему-то, должна беспокоить судьба одного и незнакомого тебе человека. Ты понимаешь, куда я клоню?
--К порочной системе.
--Вот-вот, к системе, которая создаёт условия для того, чтобы вот такие вот… как его?
--Вроде Каторгин.
--Как этот Катогргин, который вписался в систему, спокойно обирал людей, ищущих выход в своей собственной ситуации – жизненной, производственной, материальной…. Дома у таких, как наш знакомый, шансов-то заработать не много. Или есть, но столько, что хватит только на запись в трудовой книжке. А жить, хоть чуть-чуть пристойно на светлом пути в НАТО и в Европу, не получится. На занятые-перезанятые деньги он с женой едет подработать за бугор, где его обирает такой же, как и он. Я имею в виду земляк. Что-то я далеко ушла от темы. Короче говоря, наш знакомый благополучно пополнил армию обманутых своими же. Так мне его жалко? Или что ты спросил? Как мне его история? Никак. Добро пожаловать в наш клуб не нужных ни своей стране, ни землякам.
--Аминь!
--Не богохульствуй.
--А что я сказал? Аминь, в переводе со старого арамейского – «Да будет так», Так заканчиваются проповеди. И выступления. И всякая философская лобуда, на которую потянуло это знакомство. Но с другой стороны, прав был один еврей, который мне ещё в 1991 году сказал: «Молодой человек, поверьте мне, ничего путного из этой страны уже не получится». Сказал и уехал в сторону Стены плача. Тут у всех была радость и эйфория по самостийности и демократии, и он такое сказал и уехал. И таки он прав! Я, конечно, не спец в вопросах государства и права, но эта страна, Украина, как государство, себя изжила полностью. Этот строй как хочет, так пусть и называется – страна, государство, республика, уния-шмуния, эта штука себя изжила. Надо срочно искать новую формацию…нет, формация, это не то. Нужна новая форма объединения сапиенсов для совместного проживания в условиях хождения одной денежной единицы. То, что есть сейчас, это Химера, порождённая Ехидной. То, что сейчас есть, идеальная среда для воровства, коррупции, беззакония и аморальности. Президентское правление будет или какое-иное – хрен редьки не слаще. Но страна, как таковая, себя изжила полностью и однозначно. Стать честной страной в глазах Европы уже не возможно, обгадились со знанием дела. И внутри страны менять что-то нет резона. Зачем менять, если власти хорошо? Болтай о чём хочешь и правь себе в карман. А прототипы этого государства возникают везде, где собираются хохлы в количестве, больше четырёх штук. Так сказать маленькие Хохляндии по образу и подобию. Это вроде Робеспьер сказал, что любая революция пожирает своих детей. А также своих лидеров и героев. Вот в 1991 году отделились, порезвились, поделились, кого надо, то сожрали, а то, что осталось, то и правит и в Киеве и в Ждирце. Правит примерно одинаково по качеству и по содержанию. Аминь дважды.
--Тебе Лесник говорил, что ты болтун?
--Лесник…. Слушай, мужика жалко…. Надо позвонить Валере и спросить, как он.
--Давай найдём ночлег и позвонишь.
Хорошее дело заграница! В отелях есть места, тебе улыбаются прямо от дверей, не выпытывают под роспись о цели приезда, не заглядывают в руки и не косятся на багаж. Тем более, когда его нет.
У стойки администратора молодая особа гражданской наружности и женского пола что-то бегло спросила у меня по-чешски, наивно предполагая, что я отвечу ей на том же языке. Я отрицательно покачал головой и заговорил на том, что в моём понимании было английским языком. В смысле чистоты произношения и правильной фонетики, мне удалось произнести только «о кей». Остальное плавало с риском утонуть во вкусной водке и пиве. Молодая администратор опустила голову и с улыбкой сказала:
--Говорим по-русски.
Твою дивизию! В одиннадцать часов вечера в городке с тремя тысячами населения есть улыбающаяся администратор… ша, которая, услышав моё Девонширское произношение, поняла, что я русский и заговорила на третьем языке из неизвестного числа языков, которые она успела втиснуть в свою молодую головку.
В общем, нам дали номер. С горячей водой и хорошим телевизором. С холодильником, в котором не было подноса со стаканами и графином. В ванной были халаты и тапочки. Это всё находилось в маленьком городке на три тысячи населения. Правда, чешского.
