Черепаховый гребень

                Юрий Арбеков
                ЧЕРЕПАХОВЫЙ  ГРЕБЕНЬ          
 
 
…Я вернулся в родной город и первым делом, как положено, пошёл в военкомат. Стоял в очереди таких же, как сам, демобилизованных, когда меня вызвали к военкому. 
--  Сержант Костров?   
-- Так точно, товарищ подполковник!
--  Заходи, садись.
Он крепко пожал мне руку.
-- Что намерен делать дальше, Валентин Андреевич?
-- Хочу в техникум поступить, товарищ военком. Как получится…
-- А жить на что?
Он уже заглянул в моё личное дело, хитрец, и успел узнать что живу я вдвоём с матерью, отца нет…
-- Как-нибудь…
-- Э, брат. Сейчас всё совсем по-другому. Безработица, суперинфляция… Слыхал?
-- Кое-что…
-- А уж как ворьё распоясалось – удержу нет! Организованная преступность объявилась, киллеры завелись… Уже днём стреляют на улицах, как скажи тебе, в Чикаго!
Я пожал плечами. Там, откуда я прибыл, тоже стреляли.
-- Ну и что ты на это скажешь? – не сдавался военком.
-- Одно скажу, товарищ подполковник: в киллеры не пойду, хотя стреляю не плохо.
Он ухватился за последние слова.
 – Вот именно! Отличный стрелок, мастер спорта по самбо, гвардии сержант – и пойдёшь в штатский вуз?.. Да там своих дохляков хватает! Сегодня каждый второй мечтает откосить от армии... Тебе-то это надо?..
Я никак не мог понять, куда он клонит. Остаться в армии сверхсрочно меня уже сватали. Но я отказался, мать пожалел. Не то у неё здоровье, чтобы бросить без сыновней помощи…
-- Что вы предлагаете? – не выдержал я.
-- Тоже службу – но в родном городе. На рубеже  добра и зла, Закона и беззакония.
Пока я пытался разгадать его ребус, он снял трубку и позвонил куда-то. Разговор был коротким.
-- Вот что, сержант. Садись-ка ты на автобус и езжай вот по этому адресу, -- он протянул мне листок бумаги.
Я заглянул: там располагался городской отдел внутренних дел.
-- Это что, в милицию? – разочаровался я.
В прежних словах военкома слышалось что-то таинственное.
-- И не просто в милицию, парень. Насколько я знаю, сейчас идёт укрепление уголовного розыска, там позарез нужны молодые смелые ребята, прошедшие армию и горячие точки. Недавно   было совместное с ГОВД совещание, полковник милиции лично просил нас приглядеться к демобилизуемым. Я к тебе пригляделся и вижу: ты рождён для угро, Валентин Андреевич!
Признаться, голова у меня пошла кругом. С одной стороны, я вспомнил наш двор и приблатнёных его обитателей, которые хвалились своими «ходками», смеялись над тупыми «ментами» и прочее… С другой стороны припомнил литературных героев из любимых книг и фильмов: Шерлок Холмс, Пуаро, Мегре, Лев Гуров, майор Пронин… Неужели я тоже буду в числе проницательных бесстрашных сыщиков?
Герои победили в моей душе, и в тот же день с запиской от военкома я переступил порог отдела кадров ГОВД.

                2.
И вот прошло годы.
Закончив высшую школу милиции, я был аттестован на лейтенанта и направлен  в угрозыск,  под крыло легендарного сыщика тех лет майора Истомина. Моим непосредственным начальником был капитан Шохов – красавец мужчина, балагур и эксплуататор, поскольку тут же взвалил на меня большую часть  черновой работы. А её хватало. Опросы жильцов целого микрорайона, запросы в десятки инстанций, беседы с мелкими жуликами, консьержками, дворниками – всё это выпадало на мою долю, тогда как Шохов брал на себя самое важное: составить план розыскных мероприятий, допросить подозреваемого по крупному делу, доложить начальству о проделанной работе…
Впрочем, Сергей Николаевич мог себе позволить и черновой труд – если в качестве потерпевшей выступала красивая дама.
 
Позвонили из дежурной части. Капитан выслушал и сказал нарочито хмуро:
-- Пусть заходит.
-- Кто? – спросил я.
-- Заявительница. Супруг у неё пропал.
Раздался робкий стук в дверь.
-- Да-да, войдите!
Вошла женщина лет сорока -- невысокая, изящная, в сером дорогом плаще, на котором очень импозантно гляделся пёстрый шарф с бриллиантовой брошью. Черты её лица были правильными  и, наверное, очень привлекательными, но покрасневшие глаза и набрякшие веки говорили о том, что у неё горе, а в такие минуты трудно судить о красоте. Одно, без сомнения, было великолепно: её натуральные каштановые волосы, уложенные в пышную причёску с блёстками дорогих заколок.
-- Разрешите?
-- Пожалуйста. Проходите, садитесь.
-- Благодарю.
Она присела на краешек стула и  достала из сумочки кремовый носовой платочек.
«Сейчас плакать будет», -- догадался я.
-- Слушаем вас.
Она, действительно, промокнула платком набежавшую слезу и сказала, всхлипнув:
-- У меня муж пропал.
-- Когда это случилось?
-- Вчера.
 Мы с капитаном переглянулись. Есть установленные сроки, после которых начинаются оперативные действия по розыску   пропавших людей, но дежурный сказал по телефону, что  полковника Гладышева личное указание начать поиск, и тут уж никуда не денешься.
-- Так, давайте всё по порядку, -- сказал капитан Шохов и кивнул мне: запиши, дескать.
Я придвинул к себе стопку бумаги, поставил сегодняшнее число – 29 сентября -- и начал записывать.
 – Ваши имя, отчество, фамилия? Где проживаете?
-- Куприянова Светлана Михайловна. Живу на улице Дачной, дом 39.
-- Квартира?
-- У нас коттедж. Квартира номер один.
-- Кем работает муж? Какого он возраста?
-- Ему сорок два года, зовут Алексей Васильевич, инженер, предприниматель.  Работает в собственной фирме по ремонту техники. 
-- Какой техники? 
-- Бытовой и компьютерной.  Его фирма называется «РБТ». Знаете, наверное…
-- Кто ещё живёт с вами?
-- Дочь Дарья.  Ей девятнадцать лет, работает у отца. Менеджер.
-- Понятно. А теперь подробненько – о самом происшествии. Когда вы виделись с мужем последний раз, куда он отправился, с кем?
Из рассказа Светланы Михайловны явствовало, что муж её, Алексей Васильевич Куприянов, уехал из дома накануне утром, но не в офис:  наметил деловую встречу где-то за городом. Судя по всему, встреча затянулась, поскольку ни утром, ни в течение всего дня он на работу так и не приехал, на звонки тоже не отвечал.
-- То ли забыл зарядить телефон, то ли деньги кончились на счету, но каждый раз, когда я звонила, автомат отвечал: «Связь временно недоступна».
-- И часто вы звонили?
-- Ну… днём раза три-четыре, а вечером, и особенно ночью – через каждые полчаса. – Заявительница снова промокнула глаза платком. – Мы ведь не спали всю ночь: я, Даша, её жених... Все больницы обзвонили, все морги… Куда мог деться Алексей? Ума не приложу.
-- Срочно уехать в Москву, ещё куда ни будь за пределы области не мог?
-- Нет. Он всегда готовился к поездке заранее.
Сергей Николаевич крякнул, шаловливо улыбнулся…
-- Я, конечно, извиняюсь, Светлана Михайловна. Но не мог ваш супруг… загулять где-нибудь на стороне? Такое тоже  бывает. Помните рассказ Чехова «Шведская спичка»?
-- Помню, -- внешне спокойно сказала Куприянова. – Мой супруг не ангел, конечно, но чтобы семью бросить – нет. Я не из тех, кого бросают!
При этом она так гордо повела головой, что нельзя было усомниться  в сказанном.
Капитан вздохнул.
-- Ну ладно… Будем искать. Заявление вы написали?
-- Да. Оставила у вашего руководства. Полковник обещал сделать всё, что в ваших силах. Он, кстати, знаком с моим супругом…
-- А фотографии мужа у вас нет случайно?
-- Почему же «случайно»?.. Я специально принесла.
Светлана Михайловна достала из сумочки конверт и разложила на столе с десяток цветных фотоснимков. На каждом был запечатлён  симпатичный мужчина средних лет – вполне преуспевающий, судя по его широкой  улыбке. Здесь были летние снимки: Куприянов на рыбалке и на пляже; зимние снимки: Куприянов на горных лыжах и за рулём своего снегохода; снимки «камерные»: Куприянов в офисе и в дорогом ресторане…
Капитан выбрал ту фотографию, которая была сделана для заграничного паспорта, и отправил меня в канцелярию  размножить её. Когда я вернулся, заявительница уже ушла, оставив в нашем кабинете тонкий аромат дорогого парфюма.
 -- Ну и как она тебе? – спросил Шохов.
Я пожал плечами.
-- Женщины старше тридцати для меня все на одно лицо.
-- Глупый ты ещё. Молодой, зелёный, -- вздохнул капитан. – В даме такого возраста свой, особый шарм. Бальзак это понимал: «Ничто так сладко не пахнет, как отцветающая роза»…
-- Может быть. Но вот увидишь: ничего с этим Куприяновым не случится.
-- Почему ты так думаешь?
-- Судя по снимкам, он собирается жить долго и счастливо.
-- Да, вид цветущий, -- сказал задумчиво Сергей Николаевич, разложив на столе фотографии бизнесмена. – И тем не менее, искать его мы обязаны.  Человек уехал на машине, а в таких случаях может случиться всё, что угодно. И дорожная катастрофа, и разбойное нападение…
Капитан взял чистый лист бумаги, фломастер и начертил условную схему поиска: круг в центре с надписью «Куприянов» и шесть кружочков по периметру: «Дом», «Работа», «Машина», «Друзья», «Враги», «Любовницы»…
-- Вот так примерно будем работать. Ты сделаешь запрос в автоинспекцию, узнаешь всё по поводу транспорта, -- он подчеркнул слово «Машина» синим фломастером. -- А потом сходишь в УБОП, в  фирму Куприянова, узнаешь всё  о рабочих контактах,  о доходах пропавшего, -- и выделил слово «Работа». – Когда речь идёт о бизнесменах, финансовая составляющая бывает одной из главных.
-- Понял, шеф.
-- А я возьму на себя самое деликатное: повторно допрошу супругу, -- зелёным он подчёркнул слово «Дом». – В родной обстановке она припомнит гораздо больше, чем здесь, в казённых стенах.
При этом моё начальство даже не улыбнулось.

                3.
В тот же день, действуя по схеме капитана Шохова, я заглянул  в УБОП и расспросил борцов с экономическими преступлениями о том, что представляет собою ремонтная мастерская пропавшего Куприянова. Выяснилось, что это прежняя «Рембыттехника», построенная ещё в советские времена: двухэтажное панельное здание с собственной котельной и гаражом на пять-шесть машин. 
 В начале девяностых предприятие приказало долго жить, поскольку население, разорённое суперинфляцией, не только не покупало новую бытовую технику, но и старую почти не ремонтировало.  Главный инженер Алексей Куприянов, в ту пору ещё совсем молодой человек, собрал остатки коллектива, зарегистрировал кооператив с название «РБТ» и начал производить простейшие вещи: спирали для утюгов и электроплиток, вилки и розетки, соковыжималки, аппараты для производства дистиллированной воды… Очень скоро аппараты стали продаваться, как горячие пирожки, потому что «дистиллятор» прекрасно работал в качестве самогонного аппарата, и пока новая власть разбиралась в технологических и юридических тонкостях такого совпадения, кооператив сумел прилично заработать.
Производство «дистилляторов» прикрыли, но Куприянов уже освоил печатное дело и начал выпускать акцизную марку для расплодившихся ликёро-водочных цехов, затем, в  разгар челночного бума, перешёл на изготовление и ремонт кассовых аппаратов, холодильного оборудования и иной торговой техники. Не пропустил кооператив и массовую компьютеризацию России: в бывшей «Рембыттехнике» первых в городе открыли цех по сбору и обгрейду системных блоков, заправке принтеров, ремонту сканеров; не брезговали и контрабандными товарами…
-- Куприянов как легендарный царь Мидас: всё, к чему прикоснётся,  превращается в золото, -- сказали мне в УБОПе. – Но молодец: всегда знает, когда остановиться. Мы только соберёмся накрыть его контору за пиратские диски,   а он уже на другое переключился, легальное. В начале века на бытовую технику вновь появился спрос, жизнь налаживалась, а вместе с ней и «хозяйство Куприянова». Сегодня это одно из процветающих предприятий города, а сам он -- один из наших городских олигархов. Побываете дома – сами увидите.
-- Я-то вряд ли; капитан расскажет.
Но Шохов  в ответ на мои расспросы только руками развёл: «Сказка, брат!».
Надо отдать ему должное: мой наставник принёс солидный список родственников, друзей, знакомых, деловых партнёров и  конкурентов Куприянова.
-- Я же говорил: дома и стены помогают. Светлана Михайловна припомнила всех, кто так или иначе мог встретиться с Алексеем в день его исчезновения. Будем работать по каждому.
В ГАИ подтвердили, что семья Куприяновых владеет солидным парком автомобилей, в том числе большегрузными фурами, разъездными «Газелями», легковыми авто… Все они на месте за исключением личной «Тойоты» хозяина фирмы. На ней, как сказала супруга, он и уехал утром рокового дня. С тех пор иссиня-чёрная красавица словно в воду канула.
 
