Трубка снова выскользнула из руки и по той же причине. Пусть лежит. Теперь, аж до утра. Утра стрелецкой казни.
Хотя ожидание этот самого утра происходило очень оживлённо. Я напоминал себе небольшую АТС. Через час после разговора со Стариком, ко мне посыпались звонки со всех видов орудий. Оба мобильных телефона получали сообщения с бессмысленными текстами, в которых были два-три значка, но имевших для меня огромное значение. На стационарный телефон позвонил пьяный человек и сказал, что он никогда-никогда не будет мне звонить. Это тоже сигнал.
Сам я тоже позвонил, как и обещал, Старику и, мне кажется, удачно провёл раунд переговоров с нестандартным Тимуром. Он обещал передать по инстанции моё сообщение. Пока всё шло по плану.
Общее свидание назначено на завтра, на час дня в гостиничном номере.
Даже странно, но спал я спокойно и долго, совсем без тревог. Сон, как обычно, я не запомнил. В голове было ясно, как в июльском небе – прозрачно и не конкретно. Волнений тоже не наблюдалось. Пока.
Вскоре появился Валера. Его сосредоточенность в поедании завтрака и упорная молчаливость, начали веселить меня. Но затевать разговор я не пытался. Пусть всё идёт, как идёт. Только в машине, не глядя мне в глаза, он спросил:
--Куда?
--На работу.
--Как скажешь.
Мимо нас поплыли дома, скамейки, деревья, перекрёстки – весь набор городского пейзажа, который я постоянно улавливал боковым зрением, но никогда не рассматривал подробно. Всегда находились другие, более значимые раздражители. А сегодня я просто ехал в «Ниве» и глядел вокруг себя. Бездонность синего неба в голове поглощала всё увиденное и не оставляла ничего себе «на память».
--За нами кто-то едет, от самого дома. Что делаем?
--Зарули в любой проходной двор, где можно развернуться. Посмотрим, что они хотят.
Мы не очень старались оторваться от слежки, просто мне не хотелось в это утро пускать в моё небо чужие тучи обыденной, ежедневной суеты.
Проскочив через сквозной двор, мы влились в колонну машин на параллельной улице. «Хвост» был на месте. Жаль, что приятное одиночество так быстро закончилось.
В телестудии всё шло своим чередом, как в муравейнике. Строго спланированный хаос, ежеминутно приближал студию к первому эфиру.
В монтажной студии, где над чем-то колдовал Аркадий, было безлюдно. Если не считать Тимура. Уж кто-кто, но я его точно не считал. Я поманил его пальцем.
--Чего?
--Здороваться надо, щенок! Передал?
Самодовольное выражение на его лице перешло в достаточно наглую маску с презрительно поджатыми губами.
--Я спрашиваю, передал?
--Да, передал.
--Если они не приедут, я тебя порву. Иди в коридор, погуляй. И не подслушивай!
--Ну-ну.
С видимой неторопливостью он покинул помещение.
Аркадий достал из кармана наушник и объяснил мне, как им пользоваться.
--Лучше походить с ним для привыкания. Так… неудобно? Через полчаса будет удобно. Для меня что-то есть?
--Ничего. Что с твоими ребятами?
--Они все на месте. Там, пока, спокойно. Всё, что вы просили, на этот момент сделано.
--Тогда пусть так и продолжается.
Вот только с этой минуты началось то, чего у меня не было с самого утра – волнение. Встречая сотрудников, я отвечал невпопад, не понимал, почему и как они шутят. Мне было неуютно в любой точке пространства и времени. Даже в кабинете Александра Ивановича, под его успокаивающим взглядом.
--Доброе утро, шеф!
--Доброе, подчинённый. Как дела?
--Обычно. Обошёл все отсеки, пробоин нет. Плавучесть сохранена.
--Скверно себя чувствуешь?
--Не то слово. Скорей бы всё это…. Я, как с похмелья – ни стоять, ни сидеть.
--Это понятно. Лесник подумывает о переводе студии куда-нибудь в Россию. Здесь житья не будет.
--Это в том случае, если сегодня всё закончится благополучно, иначе нечего будет переводить. Студия станет трофеем.