Как говорил мой друг, декан экономического университета – радость сама не приходит. Это я к тому, что лечь спать сразу не удалось. Позвонил Чистюля и поинтересовался, где нас изволит носить? Литературным в его вопросе было только слово «где».
--В Караганде. Или другую рифму сказать? Ты мне не родитель, поэтому голос на меня не повышай.
--Когда появишься?
--Появляются черти, -- меня начал разбирать пьяный кураж. Последствия такого разговора и в таком состоянии меня, как и положено, не волновали. – Когда приедем, тогда и узнаешь. Есть ещё вопросы?
--Ты меня достал! Не хочешь по-хорошему – твой выбор. Обижаться будешь на себя.
--Значит так, говорилка! Будешь своей маме высказываться подобным образом. Ты мне не охрана и не учитель. Я тебя не нанимал. И видеть тебя тоже не собираюсь,-- меня довольно стремительно понесло в сторону пропасти, но остановиться не было сил. -- Я приехал по делу, в котором ты участия не принимаешь, поэтому сиди на коврике у входа и не тявкай! Не твоей грязножопой балды дело, где я и сколько буду. Надо будет, завтра поеду домой и ты будешь последним, кто об этом узнает. Не, меня ещё шохи не контролировали! Иди в жопу со своими вопросами! И не звони сюда, пока я не разрешу.
Я отключился. Точнее прервал соединение. Кровь гейзером стучала в голове в поисках выхода, либо успокоения. Но не найдя ни одного, ни другого, она оттекла к ногам и с новой силой устремилась в верх, туда, где у большинства людей находятся мозги. Но в тот вечер я был в меньшинстве.
--Гордишься собой?
--Ты о чём?
--Чего ты отвязался на него? Оно же больное и подлое. У него пистолет под мышкой, тебе новая дырка нужна? А если он на меня кинется? Я-то, вообще, при чём в ваших играх? Зачем зря дразнить дурака?
Хорошо сказала, но поздно. Так же поздно пришла ещё одна мысль. А ведь Чистюля звонил не на мобильный телефон, а на стационарный, стоящий в номере. Спасибо, злость, что отбираешь рассудок!
--Я спущусь вниз и кое-что выясню.
--А что выяснять? Чистюля просто позвонил по номерам из телефонной книги в окрестные городки и в каждом пансионате называл нашу фамилию. Мог мотивировать свой вопрос тем, что мы отбившиеся от группы туристы. Вот и попал куда надо.
--Зачем ты всё время заставляешь меня сомневаться в моих способностях? А? Я бы сходил к администратору, разговорил бы её и выудил у неё эту информацию. А теперь?
--Так сходи. Заодно проверишь мои способности.
То, что Чистюля таким образом вычислил наше местоположение, на самом деле не было большой загадкой. Я бы и сам дошёл до понимания этого… наверное. В крайнем случае, администраторша помогла бы. Но меня очень тянуло вниз, на первый этаж. Мне необъяснимо надо было там оказаться. И срочно.
--Я постараюсь быстро.
Спустившись со второго этажа, где-то около стойки администраторши, я ощутил на себе непонятность в виде какого-то внутреннего толчка. Оставив все дела, если на тот момент они были, мне улыбалась гостеприимная девушка-администратор. Она стояла и улыбалась, как будто у неё не было повода пристально и сурово оглядеть меня с ног до головы, как бы спрашивая, куда, мол, тебя кое-что несёт в такое время, когда мне, то есть ей, пора отдыхать. А эта улыбалась и была готова выслушать любую мою просьбу. Стало даже не по себе от такого обращения. Среднее арифметическое между фразой «Какого хрена лыбишься» и ответной дружелюбной улыбкой заметалось внутри меня с желанием вырваться наружу. В результате то, что вышло из меня, выглядело примерно так:
--Я… это, (тут появилась кривая виноватая улыбка, исполненная непослушными мимическими мышцами лица), туда… (теперь воздух рассёк жест, направленный в пространство в сторону Улан-Удэ), на воздух. Покурить. Можно?
--Конечно да. Можно не спрашивать. (Снова улыбка).
--Но я всё равно спрошу. Откуда вы так хорошо знаете русский? Вы тоже оттуда… я имею в виду из России? По ленд-лизу?