                4.
На следующий день с утра я отправился в бывшую «Рембыттехнику». Рядом с прежним зданием из железобетонных панелей сегодня возвышался стеклянный куб нового супермаркета. Стоял хороший солнечный день, и стёкла, отражая небо, делали новостройку празднично синей. Ярким контрастом на высоте третьего этажа пламенели огромные алые буквы «РБТ».
Как все жители нашего города, я не раз бывал в этом сверкающем мире холодильников, пылесосов, стиральных машин, микроволновок, компьютеров и прочей современной техники для дома и офиса, в мире зеркал, бесшумных эскалаторов и всезнающих консультантов. Но душа фирмы по-прежнему жила в соседней бывшей двухэтажке, на которую не так давно нахлобучили полукруглую, с большими  окнами мансарду  под зелёной черепицей.
Я вошёл на первый этаж и, как в старые добрые времена, увидел огромный зал, разбитый полупрозрачными пластиковыми перегородками на отдельные участки. В каждом кипела работа. Голубыми всполохами сияла газосварка, натружено пыхтел пресс, гудели токарные, фрезерные, сверлильные станки, шипели аппараты для заправки холодильников фреоном… Я подошёл к столу заказов и спросил девушку в фирменном синем комбинезоне:
-- Вы – госпожа Куприянова?
-- Нет, что вы! – смущённо отмахнулась она. – Дарья Алексеевна в вип-зале работает, на третьем этаже. 
-- А лифт есть?
-- По лестнице… Но надо позвонить сначала.
Я взял трубку внутренней связи и услышал приятный девичий голос: «Вас слушают».
-- Лейтенант Костров из ГОВД.  Нам надо побеседовать по поводу вашего папы.
В трубке раздался глубокий вздох: «Проходите».   
На втором этаже было значительно тише: здесь, в соответствии с вывеской,   чинили компьютеры, принтеры, сканеры, ноутбуки, часы, фотоаппараты, телевизоры, числовые диктофоны, сотовые телефоны… Это было царство мигающих приборов и отделанных пластиком стеллажей.
Наконец я поднялся в святая святых – на третий, мансардный этаж, в зал для вип-персон. Сюда не доносились рабочие шумы снизу. Здесь царствовал уют ковровых дорожек, удобных кресел, больших окон, высоких подвесных потолков, искусственных тропиков и тихой классической музыки.
 Я подумал, что так, наверное, должен выглядеть загробный мир католиков: ад первого этажа, чистилище второго и рай третьего -- заоблачного.
Ангел в лице голубоглазой шатенки приблизился ко мне и представился:
-- Здравствуйте. Я Дарья, дочь Алексея Васильевича. Прошу садиться.
-- Спасибо.
Мы сели за столик для переговоров из толстого зелёного стекла, на котором стояла лишь пепельница.
-- Курите? – спросила Дарья.
-- Бросил.
-- А я закурю.
Она щёлкнула дорогой зажигалкой и глубоко затянулась.
Наверное, такой была её мать в 19 лет. Такие же огромные глаза цвета морской дымки, но обрамлённые не набрякшими от слёз веками, а чудесной матовой кожей с лёгким румянцем – персиковой, как говорят на Востоке. Тяжёлые локоны пепельных волос обрамляли её кукольное личико и длинную лебяжью шею, под синим фирменным платьем вырисовывались довольно пышные формы. У неё была фигура взрослой женщины и лицо ребёнка.
«Дочка, пожалуй, превзошла маму», -- подумал я и пожалел, что не возглавляю конкурс красоты. Я присудил бы ей все гран-при, какие только бывают.
-- Скажите мне, Дарья Алексеевна, когда вы последний раз видели своего папу?
-- Вчера утром, в половине девятого. Я как раз одевалась, чтобы идти к завтраку.
-- Понятно. И вы не знаете, куда уехал Алексей Васильевич?
-- Знаю. Накануне он говорил, что должен встретиться с одним человеком -- насчёт лесной аренды.
-- С каким человеком?
-- Вот этого он мне не сказал. Знаю только, что все свободные деньги отец вкладывал в «реальную лесную экономику», как он говорил. Брал в аренду участки леса, нанимал бригаду лесорубов, она пилила деревья, делала доски, брусья, возила на лесоторговую базу… «Лес – наше конкретное богатство!» -- шутил отец.
-- Это интересно, -- сказал я и сделал пометку в блокноте. – Ну а сами вы чем занимаетесь здесь, если не секрет?
Она пожала плечами.
-- Да нет тут никакого секрета. Официально я числюсь старшим менеджером, а фактически являюсь хозяйкой зала для вип-персон, -- она обвела рукой цветущее помещение мансарды. – Хотите, покажу свои владения?
-- Разумеется.
Мы пошли по ковровой дорожке между огромными глазурованными вазами, в которых росли пальмы, магнолии и другие вечнозелёные растения, и хозяйка, сама похожая на заморский цветок, рассказывала:
-- Официальный офис хозяина фирмы – в  супермаркете. Но все друзья отца,  оптовые покупатели и крупные клиенты предпочитают встречаться в неформальной обстановке. Вот здесь…
Она показала миленький барчик с богатым набором виски, вин, текилы, коньяков…
-- Или здесь…
Между пальмами стояли диваны, которые так и манили отдохнуть.
-- Или здесь…
Мы оказались в просторной бильярдной на два больших зелёных стола.
-- Это любимое помещение отца. Здесь, между партиями в пирамиду, заключаются самые крупные контракты.
-- Ясно. Ну а собственный кабинет есть у Алексея Васильевича в этом здании? Или он подписывает контракты на бильярдном столе?
 -- Ну почему же? Есть, конечно, -- сказала она поскучневшим голосом и повела меня в дальний конец мансарды. – Вот здесь.
На небольшую площадку возле окна выходили лифт и массивная дверь с надписью «Генеральный директор».
-- У вас и лифт есть? – удивился я. – Спущусь, как барин.
-- Он пока не работает, -- потупилась хозяйка зала. – Извините, но сами видите: постройка новая, есть отдельные недоделки.
-- Понятно, -- сказал я и заглянул в окно.
Оно выходило на небольшой закрытый дворик в торце здания. Вокруг росли высокие каштаны с крупными пожелтевшими листьями.  Дворик был «задним» -- на таких обычно скапливается всякая рухлядь. По периметру стояли корпуса старых холодильников и стиральных машин, контейнеры с мусором…
-- И последний вопрос, Дарья Алексеевна. Извините, но так положено… Где вы сами были позавчера?
Она нисколько не обиделась, даже улыбнулась догадливо:
-- Хотите знать моё алиби? Понимаю. Весь день я была на рабочем месте -- это могут подтвердить многие. Принимала посетителей, отвечала на звонки, работала на компьютере. Я учусь на вечернем, скоро сессия...
-- Когда вернулись домой?
-- Как обычно, в половине седьмого. Меня проводил мой жених – Олег Геннадьевич Суховей.  Он инженер, работает у отца.   Весь вечер и всю ночь мы были вместе: мама, я и Олег. Звонили   друзьям и знакомым отца, в больницы, морги, к вам в милицию… Это всё легко проверить. У нас единый оператор: «Билайн».
-- Я понимаю и надеюсь, что проверять не потребуется.
В это мгновение сзади раздалось деликатное покашливание.
-- Ну почему же? Проверить никогда не лишне, -- произнёс мужской голос.
Я обернулся. Сзади стоял юноша лет двадцати пяти  с довольно яркой внешностью: тёмные, с кудрявинкой, волосы,  такая же бородка, интеллигентное лицо.
-- Знакомьтесь: мой жених Олег Геннадьевич, -- сказала Дарья. – А это товарищ из милиции.
Мы пожали друг другу руки.
-- Суховей.
-- Костров.
-- Я говорю, что уголовный розыск не обязан ничего принимать на веру, -- с лёгкой издёвкой сказал жених. -- Это мы с Дарьей Алексеевной и Светланой Михайловной знаем, что с вечера до утра все трое были на глазах друг друга. Но если наши показания перепроверить,  допросить нас поодиночке, да с пристрастием, глядишь, мы запоём по-другому…
-- Олежка, перестань! – прикрикнула на него невеста. – Не верьте ему, господин Костров. Он нервный, у него больное воображение. Всю ночь уверял нас с мамой, что первым заподозрят его. Он человек в нашем городе новый, ни родни, ни друзей, на него, дескать, всё и повесят…
Я поспешил заверить молодого человека, что никто ничего вешать на него не собирается, «с пристрастием» мы никого не допрашиваем и вообще нечего строить из себя Раскольникова, если ни в чём не виноват.
-- Извини, лейтенант, -- сказал Суховей,  покаянно свесив голову. – Вся ночь на нервах, это правда. Дочь плачет, мать в истерике… Тут что хочешь придёт в голову.

5.
На следующий день вышел из отпуска наш с капитаном непосредственный начальник – руководитель городской службы уголовного розыска майор Истомин Дмитрий Валерьянович. Первым делом он вызвал нас с Шоховым и потребовал отчёт о розыске Куприянова.
Капитан доложил.
-- Мало, мало сделано! – Истомин хлопнул ладонью по крышке стола. – По городу только и разговоров о его исчезновении, то и дело звонки… Это же один из столпов города! В бюджет миллионы вносит! А мы топчемся на месте. Не можем выяснить, с  директором  какого лесхоза он встречался в то утро. Так нельзя, Сергей Николаевич!
Досталось одному капитану, а я будто и не участвовал в розыске. Обидно.
-- Разрешите, товарищ майор?.. Таких лесхозов в нашей области  двадцать восемь. Время надо, чтобы все проверить, -- выпалил я. 
Истомин посмотрел на меня с удивлением: это ещё что за фрукт? Кто ему слово давал?
-- Запомните, молодой человек: в нашем деле арифметика значения не имеет. Будь их хоть сто двадцать восемь, мы обязаны обзвонить, объехать все и найти тот, где был объект поиска. Ясно вам?!
-- Так точно, товарищ майор!
-- Ладно. К поискам Куприянова подключаемся все! Давайте  крутитесь, черти! Чтобы максимум послезавтра у меня был ясный ответ: куда делся Куприянов, живой он или мёртвый?

Вот что значит дождаться начальство из отпуска: Истомин ещё только приступил к работе, как появились первые реальные результаты: нашлась машина Куприянова. 
-- Где?! – кричал в трубку капитан Шохов.
Слышимость была плохая.
Оказалось, что машина брошена в лесу Муравьёвского лесхоза, в сорока километрах от города. В салоне отсутствовали встроенная магнитола и колонки к ней, а в багажнике были обнаружены «следы бурого цвета, похожие на кровь».
-- Карауль! Ты слышишь, старлей? Карауль так, чтобы и комар на неё не сел!  Мы выезжаем.
 Дорога на Муравьёвский лесхоз была в стороне от оживлённых трасс, а потому не самая лучшая, мягко говоря. Зато лес по обе стороны дороги радовал глаз осенним багрянцем листвы с вкраплениями тёмно-зелёных елей. Была солнечная погода, и золото берёз поистине слепили глаз.
 На обочине дороги нас встретил старший лейтенант ДПС и проводил к найденной иномарке – метрах в ста от трассы, на просеке.
-- Тракторист лесхоза Коробченко вёз пару хлыстов на «Беларуси», смотрит: стоит в лесу красавица-машина, дверцы открыты, никого нет…
Мы подошли и убедились, что всё это так. В присутствии понятых -- того же гаишника и тракториста -- мы тщательно осмотрели «Тойоту», а капитан вырезал кусок ткани с пятном крови и упаковал её в пакет, на экспертизу.
Я составил схему и протокол, понятые расписались.
-- Всё ясно, -- сказал Шохов, оглядывая местность. – Похоже, что Куприянов подсадил по дороге попутчиков, они его и убили.  От трупа избавились, иномарку ограбили, бросили в лесу… Предчувствую я, лейтенант, что здоровенный висяк подарит нам это дело!
-- Почему?
-- А ты подумай. До лесхоза Куприянов не доехал, стало быть, лесники здесь не причём. Опросим, конечно, и директора, и секретаря, но я уверен: они его в тот день и в глаза не видели.
-- М-м-да… Но как же он решился? В глухом месте, на обочине леса – и подсадить незнакомцев?!
-- Я тоже не пойму. Ворочал миллионами, а соблазнился парой сотен? Не верю! – сказал капитан в духе Станиславского. --  Скорее всего, голосовала какая-нибудь смазливая девица. Куприянов, говорят, был к ним неравнодушен. Остановил машину, открыл дверцу, а тут из кустов выскакивает пара амбалов, садятся нахально, приставляют нож к горлу… Ясна картина?
-- Да уж куда яснее! -- вздохнул я и предложил: -- Может, засаду устроим?
Капитан поглядел на меня недоверчиво, но, подумав, буркнул:
-- Развивай мысль дальше.
-- Грабители попользовались лишь частью имущества, так?.. Мне дочка его сказала, что Куприянов наличные деньги с собой почти не возил, предпочитал кредитки, а потому вся добыча грабителей – магнитола да колонки… Не густо, согласись. А на просеке – два миллиона брошены! Мне кажется, они специально загнали «Тойоту» поглубже в лес, чтобы вернуться и разобрать её на запчасти.
-- А почему не продать целиком?
--  Потому что кровь на ней, Сергей Николавич. Пятно в багажнике только слепой не заметит, а слепцы машин не покупают.
Шохов помолчал, соображая.
-- Если их подкараулить и взять на месте преступления, запираться вряд ли будут? – риторически спросил он.
-- Подействует фактор неожиданности, -- подтвердил я. – Всё расскажут, как миленькие: и как убивали, и куда труп дели…
-- М-м-да… Ещё бы майора убедить.