--Лесник, кстати, совсем не сомневается, что всё пройдёт хорошо. Он не забывает о взрыве в пансионате. Всё будет хорошо. Наши люди на месте. Ты ничего не поменял?
--Уже поздно менять. Ладно, пойду я пошатаюсь где-нибудь….
--Езжай в гостиницу. Освойся в номере.
--И то так. Всё, пока!
Действительно, а чего я маюсь? Надо посидеть в номере, пообвыкнуть, посмотреть, что и где лежит и… понервничать там.
Номер был двухместный и двухкомнатный. Короткий коридор сразу переходил в холл с диваном, столом и холодильником. На полу ковёр и картина с утками в полёте на стене. Во второй комнате, отделённой от первой перегородкой из гипсокартона. Стояла кровать с тумбочкой, ковёр и те же утки. Изысканно.
Я перетащил тумбочку в холл, и расставил стулья по своему желанию. В двенадцать с чем-то в наушнике кто-то заговорил.
--Алё, это «Ухо – 1». Я сам такой позывной придумал. Прикольно? Вот. С чёрного хода въехал микроавтобус 41-70 УВВ. Здесь он второй раз. Никто не выходит. На стекле есть антенна. Буду глушить его в тринадцать зиро зиро. Пока. То есть, отбой.
Приехала студия звукозаписи. Лучше бы пластинки записывали…. Если приехали, значит, встреча не откладывается.
Я включил телевизор и закурил. Продумывать ход разговора бессмысленно, по опыту знаю, что всё пойдёт само по себе. Скорее бы пошло.
Без семи час снова заговорил наушник.
--Синий «мерин», номер 00-05, вышел один, идёт в холл, водила сидит. Так-так… ага. Первый пошёл к лифту, второй вылупился из тачки и тоже в холл. «Мерин» поехал на прикол. Пока всё.
Вот и первые гости. И кто это?
В дверь постучали.
--Кто там?
--Гости. Открывай!
Вот чего я не учёл! Умник! Вот открою я дверь и получу пульку в лобик, и вся затея «Мерседесу» под выхлопную! Как же я так, а?
--Минутку, я одеваюсь!
Какой там одеваюсь? Я на грани паники. Может из окна и по карнизу? А ребята где? В сто шестом? Надо позвать!
--Нам долго ждать?
Это уже другой голос и настойчивый. Да гори оно всё огнём!
Я повернул ключ в замке и открыл дверь.
--Проходите.
Первым зашёл прыщавый и уже знакомый. Пока входили двое остальных, этот, ходящий в растопырку, успел позаглядывать в ванную комнату, в стенной шкаф и в спальню. Никого не найдя, он вернулся в холл и встал посередине комнаты.
--Ну, где обещанное?
В номере, кроме меня, было ещё трое. Они расположились треугольником, оставив меня на пересечении… короче, мне было не до геометрии. Они оставили меня в центре. Прыщавый и ещё один смотрели на меня в упор. Третий любовался интерьером номера. Мне он, почему-то, и показался Ивановым.
--То, что обещал – отдам. Но сначала будет разговор.
--Базара не будет. Эй, а ты кто?
Разглядывающий номер, никак не отреагировал на эти слова.
--Это господин Иванов. Прошу любить и… как хотите. Это посредник в нашем разговоре и при передаче диска.
--Мне не нужен посредник. Ты из местных? А? Ты под кем?
Иванов молчал и продолжал осматривать помещение. Он открыл холодильник, и вынул оттуда пластиковый прозрачный поднос, на котором стоял графин с двумя стаканами.
--А зачем он здесь?
Это было первое, что он сказал.
--Ты будешь дурня клеить? Стас!
Но никто ничего не стал делать, ни Стас, ни прыщавый. По комнате, где-то на уровне пупка прошелестели слова, ослушаться которых не захотелось никому.
--Сели! Все!
Секундная задержка, и три задницы нашли себе опору.
--Зачем графин в холодильнике?
--Там он меньше пылится. Мыть не надо. Часто. Это практикуется во многих гостиницах.
--Уродство. Итак. Вы двое – за диском. Он, – Иванов показал пальцем на меня, - имеет то, что принадлежит нам и хочется иметь вам. Сначала он расскажет то, что хотел, потом я решу, что будет дальше. Оружие на стол! Без баловства.