--Что есть ленд-лиз?
--Понятно. Вы чешка. Ленд-лиз – это помощь, которую американцы присылали в Россию во время войны. Второй и мировой. Там… ну всякое было, и машины, и тушёнка, и лекарства, запчасти были…
.
--Я поняла.
--Так откуда знаете язык?
--Сейчас у нас мода на русский язык. Учу на курсах. У нас в группе есть пенсионеры, тоже учат, хотя и не забыли.
--Пенсионеры? А что не забыли, язык или 68 год?
--Их память - то их память. Но я говорила о языке. У нас приветствуется знание нескольких языков. Я решила учить те языки, которые к нам чаще приезжают.
--Хорошо вышло — языки, которые приезжают.
--А это не правильно сказала?
--Нормально. Во всяком случае понятно. Мне.
Она снова улыбнулась мне, но не так, как при моём выходе, а… как это сказать по-русски? Как равному, но который немного больше знает в изучаемом ею вопросе. Так-то вот! Знай наших! Потом я гордо направился к выходным дверям.
Двухэтажный отель стоял на самом выезде из города. Или на въезде. Даже без очков, на небольшом расстоянии от здания готеля, можно было разглядеть указатель «Ждирец над Дубравой» перечёркнутый красной полоской и другой указатель «Нове Ранско», но без полосы. Тут же бело-красная заправочная станция и строительный склад. С другой стороны находился парк смешанного типа. Чистый и ухоженный. Пахнущий только деревьями. Диссонирующим пятном в парке была белая каменная будка электрощитовой с надписью, сделанной свободолюбивыми чехами аэрозольной краской – «Наци не пройдут».
Я закурил и пошёл по дорожке в сторону деревьев. Парочку раз я успел подумать об администраторше, но только как о лингвисте, и начал думать о другом. А именно – что выперло меня на ночной променад в незнакомом городке? Вот именно что, а не кто. И это тем более интересно….
--Ничего интересного в этом нет.
Если бы не вкусная водка с вкусным пивом, я не смог бы ручаться за приличную реакцию своего организма в ответ на такое предложение, которое прозвучало вполне реальным звуком в метре от меня. Как раз от ближайшей ели и прозвучало. Как раз туда и долетело бы последствие реакции.
--Ты всегда так?
Мальчишка-велосипедист отделился от тёмной громады дерева и сделал шаг в мою сторону.
--Я всегда так, как надо. А ты, вроде, испугался?
--Я девушка понятливая и с правильной реакцией. Я не испугался. Я чуть не обосрался от радости. Иначе и попроще нельзя было? Хоть запиской, как в прошлый раз?
--У нас нет времени заниматься эпистолярным жанром, надо многое успеть тебе сказать, а тебе многое понять прежде, чем ты начнёшь что-то делать. У нас нет времени искать кого-то, кто умеет писать. Мы не пишем. И не звоним.
--А также не сеем и не жнём. Ещё вы не….
--Хватит.
--Не хватит. Я имею спросить про свой интерес, -- выпитое мёртвой хваткой уцепилось за мой язык и мотало им из стороны в сторону, отчего слова срывались с него, с языка, самостоятельно, не проходя предварительного согласования с мозгом. Оно и понятно. Где мозг запрятан? Далеко и под костью. А язык всегда наружу. По крайней мере, у меня.
--Слишком много текста!
--Текста ему много. А тебе картинок хочется? Их есть у меня. Но прежде вопрос. Что я тебе такого сделал, что ты такой злой на меня? Видимся всего лишь второй раз в жизни… в моей. Я ты ведёшь себя так, как будто я тебе свадьбу испортил.
--Видимся мы не второй раз и не вторую сотню раз. Если хочешь, расскажу об этом. Но позже.
--Слышу типичную речь Антона-Андрея. Позже, ты пока не готов.
--Теперь слушай меня. Если не перестанешь колебать впустую воздух и терять время, которого у тебя мало, будешь, как у вас говорят, полностью готов. В смысле могилы. Ты слушаешь меня? Уходит время, нам его сейчас нельзя тратить, правда, нельзя.
Вот и потекло из этого мальчишки хоть что-то человеческое в этом разговоре. Хотя, за «для могилы», мог бы и по сусалам схлопотать.
