Солнца нет. С неба свисает лишь тень его. Собственно, я не знаю каким оно должно быть, только отчего-то верю, что не серый у света цвет.
Небо и снег – верх и низ. Когда б не черные стволы раздетых ветрами деревьев, их нельзя было бы различить.
Буер несет меня по руслу спящей реки. Куда?.. Не знаю. Я не меняю галса от на-чала пути. Парус полностью во власти ветра, я – времени. Движение ради движения. Бессмысленно? –
Да. Но в этом спасение: только отсутствие смысла сберегает от обстоятельств – от-сутствие оных, хранит от участи сожаления. В принципе я, даже о самом себе, не знаю ровным счетом ничего: существую ли на самом деле, а может, снюсь. Себе?.. Кому-то другому?..
Снег скрипит под полозьями. Хлопанье парусов. Других звуков нет. Что-то показавшееся вдали, напомнило о горизонте. Возможно, это просто мираж…
Заросшая инеем радиомачта, крыши домов, проваленные под тяжестью много-летнего снега... Жаль, что это не мираж. Смерть вызывает тоску, а город, в который принес меня
ветер, оказался мертвым. А, собственно, каким он должен быть?..
Любопытство заставило меня выбраться из насиженного кресла буера. С трудом протиснулся в окно ближайшего дома и поднялся вверх по засугробленной лестнице. Ветер, до моего появления, выл здесь от одиночества. Теперь он завыл от радости?..
Спустился вниз. Тут ветра нет, но уж очень темно. Под ногой что-то хрустнуло. Поднял, сунул за пазуху. На свету посмотрю...
Кукла. Простая детская игрушка. Только почему, глядя на облупившуюся краску зрачков, я почувствовал острую нехватку воздуха. И ресницы мои стали влажны-ми?..
Где-то смеется, а может быть плачет ребенок... Нет. Показалось. Слезы потекли по щекам на уголки губ. Что это? Одиночество? У него есть вкус? Он невыносимо горький...
Пора тьмы еще не наступила. Чтобы скоротать время и немного развеять тоску, стал блуждать по улицам. Под ногами многометровая толща снега, спрессованная ветром и временем. Помимо скрипа, мои шаги сопровождает гул. Ощущение такое, будто идешь по только что ставшему льду.
Ожидаемого результата гуляние не принесло. Повсюду – то здесь, то там – стали мерещиться люди. Видения настолько яркие, что я стал носиться за ними по городу. Особенно
сильное впечатление произвело мое собственное отражение в чудом оставшихся за-стекленными окнах одного из домов.
Разбив стекло, я просунул голову внутрь и прислушался... Тихо.
– И этот пуст, – подумал, усевшись на снег.
Сумерки пришли неожиданно. Следом, откуда-то из глубины города, донесся жуткий, ни на что слышимое до сих пор не похожий. Вой. Повинуясь инстинкту, я влез в дом и, спотыкаясь в полумраке о различный хлам, укрылся за дверью одной из сиротствующих квартир.
Всю тьму стоял невыносимый шум, производимый сотнями, а может и тысячами собачьих глоток.
Стихло к утру. Заметно похолодало. Осторожно выглядываю из окна... Нико-го. Если бы не следы вокруг дома, можно подумать, что вся прошедшая ночь – лишь плод моего,
внезапно заболевшего одиночеством, воображения.
До полудня простоял, опираясь лбом о стекло. Неизвестно откуда взявшийся страх вселил ожидание подвоха со стороны, как показалось, злобных псов. Но они так и не
появились. Набравшись храбрости, я открыл дверь и стал бродить по дому в поис-ках... Собственно, я понятия не имею, чего ищу. Уверенность в своей уникальности среди этого,
порабощенного холодом мира, сидела во мне давно и крепко. По крайней мере, в те минуты, когда я верил в свое существование. Я ни разу не задавался целью уз-нать, куда
подевались мои соплеменники. Если они и были когда, так это уже в прошлом. Знание вчерашнего не властно его изменить и, следовательно, в нем нет необходимости.
С такими мыслями я переходил из комнаты в комнату, из квартиры в квартиру, копаясь в замороженном, пыльном тряпье, пока не пришла пора тьмы...
Визжание, лай, рычание, и вой снова наполнили пространство. Неожиданно щелканье зубов и глухое, действительно злобное ворчание, раздалось прямо за дверью
моего убежища. Видимо звери вошли через разбитое мною вчера окно. Дверь тяжела и прочна. Но у страха, как говорится, “глаза велики”. Моя неизлечимая фантазия наделила псов таким интеллектом, что я сам превратился в маленького, дрожащего в темном углу, зверька. Только проблески утреннего света вывели меня из оцепенения.