Но майор Истомин неожиданно легко согласился на засаду. Видимо, достали его звонками о судьбе Куприянова.
-- Вы никому не говорили о находке?
-- Только вам, Дмитрий Валерьяныч.
-- Это правильно. Слухи в нашем городе разносятся быстро, дойдут до ушей грабителей -- и всё: на пушечный выстрел не подойдут к «Тойоте». 
Он сходил к начальнику ГОВД полковнику Гладышеву, и в тот же вечер в обстановке строжайшей секретности по дороге на  Муравьёвку выехали наша «девятка» и УАЗик со спецназом. Не доезжая до просеки, все вышли.
 Машины отогнали в укромное место, а сами в полной тишине, ступая след в след, дошли до брошенной иномарки и окружили её широким кольцом, расположившись кто за деревом, кто за кустами. Оставили свободным лишь один проход – со стороны дороги.
…Стоял золотой октябрь. Днём на солнечной стороне было ещё довольно тепло, но вечером осень давала себя знать. Сначала прохлада, а затем и лёгкий морозец охватывали тело. И хотя одеты все были соответственно, стоять неподвижно при такой холодрыге было нелегко.
Я спрятался за стволом толстенной сосны и чутко прислушивался к лесной тишине. Солнце село по-осеннему рано, сгустилась мгла, на небе проступили звёзды. На душе у меня кошки скребли. Что если никто не придёт, и затея наша провалится? Как ни говори, а идею засады подал я.
Время тянулось изнуряющее медленно. Я уже начал дремать, прижавшись лбом к шершавой сосне, как вдруг вдали раздался шум мотора. Он с каждой минутой нарастал, машина приближалась, и вскоре тяжёлый грузовик, ломая сучья, пошёл в сторону иномарки.
Я прижался к дереву, держа в руке табельное оружие. Одним глазом, из-за корней сосны, наблюдал за машиной. Сердце учащённо билось. Не ошибся я! Преступники вернулись!
Грузовик остановился в двух метрах от «Тойоты», щедро осветив её фарами. Какое-то время стояла мёртвая тишина, затем дверцы машины открылись, и трое мужчин соскочили на землю. Шурша листвой, они подошли к иномарке, посовещались, загремели ключами…  «Движок снимают», -- догадался я.
Настал решающий момент.
Майор Истомин вышел из укрытия.
-- Бог в помощь! – сказал он дружелюбно. – Вы окружены, друзья, поэтому не надо делать резких движений.
В ту же секунду лес ожил, взорвавшись топотом ног и строгими окриками спецназовцев:
-- Руки за голову! Лицом на капот! Живо!!!
 Защёлкали наручники, и все трое предстали пред нами в ярком свете автомобильных фар и ручных фонариков. Похитители были в рабочих засаленных стёганках, шапках-ушанках, кирзовых сапогах… Я почему-то думал увидеть других грабителей – помоложе, не таких затрапезных на вид.
-- Я начальник угрозыска майор Истомин, -- снова раздался спокойный голос Дмитрия Валерьяновича. -- Вы задержаны как подозреваемые в убийстве предпринимателя Куприянова. Чистосердечное признание будет зачтено вам как явка с повинной… Ну? Кто первый?
Минутная тишина была расколота душераздирающим криком. Кричал тощий мужичок со шрамом на щеке.
-- Начальник!!! Гадом буду, не мы! Мы только «раздеть» хотели иномарку. Стоит без присмотра третьи сутки. А нам в лесхозе зарплату не платят... Мокруху не шей нам, не надо!
-- Рецидивиста в машину! – скомандовал Истомин, и мужика со шрамом увели. – Ну а вы? Тоже из бывших зеков?
-- Нет, товарищ майор. Мы местные, из Муравьёвки, -- выступил вперёд пожилой мужик. --  Поживиться хотели, это правда. Бес попутал. А убивать – избави Бог!
-- В машину!

На следующий день в ГОВД состоялась пресс-конференция, и Гладышев рассказал о ночном захвате  подозреваемых в разбойном нападении на видного предпринимателя Алексея Куприянова. Журналисты намекали на убийство, но полковник усиленно рекомендовал не торопиться с выводами:
-- В таких делах нельзя спешить, друзья мои. Ещё остаётся надежда на то, что уважаемый Алексей Васильевич жив. Преступники могли взять его в залог ради получения выкупа. Сегодня идут интенсивные допросы задержанных, с ними работают лучшие следователи городской прокуратуры и нашего горотдела. Скоро мы узнаем всю правду, потерпите.
Цель была достигнута: слухи об исчезновении предпринимателя и бездействии милиции пошли на убыль, можно стало работать спокойно, без начальственных звонков и нервотрёпки. Всем участникам успешной операции была объявлена благодарность, в том числе и мне тоже, но на душе  по-прежнему кошки скребли.
Самого главного мы не добились: Куприянов не найден  ни в живых, ни в мёртвых.
                6.
 В разговоре с его женой (или уже вдовой?) выяснилось, что в феврале Алексей Васильевич некоторое время лежал в городской больнице с подозрением на аппендицит, у него брали кровь, анализ её остался в больничных архивах, и таким образом у судмедэкспертов было с чем сравнить кровь из багажника его «Тойоты».
Увы, экспертиза показала полное совпадение групп. Стало быть, в багажнике, действительно, везли убитого либо раненого Куприянова. Но где его тело?
-- Муравьёвские мужики или упрямы, как партизаны, или в самом деле ни при чём, -- сказал, придя с допроса в СИЗО, капитан Шохов. – И порознь допрашивал, и очные ставки устраивал -- бесполезно!
-- Что же говорят? – спросил я, предчувствуя ответ.
-- Узнали, что в лесу на просеке машина бесхозная стоит, ну и договорились по пьянке: всё, что можно, снять с неё, запчасти и резину продать, деньги поделить…
Мы помолчали.
-- Кстати.  Как дела на авторынках? – строго спросил Шохов.
Я доложил. Параллельно с поисками самого Куприянова, мы искали похищенное с его «Тойоты». Я наведывался на все городские «пятачки», где торговали запчастями для машин. Мне предлагали и новые, и «бэушные», но всё это было не то.
-- Должно быть, к своей машине пристроили, -- сказал капитан. – В настоящее время для нас это плохо, обрывается ниточка, но если всё же найдём подозреваемых, магнитола станет прекрасной уликой против них.

                7.
В глубине души мы понимали, что чем дальше, тем меньше шансов найти предпринимателя живым. И всё же известие о том, что его тело обнаружено, искренне огорчило нас. Убили-таки, сволочи!
Вторая находка тоже оказалась «лесной». Охотник шёл по опушке леса вблизи всё той же Муравьёвки, и вдруг его собака подала голос.
-- Я вскинул ружьё, стал ждать появления рябчика, но его всё нет и нет, -- рассказывал любитель дичи. – Потом чую: не так лает Донго, не на птицу. Подхожу ближе, а он землю роет и при этом то скулит, то брешет… Подошёл я ближе – мать честная! Из-под земли нога торчит!
-- Целиком?
-- Нет, ботинок. Я, конечно, отогнал пса, вынул свой нож охотничий и стал копать. Вскоре удалось полностью вызволить тело.  Пригляделся – и волосы дыбом. Это же Куприянов -- собственной персоной!
-- Вы его знали?
-- Ну а как же? Городок наш невелик, кто же Куприянова не знает?
 
В полутора километрах от Муравьёвки мы увидели местного участкового, который козырнул нам и показал дорогу дальше.
Здесь лес примыкал к небольшому полю, не так давно вспаханному, и убийцы воспользовались этим: закопали тело в мягкую пахоту.
  Была хмурая погода, изредка низкие тучи осыпали нас дождём, и розыскная собака Найда след не взяла, что было вполне для неё простительно.
-- Судя по изменению тканей тела, труп пролежал в сырой земле недели три, не меньше, -- сказал доктор, снимая резиновые перчатки.
Мы с капитаном переглянулись. С того дня, как у нас в отделе появилась Светлана Михайловна, прошло как раз три недели.
Доктор закурил и продолжил:
– Но триангуляционную линию заметить ещё можно. Как и запёкшуюся кровь на левом виске. Отсюда две возможные причины смерти – удушение и удар твёрдым предметом по голове. Или наоборот. Точнее скажу после вскрытия. 
С разрешения следователя прокуратуры тело увезли.
-- Значит, ни в каких заложниках Куприянова не держали, а убили сразу же, в машине, -- сделал вывод следователь. --  Бросили тело в багажник, отвезли сюда и закопали,.
– Причём, закопали небрежно, на мелкую глубину, что говорит либо об отсутствии лопаты и трудолюбия, либо о беспечности убийц, -- поддержал прокурора майор Истомин. 
-- Но в машине никаких следов они не оставили, мы проверяли тщательно, -- возразил капитан Шохов.
-- На трупе тоже вряд ли сохранились отпечатки пальцев, -- озабоченно молвил следователь. – Три недели в земле… 
-- Метод убийства самый распространённый, -- задумчиво сказал Истомин. -- Когда два пассажира садятся в легковую машину, один поневоле оказывается сзади, за водителем. Задний набрасывает на шею удавку, передний бьёт жертву тяжёлым предметом по голове... Судя по всему, именно так был убит Куприянов.
-- Да, в этом теперь почти нет сомнений, -- осторожно, оставляя всё же путь к отступлению, подтвердил следователь.
 --  Как и в том, что к убийству причастна женщина! – горячо добавил Шохов. -- Ну не мог миллионер, как мелкий частный извозчик, остановить машину паре мужиков в уединённом месте, на лесной дороге.
-- Капитан прав: скорее всего, голосовала девица, а в машину вскочили грабители, -- подтвердил Истомин.
Они рассуждали, оглядывая местность мудрыми глазами сыщиков, а право искать следы на сырой земле предоставили младшему по званию -- мне, стало быть. «Такова жизнь», - сказал я себе и бесстрашно шагнул на пашню, в грязь, которая тут же жадно набросилась на мои туфли.
При этом я попытался представить себя водителем той машины, которая везла мёртвого Куприянова. Как лучше подъехать сюда, развернуться багажником так, чтобы ближе было нести покойника до поля?
Думая об этом, я разгребал рукой сухие листья, обнажая вспаханную землю.  Три недели назад она была мягче, следы должны были остаться.
 И я увидел их. Заметные вмятины больших ног свидетельствовали о том, что здесь ходил мужчина… А вот и след женского каблучка – остреньких «шпилек», глубоко вонзавшихся в землю. 
Какой-то толстый  бурый лист -- дубовый, что ли? – заслонял след шпильки, я отодвинул его рукой и почувствовал непривычную для опавшего листа тяжесть. Взял его в руки, смахнул грязь… Это был женский гребень -- слегка изогнутый, изящный, с гравировкой на выпуклой стороне. 
Сомнений не было: уронила его та женщина, которая приехала сюда вместе с убийцами. В конце концов не падают же гребни с веток?
-- Товарищ капитан! -- негромко окликнул я Шохова. – Гляньте, что я нашёл.
-- Ого! – удивился капитан, повертел находку в руках и передал Истомину.
– Ай молодец! – похвалил майор. -- Легче найти иголку в стоге сена, чем жёлтую расчёску в опавшей листве.
Подошёл следователь и тоже заинтересовался моей находкой.
-- Это, друзья мои, черепаховый гребень. Старинная вещь! Сейчас такие редко кто носит. Старушки разве что…
-- Судя по всему, здесь были мужчина и женщина. Она в туфлях на высоком каблуке, он -- в кроссовках, -- сказал криминалист, заливая следы гипсом.
-- Людей могло быть и больше, -- возразил майор. -- Учтите, что охотник, выкапывая труп, поневоле забросал часть следов.
Но отрицать присутствия на месте преступления женщины  никто не стал. 
-- Сегодня и девицы пошли такие, что иному рецидивисту не уступят, -- сказал следователь. – Прошли те времена, когда сила женщины была в её слабости. Сегодня уже и боксом занимаются милые дамы, и тяжёлой атлетикой, и в футбол играют…
-- А «Никита»? – подхватил капитан Шохов. -- Сколько девчонок помешались на этом фильме, вообразили себя суперменками и бьют морды всем подряд: и друзьям, и подружкам! 
-- Но эти «вумен», как правило,  обуваются иначе. А здесь -- вечерние туфли, – напомнил следователь. – Как правило, дамы на «шпильках» по лесу не ходят.
-- Вы правы, Борис Борисович. Скорее всего, это какая-то компания, которая выехала в лес на машине, -- предложил свою модель Истомин. -- Непременно на машине!  И не грибы собирать, а так, на природу. Вино, пиво, шашлычок. Кто-то подготовился к поездке, одел джинсы и кроссовки; кто-то поехал как был -- в вечернем платье и туфлях.
-- А если у них было продолжение вечеринки? – предположил я.
-- Вполне возможно, -- согласился майор. – Мы знаем, что компания была смешанной: мужчины и женщины, а в таких случаях, да с водкой, почти всегда возникают конфликтные ситуации. Кто-то кого-то приревновал, дал по морде…
-- Очень часто обиженным бывает водитель: ему пить нельзя, а хочется, -- добавил Шохов. -- Он психанул и уехал.
-- Остальные вынуждены были возвращаться пешком…
-- Именно так. Но они уже «на взводе», им лень идти  пешкодралом, вот и задумали остановить машину.
-- Девицы останавливали, а парни сидели в кустах, -- смоделировал ситуацию следователь. – Теоретически всё сходится. Но где теперь искать эту весёлую компашку?
-- В городе! – твёрдо сказал Истомин. – Дорога на Муравьёвку – это вам не Челябинская трасса, транзитники здесь не ездят. Сельские дамы вообще редко ходят в туфлях на высоком каблуке, а в лесу – тем более. Были горожане, это точно!