--О могиле я сказал образно. Не надо её бояться, но и стремиться к ней нельзя. Через могилу я проходил несколько раз… неважно. Скажу так. Хочешь в могилу, перечить не стану. Но сначала тебе надо доделать ту работу, на которую ты согласился в разговоре с Андреем. Потом… нет, о «потом» пока рано говорить. На этом этапе ты со мной согласен?
--Я правильно понял, что про мою могилу ещё рано говорить?
--Господи!!! Ну зачем его выбрали? Почему я должен опекать этого… этого? Почему, Господи, ты меня им наказал?
--А-а-а! Не нравится, как с тобой обошлись? А как ты себя со мной ведёшь? Как мать Тереза?
--Так. Начинаю сначала. Ты можешь меня просто выслушать и не перебивать? Дело, по - настоящему серьёзное, и от его результатов многое зависит. Многое зависит от твоего поведения, твоего разумения и твоего желания добиться положительного результата. Но не забывай, что исход этого дела затронет многих людей, в твоём понимании хороших и плохих. И затронет их, в зависимости от финала этого дела либо хорошо, либо смертельно плохо. Но хочешь ты этого, или нет, всё завязано на тебе и только на тебе. Я не хочу думать, что ты что-то лично для себя стараешься выкроить в этом деле, но временами такое впечатление у меня создаётся. Ты сможешь меня выслушать? Ты готов к этому?
--Да.
Вот делайте, что хотите, но мне показалось, что у него от удивления отвисла челюсть, настолько он не ожидал простого и утвердительного ответа.
--«Да». И всё?
--Может тебе и станцевать для убедительности? Мужчина сказал «да». Это значит «да». Говори, друг мой.
--И ты….
--Да, я. Аз есмь царь, понеже мимо унитаза.
--!?
--Всё, шутки в сторону. Я извиняюсь и слушаю.
--Извинение принято. Слушай меня внимательно. Всё, что происходило с Антоном, то есть с Андреем, закономерно и вполне объяснимо для жизни здесь, на Земле. Это часть вашей жизни, часть вашего развития и обязательная составляющая истории человечества на пути к финалу. Так было и так будет всегда. В этой ситуации, которая у вас называется разборкой, находятся люди, которые не должны пропасть, не должны испортиться душой. Люди, за которыми мы тщательно присматриваем. Сейчас не важно, как они вошли в сферу этой длительной разборки, важно создать такое изменение в подобной разборке, при которой они вышли бы из неё без видимого вреда для себя. Ну и для нас, разумеется. Мне подробнее говорить?
--Не надо. Я знаю этих людей?
--Одних знаешь лично, других только видел. Но не имеет значения, кто они. Для тебя это пока табу. У тебя другая задача – вывести их из-под возможного удара. Это то, что тебе надо сделать. Теперь, как это надо сделать. Скоро ты снова встретишься с двумя знакомыми, с Петровичем и Чистюлей. Их надо как-то нейтрализовать на четыре-пять дней. Только на этот срок. Дальше они перестанут играть свою чёрную роль, за которую взялись. Это твоя задача.
--Можно я спрошу, как их нейтрализовать?
--Спросить можешь и уже спросил. Но я не буду отвечать. Ты должен потрудиться и придумать сам. Тебя никогда не использовали, как марионетку, не дадут и на этот раз. Мы уверены, что ты справишься. Подсказок не будет. Ни одной. Это всё.
--Стоять, Казбек! Ты мне кое-что обещал, помнишь?
--Подробности? Помню. Ладно, хоть это сейчас и несвоевременно. Погоди.
Мальчишка отошёл к дереву и вокруг стало тихо. Правда, на долю секунды заложило уши и пересохло во рту. Но объяснения подобным изменениям всегда у меня есть в запасе и я ими сразу воспользовался. Это водка с вкусным пивом. Но позже я понял, что объяснение было другим и неправдоподобным. Но всё-таки случившимся. Сухость во рту прошла, слух снова стал на шесть метров шёпотом, мальчишка снова подошёл ко мне.
--Слушаю.
--Поправь меня, если я не прав, но неужели вы не знаете, что я сделаю для устранения….
--Нейтрализации.
--Да ладно, не придирайся к словам….