Псы ушли. Снова, проспав до полудня, продолжаю исследование дома. Роясь в обломках, бывших когда-то мебелью, и прочем барахле, наткнулся на пожелтев-шую книгу без обложки и титульного листа. Раскрыл, где пришлось и с
первых строк обмер:
“Странник, вечный странник и везде
только странник. Я мог бы наполнить
багровыми клубами мир... Но не хочу.
Бог мой, вечность моя: отчего ты мне
дал столько печали...”
Слова показались мне “плагиатом”: автор вырвал их прямо из моего сердца. Чи-тал, пока буквы не растворились в темноте. Когда пришли псы, едва успел закрыть дверь.
Весь следующий день провел за чтением. В книге недоставало страниц, о мно-гом пришлось догадываться, но на последних строках взвыл от тоски. На мой голос откликнулись эхо и псы. Наступила тьма.
Утро, на сей раз, не имело сходства для меня ни с одним из предыдущих. Я встретил его с ощущением неимоверной боли. Что теперь, буер и снежная пустыня? Они не вернут
утраченной безмятежности. Познав страх, я приобрел цель. В силу своей недости-жимости она обернется великим разочарованием, за которым следует смерть.
Цель страшна и болезненна. Тем не менее, я не использовал ни единой по-пытки от нее избавиться. Переходя из квартиры в квартиру, из подъезда в подъезд - искал чего-то, что позволило бы узнать, куда подевались те, среди которых мне престало находиться. Но их словно какая-то неведомая сила подхватила всех ра-зом и унесла... От меня?!..
Из гортани вырвалось глухое рычание, глаза заволокло слезами:
– БОГ МОЙ, ВЕЧНОСТЬ МОЯ: ОТЧЕГО ТЫ МНЕ ДАЛ СТОЛЬКО ПЕЧАЛИ?!!..
Квартира №..., дверь заперта. Другие, до нее, были либо распахнуты настежь, либо слегка прикрыты?!.. Толкаю сильней: не поддается. Чувствую, как кровь за-кипает в
жилах. Гнев – доселе незнакомое мне ощущение – вырвался и, прежде чем я успел ему удивиться, дверь разлетелась в щепки.
Прихожая. На вешалке стертый, с пятнами плащ, на полу – чистая дорожка, ухо-дящая под трюмо... Комната: круглый стол, застеленный зеленым сукном, пе-пельница полная
окурков, под потолком багрового цвета абажур. У стены большой комод и диван напротив него. Этажерка с книгами: Чехов, Мандельштам, Бариев, Достоевский... Все выглядит
так, словно хозяин на минутку отлучился в гастроном. Вот и записка на столе:
“Одиночество среди себе подобных противоестественно. Оно приводит к аб-сурдности само существование человека. Познав в себе это чувство, он может: а) – избавиться от
одиночества; б) – уйти от существования. Первое невозможно, остается уйти.
ЛЮДИ! Я ЛЮБЛЮ ВАС ВСЕЙ СИЛОЙ СВОЕЙ НЕНАВИСТИ!!!
Подпись...”
Моя!! В памяти всплыли дождь и бесконечная вереница лиц, среди которых лишь одно знакомое – это было мое лицо...
Вой псов раздался неожиданно и настолько близко, что страх на мгновение вы-теснил боль. Непрочная стеклянная дверь закрыта. Псы с остервенением набрасы-ваются на нее. Я
вижу, как брызжут слюной их голодные пасти. Это не злоба, это – наличие цели. Их цель – жизнь, я – цель их жизни. Простейшая геометрия:
Существование – плоскость, где все прямые обязательно
пересекутся в одной точке.
Уйти невозможно. На смену одному придет другое – это аксиома. Горе тому, кто разорвет нить жизни раньше срока. Всему свой черед. Вселенная мала и потому стремится максимально заполнить каждую из свои ячеек, при этом рационально используя время. Попытавшись уйти от существования, я, естественно, попал в отведенную мне
ячейку, но в ней теперь – ВРЕМЯ ПСОВ.
Осмыслив происшедшее, я подошел к двери и решительным жестом распахнул ее. Псы сразу же бросились на меня, но, вдруг отпрянув, в удивлении свесили языки. Неожиданно они образовали плотный круг, оставив меня распростертым в его центре. Задрав головы кверху, наполнили пространство невыносимым воем тоски. В этом хоре я совершенно отчетливо услышал СОБСТВЕННЫЙ ГОЛОС...