Вернувшись в ГОВД, мы доложили полковнику о найденном и предложили нацелить все службы на поиск людей, бродивших по лесу в районе Муравьёвки 28 сентября. Гладышев с нашими выводами согласился, но предупредил, что поиск будет сложным: в конце сентября стояла на редкость тёплая погода, в лесу ещё полно было грибников, охотников, любителей выпить на природе… Да и прошло уже три недели, многое могло выветриться из памяти свидетелей…               
        Результаты вскрытия полностью подтвердили первоначальный  вывод судмедэксперта: Алексей Куприянов, 42 лет от роду, был оглушён тяжёлым предметом по голове, а смерть наступила от асфиксии. Удушили его чем-то тонким, но не оставившим ворсинок -- не верёвкой.
-- Скорее всего, электрическим шнуром, толстой леской, струной, -- сказал доктор. – Думайте сами.

                8.
В последний путь Алексея Васильевича провожал весь город. На траурном митинге и мэр, и друзья-бизнесмены говорили проникновенные речи, называли Куприянова первопроходцем частного бизнеса, щедрым меценатом, а я приглядывался, прислушивался и всё пытался угадать: кто же из участников похоронной процессии замешан в убийстве «первопроходца»?  Майор прав, конечно: те преступники, которые оглушили и задушили бизнесмена, были явно из нашенских, городских, и вряд ли они пропустят событие такого масштаба, как  похороны местного олигарха. 
Семейство Куприяновых было, конечно же, в центре внимания. Убитую горем Светлану Михайловну, очень элегантную во всём чёрном, поддерживала слева дочь, справа – будущий зять, а в нескольких шагах сзади шла ещё одна дама в чёрном – довольно крупная женщина средних лет с молодым мужчиной под руку.  «Первая жена -- с сыном», - услышал я чей-то шёпот.
О том, что Куприянов, влюбившись в Светлану Михайловну,  бросил жену с ребёнком, мы уже знали, но до этого момента видеть его первую семью не доводилось. Жили они в областном центре, в сотне километров от нашего города, здесь их давно никто не видел, и причин подозревать, казалось бы, не было. Но сегодня я взглянул на всё иначе. Бывшая жена, а тем паче брошенная, не могла не мечтать о мести. По той же причине и сын не мог испытывать тёплых чувств к отцу. Он даже одет был без особого почтения к усопшему – в пёстрый свитер, кожаную куртку и голубые джинсы.
Я пригляделся: первая вдова была обута в туфли на высоком каблуке, а сын её – в молодёжные кроссовки.
После того, как гроб с телом покойного предали земле, эта мрачная парочка тут же удалилась. Я проследил за ней. Мать и сын молча вышли за ограду кладбища и сели в чёрную «Волгу», за рулём которой сидел широкоплечий мужчина лет пятидесяти в кожаной куртке. «Волга» резко взяла с места и полетела в ту сторону, где проходила трасса Москва-Челябинск. «Домой поехали, в областной центр, -- понял я. – На поминки не остались».
Было ощущение, что приезжие хотели удостовериться: да, Куприянов похоронен -- и больше нечего им тут делать.
-- Ну а ты что хотел? – сказал капитан Шохов, когда я поделился с ним своими мыслями. – Куприянов им в души плюнул. По документам, он женился первый раз в девятнадцать лет, ещё будучи студентом. Шла перестройка, жизнь была тяжёлая, но она родила, несмотря ни на что. После института поехала с ним в наш городок, жили в общежитии, получали по 120 рублей в месяц… А потом и вовсе «накрылась» «Рембыттехника», сидели без зарплаты… Создание кооператива, тяжести начала девяностых – это ведь всё на её глазах, их преодоление -- с её помощью. И после этого всего, когда жизнь начала налаживаться,  сыну пятнадцать лет, Куприянов вдруг влюбляется в другую! Да так, что жить без неё не может, настаивает на разводе… Что остаётся делать супруге? Меняет жильё, уезжает к матери в областной центр, выходит замуж за другого… Но простить измену не может.
-- Вот именно! – воскликнул я. – Другая женщина, возможно, давно забыла бы «первый опыт», но только не эта, нет! Это Васса Железнова, истинный Бог! Спина прямая, походка строгая, нервы сжаты в кулак. Пока шли за гробом, она ни разу – заметь! – ни разу ни на кого не оглянулась, никому не кивнула, хотя знакомых в нашем городе у неё наверняка немало: вся молодость здесь прошла. Даже с сыном почти не разговаривала. Женщина-кремень!
-- И что же это значит?
-- А то, что у неё была очень веская причина его ненавидеть и большое желание -- убить.
-- От желания до осуществления – дистанция немалая.
-- Понимаю. Но практически это всё вполне осуществимо. Они с мужем (а вполне возможно, и с сыном, поскольку сын также люто ненавидит отца) узнают о предстоящей поездке Куприянова в Муравьёвку, выезжают к нам, следят за ним, обгоняют его на лесной дороге…
-- «Тойоту» не так-то легко обогнать…
-- «Волга» тоже не пальцем делана. Кроме того, Куприянов же не знает, что на него идёт охота, едет спокойно.  Видит на дороге бывшую жену, останавливается… Неужели не остановится?!
Капитан мысленно проиграл ситуацию в своей голове.
-- Да, пожалуй, мимо не проехал бы… Мало ли что могла сообщить бывшая жена? Например, что кто-то умер…
-- Вот именно. Мне эта версия кажется более правдоподобной, чем первая: что он остановил незнакомцам.
-- Хотя здесь тоже присутствует дама: и тонкие каблучки, и густые волосы – как раз для гребня…

                9.
Полковник как в воду смотрел. Поиск убийц затянулся надолго. Были опрошены десятки водителей, которые в тот день проезжали по дороге на Муравьёвку, жители самого села, охотники, купившие лицензии на отстрел дичи в тех местах… Майор Истомин выступил по городскому телевидению, и в горотдел ежедневно стали поступать десятки писем, звонков, эсэмэсок с рассказами о встречах в лесу с подозрительными людьми. И вблизи Муравьёвки, и за сотни километров от неё видели мужчин и женщин, которые по виду вполне могли совершить что-то противозаконное. Сигналы проверяли, но всё впустую.
На наш запрос насчёт первой жены убитого пришёл ответ из областного центра: «Куприянова Раиса Константиновна, 42-х лет, работает инженером-технологом на швейной фабрике своего второго мужа Владислава Викторовича Лосева, 1960 года рождения, дважды судимого, известного в криминальных кругах под кличкой «Сохатый». Сын её, Куприянов Алексей Алексеевич, 22-х лет, служит  охранником на этом же предприятии. Все трое пояснили, что 28 сентября находились на рабочих местах…».   
-- Оп-ля! – воскликнул капитан, забирая у меня оперативку. – Сам Сохатый появился на горизонте! Сдаётся мне, что это его ты видел за рулём чёрной «Волги». Так-так… «Крепкого телосложения, судим в 1978 году за разбойное нападение и хранение оружия, в 1987-м  – за незаконное предпринимательство и мошенничество»… Тот ещё тип!
--  Ты веришь, что все трое, работая в одной упряжке, не могли сочинить друг для друга алиби?
-- Нет, конечно! – усмехнулся Шохов. – Считай, прошёл   почти месяц.  За это время бывалый Лосев столько «свидетелей»   нашёл, что на пять судов хватит. Конечно же, все трое в тот день из города ни ногой: их видели и на фабрике, и в кабаке, и в на концерте симфонической музыки, если надо…
Мы помолчали.
 -- Я говорил, что получим огромный «висяк»? Так и вышло, -- вздохнул капитан Шохов. – А всё потому, что замыкаемся на одной версии, про другие забыли.
Он взял со стола листок со своей схемой и начал её ревизию.
-- Так… «Дом» мы отработали.  «Работу» тоже. Машина сама собой всплыла. Друзей-знакомых мы всех опросили, мне кажется. А вот «Конкуренты» – это пока белое пятно в нашей схеме. Ты знаешь конкурентов покойного?
-- Все, кто в нашем городе торгует бытовой и компьютерной техникой – его конкуренты.
Капитан погрозил мне пальцем.
-- Э, нет, дружок. Торговля – это само собой. Тут особых обид быть не может: построил магазин, получил лицензию – торгуй. Обычная здоровая конкуренция. Иное дело – мастерские по гарантийному ремонту  фирменной техники. Есть, к примеру, фирма «Bosh»: всемирно известный производитель стиральных машин, холодильников и иной «бытовухи». У неё -- густая сеть ремонтных мастерских по всему миру. Но две мастерские в одном среднем городе она держать не будет: накладно. А желают многие.  Это же очень престижно и бесхлопотно: ближайшая гарантийная мастерская фирмы «Bosh» -- твоя фирма, клиент в случае поломки техники только к тебе придёт, других вариантов нет. Никакой рекламы не нужно, всё схвачено.
-- Откуда ты всё знаешь? – восхитился я.
-- В Интернет надо почаще заходить, а не только в пивные, -- съехидничал он и добавил миролюбиво: -- В УБОП рассказали.
-- Всё ясно.
-- Слушай дальше, салага. За то, чтобы тебя полюбила головная фирма и её российский представитель, идёт ожесточённая борьба. В ход пускают всё: завышенные показатели работы твоей «шарашки», заказные статьи о ней, поддельные благодарственные письма и, наконец, элементарный подкуп. Наши нынешние обэхээсники утверждают, что покойный Куприянов владел приёмами такой борьбы виртуозно и обставлял своих соперников, как напёрсточник лохов. Нарочно поинтересуйся, сколько великих фирм мира доверяли его «РБТ» ремонт своих утюгов, чайников и миксеров.
-- Это интересно.
-- Это нам с тобой интересно. А соперники завидуют и кусают локти от того, что не раздавили Куприянова лет пятнадцать назад, когда он торговал «дистилляторами» и пиратскими дисками. И я не удивлюсь, если узнаю, что кто-то  из «товарищей по оружию» нанял киллера… 
Я пожал плечами.
-- Киллеры, насколько мне известно, почти всегда мужчины. А тут дамочка, судя по отпечаткам ног.
-- А «белые колготки»? – спросил он. -- Кстати, в тех горячих точках, где ты служил, встречались «белые колготки»?
-- Нет. Там иные обычаи.
-- Ну ладно. Завтра составим список всех предприятий по  ремонту бытовой техники и начнём отрабатывать эту версию. А пока – по домам!
                10.
Этим вечером я был приглашён на именины, а потому приказ начальства оказался как нельзя кстати.
Выбрав нарядный букет орхидей, я пошёл на улицу Кузнецкую, где жила тётушка моя, Антонина Петровна, родная сестра покойного отца.
-- Смотрите, кто пришёл! – воскликнула она, открыв  дверь. – Осенние орхидеи? Ах, какая прелесть! Проходи, Валюша. Все уже в сборе.
Все – это муж её, Виктор Павлович, и незнакомая мне дама с дочерью.
-- Это Валюша, племянник мой, а это -- Эмилия Марковна и Катюша, -- накоротке познакомила нас тётя Тоня. – Все за стол, друзья мои!
Стол, как всегда, ломился от диковинных блюд моей тётушки. Они с мужем были закоренелыми садоводами и обожали потчевать гостей дарами своей «дачурку». Сегодня в центре стола красовался тыквенный пирог, украшенный вишнёвым вареньем, его окружали многочисленные  салаты, а на горячее нам подали фаршированный перец. Вино было тоже домашним: яблочным, сливовым, виноградным…
-- И никакой химии, никаких порошковых суррогатов! – грозил пальцем Виктор Павлович. – Добрый пьяница вином не отравится!
У них всегда было весело, хотя жили супруги вдвоём: Бог не дал им своих детей. Потому, наверное, они любили меня, как сына, и всё норовили «оженить».
-- Когда ребёночек у вас будет, ты нас в крёстные позовёшь, -- говорила тётя Тоня. – Мы так мечтаем о внуках!
Вот и сегодня: я смутно подозревал, что Эмилия Марковна и её Катюша приглашены недаром, но не стал обижать тётю Тоню, сделал вид, что общество милых дам мне по душе.
-- У вас такие волосы, что можно их продавать по объявлению: «Куплю дорого», -- сказал я Катюше, любуясь её тугой косой соломенного цвета. 
-- Спасибо за комплимент, -- сказала она жеманно. – Если б вы знали, сколько расчёсок я сломала!
-- А вы купите себе черепаховый гребень, -- вспомнил я про свою находку. – Удивительно прочный, говорят.
-- Молодёжь сегодня такие не носит, -- вмешалась Эмилия Марковна. – А жаль. Черепаховый гребень – прекрасное украшение женской головы, не каждой доступное. Я знаю в нашем городе лишь двух дам, которые умеют носить черепаховые гребни.
-- Старушки?
-- Вовсе нет! Одна – директриса нашего универсама Лёвушкина, вторая – жена предпринимателя Куприянова. Обе ещё далеко не старушки, скорее бальзаковского возраста...
Я насторожился, как охотничий сеттер, почуявший дичь.
-- Видел я недавно Куприянову… Волосы красивые, ничего не скажешь, но заколка обычная, перламутровая.
-- Странно! -- удивилась Эмилия Марковна. – Месяц назад я встретила её в театре… Пышная причёска -- этакое «ретро», знаете, классика прошлого века, а на затылке, вот здесь, чудесный гребень под цвет волос. Это всегда очень элегантно – носить вещи, которые не контрастируют, а совпадают с вашими природными цветами. Особый шарм, если хотите…