--Буду придираться. Каждое слово, каждый набор букв, составляющий слово, был создан только для того, чтобы дать точное определение только одному понятию, для которого было создано это сочетание звуков. Если использовать слово с одним смыслом для определения иного понятия, пусть даже схожего с понятием того слова, которое неверно использовано, то происходит неверное толкование речи говорящего. Слово – это звук и колебание, которое нами улавливается, почти всегда исполняется. Но, согласись, использовать слово «устранить», как понятие «убрать преграду» вместо слова «нейтрализовать», как понятие «лишить активности», недопустимо. Слушая тебя, я прихожу к выводу, что ты хочешь лишить их жизни. Это недопустимо для дела и непозволительно для тебя. Извини за менторский тон, но так нам легче будет разговаривать о серьёзных вещах. Продолжай.
--Мне теперь надо вспомнить, о чём я говорил. Ага, вот. Значит так. Вы не знаете, что я сделаю для решения этой задачи, правильно?
--Правильно.
--Но ведь Андрей как-то говорил, что вам всё известно, я имею в виду будущее. Что-то подобное было?
--Да.
--Тогда не проще вам, зная, что будет в будущем, просто направить мои действия в нужное русло?
--Нет.
--Вот так. Чернеет белизной малиновый желток. Вы знаете, но вы не знаете. Вы можете, но вы не можете. Как прикажете понимать?
--Представь себе стадион. Тебе надо пробежать круг. По аналогии, это выполнить данную задачу. Понимаешь? В данном забеге никому не интересно, как ты побежишь. Ты можешь пойти пешком, бежать спиной вперёд или отдыхать по часу через каждые сто метров. Главное, это прийти к финишу после того, как ты стартовал. Способ бега, это твоё отношение к себе, к поставленной тебе задаче, к тем, кто тебя ожидает на финише. Другими словами, это твоя совесть. Но, поскольку ты всё равно будешь на финише, мы знаем, каков будет результат. А дальнейшие события, сопряжённые с забегом, будут развиваться в зависимости от того, как ты финишируешь. Быстро – случится одно, медленно – другое. Но сопровождающие события, которые хоть и определяют главное, но не заменяют и не имеют существенного влияния на него, не имеют для нас решающего значения. Для нас важен твой приход на точку финиша.
--Недопонял. Если время не играет роли, то я могу встретиться с моими псевдодрузьями и через неделю. Что ты машешь головой? Я не прав? Я повторяю твои слова.
--Время, как единицу измерения пространства от одного события до другого, придумали вы. То есть на Земле. У нас времени нет. А то, что ты планируешь встретиться с псевдодрузьями через неделю, то пожалуйста. Нам придётся кое-где искривить пространство и сжать действительность до нужного нам события. Но и через неделю тебе придётся их нейтрализовать на пять дней. Скажу иначе. Финал – это нейтрализация, а время забега мы скорректируем. Понимаешь?
--Ладно. Допустим, понимаю. Теперь дальше. Что дальше?
--Такой вопрос не получал даже Нострадамус. На финише узнаешь.
--А если я не смогу?
--Мы просим тебя, чтобы ты постарался и смог.
--Легко сказать, постарался.
--Скажу больше, мы просим тебя, чтобы ты постарался, зная, что за это ты никакой награды не получишь.
--К этому я привык. Ладно, я постараюсь. Меня ещё одна штука беспокоит.
--Ты заболел?
--При чём… а-а, понял. Беспокоит. Тогда интересует.
--Это уже лучше.
--Лесник, Аркадий Михайлович, он тоже… ну… под вашим присмотром?
--Да.
--Тогда что же вы….
--Как и все остальные из живущих на Земле.
--А, так? Я думал под особым приглядом, как некоторые в этой… в этом деле.
--Так тоже можно сказать.
--Так почему же его не уберегли, а?
--Конкретнее не можешь?
--Почему допустили, чтобы его подорвали?
--Это нас не интересует. Его тело нас не интересует. Мы в нём заинтересованы в другом… смысле.
--В каком? Взорвали мужика, он лежит в коме, без руки, а у вас есть другой смысл заинтересованности? Это как?
