Могу ли я обратиться к тебе с просьбой? Доведи, если сможешь это дело до конца. Не могу даже думать, что такие люди смогут сделать с такими деньгами.
Итак. Первое. В банке, по предъявлению этой карточки, кода, (он на отдельном листе) и кодового слова "МАГДАЛИНА",получишь доступ к именному депозитному сейфу. Он на моё и твоё имя. В сейфе лежат наличные деньги в валюте. Сумма равна номиналу акций Ковальца и Соколова. Попытайся выкупить у них акции. Второе. В случае удачного исхода, ты становишься единственным владельцем этой телестудии. Что ты будешь с ней делать - это по твоему произволу. Я, только, надеюсь, что твоё благоразумие победит алчность. Если захочешь продать свою долю, пусти деньги на благотворительность. На адресную благотворительность. И о себе не забудь.
Третье. Возможно, что договор с "акционерами" не принесёт положительного результата. Тогда, поступай, как сочтешь нужным. Я не хочу казаться жестоким, но прекрасно понимаю, что может с тобой произойти, и на что я тебя толкаю.
Во всяком случае, я рад, что пообщался с тобой, хотя бы, таким образом. Пообщался с братом, которого никогда не видел. Очень хочу, чтобы ты был счастлив. Береги себя, очень тебя прошу, береги!
С любовью Антон Рейзбих."
Я отложил письмо и поискал в конверте записку с кодом. Её не было. Как я не искал, она не находилась. И только когда я разорвал конверт, то на внутренней стороне нашёл короткую надпись. Семь цифр и слово "Магдалина",в котором буква "Л" была латинской. Довольно хитро. Не сразу разгадаешь.
--Я прочёл.
--Всё понятно из того, что ты прочитал?
--Письмо мне понятно полностью. Но, появилась необходимость в разъяснениях. Давай рассказывай сам, без вопросов.
Снова Андрей уставился в окно. Что ему так не себе? Да продадим мы эту студию, гори она ярким пламенем, и всё! А, что, так странно, звучит это - "всё"? А не будет ли так, что слово "всё",будет иметь самое прямое отношение ко мне? Кто мне, приблудному огрызку, даст деньги за телестанцию? И не проще ли пальцы в дверь и весёлый свист? Заставят подписать меня эти бумаги, а я ещё должен буду сказать спасибо, что в живых оставили. Ё- моё, а я тут ещё королём ходил, правду-матку резал. И кому? Может быть своему будущему палачу. И, даже, если, время моего ухода ещё не пришло, то остаток дней буду растением. От таких перспектив холодок поднялся вверх по спине. Противно заныл затылок и, как-то, сразу пересохло во рту. А может сегодня уехать домой? Так, и там найдут. Нотариус паспорт с пропиской видел, следователь видел. Только, я этого капкана не увидел. А руки потеют когда страшно, или очень страшно? Надо их вытереть о диван. А чего это Андрей никогда за руку не здоровается?
--Ситуация сложилась действительно, хуже некуда. Что самое плохое - здесь не будет простого решения. Легко не выйти из этой ситуации.
--Так, может, я просто пойду и под трамвай? Может быть, какая-нибудь Аннушка и масло, уже, пролила?
--Может быть, может быть...
--Ты, дружок, умеешь приободрить.
--Пока, завтра - нет, есть сегодня. Вот, и будем решать. Отключай свою говорилку и начинаем сосредотачиваться. Я тебе поставлю задачу и, даст Бог, найдём выход. Итак. Ковалец, Николай Николаевич. Не умен, амбиции прут через край, по сути - павлин. Если бы не отец, то, он, был бы, по своим умственным данным, бригадиром дворников. А так его отец - мощнейшая поддержка. Он, в советское время, сумел высоко взобраться по партийной линии. Отсюда - и до Москвы. Но, вовремя ему подсказали появившиеся покровители, что надо не только руководить, но и зарабатывать, и он перешёл на хозяйственную работу. Он немного потерял власть, но приобрёл деньги и нужные связи. Выше зама никогда не поднимался. Зам имеет те же блага, а ответственности меньше. Потом развалилась страна, а он остался на плаву. Тут подрос сын, подрос и его гонор, перешедший в маниакальную идею стать мэром. Денег на предвыборную кампанию тратиться столько, что мэром он станет. Можно не сомневаться. По слухам, его папа от этого не в восторге, но, чем бы дитя не тешилось, лишь бы в тюрьме не сидело. А у него была такая возможность. Теперь второй. Соколов Лев Иванович. Кличка Хок. Он на зоне похвастался знанием языков, и перевёл свою фамилию на английский. Хотя хок - это ястреб. Но, эта кличка к нему пристала и оттеснила предыдущую - Хоттабыч. Почему Хоттабыч, никто не знает, или, не хочет говорить. Соколов делает вид, что он смотрящий в городе. Он вор в законе, имеет доступ к общаку, но не в такой степени, в какой хочет показаться. Вальяжный, самолюбивый, любит подлиз. На серьёзные дела не идёт, больше впустую тарахтит. Ходят слухи, что им не очень довольны областные воры. Но, его пока не трогают. Во-первых, пока не за что, а во-вторых, перед братвой не хотят междусобойчик устраивать. Хок, не против померяться силами с Ковальцом в отношении высокого кресла. Предвыборная кампания ещё официально не началась, поэтому между ними идёт позиционная борьба на районном уровне. Что между ними начнётся в официально разрешённое время - трудно представить. Теперь опасность. При разговоре с Соколовым ни в коем случае не употреблять его старую кличку Хоттабыч. Постараться не упоминать и новую. Не показывать знания языков. Не поправлять, если скажет что-нибудь не так, в смысле грамматики. Постарайся держаться с достоинством, но дай ему понять, что для тебя, приезжего, он - фигура серьёзная. У тебя были знакомые, которые сидели?