                11.
Гребень, найденный мною, был приобщён к делу и хранился в сейфе, но я уговорил Шохова выдать мне его на денёк.
Тётя Тоня дала мне адрес Эмилии Марковны, я купил торт и явился при полном параде: в костюме и белой сорочке с галстуком. Ничего не поделаешь: этикет!
Дверь мне отворила Катюша и, по-моему, не очень удивилась раннему визиту малоизвестного мужчины. Наверняка она подумала, что я втюрился в неё и решил ковать железо, пока горячо.
-- Ответный визит? – лукаво спросила девица, встряхнув копной своих волос: женщина никогда не забывает, чем накануне восхищался мужчина.
-- Вы удивительно догадливы, -- сказал я. – А где ваша мама?..
-- Она ушла к своему косметологу и будет часа через два, не раньше. Проходите, располагайтесь. Кофе, чай? Или что-нибудь покрепче?
-- Чай с лимоном, если можно.
-- Вполне.
Мы расположились на кухне, я разрезал торт, и мы стали пить чай, как добрые знакомые, не больше.  Я всячески избегал её откровенных взглядов, старался не смотреть на её круглые обнажённые коленки и обширное декольте домашнего халата. Это её забавляло, по-моему.
-- Вы всегда такой робкий, лейтенант?
-- В смысле?
-- Сексуальном, -- с весёлым вызовом ответила она. – Мы в доме одни, маман будет не скоро, а вы даже не смотрите в мою сторону.
-- Боюсь разочаровать.
Она поглядела на меня с некоторой жалостью.
-- Не той ориентации?
-- Да нет, здесь как раз всё в порядке. Просто… люблю женщин постарше.
Катюша залилась весёлым смехом.
-- Так вы не ко мне пришли? К маме?
-- И не то, и не это. Женщины лет под тридцать – вот мой идеал.
 -- Жа-аль, -- протянула она. – Мне до этих лет ещё жить да жить…
-- Не успеешь и глазом моргнуть, -- пообещал я. – Закончишь школу, институт, семьёй обзаведёшься, -- вот и тридцать!
Она поджала губы.
-- Скучно. Тогда уже я старенькой буду, морщинистой – какой тут секс? Им надо заниматься в молодости, когда всё гладко, -- она провела рукой по восхитительно юной шее. – У нас в классе почти все девчонки имеют своих бой-френдов… Кроме меня.
-- И не боятся? – обошёл я опасный риф последней ремарки.
-- Чего? 
-- Ну хотя бы – залететь…
Юное создание и не подумало смутиться.
-- Сейчас такие препараты есть – и захочешь, не влетишь. Хотя случаи бывают, конечно. В позапрошлом году сама Королева забрюхатила…
-- Это как?
-- У нас в лицее тоже проводятся конкурсы красоты среди старшеклассниц.  В позапрошлом году королевой стала Дашка Куприянова из одиннадцатого «Б». Та ещё девица, вся из себя. А к весне прошёл слух, что у неё выкидыш. Представляешь?
Мы как-то незаметно перешли на «ты», и меня это уже не пугало. Из потенциального жениха я всё больше превращался в «подружку», с которой можно посплетничать – только и всего.
-- Представляю. Дома был скандал, конечно?
-- Да вряд ли... Отчим в ней души не чаял, был членом попечительского совета нашего лицея. Всё замяли, а Дашка   даже медаль заработала, во как! Поступила на вечерний юридический, отчим пристроил её в свою фирму, иномарку купил… Сегодня  она вся в шоколаде!
 
Через час пришла Эмилия Марковна и с первого взгляда опознала черепаховый гребень:
-- Ну, конечно же, это Светланы Михайловны! Она всем хвалилась, что муж купил его ей в Париже. Видите гравировку? Мона Лиза на фоне Лувра. Таких в нашем городе больше нет.

                12.
-- В огороде бузина, а в Киеве дядька, -- буркнул капитан Шохов, пряча гребень в сейф. – Ну и причём здесь Париж? Причём их родственные отношения? Был Куприянов отцом или отчимом – какая разница?
-- А такая, что у Даши ещё жив родной отец. Куприянов увёл у него  жену и дочку – думаешь, такое забывается?
Капитан задумался.
-- Хочешь сказать, что он тоже мог грохнуть соперника? Через столько лет?
-- Как говорил товарищ Сталин, месть – это блюдо, которое хорошо подавать к столу холодным.
Шохов подошёл к окну, побарабанил по нему пальцами.
-- Но как он мог это сделать физически? Сесть в машину Куприянова и потребовать: «Вези меня за город, я буду убивать тебя за старые грехи»?
Настала моя очередь задуматься.
-- Нанял киллера?
-- А ты знаешь, сколько это стоит? Не каждому по карману.
-- М-м-да… Смерть врага – дорогое удовольствие.
Сергей Николаевич решительно пошёл к вешалке и снял с неё плащ.
-- Ладно. Будь по-твоему! Любая версия -- лучше, чем никакой. Ты ищешь отца-беглеца по нашим каналам, а я допрошу бывшую его супругу. Выясни всё: где он живёт, кем работает, сколько получает, что делал в день убийства? Встретимся завтра -- доложишь!
-- Спроси у неё хотя бы его фамилию.
Капитан даже рот открыл от такой наглости, но тут же сообразил, что лучше первой жены на этот вопрос никто не ответит, и махнул рукой: «Ладно. Жди!».
Грозный сыщик отправился снимать показания с неверной Светланы Михайловны.
А я занялся текучкой, но очень скоро позвонил капитан:
-- Пиши. Спирин Александр Владимирович, 1968 года рождения, работает истопником в городской котельной номер три, живёт по адресу: улица Пилотная, дом 7, квартира 16.
-- По-моему, истопник не способен нанять киллера. Материально.
-- Оставь свои выводы при себе и делай, что сказано!
-- Есть, товарищ капитан! Желаю успехов в выполнении опасного задания!
-- Балабол.
                13.
Улица Пилотная находилась в той части города, где   перед войной начиналось лётное поле ОСААВИАХИМа.  В 1942-м за городом был построен другой аэродром, для тяжёлых бомбардировщиков, а на бывшем лётном поле после войны возвели двухэтажные «сталинки» -- дома с метровыми стенами, высоченными потолками и коммунальными квартирами. В наше время часть квартир приватизировали новые русские, сделали там евроремонты, установили бронированные двери  и живут припеваючи. В остальных квартирах остались прежние коммуналки с одной кухней и санузлом на три семьи. Здесь ютятся те, кому судьба досталась неулыбчивая: холостяки, разведёнки, матери-одиночки…
Александр Владимирович Спирин был из той же породы «неустроенных людей».
-- Всё у нас прежде было по-хорошему, -- говорил он, вертя в руках папиросу. – Жили втроём в отдельной квартире: я, жена-красавица, дочка-умница… Да перешёл  дорогу этот змей подколодный, инженеришка… Как бишь его фамилия?
-- Куприянов, -- напомнил я.
-- Да, Куприянов. Точно. И свою семью бросил, гад, и мою разорил, как ворон – гнездо соловьиное. Купили мне вот этот уголок, -- он обвёл рукой крохотную комнатушку, -- и до свиданья! На первых порах ещё разрешали видеться с дочерью, а потом он построил коттедж с высоченным забором, за воротами – собака ростом с телёнка… Ну и не стало мне ходу туда. Даже телефон у дочки сменили – нарочно, чтобы я дозвониться не смог. Отняли у меня последнюю радость!
Он полез под стол, достал початую бутылку водки и налил в мутный стакан.
-- Тебе плеснуть, служивый?
-- Не надо! – испугался я. – На дежурстве.
-- Ну, как хочешь. 
Он выпил, что-то пожевал и закурил.
-- А свою судьбу не пытались устроить, Александр Владимирович? Сколько вам было, когда расстались?
-- Тридцать три, возраст Христа, -- вздохнул Спирин. – И внешностью меня Бог не обидел, и силушкой тоже. Женщины ещё поглядывали на меня, не скрою. Друзья советовали: женись, Шурка! Отомсти своей неверной:  изменой -- за измену! Пусть кается, мол.
-- В общем-то,  логично, -- не удержался я.
-- Оно так, конечно, но не знал ты, лейтенант, моей Светланки. На любую красавицу гляну – нет, не то! Далеко ей до неё, не лежит моя душа к другой женщине. Так тосковал, что ей-Богу, не раз примерял петлю вон на тот крюк, – он указал на кусок гнутой арматуры посередине потолка: не нём висела лампочка без абажура. -- Работу хорошую бросил, друзей прежних растерял. Одни алкаши остались…
-- Живёте небогато? – осторожно спросил я, помня задание шефа.
-- Какое богатство, о чём ты? Шиш  в кармане да вошь на аркане – вот и всё моё богатство, – искренне признался Спирин. – Раньше -- другое дело! Хорошим портным был, полгорода у меня обшивались. Денег – куры не клюют! Мы по молодости легко их тратили: на Минпуть, Морфлот, Аэрофлот. 
-- Это как? -- не понял я.
-- Путешествовать любили оба. Когда студентами были, ездили поездами: на Байкал, Урал, в Карелию… Поженились – первым делом отправились в морской круиз вокруг Европы. Потом самолётами – в Египет, Париж, Марокко…
-- Вы были в Париже? – невольно вырвалось у меня.
-- Имел честь.
-- Что-нибудь покупали там супруге?
-- А как же! Туфли, джинсы… Майки «Мулен Руж»…
-- А из украшений?
-- Вы имеете в виду «лучших друзей девушек» -- бриллианты? Этого нет. На это моих денег не хватило бы… Вот разве что гребень черепаховый купил ей у старьёвщика на набережной Сены. Бабка моя носила такой же, мне ужасно нравился…
-- А  Светлане Михайловне?
-- Сначала – категорически нет. «Ты меня старухой считаешь?» -- обиделась она. Но когда примерила (а он изумительно шёл к её густым каштановым волосам) -- снимать не захотела!
-- Вы могли бы опознать этот гребень?
-- С закрытыми глазами! Там прекрасная гравировка: Лувр и Мона Лиза…
Наступил момент истины.
-- Александр Владимирович, -- сказал я скучным казённым голосом. – Вспомните: где вы были и что делали 28 сентября сего года?
Он вытаращил на меня глаза.
-- Смеёшься, лейтенант? Я вчерашний день не сразу вспоминаю, а ты хочешь, чтобы месячной давности…
Я положил ему руку на плечо.
-- Очень надо, поймите.
Он посмотрел на меня осмысленным взглядом и, подняв глаза в потолок, начал шевелить губами.
-- Нет, не могу вспомнить! Я же в котельной работаю, а весь сентябрь у нас аврал был: готовили котлы к отопительному сезону. День в день как две монеты одного достоинства: пахали с раннего утра до позднего вечера, без продыха.   Начальник сказал: когда дадим тепло, всем предоставлю отгулы, а пока никаких.  Одно слово – аврал!
-- Кто у вас начальник?
Он назвал фамилию.

 К счастью для следствия, начальник котельной оказался человеком старой закваски, бюрократом до мозга костей. Изучив моё удостоверение, он открыл свой талмуд -- график выхода на работу подчинённых -- и указал на пересечение фамилий и дат:
-- Спирин Александр Владимирович, слесарь. 28 сентября. Смотрим. Отработал полных 10 часов. Видишь, голова? Во время подготовки к отопительному сезону нам разрешено привлекать рабочих сверхурочно. С соответствующей оплатой и последующими отгулами. Сейчас приказ покажу.
-- Не надо, верю! – испугался я. – Лучше скажите прямо: никак не мог он отлучиться без спроса? Часа на два, на три?
-- В рабочий день? во время аврала?! Не смешите меня, лейтенант. В котельной, конечно, не ангелы трудятся, но когда приближаются холода и надо срочно дать тепло в дома, в детские садики и школы, все работают как проклятые. Даже пить забывают, черти!