--Андрей тебе уже объяснял этот закон, но ты им пользуешься, как игрушкой. Пока она на глазах, ты ею играешь, а как её не видно, ты её позабыл. Свою судьбу и жизнь на Земле Аркадий Михайлович сам запланировал. До дня и способа смерти. Понимаешь? Это снова как тот же забег от старта и до финиша. Но каждое событие в его, да и в жизни любого человека, есть свой забег, пусть меньшего масштаба и продолжительности. Но мы точно знаем только финал таких забегов, а не способом, каким люди его преодолевают. Я понятно говорю?
--То есть вы знаете, что я окончу школу, но не знаете, с какими отметками, и не останусь ли на второй год.
--Это достаточно близко к настоящему пониманию сути. Только в процессе школьного обучения у тебя была масса забегов, которые ты совершал. Это и дружеские отношения, которые во время забега ты не укрепил и которые впоследствии не поддерживал. Это и случайная ссора, которая могла бы закончиться дракой, это в ноябре было, в девятом классе, помнишь?
--Не помню. Да и не важно. Так это Лесник запланировал себе свой уход таким образом?
--Знаешь, Аркадий Михайлович во время забега… давай отойдём от этой иносказательности и этих забегов. Он изменил свой собственный жизненный план, что и повлекло за собой произошедшее. Он слишком активно начал оказывать помощь во всём слишком многим, начал слишком близко подпускать к себе случайных людей. Это привело к желанию его окружения завладеть его деньгами. Нам пришлось ему намекнуть, но он услышал нас слишком поздно. Хотя финишировал он в установленный срок, через пять дней.
--Я снова мелко плаваю. У меня появилось два вопроса. Первый. Помощь ближнему, в вашей сегодняшней трактовке, не есть благо? И второй. Если для вас не важен старт и финиш и не важен способ бега, то какая вам тогда разница, поменял он свой план в процессе бега, или нет?
--Хорошо то, что ты внимательно слушаешь и по существу задаёшь вопросы. Плохо то, что ты начинаешь только слушать, а не слышать. Я не делал акцент на то, что нам важен или не важен старт и финиш его забегов, хотя я и предлагал отойти от иносказательности. Нам известны основные моменты его жизни, а способ, каким он доберётся до финала основной, или одной из основных ситуаций в его жизни, это дело его совести. Сумма способов достижений цели в жизни каждого человека и есть его греховность или добродетель. Именно за сумму этих способов и надо держать ответ перед Богом. Я понятно говорю?
--Сейчас… значит….
--Это значит только одно. Ты приносишь план своей жизни на утверждение начальству. В этом плане есть пункты, конечно условные, о рождении, первом классе, первой двойке, как о воспитательном моменте, увлечение в третьем классе футболом, выпускной и так далее, вплоть до похоронного марша. Но вот что ты пропустишь, увлёкшись футболом, кого обидишь или напротив, кому-то поможешь – это то, что тебе разрешается Богом. Это и есть твоё воспитание и духовное становление. Понимаешь?
--Вроде да,… но это надо ещё обдумать.
--Это правильное решение. Теперь о помощи другим. Помощь, это развращающая добродетель. Нельзя помогать всем. Надо помогать только тем, кто просит помощи по-настоящему. Надо не просто жить день за днём, надо у каждого прожитого тобой дня чему-то учиться. Учиться слышать людей, понимать их скрытые пороки и добродетели, понимать хитрость их недомолвок или нерешительное молчание. Надо иметь силу отказать в помощи знакомому, который был бы не против, чтобы ему помогли, и согласиться помочь не знакомому, который умоляет именем Христа. Иначе ты, думая, что кому-то помогаешь, всего лишь угождаешь человеку. А угождение есть не меньший грех, чем считается у вас убийство или лжесвидетельство. Бог любит, когда у человека спина потная, понимаешь? Это когда человек сам старается что-то сделать, а, не ссылаясь на мелочную трудность, прячется за спиной другого человека. Не понимая этой разницы, Аркадий Михайлович несколько усложнил ситуацию в конце своей жизни. Причём настолько, что нам, волей-неволей пришлось просить тебя заняться решением этого вопроса ещё до того момента, когда Аркадий Михайлович дойдёт до финала. Он нагрешил так, что изменил многие планы других людей, не доведя до конца свой собственный.
--Если я хороший слушатель, то испортить середину между стартом и финишем можно не только угождением, да?