Арсенал, добытый у этой нагловатой парочки, Иванов положил на поднос и убрал в холодильник.
--Ты куришь? – Спросил меня Иванов.
--Курю.
--Тогда кури у окна. Рассказывай.
Снова тупик и стопор. Я попытался закурить, чтобы в эти секунды поймать мысль, с которой стоит начать разговор. Но в голове было только высокое летнее небо. Пусто и чисто.
--Ты в этом году начнёшь говорить?
--А вы кто такой – Снова подал голос прыщавый.
--Тебе же сказали – Иванов. Что ещё? Говори! – Последнее слово адресовалось мне.
--Ладно. Просто не знал, с чего начать. Итак. Два человек, назвавшиеся продюсерами, принесли диск с материалом, который они предложили положить в основу цикла программ. После их ухода, при просмотре диска, его содержимое, через сервер, скачал один кандидат в сотрудники, и отправил этот файл в СБУ электронной почтой. Он подписался в том письме и, кроме всего прочего, не удалил письмо из компьютера. Поэтому факт воровства информации и адресат, кому отправлено это письмо, не есть догадкой. Спустя какое-то время, этот господин, - я показал на прыщавого, - посетил студию лично и имел беседу с директором Михаилом Михайловичем, сокращённо Михыч. О чём был разговор, я знаю, но, поскольку лично не присутствовал, пересказывать не стану. Я слышал только, как уходя, он посоветовал Михычу, держать его в курсе. Я не искажаю факты? Хорошо. Это было в конце ноября, а в начале декабря совершенно неожиданно и как-то глупо убивают Михыча. Видимо, не дождавшись, чтобы он подержал кого-то в курсе. Вот так вот.
--Это намёк на меня?
--Это не намёк. Это прямое указание на тебя. Это ты стрелял в него.
--Давай-давай! Я к родне ездил в начале декабря.
--В Кировоград? Не ездил ты никуда. Ты стрелял в него из окна третьего этажа дома напротив.
--Ты много говоришь лишнего.
--А мне уже интересно, - сказал Иванов. – Только прекращай попусту обвинять. Доказать сможешь?
--Доказать? Что он может доказать? Милиция всё проверяла и ничего не смогла найти, я говорю о настоящих убийцах. Нет свидетелей, нет съёмки с камер, а он меня обвиняет! Писюн не вырос у тебя, чтобы меня обвинять. Всё, хватит! У меня сегодня хорошее настроение, поэтому я тебя прощу за твой язык. Давай диск, мы пошли!
--Не торопись. Милиция ничего не нашла, потому, что вовремя всё потеряла - и записи и показания свидетелей. А у меня это всё есть. Дело в том, что камеры на входе в студию стоят слишком высоко, и на мониторе, у человека среднего роста и ниже, видно только макушку. Мы поставили дополнительную камеру, которую не успели подключить к общей сети. Поэтому с одних камер, висящих на основном мониторе, менты забрали записи, а со вторых – у меня. Хотите кино?
Из тумбочки я достал диск и проигрыватель. Подключив к телевизору аппарат, я нажал на кнопку воспроизведения.
Я просматривал эту запись раз триста, но каждый новый просмотр вонзал ржавый гвоздь в мою душу.
На экране появился Михыч. Он что-то сказал и вышел через стеклянную дверь студии. Пройдя по аллее семнадцать шагов, я их высчитал за все предыдущие просмотры, надеясь, каждый раз, что после шестнадцатого шага он сделает восемнадцатый. Но…. Так вот, на семнадцатом шагу, он словно наткнулся на прозрачную преграду и начал ощупывать себя с левой стороны. Он, то слегка приседал, то поднимался, пока его не снесла серая «Волга». Дальше смотреть было не в моих силах….
--Что это такое? Его машина сбила… это я был за рулём?