                14.
Не откладывая дело в долгий ящик, я тут же поделился своими сомнениями с капитаном Шоховым.
-- По-моему, нужно допросить вдову в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.
-- Ты с ума сошёл! – воскликнул капитан. – У женщины горе, она потеряла любимого мужа, а я пришлю ей повестку: пожалуйте на допрос!..
 -- Но согласитесь, товарищ капитан, что этот факт нельзя не выяснить. Рядом с местом, где был спрятан труп, мы находим следы женских ног, женский гребень, выясняем, что он принадлежит вдове покойного, и ничего не делаем… Это странно!
Сергей Николаевич принялся ходить взад-вперёд по кабинету.
-- Ты уверен, что эта твоя Эмилия Марковна – надёжный свидетель?
-- Помимо неё, есть ещё бывший супруг Светланы Михайловны – Спирин. Он  лично покупал этот гребень в Париже…
-- М-м-да… Всю малину ты мне испортил, лейтенант. Такая дамочка! Видел бы ты её в домашнем халате, с косой до пояса!..
Я вздохнул, припомнив Катюшу и её коленки.
-- Быть может, она потеряла этот гребень? Или дала подружке? -- попытался я смягчить удар, который сам же нанёс напарнику.
-- Не смеши меня, Валентин. В наше время да в тех кругах, где вертится Светлана Михайловна, никто никому уже брошки-гребешки не одалживает… Не утешай меня, не надо.  Ты прекрасно понимаешь, что всё здесь сходится одно к одному: и  каблучки, и гребень…
-- Насчёт каблучков я сильно сомневаюсь. Наверняка, их давно уже нет и в помине.
-- Ты думаешь?
-- Светлана Михайловна не настолько глупа и бедна, чтобы сохранить такую важную улику. Они давно сгорели в её камине. Кстати, есть камин в доме Куприяновых?
-- А как же? – вздохнул Сергей Николаевич. – В таком коттедже да без камина, сауны, бассейна?.. Себя не уважать!
-- За тот месяц, что прошёл со дня убийства, она могла уничтожить все улики, какие только были. 
Капитан взъерошил волосы.
-- М-м-да!.. Доказать будет сложно.
Он походил какое-то время молча, потом стал размышлять:
-- Положим, что она убила мужа ради наследства. В случае смерти переживший супруг получает львиную долю. А в случае развода – только половину из того, что нажито при совместном ведении хозяйства.
-- Они ведут его сравнительно недавно…
-- Вот именно!  Полкоттеджа – это всё, на что могла рассчитывать супруга при таком варианте.
-- Выходит, была угроза семейному благополучию?
-- Вполне возможно. По воспоминаниям очевидцев, Алексей Васильевич был очень влюбчивым. Нашёл молоденькую пассию, обещал жениться, а Светлане Михайловне это не понравилось. И любовь теряет, и деньги тоже.
-- А сцена ревности вас не впечатляет?
-- Развивай.
-- В тот день, 28 сентября, Светлана Михайловна остаётся в доме одна. Муж уехал за город, дочка – на работу… Пользуясь отсутствием обоих, она принимает у себя любовника.
-- Сомневаюсь…
-- В тихом омуте черти водятся, товарищ капитан.
-- Ну ладно, дальше?
-- Куприянов или догадывался, или случайно забыл что-то в доме, но так или иначе возвращается, застаёт обоих в объятиях друг друга, набрасывается на них, но любовник оказывается сильнее. Удар по голове, шнур на шею – и в доме покойник. Его грузят в багажник «Тойоты», за руль садится любовник, Светлана Михайловна едет следом на своей машине. Они закапывают тело, бросают иномарку в лесу…
-- Предварительно инсценировав её ограбление…
-- Точно так, Сергей Николаевич. В этом случае все пазлы встают на свои места: и кровь в багажнике, и каблучки на пашне, и гребень рядом…
Капитан вынул гребень из сейфа и протянул его мне.
-- Едем к этой вертихвостке. Ты будешь её раскручивать, а я подсоблю, если что...

                15.
Улица Дачная располагалась в «курортной» части города, вдоль берега озера Светлого, в сосновом бору. По ту сторону широкого водоёма, действительно, были два-три санатория, а здесь – зона частной застройки, «виллы городских олигархов», как писала местная газета. 
До каждого коттеджа была проложена асфальтированная дорога, и, несмотря на снег и слякоть, мы доехали без всяких приключений.
Дом номер 39 мало чем отличался от остальных. Такие же сосны, трёхметровый забор, широкие металлические ворота с толстой цепью, натянутой перед ними.
Капитан вышел из машины и позвонил, нажав кнопку домофона.
-- Светлана Михайловна, это я, -- сказал он бархатным голосом.
Цепь со звоном опустилась в своё гнездо, ворота разошлись. Мы въехали на территорию, и чёрная немецкая овчарка, выскочив из конуры, деловито побежала рядом с машиной. Её голова с умными глазами и белозубой пастью была вровень с головой водителя.
-- Вот сволочь, даже не лает. А высунь я хотя бы палец, -- оттяпает без предупреждения, -- сказал Шохов. –  Застрелить её, что ли?
Мы проехали метров тридцать и остановились на широкой площадке возле солидного дома с гаражами на три машины. Левый гараж гостеприимно  распахнулся, мы заехали внутрь. Железные шторы вновь опустились, и мы вышли. 
 -- Идёмте, юноша, -- поманил за собой Сергей Николаевич. – И будьте мудрыми, как змей!
По внутренней винтовой лестнице мы поднялись на второй этаж, в прекрасно обставленную гостиную. Нас встретила хозяйка: капитана – с приветливой улыбкой, меня – насторожённо.
-- А мы проезжали мимо – дай, думаю, зайдём, -- так же широко улыбался капитан.
-- Чем же мне вас угостить, гости дорогие?
-- Извините, дела, -- развёл я руками. – Чай будем позже пить.
 Неэтично распивать чаи и обжираться чужой икрой, а потом ковать хозяйку в наручники.
-- Светлана Михайловна, -- начал я. – Вы хотя бы изредка общаетесь со своим первым мужем, Александром Владимировичем Спириным?
-- Давно не общалась, а что? – насторожилась она. – С ним тоже что-то случилось?
-- Избави Бог! Он жив, здоров, чего и вам желает.
Она прижала руку к груди.
-- Не надо меня так пугать, юноша. В последнее время я всего боюсь.
-- Это понятно. А скажите: вы бывали с ним в Париже?
-- В золотые времена! – мечтательно вздохнула хозяйка. – Сказать по совести, мой первый муж был в этом отношении настоящим романтиком. Вытащить его за границу было так же легко, как куда-нибудь в театр.
-- А вы не помните черепаховый гребень, который он купил вам на набережной Сены?
Лицо её дрогнуло. Радостный всполох воспоминаний тут же сменился тревожной ноткой. Чувствовалось, что в ней борются два чувства: любопытство и страх.
-- Что-то не совсем припоминаю…
-- Да будет вам, Светлана Михайловна! Месяц назад вас видели в театре с этим гребнем. Было открытие сезона… Вспомнили?
-- Открытие помню, как же…
-- К вам в антракте подошла Эмилия Марковна, восхитилась вашей причёской…
-- Ах, эта?.. Да, что-то такое вспоминается…
-- А главной деталью вашей причёски был черепаховый гребень. С гравировкой: Мона Лиза на фоне Лувра. Нельзя отрицать очевидное, Светлана Михайловна, -- сказал я и выложил гребень на стол.
Она слишком поздно прикрыла веки: от нас с капитаном не ускользнула искра откровенной радости при виде любимого предмета.
-- Мы найдём ещё десяток свидетелей, которые подтвердят, что этот гребень – ваш. Не упорствуйте напрасно, Светлана Михайловна.
-- Ну и что? – спросила она с вызовом. – Я потеряла, вы нашли… Надеюсь,  его не носила какая-нибудь проститутка, больная СПИДом?
-- Избави Бог! Уже две недели он мирно лежит в нашем сейфе. Вы ведь сами никому его не одалживали?
-- Не имею такой привычки, -- гордо сказала она.
-- Не продавали? Не теряли? Не закладывали в ломбард?.. Ну и прекрасно. Тогда распишитесь вот здесь, пожалуйста, что означенный гребень принадлежит вам.
Она нехотя, но расписалась.
-- А теперь припомните, Светлана Михайловна, где вы могли его обронить?
Она театрально вплеснула руками.
-- Нет, ну вы подумайте! Гребень носят сзади, -- она постучала ладонью по затылку, -- а глаза – спереди. Как же я могла увидеть?
-- Вы правы. И если бы обронили его где-нибудь в спальне, это никого не удивило бы. Но вы потеряли его в сорока километрах от города, на опушке леса – там, где был спрятан труп вашего второго мужа Куприянова Алексея Васильевича.
Хозяйка побледнела, но молчала.
-- Таких совпадений не бывает, Светлана Михайловна, -- глухо сказал капитан. – Ни один суд не поверит вам, если скажете, что собирали там грибы, а позже было найдено тело… Лучше признаться…
-- Ах, оставьте ваши советы! – вспылила вдова. – Вы для того, видимо, обхаживали меня, чтобы усыпить бдительность и однажды вонзить в моё сердце отравленный нож!
-- Это не так, -- поспешил я на помощь начальству. – Гребень мы нашли в тот же день, когда и тело, это верно. Но с Вашим мужем я познакомился только вчера. Он-то и сказал, что подарил его вам, Вы любили его носить. Так?
-- Ну, так!
-- Стало быть, вы сознаётесь в том, что участвовали в тайном захоронении тела?
Она вдруг развеселилась:
-- Не только в тайном, но и в явном участвовала. Вы ведь были на кладбище, следили за мной! -- уставилась Светлана Михайловна прямо на меня (до этого избегала прямых взглядов). --  Я помню вашу лисью физиономию!
Дождался, что называется. В её глазах было столько презрения, что мурашки по коже.
-- А я думал, что вы никого не замечаете в своём горе, -- искренне признался я.
-- Ах, оставьте Бога ради! «Горе»!..  Да я в тот день была готова порхать, как бабочка, которая вырвалась из лап своего паука!
Мы с Шоховым переглянулись -- столь неожиданным было это признание.
-- Я семь лет -- слышите вы?! – семь лет жила, как зверушка в золочёной клетке. Дом, телевизор, гастроном – вот всё, что мне было доступно. Поначалу ещё работала в его фирме, была на людях, на виду, но и это его бесило. «Зачем они на тебя так смотрят?! Ты провоцируешь их на подобные взгляды!» – орал он, придя домой. Да если бы только орал...
-- Что, рукоприкладствовал?! – грозно вопросил капитан, словно хотел посадить Куприянова на 15 суток.
-- И рукоприкладствовал, и ногоприкладствовал, -- горько усмехнулась она. – В молодости занимался тайским боксом, и очень ловко это у него получалось. Даже синяков не оставлял.
-- Но почему вы терпели? – не выдержал я. – Обратились бы в милицию -- мы умеем усмирять домашних деспотов.
Она безнадёжно махнула рукой.
-- Он на людях был душа-человек, в друзьях – вся верхушка города от мэра до вашего полковника.  Кому жаловаться, кто поверит? Он понимал это и грозил: «Убью – никто и не хватится. Не посмеют!».
Мы помолчали.
-- Значит, вы сами его убили, Светлана Михайловна? – тихо спросил я.
-- А докажешь? – задорно встряхнула она головой. – Гребень – это всего лишь улика, не правда ли? Доказательства нужны солидные. Всё же Куприянов убит, не какой-нибудь бомж…
-- Если уверен, доказательства найдутся, -- припомнил я слова психолога, преподававшего в милицейской школе. –  Будем копать день и ночь, но отыщем!
-- Что? И дочку будете выспрашивать, зятя?
-- Обязательно.
Она отвернулась от нас, долго молчала, собираясь с духом, и выдохнула наконец:
-- Я убила!
-- Где? Когда? При каких обстоятельствах? – чересчур поспешно набросился я на неё, и этим только испортил дело.
-- А не слишком много для первого раза? – горько спросила вдова. – Дайте отдышаться хотя бы, что ли… Я не рецидивистка, не каждый день признаюсь в убийствах.
-- Это верно, -- сказал капитан, смахнув пот со лба: ему тоже тяжело далось признание любимой женщины. – Подпишите протокол, и мы пойдём. А вы отдохнёте, Светлана Михайловна.
Она поглядела на него с удивлением.
-- И вы что же?.. Не заберёте меня в каталажку?..
-- Ограничимся подпиской о невыезде, -- сухо молвил Шохов. – Надеюсь, что вы не воспользуетесь нашим великодушием, не удерёте за границу?
-- Какая граница, что вы?! – воскликнула вдова, смахнув слезу благодарности: мысленно она была уже в одной камере с воровками, мошенницами и лесбиянками. – Клянусь всеми святыми, что даже из этого дома шага не сделаю!
…Провожая нас, чёрная овчарка всё же гавкнула напоследок: видимо, и она поняла, что мы обидели её хозяйку.