--Портить нельзя. Но люди, имея известную свободу при выборе решений, меняют. Один способен поменять очень сильно, пример тебе Аркадий Михайлович. Вторые попросту шалят, на что не всегда обращается внимание. В каждом случае, каждый человек имеет право колебаться от плохого к хорошему, от добра к злу. А это и есть твой выбор и твой ответ за это. Я ответил?
--Я ещё устаканю это.
--Я просил ведь говорить человеческими словами, понятными….
--А я всё понимаю, что говорю.
--Тогда я не всё понимаю. Например, не понимаю, зачем ты это говоришь.
--Чтоб… блин! Я уже запутался.
--Хорошо. Начнём с начала и с подробностями. Аркадий Михайлович слишком долго делал то, что ты сам сегодня собрался сделать в господе… Ты начал навязывать помощь своему новому знакомому, хотя он её не просил. Ты сам решил, что в своём теперешнем положении ты стоишь выше собеседника и уже в состоянии кардинально вмешиваться в чужую жизнь. Это грех. Тебя просили это делать? Нет. Тебя умоляли помочь? Нет. Значит, не делай того, что не обусловлено просьбой, высказанной в состоянии безысходности. Тебя, кстати, использовали в качестве слушателя. И только.
--Использовали?
--Нет ничего плохого в этом слове. Замени его другим, но смысл останется прежним.
--Понятно.
--Пока не понятно в достаточной степени. Но скоро всё станет на свои места. Можешь мне поверить. Что ещё хочешь спросить? А, ещё одно. В твоих рассуждениях о стране и о людях есть много верного, но очень часто верную мысль ты портишь эмоцией, а это сразу уводит тебя от правильного понимания, происходящего в сторону поиска виновных. В одном ты прав, когда делил людей на русских и… скажем так, на анекдотических антиподов. Украинцы это те, у кого, образно говоря, рубаха в поту от работы. А… не стану называть их так, как ты говорил, но ты понял, о ком я. Так эти вторые и являются жалобщиками, которые стараются получить помощь просто так, ничего для этого не делая. Не утруждая себя даже попросить.
--Тогда делаю вывод, что вторые, которые не названы тобой, то есть хохлы, нужны для того, чтобы украинцы правильно воспитывали себя, в вашем понимании правильно. Так? Или как?
--Ты слишком сильно обобщаешь. Но в целом понимание Земного устройства жизни верное. Никто не может быть хорошим или плохим. Все одинаковые. Но один хороший поступок человека, ставший не единичным фактом, а основой его повседневного отношения к жизни и к людям, может случиться только на фоне других людей, не совершающих ничего доброго. И наоборот. На фоне добросердечного человека, из массы простых людей появляются последователи, которые на общем фоне выделяются правильностью жизни и уже сами служат фоном. Это чистая тавтология и скопление слов, которые не очень правильно интерпретируют заложенную в Земную жизнь идею.
--Где-то так я и думал.
--Ничего и нигде ты так не думал, иначе бы, не рассуждал о людях так, как сегодня вечером после господы. Ты говорил, как простой человек с Земли, хотя многое тебе известно такое, о чём другие только догадываются. Ты излишне эмоционален.
--Я же не бревно.
--Бог бессмертен, потому, что он бесстрастен.
--Я запомню эту фразу.
--Тогда запомни, что о революции, пожирающей своих детей, а не героев, сказал не Робеспьер.
--А кто?
--Потрудись сам узнать. Рубашка должна быть мокрой от пота.
--Теперь до меня дошло. Правда, дошло. И про угождение, и про помощь, которую надо просить. Спасибо.
--Вопросы все?
--Нет. Есть один последний. Если мне вдруг удастся нейтрализовать эту парочку, какие мои действия дальше?
--Старайся остаться человеком в поступках и в мыслях. Это страшно тяжело.
--Я не имею ввиду глобальную перспективу. Я говорю о том, что делать с нашим общим делом через день, через два?
--Если что-то пойдёт скверно, то мы подскажем. Больше я не могу ничего сказать.
--То есть, на моё усмотрение?
--Можно и так сказать.
--Я уже так и сказал. Мы с тобой, сам говоришь, не первый раз встречаемся, а как тебя зовут, я так и не знаю.
--Ты уже назвал меня велосипедистом-мальчишкой, пусть так и останется.
--А попроще имени нет?
--Это ни к чему.
--Ладно. А это… ну… ты тут так активно намекал, что срочный разговор, мало времени у нас. А просвистели мы с тобой около часа, не меньше. Значит, времени нам хватало?