--Нет, не ты. Ты ещё не появился. Смотри на противоположную сторону улицы. Видишь? На углу дома? Это ты и есть. Вышел полюбоваться. Теперь назад. Считаем от двери студии шестнадцать шагов и смотрим на окно третьего этажа. Так, считаем… и… оп-па – блик! А Михыч остановился сразу и схватился за левый бок, видно? Пуля, пробив ребро и порвав селезёнку, застряла в позвоночнике. При этой ситуации, человек может сразу не упасть, он ещё имеет силы и возможность удержать вертикальное положение, может быть, и интуитивно. Хотя болевой шок делает своё дело. Почему стреляли в селезёнку. Этого я и сам не мог понять. Варианта два. Первый – чтобы официально сбить его машиной, а пулей в это место Михыча придержали в нужном месте. Но это слишком хитрый способ для этих ребят. Так мудро и так глубоко они не ныряют. Тогда появился второй вариант – случайное попадание. Но снайпер с оптикой и случайно…. Тоже не очень верится. Мы повозились с этой записью и кое-что увидели. Здесь, на этом диске, записаны все этапы нашего расследования. Вот смотрите – тут включён зум и очистка кадра.
На экране курсор обозначил окно и, по мере увеличения кадра и появления квадратиков, вместо изображения, стало появляться увеличенное изображение лица прыщавого, искажённого маской то ли злобы, то ли растерянности. В его руках был карабин с оптикой.
--Вот и личико, находящегося у родни в Кировограде.
--Дешёвый монтаж и полная херня.
--Согласен. Поверить сложно.
Я набрал номер на своём мобильном и, дождавшись ответа, сказал только одно слово:
--Неси!
--Что за фокусы?
--Я же не могу всё по этому делу держать в одном месте? Простая перестраховка. Сюда никто входить не будет, только передадут мне кое-что.
В дверь стукнули три раза. Значит всё в порядке.
Открыв дверь, я высунул руку в коридор и втянул в номер винтовку. Иванов заметно оживился.
--Вот. Нашли её на том же этаже в гипсокартонной перегородке. Я немного понимаю в строительстве, и знаю, что если зашпатлёваны не все саморезы, вкрученные в лист гипса, то этот лист либо снимался, либо отгибался. Короче говоря, мы нашли эту штуку. Вот, - я вытащил из кармана пластиковый пакет, - пуля из тела Михыча. Она вылетела из этого ствола. Вот акт… этих, заговариваться начинаю, баллистиков. Теперь факт, что этот парень стрелял? Нет, пока не факт. Стрелок был в перчатках, значит, отпечатков не найти. Но я служил в армии и знаю, как неудобно заряжать карабин в перчатках. У нас были на вооружении СКС. Так вот, стрелку было тоже неудобно, и он оголил свои руки. На патронах мы нашли отпечатки пальцев, причём только одного человека. Факт? Ну, это такой себе фактик. Мне пришлось потратить кучу денег и моральных средств, и, слава Богу, в этой стране многие двери открываются, когда по ним постучишь купюрой. Так чьи же это отпечатки? Вот бумага, которую простому смертному не дадут. В ней написано, что этот отпечаток принадлежит Золотову Владимиру Викторовичу, 1964 года рождения, срочная служба во внутренних войсках с 1983 по 1985 годах. Далее была школа прапорщиков, академия МВД, школа охранников и тому подобное. Везде по чуть-чуть. Остановился на посту сотрудника охраны президента. Номер удостоверения, НО 38421 – К. Литера «К» - это структурное подразделение, что-то вроде контрразведки. Может, проверим ваше удостоверение, господин Золотов? А то вдруг я что-то перепутал? Чего уставился? Тогда скажи мне, где я мог это всё про тебя узнать? В передаче новостей? Кроме того, этот Золотов, извини, что я о тебе в третьем лице, курирует Харьков и область, любит охоту и редко промахивается. И в тире, и на охоте. Вы понимаете, о чём я? Во-от. А тут промах! Не в голову Михычу, не в сердце – а в селезёнку. Что такое стряслось? Можно?
Я взглядом переспросил разрешение у Иванова взять телефон. Снова набрал номер и сказал : «Введите».
Немая сцена в номере насквозь пропахла злобой с присмаком пороха. Кое-где вспыхивали искорки, ещё чуть-чуть, и будет взрыв. Золотов сидел как каменное изваяние. Стас, его напарник, или правая рука, смотрел в пол, сжимая и разжимая кулаки. Иванов просто, но с какой-то заинтересованностью во взгляде, рассматривал меня, танцующего на минном поле.