                16.
Собственноручно подписанная Куприяновой явка с повинной вызвала шок у нашего начальства.
-- Да как же вы решились – с бухты-барахты, не доложив руководству, взять и отправиться к подозреваемой? – не понимал полковник Гладышев.
-- Вы же сами говорили, Фёдор Иванович, что в нашем городке слухи разносятся быстро.
-- Ну, говорил. И что?
-- Подозреваемую могли предупредить, подготовить к нашему визиту. У богатой дамочки всегда найдутся адвокаты, которые отговорят её от «опрометчивого шага».
Полковник вздохнул.
-- М-м-да... Мне, конечно, влетит от руководства города за это неожиданное признание. Всё было так хорошо: Куприянов – на кладбище, подозреваемые -- в СИЗО… И вдруг на тебе! Шило да мочало - начинай всё с начала. Но… вы молодцы, ребята.
На что майор Истомин, держа в руках признание вдовы, сказал со вздохом:
-- Молодцы-то молодцы, да никакой суд голую явку во внимание не примет. Нужны улики поважнее гребня, доказательства прочнее каблучка. Много надо поработать, братцы, чтобы скелет этой бумажки оброс плотью и кровью неопровержимых фактов!

На другой день к нам в отдел явилась дочь подозреваемой  Дарья Алексеевна.
-- Мама ни в чём не виновата! – с порога заявила она. --  Это я убила своего отчима! Сажайте меня!
Признаться, мы с капитаном переглянулись не без юмора: начинаются шекспировские страсти! Мать и дочь станут выгораживать друг друга… А там и зять подключится, быть может?
-- Улыбаетесь? – заметила глазастая Дарья. – А что, если я покажу место преступления, кровь?
Весёлого настроения как не бывало. Разговор пошёл серьёзный.
-- Подождите минутку, Дарья Алексеевна, -- взмолился Шохов. -- Я схожу к руководству…
Он отправился к майору Истомину, тот, видимо, сходил к Гладышеву, потому что через пять минут нас вызвали в кабинет начальника ГОВД.
При виде Даши полковник вышел из-за стола и лично подвинул ей стул, налил стакан воды из графина.
-- Выпей, дочка. Ты расстроена. Это можно понять. Недавно потеряла отца, а теперь вот маме грозит тюрьма…
-- Это будет судебная ошибка! – твёрдо сказала Дарья. – Я лично убила своего отчима – и ничуть об этом не жалею. Если бы можно было, убила бы снова!
Столько неподдельной ненависти было в её голосе, что в кабинете воцарилась мёртвая тишина. Молчал полковник Гладышев, молчал майор Истомин, молчали мы с капитаном Шоховым.
-- С чего начать? – раздался в тишине резкий Дашин голос.
Щёки её пылали, но в глазах не было ни слезинки.
-- Да, наверное, с самого начала, -- сказал Фёдор Иванович, обведя глазами присутствующих. – От нас, как от врачей, секретов быть не может.

Куприянов появился в её жизни, когда Даше было двенадцать лет. Он любил её мать до безумия и часть этой страстной любви обрушилась и на падчерицу тоже. Алексей Васильевич удочерил её, дал своё отчество, баловал подарками… Так продолжалось три года.
-- Однажды зимой маму положили в больницу, и мы остались с отчимом вдвоём в квартире. На другой день он придумал какое-то торжество (был мастер на выдумки), открыл шампанское, зажёг свечи… Мне думается, подмешал что-то в шампанское, потому что я уснула как убитая.
На персиковых щёках Куприяновой-младшей проступила краска гнева, но в целом девочка держалась очень мужественно: ни слёз, ни горьких вздохов… Значительно позже я поёму значение такой невозмутимости.
-- А когда проснулась, всё было кончено, -- бесстрастно продолжала Дарья. -- Он лишил меня девственности. Лишил детства, по существу… Я плакала, говорила, что пожалуюсь маме, а он валялся в моих ногах, просил прощения, грозил, что покончит с собой…  Подарил мне свой навороченный сотовый телефон, ноутбук, ещё что-то… И я смолчала.
Она горько усмехнулась.
-- Так мы стали жить втроём. Официальной его женой была мама, а тайной любовницей –  я. Наподобие «Лолиты»… Мне его любовь была в тягость, и каждый раз он придумывал что-нибудь новенькое, чтобы задобрить меня. Сделал так, чтобы я стала королевой красоты в лицее, получила золотую медаль, поступила в престижный вуз – на вечернее отделение, потому что днём оформляла заказы в его РБТ. Он платил мне две зарплаты: одну -- по ведомости, другую -- в конверте, и вторая была гораздо больше первой… На моё 18-летие подарил иномарку. Специально для меня надстроил мансарду на здании РБТ, сделал хозяйкой зала для вип-персон. Но главными вип-персонами там были я и он. Приезжал, поднимался на третий этаж, и мы встречались в его кабинете, в комнате отдыха…
Даша подняла глаза – в них всё же блеснули слёзы. Она еле держалась, чтобы не зарыдать.
-- Так продолжалось до нынешнего лета, когда я встретила Олега, своего жениха. Тогда я сказала Куприянову: «Всё! Я тоже имею право на нормальную семейную жизнь, поэтому больше мы с тобой не встречаемся, иначе я всё расскажу маме».  Он обещал, но не сдержал своего слова. 28 сентября утром вновь приехал в РБТ, поднялся на лифте, затащил меня в свой кабинет. Я умоляла его не трогать меня – он только посмеивался: «Перестань строить из себя недотрогу! Это надо было делать четыре года назад, когда ты была несовершеннолетней. А теперь поздно артачиться…»
Она гордо встряхнула головой – совсем как мать.
-- Что-то нашло на меня в ту минуту. Сам изнасиловал да ещё издевается?!.. Я нашарила на столе увесистую пепельницу и что есть сил ударила его по голове.  Он упал… Я испугалась, убежала из его кабинета, позвонила маме… Больше ничего не помню. Наверное, я потеряла сознание от всего пережитого.
Вновь воцарилась тишина.
-- Ну что ж. Поедем на место преступления? -- хмуро предложил полковник. – И прошу тебя, дочка: кроме нас, больше никому пока ни слова! А мы умеем хранить тайны.
И обвёл нас всех суровым взглядом.

                17.
Мы подъехали с торца здания – с «чёрного хода», как сказала Даша. Покойный Куприянов был ловким конспиратором: окна первого и второго этажей, выходившие сюда, были забрызганы краской после ремонта да так и не отмыты, корпуса старых холодильников и стиральных машин загораживали чёрный вход со стороны гаража и котельной… Всё было сделано для того, чтобы никто не видел, когда хозяин приезжает и когда уезжает от старого здания РБТ.  Код на двери знали лишь двое: сам Куприянов и его падчерица.
…Пока она открывала, я огляделся по сторонам и заметил мужичка в телогрейке и серой вязаной шапочке, который с любопытством следил за нами, выглядывая из-за мусорного бака.
-- Подстрахуй меня, -- шепнул я Шохову. – Надо задержать одного чересчур любопытного…
Даша, а за ней полковник и майор вошли в распахнутую дверь чёрного хода, а мы с капитаном сделали вид, что замешкались. В следующую секунду я круто развернулся и бросился к баку. Мужик выскочил из-за него, как заяц из кустов, и бросился наутёк. Судя по всему, он хорошо знал местные закоулки, поскольку нырнул в узкий проход между гаражом и  котельной, свернул ещё куда-то и исчез из вида…
-- А ну выходи! – услышал я голос капитана. – Ишь какой! Притаился…
Сергей Николаевич в молодости был патрульным постовым и не раз участвовал в погонях за правонарушителями в городе, «в условиях пересечённой местности».
-- От меня не спрячешься! – говорил он, вытаскивая за шиворот незнакомца из тёмного закутка. – Пацанов ловил, «паркуров» -- не тебя чета, дядя.
Перед нами стоял мужичок лет сорока с небритым припухшим лицом – явный бомж по виду.
-- Кто такой? Документы есть? – строго спросил Шохов и, повернувшись ко мне, подмигнул: -- Обратите внимание, лейтенант: вылитый Сеня Крюк -- рецидивист, подозреваемый в двойном убийстве.
-- Он самый! -- подыграл я.
-- Какое убийство, вы что?! – заверещал мужичок. – Я местный, меня здесь каждая собака знает. Садков Даниил Глебович, пенсионер по инвалидности. Документы дома, могу принести.
-- Мы и сами дойдём, не баре, -- сверлил его глазами Шохов. – А скажи-ка мне, Даниил Глебович, что ты делал возле Рембыттехники, почему прятался от нас?
-- Дак ведь это… Пенсия у меня – кот наплакал, а жить-то надо…
-- И пить тоже, -- подсказал капитан.
-- И это тоже, -- вздохнул Садков. – Ну и собираю, что Бог пошлёт: баночки пивные, обрезки разные…
-- Цветмет? – догадался Шохов.
-- Точно так, гражданин начальник. Возле Рембыттехники всегда поживиться можно…
-- Часто наведываешься сюда?
-- Да почитай каждый день, с утра.
-- А почему утром?
-- К обеду конкурентов много.
-- Та-ак… Ну теперь рассказывай: что ты видел в конце сентября?.. Не слышу!
-- А что я мог видеть, гражданин начальник?
Капитан вновь обернулся ко мне:
-- Нет, это определённо Сеня Крюк! Только он умеет так запираться.  Надо везти его в СИЗО...
--  Постой, начальник! Помню!.. – всерьёз испугался Садков: видно, знал, что СИЗО – это всерьёз и надолго. --  В тот день утром подъехал Куприян – хозяин здешний. Он меня гоняет отсель, поэтому я спрятался. А когда все баки осмотрел, вышли двое: дамочка рыжая и молодой инженер, на цыгана похожий.
-- Почему знаешь, что инженер?
-- Конкуренты говорили. Да его  и так видно: в синей униформе, как все, но такой… холёный, с бородкой… Огляделись они по сторонам… но не такие, как вы, меня не заметили, -- сделал он нам комплимент. -- Открыли багажник куприяновской машины и снова скрылись. Через какое-то время выносят картонную коробку -- длинную, наподобие как под импортный холодильник, но не совсем…Потоньше и такая…-- он повертел пальцами. – Свёрнутая, как ковёр.
Мы к капитаном переглянулись.
 -- Тяжёлое, видать: дамочка еле тащила. Уложили в багажник, отдышались и по машинам. Дамочка села в свою, белую, а мужик -- в куприяновскую. Я ещё подумал: а как же сам Куприян? Он-то на чём поедет?.. Но больше никто не выходил.
-- Та-ак, уже лучше, -- одобрил капитан. – Пожалуй, отделаешься «обезьянником» ГОВД.
-- Да за что, начальник?!
-- За то, что не всё говоришь, Садок. Сознавайся: звонил «инженеру»? Деньги требовал?
Охотник за цветметом поник головой.
-- Кто же сам себе враг, командир? Когда слух прошёл насчёт Куприяна, я догадался, конечно, что там было завёрнуто в картоне… Узнал телефон бородатого, позвонил ему…
-- И во сколько ты оценил своё молчание?
Садков долго мялся, но выложил наконец:
-- Десять тысяч…
-- В рублях?
-- Сначала в рублях… Он принёс, как договаривались, положил в пакет из-под молока. А потом слышу: самого Куприяна нашли, тело его. Опять звоню «инженеру». «Сто тысяч с тебя, говорю. И не в рублях, а в баксах!».
-- И что? Принёс?
-- Пока что нет. Жду…
Капитан покачал головой.
-- Странно…
-- Вы о чём, начальник?
-- Странно, говорю, что ты ещё живой, Даниил Глебович. Шантажисты долго не живут.