--Мне разрешили… скажу так, немного подкорректировать течение событий. Ответ устраивает? И мы с тобой не свистели, а разговаривали.
--Один раз такое со мной уже было, помню…. А если бы в этот момент, ну, когда ты с событиями так поступил, кто-то посторонний пришёл? Что было бы тогда?
--Было бы нежелательное вторжение на изменённое пространство. Меня, за непредусмотрительность… не важно, а непрошенный посетитель в конце концов списал необычность увиденного на всё, что угодно, даже на сон. Ты же нашёл объяснение тому, что у тебя заложило уши? Хотя причина, настоящая причина, была в другом.
--А что могло здесь быть необычного?
--Всё зависит от масштаба изменения действительности. Помнишь, когда ты вернулся из армии, ты встретил одноклассника? Анатолий его звали?
А ведь действительно такое было. Была эта неожиданная встреча, о которой, за давностью прошедших лет, я перестал вспоминать. Только тогда я отнёсся к ней… даже не помню как. По-моему, просто списал на выпитое. Короче говоря, был такой случай.
Демобилизовался я из армии где-то пятнадцатого или шестнадцатого ноября. Пришёл домой в шинели, в шапке. Красавец! И через пару дней пошёл в гости к другу детства. Надел форму и пошёл порисоваться. Встретились, пообщались, винца немного выпили и всё такое. Наобщавшись, я пошёл домой. На улице похолодало, осень всё-таки. И метров за сорок до нашего дома я встречаю одноклассника, Толю Топоркова. Мы обнялись, поговорили…. Одно меня в нём удивило, о чём я и спросил:
--Тоха, а чего ты в одной рубашке? Куртку бы надел, не лето на дворе.
--Да не замёрз я, нормально. Я тут недалеко… успею согреться.
Где он недалеко находился, я тогда не узнал, потому, что после моего вопроса наш разговор как-то скомкался, перешёл на междометия и мы, пожав руки, расстались.
Дома мама расспрашивала о походе в гости, о друге и о встрече. Я рассказал ей обо всём, а в конце рассказал и о Толике.
--Иду уже домой, вижу – около дома Трофимовны (это наша соседка через три дома), что-то белеет. Подхожу, представь, стоит Тоха Топорков. Чёрные брюки, белая рубашка нейлоновая…. Спрашиваю, чего это он на холоде раздетый? Он говорит, что здесь он где—то рядом гуляет, так что не замёрзнет. Вот как.
--Кого видел?
--Толика Топоркова.
--Не мог ты его видеть.
--Ма, мы выпили бутылку вина. Одну. Я не пьяный. Мы с Тохой даже обнялись. И разговаривали. Как это не мог?
--Мы тебе не писали в письмах… но Толю Топоркова похоронили ещё весной. Он был у кого-то на проводах. Это было где-то рядом с нами, через несколько домов. Они выпили и поехали кататься на мотоцикле. Вот… водителю повезло, а Толик погиб. Так что ты не виделся с ним.
Я тогда сильно спорить не стал, хотя новость о гибели Толика и необычная встреча, немного выбили из колеи. Позже я спрашивал у знакомых о судьбе Толи и мне рассказали то же, что рассказала мама. Я и на кладбище ходил, видел его могилу. А вот рассказывать кому-то о своей встрече с ним я не стал. Не хотел, чтобы меня сочли ненормальным. А оказывается, я стал не прошеным посетителем на изменённом пространстве. Как всё просто! И как сложно. И насколько неправдоподобно для человеческого ума.
--Нам пора расстаться. Мы очень нуждаемся в твоей помощи. Пожалуйста, не подведи нас, это по-настоящему важно.
--Я постараюсь сделать это.
--И последнее. Попроси жену не снимать парик. Это тоже важно. Теперь я пойду. И ты ступай. Отдохни. Скоро у тебя встреча.
Велосипедист подошёл к ели, обошёл её и больше не показывался. Наверное, он отправился в свою небесную обитель. Я посмотрел вокруг, не зная, что я хочу увидеть. Но никого не было в пределах видимости, и я решил вернуться в отель. Ступив на порог, я взялся за ручку двери и с удивлением обнаружил, что между пальцами правой руки зажата недокуренная сигарета.