В дверь снова трижды стукнули. Я открыл её и пропустил в комнату бомжа. Опухший глаз, опухшая губа, многодневная щетина, пробивавшаяся через грязную кожу, грязные руки и грязь под ногтями – такой портрет обрамлял вонючую и такую же грязную одежду.
--А это кто?
--Это – Арсентий.
--Арсений, - поправил меня бомж и икнул.
--Это, господа, свидетель. За главным воздуховодом, по-нашему вентиляционным колодцем, проходящим через кухни всех квартир и потому тёплым, есть ниша, которую строители заботливо, но плохо обшили. Из этой ниши комната вся не проглядывается, но хорошо видно окно, у которого стоял стрелок.
--Арсений, ты узнаёшь стрелка? – Взял на себя допрос Иванов.
--Не… он, ну-у… со спины… спиной стоял, значит. Ко мне….
--Ты кого приволок? Свидетель! Что ты мне тут лепишь?! – Золотов попытался вскочить со стула. В стоячем положении мне с ним не справиться – не мой уровень. Но Иванову снова каким-то непонятным образом удалось усадить на место.
--Говори дальше.
--А шо говорить? Со спины… я же не знаю….
--Арсений, слушай сюда. Когда ты услышал хлопок выстрела, что ты увидел?
--Ну, это… там окна нет, стекла с рамой, вот, а, это, коробка есть… вот. Стрелок поставил ногу на кирпич, который… ну, вот так из стены – бах, это… а в стене – вот такой гвоздяра!
Арсений растопырил свою грязную ладонь и показал гвоздь устрашающего размера.
--Не перегибай. Там гвоздь сотка, забитый наполовину. Продолжай.
--Ну, да… вот. Я пересрал - а шо? Тока проснулся, ссать хочу, а в окне киллер, его мать!
--Не отвлекайся!
--Ну, да… а когда он, киллер, значит, нацелился, нога у него с кирпича того, соскользнула и он об тот гвоздь ногу себе и поранил. Потом… ага, он и штанину порвал… вот тут, - Арсений неопределённо покрутил рукой около колена. – Потом ружьё в стенку вставил, кому-то… это звонил… потом ушёл. Я ещё часа три сидел там. Ссать хотел, но… это… терпел. И всё. Потом ушёл. А так… он же со спины… как я его… нет.
--Спасибо, Арсений. О бутылке я помню. Иди пока.
Проводив Арсения до двери, я бодрым шагом вошёл в холл. Из тумбочки я достал ещё один лист бумаги.
--Это справка из лаборатории. Мы вынули тот гвоздь, и нашли кровь на нём. Было и немного кожи. Значит так. Третья положительная группа крови. Золотов, какая у тебя? Ну, и не отвечай. По лицу видно. А вот левую ногу придётся показать – согласия никто не спрашивает. За дверью стоят мои друзья, они помогут, не сомневайся. Так что, сам покажешь?
Иванов выпрямился на стуле и, впервые за весь разговор, проявил живое участие в происходящем.
--Ногу показал! Быстро!
Почему я не могу издавать звуки такой властной силы? Я бы тогда каждый….
--Что ещё? Геморрой показать?
Мне пришлось крикнуть в сторону двери:
--Ребята, зайдите!
Резко распахнулась дверь и в комнату вошли четыре человека. Никого из них я не знал. Мало того, я не имел представления, что с ними делать. Я рассчитывал на Тоху с кем-то ещё, а тут…. Иванов, не глядя на меня, спросил, обращаясь, судя по всему, ко мне.
--Твои друзья?
--Да, - сказал кто-то из них, и я услышал, как щёлкнул затвор, посылая патрон на его рабочее место. Этого в плане не было. Единственное, на что у меня хватило соображения, так это на фразу:
--Или ты сам, или они сами.
Золотов со злостью рванул штанину до колена, обнажив глубокий, но уже затягивающийся шрам. Именно там, где мы с Кириллом и надеялись увидеть.
--Спасибо. Садись. Ребята, идите, - Иванов взял управление на себя.
Я кивнул головой и открыл дверь перед бравой четвёркой.
--Такой вот разговор. Господин Иванов, вы довольны?
--Звони, пусть едет.