                18.
По сотовому позвонил Истомин:
-- Вы где там бродите оба?
-- Да так… Задержались, товарищ майор, -- сказал виновато капитан Шохов, а мне подмигнул: молчи, дескать.
-- Быстро сюда! 
-- Есть!
Сергей Николаевич спрятал мобильник и строго посмотрел на задержанного:
-- Что же нам с тобой делать, Садков? Отправить, как бомжа, в «обезьянник»?
-- Я не бомж, гражданин начальник! – обиделся Даниил. – У меня прописка имеется. Я скорее БИЧ – бывший интеллигентный человек.
-- Ну ладно, гражданин БИЧ. Я тебя задерживаю для собственной безопасности. А начнёшь обижаться – получишь срок за шантаж. Понял?
-- Понял, начальник.
Мы зашли на первый этаж, где и «определили» Садкова – возле батареи. 
Лифт до третьего этажа шёл недолго, но я успел заметить, что линолеум на полу меняли недавно и не совсем профессионально: он явно не успел отлежаться, а потому пошёл волной.
Дверь с вывеской «Генеральный директор» была распахнута настежь, в просторном кабинете покойного Куприянова мебель сдвинута в сторону, огромный новенький ковёр свёрнут, а на паркетном полу зияла «рана» от вывернутых клёпок. Знакомый мне эксперт-криминалист зорко рассматривал паркетины в увеличительное стекло. Даша, полковник Гладышев и майор Истомин впились в него глазами. Судя по всему, минута была решающей.
-- Боюсь ошибиться, Фёдор Иванович, но вот здесь, на торцовых сторонах, присутствуют следы бурого вещества, похожего на кровь, -- сказал эксперт. – Сами понимаете, что пока это только догадка. Отвезём в лабораторию, сделаем соскоб, анализ... Много не обещаю, но думаю, что группу крови определить определим.
-- Так езжайте, чёрт побери! – крикнул полковник. – Скажите, что я велел всё отложить, а этот анализ сделать незамедлительно!
-- Слушаюсь!
Эксперт, забрав клёпки, исчез, а Гладышев устало махнул рукой и сел в первое попавшееся кресло.
-- Сознаться, не верил я тебе сначала, Даша. Думал, что ты маму выгораживаешь, на себя напраслину возводишь. Но, если кровь будет обнаружена и совпадёт по группе с той, что была у твоего отчима, придётся признать…
-- …меня виновной? – подхватила Дарья Алекеевна. – А я и не отрицаю. Не для того сознавалась.
-- Но ты понимаешь, чем это тебе грозит?
-- Статьёй о превышении необходимой обороны, -- сказала она. – Я на юрфаке учусь, Фёдор Иванович, законы знаю. Куприянов впервые изнасиловал меня в пятнадцать лет, и с тех пор я являлась его наложницей, его непокорной рабыней. Я видела, что мать его любит без памяти, а он грозил  её бросить, «если я буду вести себя плохо». Вот я и терпела -- ради неё. Но всегда отчаянно сопротивлялась. Каждый раз он меня насиловал – вы понимаете?! Четыре года подряд!
-- Да, дочка. Уверен, что суд это учтёт. Но скажи мне, дураку, как твоя матушка смогла в одиночку вынести тело? Насколько я помню, Алексей Васильевич не был заморышем, которого можно под мышкой унести…
-- Не знаю… Помню, что после этого я позвонила маме, во всём призналась и спросила, что мне делать дальше. Мама сказала, что скоро приедет и всё уладит, а мне надо принять успокоительное и лечь отдохнуть. Я привыкла слушать маму: пошла в наш бар, выпила стакан «успокоительного», упала на диван и уснула. Хотите верьте, хотите нет, но я проспала до самого вечера, после чего поехала домой. Мама была уже там. Она сказала, что всё в порядке, мне надо поскорее забыть «этот инцидент» и делать вид, что я любящая дочь, которая встревожена отсутствием отца. Всю ночь мы, действительно, звонили в больницы, морги и милицию, чтобы создать себе алиби.
-- Разрешите, Фёдор Иванович? -- обратился капитан к Гладышеву. – Один вопрос подозреваемой…
Начальник ГОВД поглядел на него хмуро, но кивнул, разрешая.
-- Скажите, Дарья Алексеевна: а где 28 сентября был жених ваш, Суховей Олег Геннадьевич?
Она нахмурилась:
-- Днём на работе, насколько я знаю. А вечером и ночью – у нас дома. Мы вместе звонили во все инстанции… А что?
-- То, что своего отчима Вы не убивали, Дарья Алексеевна. Вы только оглушили его, а  смерть наступила от асфиксии... Этого вы не смогли бы сделать, хотя бы ввиду своей комплекции. Тут нужна была мужская сила.
 В кабинете воцарилась тишина. И тут я вспомнил, что о нём говорила та же Дарья: «Олег – прекрасный специалист, программист, электронщик».
Я жестом козырнул всему начальству сразу:
-- Иду на задержание! -- и пулей понёсся по ковровым дорожкам к лестнице, ведущей вниз. 
Но Суховей опередил меня. Он уже спускался по лестнице, прыгая через две ступени, выскочил на улицу и бросился к стоянке автомобилей. Я пытался помешать ему, но где там! «Рено» цвета мокрого асфальта пролетело в сантиметре от меня, обдав грязью и выхлопными газами.

                19.
К счастью, наша «девятка» стояла за углом. Я вскочил в неё, обогнул здание Рембыттехники и успел заметить «Рено» в конце улицы.
 Погоня была долгой и упорной. Суховей оказался водителем не робкого десятка, а потому, свернув с главной городской магистрали, переулками и проезжими дворами, окольными «пьяными» дорогами вскоре вырвался-таки из города. Мы оказались на скоростной автотрассе «Урал» и мчались, обгоняя попутные машины, в сторону Самары.
К счастью, уже был задействован план «Перехват», оповещены все патрульные экипажи, посты ДПС…
Очередной стационарный пост был на границе двух областей – нашей и той, где родился вождь революции. Уже издали было видно скопление легковых машин: сотрудники ГАИ проверяли подозрительные иномарки.
Суховей тоже догадался, в чём дело, и решительно, не включив поворотник, свернул на просёлочную дорогу с правой стороны от трассы. Это было так неожиданно, что я едва не проскочил поворот и прошёл его на двух колёсах, чудом не перевернувшись.
Просёлок был припорошен снегом, узок, извилист, но беглец мчался по нему, не сбавляя скорости. Я едва поспевал за «Рено». Дорога шла то полем, то лесом… Через десять минут отчаянной погони спина моя была мокрой от пота: в любой момент можно было вылететь либо на пахоту, либо в осинник.
Впереди показался попутный молоковоз. По-прежнему не снижая скорости, «Рено» стал обходить попутчика, но дорога пошла под уклон и вправо, иномарку занесло, перевернуло, швырнуло на обочину, где, как назло, стоял придорожный столб.
                Завизжав тормозами, остановился молоковоз. Водитель его,       с бледным от страха глядел на искорёженную иномарку.
-- Ты видел, лейтенант? – обратился он ко мне. – Он шёл под двести, идиот. Тут поворот, а он на обгон…
-- Помоги мне. Быстро!
Олега лежал на рулевой колонке. То, что она была выгнута, а изо рта водителя сочилась красная пена, мне не понравилось. Вести его в таком состоянии было рискованно.
Мы вынесли пострадавшего из салона и уложили на заднем сиденье «девятки».
-- Езжайте до будки ГАИ, пусть срочно вызовут реанимацию. Ясно?
-- Будет сделано, старлей. Но ты подтвердишь?
-- От тебя зависит. Жми!!!
Молоковоз умчался, и мы остались с Олегом вдвоём.
Лицо молодого человека тоже было в крови: во время катастрофы он протаранил головой лобовое стекло. Но всё это было пустяком по сравнению с красной пеной на губах.
 В горячих точках, где я служил, доносилось выносить раненых с поля боя. Порой с первого взгляда можно было определить, что серьёзно, а что так себе – «до свадьбы заживёт».
Олег открыл глаза.
-- Что, лейтенант? Посекло меня осколками?
-- Мало-мало посекло, -- сказал я, подражая знакомым горцам. – Терпи, казак, атаманом будешь.
-- Как теперь Даше покажусь на глаза? – вот вопрос.
-- Девушки любят мужские шрамы!... А что? Сильно любишь? 
Он удивился:
-- Разве можно её не любить? С первого дня, как увидел, втюрился бесповоротно.
Я решил проверить его чувства.
-- Теперь, брат, долго её не увидишь. Посадят Дашу. Лет десять дадут…
-- За что?!
-- Ты же знаешь. За убийство отца.
-- Она не убивала! – воскликнул он и отвернулся от меня.    – Он сам полез, хотел изнасиловать девчонку. Она отбивалась, чем могла… Под руку попалась пепельница -- стукнула пепельницей.
-- Ты говоришь так, будто сам всё видел… 
Суховей глубоко вздохнул.
-- Не видел, а слышал.
-- Как же это?
Он поморщился от боли.
-- Вам Катя говорила, что я немножко разбираюсь в технике?
-- Называла гением.
-- Это она прибавила, конечно. Но в связи немножко понимаю. Когда Даша сказала мне, что отчим покушается на неё, я одолжил у неё ключ от его кабинета и кое что… усовершенствовал.
-- Жучок вставили? – уточнил я.
-- Лучше сказать – сигнал тревоги. Я слышал все его разговоры с партнёрами, начальством, бабами… Это меня не волновало. Но когда он вызывал к себе Дашеньку, я был начеку.
-- То есть Вы всё слышали?
-- Малейший шорох. В то утро, 28 сентября, я понял, как этот жеребец снова затащил падчерицу в свой кабинет, стал рвать с неё одежду… Слышал, как он вскрикнул, упал. Как она звонила матери…
-- И вы пришли на помощь?
-- Пока я добежал со второго этажа на третий, Даша уже выбежала из кабинета, но дверь оставалась открытой. Я зашёл и увидел Куприянова на полу. Из головы его сочилась кровь: на ковре было тёмное пятно.
-- Ну-ну, дальше?
-- Я решил избавиться от тела. Принёс рулон картона, расстелил рядом и накатил на него этого борова…
Олег замолчал.
-- И что же? – поторопил я.
-- Дай передохнуть, лейтенант. Грудь у меня болит…
Я понял, о чём речь. 
-- Ну, отдохни. Сейчас «скорая»…
-- Нет! – категорически заявил он. – Не дай Бог, если потеряю сознание… Помру… Осудите девчонку ни за что.
Я хотел его утешить, но не стал. Мне тоже было жаль её.
-- Дай лучше закурить, Валёк. В куртке…
Я нашарил пачку сигарет, раскурил одну и сунул ему в рот.
-- Спасибо… Вроде бы легче стало. Слушай.
По словам Олега, в тот момент, когда он паковал «покойника», тот стал подавать признаки жизни.
-- Она его всего лишь оглушила! Слышишь, лейтенант?!
-- Слышу.
-- Он захрипел… В голове у меня всё помутилось. Я знал, что он сделал с Дашей: она призналась мне во всём. А я признался ей…
-- В чём?
Суховей пожевал губами. Голос его звучал всё глуше, из груди доносились хрипы.
-- Дай слово, лейтенант, что эту тайну ты никому не расскажешь. Она только моя…
-- Даю!
-- В детстве я занимался спортивным туризмом. Тренер наш -- этакий, знаешь,– требовал беспрекословного ему подчинения, обожествления даже. Когда пацану шестнадцать лет, а «сенсей» за тридцать, этого не трудно достичь. Я тоже глядел на тренера восторженными глазами, он казался мне полубогом! И когда однажды ночью «полубог» заманил меня в свою палатку…
Олег хрипел всё громче.
-- Отдохни…
-- Нет! Слушай дальше. После того случая я потерял веру в людей. Все взрослые казались мне насильниками; все знакомые, думал я, знают о моём позоре. Сразу после школы я уехал в чужой город, закончил институт, приехал к вам…Стыд гнал меня всё дальше и дальше от родных мест, я стремился туда, где никто меня не знает.
-- Понятно.
-- А если так, то ты поймёшь, какие чувства я испытывал к Куприянову… Он даже внешне напоминал мне моего бывшего тренера. Я скрипел зубами, когда видел его. И вот я вижу, как он возвращается к жизни... Снова этот гад будет насиловать мою невесту?! Ну уж нет! Я нашарил в кармане шнур это какой-то переходника, накинул его на шею Куприянова и затянул, упираясь коленом в спину. 
«Вот откуда на спине покойного синяк!», -- подумал я.
-- В эту минуту (веришь, лейтенант?) я душил всех насильников детей: и Куприянова, и своего тренера -- всех!!! Потом закатал тело в рулон и потащил его из кабинета. Тяжёлый был, собака! Но тут как раз подъехала Светлана Михайловна, мы вдвоём кое-как заволокли рулон в лифт, поставили стоймя… Да, видимо, на голову, потому что кровь осталась на линолеуме. Пришлось потом менять.
Я кивнул, вспомнив неровный пол в лифте. Мастер микроэлектроники оказался профаном в ремонтно-строительных делах.
-- Ну а дальше вы всё знаете, -- сказал Суховей, задыхаясь. – На двух машинах мы выехали в сторону Муравьёвки, закопали в поле труп, оставили в лесу «Тойоту», вернулись в город на машине Светланы Михайловны… Её туфли сожгли в камине, ковёр из кабинета Куприянова разрезали на части и тоже «предали огню»…   Чёрта с два вы нашли бы нас, если б не этот проклятый гребень!
Суховей неожиданно закашлялся, из горла его ручьём  хлынула алая кровь, он потерял сознание.
Но на дороге уже показалась машина «скорой помощи». Мы погрузили в неё пострадавшего… 
-- Перелом рёбер грудной клетки, внутреннее кровоизлияние, -- констатировал хирург. --  Одно из сломанных рёбер острым концом повредило лёгкое в непосредственной близости от сердца…

                20.
Хмурым ноябрьским днём мы хоронили Олега Суховея на городском кладбище – в сотне метров от убитого им Куприянова.
  -- Смерть уравнивает и примиряет, -- сказал философски  капитан Шохов.
За гробом шли старушка мать, несостоявшаяся невеста и Светлана Михайловна под руку с первым мужем, удивительно трезвым для такого дня.
А весной состоялся суд по делу об убийстве Куприянова.
Супруга предпринимателя обвинялась в сокрытии следов преступления и была приговорена к двум годам лишения свободы с отсрочкой исполнения наказания на три года. Действия падчерицы подпадали под статью о необходимой обороне, от ответственности она была освобождена под аплодисменты зала…
Главным обвиняемым был признан Олег Геннадьевич Суховей, освобождённый от ответственности по причине смерти.