Я взял телефон и набрал номер.
--Владислав Аркадьевич, здравствуйте. Да-да. Вы где? Хорошо. Я в гостинице вас жду.
В то же самое время, когда я говорил, Иванов достал свой телефон и прислонил его к уху. Я закончил говорить и посмотрел на моего «посредника». Он одобрительно кивнул головой и посмотрел на Золотова.
--Не простые вы люди.
--У меня приказ! Всё! Обращайтесь к руководству. Больше ничего говорить не буду.
--И не надо. В тишине лучше. Он один? – Теперь мне надо отвечать.
--Нет, у него… короче, он сам за рулём в одной машине, сопровождение в другой.
Иванов оглянулся на холодильник и сказал, не обращаясь ни к кому конкретно.
--Значит, графин в холодильник, чтобы не пылился? Средневековье….
В нашем разговоре наступила смысловая пауза, на которую тут же обратил внимание Золотов
--А вы кто такой? А то устроили тут разборки, очные ставки…. Кто вы такой?
--Ответь мне, Золотов, из всего, что он наговорил, - палец, описав воздухе дугу, остановился в моём направлении, - много правды?
--Без комментариев. Все вопросы к руководству.
--Тогда заткнись.
Я обошёл собравшихся, и встал около окна. Сигарета оказалась такой мерзкой на вкус, что захотелось её выбросить. Но не успел. Издавая другую мелодию, телефон потребовал моего ответа. Жестом Иванов потребовал подождать. Он вытащил свой аппарат, быстро с кем-то соединился и приказал перевести разговор на него. Значит, прослушивают. Потом я получил сигнал, разрешающий ответить.
--Да!
--Слышь? Тут, короче, жопа! Я в полном охере, ты слышишь?
--Я слушаю, говори!
--Тут это, нашего клиента, грузовик лоб в лоб машину…. Так её скомкал, что она в карман влезет. Пока мы кинулись вытаскивать, водила из грузаря в «Жигуль» вскочил и сдымил! Но номер есть, потом найдём. А эта тачка ещё и загорелась! Грузарь перекрыл дорогу, тут пробка, менты понаехали, машина горит – хрен потушишь… такая байда. Шо делать, а? Скорая приехала… кого лечить? Ему труповозка нужна, если весь не сгорит. Вот сука! Шо делать? Он, козёл, на перекрёстке стоял, прикинь, а мы к светофору подкатываем, а он… да иди ты на хер, я по телефону разговариваю…. Слышишь? Вот, а он педаль в пол и через осевую, прямо в лоб! Сдвинул ещё и нашу тачку, сука… да иди ты в жопу! Поговорю – подойду. И что с того, что ты мент? Иди водилу с грузовика ищи… слышишь? Нам и дверь заклинило, пока выбили… а он мухой через дорогу, прыгнул на зад тачки, и в тот же переулок, где сам стоял. Там гаражи и всякая хрень… на чём его достать? Блин! Да иду! Слышь, менты домогаются. Звони, я на трубе. От, сука, попёрло!
Захлопнулся телефон Иванова. Он посмотрел на меня, на Золотова, снова на меня, на Золотова, сложил пальцы в замок и, вывернув их, звонко хрустнул. Золотов разглядывал утку на картине.
--Что скажешь?
--Весна скоро. А что я могу сказать? Кстати, вы с подкреплением?
--То есть?
--Вы передвижную прослушку с собой привезли?
--А что?
--У чёрного хода, во дворе с двенадцати часов стоит. Белый бус с антенной. В нём хорошо слышно. Причём, всё.
Зачем ему знать, что бус «оглох» при содействии молодых фанатов?
--Откуда про бус знаешь?
--По телевизору сказали.
--Я серьёзно спрашиваю!
--Я просто хотел знать, от чьей руки мне придётся погибнуть. Друзей попросил, вот они и присматривают за гостиницей. А то вы бы не перестраховались, да?
--Звони своим. Пусть узнают, куда тело отвезут. Никуда не девайся – сам понимаешь почему. Вы двое – со мной!
--Э-э, нет. Что там у вас стряслось – не наше дело. Мы не при делах в любом случае – у нас алиби. На всё, что произошло.
--Позови ребят, они в коридоре. Мне надоело с этими говорить.
Вошла та же четвёрка. Так чьи они? Мои, или его?
--Двое на чёрный ход. Белый бус – прослушка. Проверить. Эти – с собой. Вперед!
Золотов и Стас попытались возмутиться, но очень быстро передумали. Дойдя до двери, Золотов проговорил:
--Пока повезло тебе. Но жди, уже скоро.
--Ты только не опаздывай, Золотов.
Дверь захлопнулась и всё стихло. Я сел на диван, снял со стены рисунок утки в полёте и принялся пересчитывать на ней перья. Теперь мне надо только ждать. Хорошо бы, чтоб не долго.
Лёжа на диване с картиной в руках, я снова пытался вспомнить весь разговор. Насколько убедительным я был сегодня? С моей колокольни, я всё сделал правильно и обдуманно. Как Иванов отнёсся к моим доводам, можно вообще никогда не узнать…. А интересная штука с этими двумя – Золотовым и Стасом. Жили себе два парня – девчонки, танцы, вино и всё такое. Затем армия, тоже, почти, как у всех. Потом, скорее всего, на них положили глаз армейские начальники и из-под тишка старались подтолкнуть ребят к нужной мысли. Расхваливали сверхсрочную службу, продвижение по ступенькам званий, власть, оклад и, что сильнее всего заводит молодой и неокрепший ум, - какая-то повышенная значимость и приобщение именно их к псевдо государственной тайне. У молодёжи кровь бурлит, тело полюциирует в предвкушении будущих побед и всенародного признания их участия в деле спасения мира. И через годик подобного зомбирования, вылепляется в их неопытном, но обработанном мозгу, решение, которое припысывается только им – остаться служить сверх срока. И пошло – поехало. Вместо лычек на погонах расцветают звёздочки. Их почти ровесники, призванные на службу, уже обращаются к ним по званию, а не по имени. Есть и свой пистолет, и удобные сапоги. Но кто-то постоянно продолжает им нашёптывать нужную программу и преподавать азы взрослой самообороны, которая, оказывается на самом деле, средством для нападения и умерщвления противника. И противник уже начинает приобретать форму – это уже не расплывчатый образ абстрактного кого-то, а вполне конкретный индивид, по глупости пытающийся сделать шаг или взмахнуть рукой без разрешения. И становятся эти, по-прежнему пустоголовые парни, машинами для усмирения и устранения кое-каких неправильных граждан, которых им назначают врагами их непосредственные начальники. Такие вот агенты по охране особо важных тел государства. Не распробованная ими жизнь, делает их материалом для Кураковых, на плечах которых и вылезла на свет Божий победа. Те же принципы и те же идеалы фальшивого вознесения человека над толпой, сделали, по сути, из неопытного парня узаконенного Чикатило. А теперь мне любопытно, а почему Чикатило нельзя было убивать, а Золотову можно? Если степень общегосударственной вины у жертв, примерно одинакова, то есть, никакая? Почему тогда Чикатило получил пулю в лоб, а Золотов получит очередное звание? Э-эй! Кто там есть с ответом? Молчание…. Тогда я отвечу. Это максимально высокая трусость, помноженная на ошибочное решение о своей значимости. Это маниакальное беспокойство о своей безопасности, которое позволяет выращивать охрану, готовую на всё. Тем более что особа, считающая себя посланником Бога на земле, выдала своим псам индульгенцию на многие лета вперёд. И они, псы, будут землю рвать ногтями, и молится на миллионы размноженных фотографий своего благодетеля, чтобы показать преданность.
Что-то разошёлся…. Сколько у нас натикало? Ого, половина шестого. Надо ехать на работу. Там должны быть новости. Кстати, Кирилл просил отдать ему карабин в подарок…. И отдам. Пусть сейчас и забирает. Пистолеты тоже пусть у себя подержит. Пока. Времена нонче смутные, да и людишки лихие озоруют….
Наступило лето… тепло, трава зелёная, птицы… здорово! Я снова вернулся в маленький городок, из которого вытек ручей маленького события, превратившийся в бурную реку опасного противостояния. Кое-как я выбрался из этой реки без видимых потерь, если не считать лёгкой седины. Остальные участники тех событий, по-моему, остались при своих плюсах и заслуженных минусах. Стас и Золотов куда-то девались. Единственное место, из которого я мог узнать об их судьбе – был телефон мнимого Иванова, или как его там. Я позвонил на тот номер дня через три, после встречи в гостинице, но трубку никто не взял. Эти ребята исчезли так же, как и появились – тихо и из-за кустов. Я не обижен из-за их невнимания к своей персоне.
Писатель Жель, так достоверно сыгравший бомжа, по слухам съехал в Израиль. Благодаря своей «смерти» и одной маленькой операции на лице, он стал другим человеком – и внешне, и по паспорту. Особенной благодарности он мне не выражал – боялся слежки и прослушивания. Передал только на словах, что рад будет меня видеть в любое время на священной земле в Петах-Тикве. Не доволен он был только гримом, который ему делал Валера, предварительно попросив у него «огонька прикурить» под глаз и по губе.
Услышал я и о строительстве новой клиники, директором которой стал судмедэксперт Сергей. Поговаривали, что он не просто так возглавил клинику и что у него есть родственники в стольном граде. Но люди всегда придумывают относительно тех, кто обошёл их на пути к успеху. Стоит ли обращать внимание на пустые слова? Так, или иначе, у Сергея всё идёт хорошо. Из его руководства никто не обратил внимания на пропавшее на время из морга тело, которое позже вернулось на своё место, немного покатавшись и подзагорев в одном ДТП.
Опер Кирилл вернулся из отпуска с горящими глазами и на новой машине, которую ему выделил Лесник. В разговоре с Кириллом, я так и не смог понять, что его больше возбуждает – возвращение в кабинет за свой стол, или новая машина. Для меня осталась не понятной одна фраза, которую он обронил за столом, когда мы с ним что-то обмывали. Он, открывая очередную бутылку, в ответ на вопрос, за что будем пить, ответил:
--Лучше бы мне этого не знать…. – И опустил глаза.
Что он имел в виду? Карабин он брать отказался. Наотрез.
Телестудию благополучно закрыли, и началась активная работа по переводу её на территорию России. Оно и к лучшему, там – спокойнее. Прощаясь с ребятами и Лесником, мне было твёрдо объявлено, что разлука наша не долгая и чтобы я не расслаблялся.
Городок за последний год сильно поизносился. Мне кто-то приводил сравнение между семьёй и ситуацией в обществе. Она, семья, и общество, развиваются очень схожими этапами. Та же схожесть наблюдается и в сравнительном анализе отдельно взятого населённого пункта с ситуацией в стране. Очень похоже, что это правда.
Городок откровенно постарел. Единственная целая асфальтированная улица Советская за этот год, кажется, пережила десятилетие и бомбёжку. Туго натянутое полотно асфальта, как некогда чулок на дамской ножке, стал сморщенным и потрескавшимся с хорошо различимыми промоинами – дырами. Завод, бывший родоначальником этого городка, кое-как пыхтел с половиной личного состава, отправив вторую половину в отпуск неопределённого срока.
Прошлая зима прошла без отопления в многоэтажках. Вода всё также подаётся по три часа в сутки. Горожане, встречая знакомых на улице, задорно шутят, что после прошлой зимы они спокойно переживут ядерную войну.
Кладбище стремительно разрастается во все стороны, высасывая из нестройных рядов населения средневековую часть, оставляя без присмотра молодёжь и стариков.
Школьницы от коротких и мотивированных юбок не отказались. Уменьшилось только количество золота на них – вернулась в народ, ставшая уже полузабытой игра «Сорви шапку с прохожего». Теперь акцент в этой игре переместился на золото. Школьники противоположного пола не изменились совсем – они ручковались у дверей школы, курили в открытую, и слушали новое аудиоприобретение на чьей-то мобилке. Так текла их жизнь.
Городок из-за экономии отказался от вечернего освещения улиц. Мэр купил себе новую машину. Городок действительно копирует всю страну и не только по чьим-то наблюдениям, а в самой реалистичной действительности.
Мы с женой почти полностью подготовились к поездке в… э-э-э, нет, не скажу куда. Не перевелись ещё Тимуры в этой стране. К сожалению, ещё не перевелись.