--Конечно.
--Постарайся вспомнить лексику, обороты речи, жесты, которыми они пользовались. Естественно, сам не вздумай этим пользоваться. Будешь оценивать его поведение и речь в полном объёме. Может какой - нибудь жест и подскажет то, что не будет произнесено. Далее. Эти двое хорошо ладят друг с другом. Но, только, на людях. Они часто бывают в одной компании, совместные пикники. Но, ненависть между ними - прочная. При первой возможности подставят друг друга с плохо скрываемым наслаждением. Тем более, что их двое, а кресло одно. Замом никто ни у кого не будет. Вопросы есть?
--Пока нет. Может, быть, потом?
--Теперь - самое плохое. Третья фигура, как ты уже понял, нотариус Аронов. С ним и проще, и сложнее. Он не ищет сложных ходов. Его друг, следователь, своими погонами помогает ему добывать деньги. Средства - любые. Одно из самых проверенных - физическое устранение. Могут и помягче. Человека прячут в камере и следователь выбивает из него нужный результат. Аронов тоже хочет телестудию. Всю, полностью. Если удастся договориться с первыми двумя, то, нотариус и следователь, могут решить вопрос в одностороннем порядке.... Поэтому я не буду говорить, что очень сожалею о том, что ты втянут в это дело. Ты уже втянут, и никакие слова о сожалении не помогут из него выбраться. Но, я действительно очень сожалею. Правда.
--Чего уж там. Снявши голову, по волосам не плачут. Я, вот, о чём подумал. Без денег нельзя, это понятно. Но, и перебор, тоже не улучшает климат. Ведь сколько не имей денег и власти, всё равно умирать. И голым. Даже Македонский это понял, хотя и молодой был. Гроб с дырками для рук заказал, чтобы видели, что владевший миром, умирает ни с чем.
--Правда. Люди просто не слышат, что сами говорят. Слово это означает ДЕНЬ ГИбели. Когда у людей появились деньги, началась гибель человечества.
--А, точно. Как я сам не догадался?
--У нас, к сожалению, время для догадок закончилось. Нам надо придумать выход.
--А ты со Стариком поговори
--Это - надо нам решать.
Мы говорили, планировали, спорили ещё долго. Только в третьем часу пришли к какому-то решению. Мне оно показалось обычной глупостью, а Андрею понравилось. Он сказал, что сработает. Не знаю. Не готов оспаривать. Легче дождаться утра и действовать. Может, это не последний день в моей жизни? Ну, почему, сразу последний? Ведь моё время ещё не пришло. Или пришло? Или.... Попробую заснуть. Андрея провожу и лягу. Надо помолиться перед сном. Прости меня, Господи, ой как прости....
Утро следующего дня, по моему внутреннему состоянию, напоминало утро стрелецкой казни. Хорошо, чтобы, не моей. Снова крепкий чай, снова сигареты, снова чай и сигареты. Когда сердце собралось выпрыгнуть наружу, и начать жить собственной жизнью, я решил остановиться. Тем более ,что уже начало подташнивать. Одевался я, тоже, медленнее обычного. И ведь понимал, что никакая оттяжка не изменит сегодняшнего распорядка дня. Надо встречаться, разговаривать, убеждать и, при этом, остаться целым. Если повезёт. Обидно будет, получив в руки такие деньги, меня...Типун мне на язык! За такие мысли. Надо собраться мыслями, духом, силами, забрать деньги, или что там есть, из банка, прыгнуть в поезд и - куда глаза глядят. Может, не найдут. А если найдут, то поживу немного, как белый человек. А немного, это сколько? Когда живёшь по-людски, то каждой минуте рад.
Вот, болтаю глупости всякие, а ведь знаю, что всё равно поеду по запланированному маршруту и будет всё, о чём договаривались с Андреем - встречи, разговоры, убеждения и, почти никакой возможности, остаться целым. По-моему, я уже об этом думал. Всё. Надо идти.
Я похлопал себя по карманам, проверяя состояние укомплектованности для сегодняшнего дня. Вроде бы, всё взял. Подошёл к входной двери, перекрестился и вышел в мир. Ну, здравствуй, человеческое извращение Божьей идеи. Рассказывай, какие у тебя правила. Давай, поиграем.
На такси я добрался до банка. В помещении я подошёл к молодому менеджеру и, вкратце, объяснил, откуда у него такая радость с утра. То есть - я. Это похоже на шутку? По-моему, похоже. Значит, я ещё держусь. А вот внутри нехорошо бродит адреналин.
Меня проводили в кабинет по обслуживанию таких, как я. Дежурный банковский кабинет. Столы вдоль дальней стены заставлены процессорами, пачками бумаги и факсовыми рулонами. Клерк в костюме и в галстуке. Лучше бы в простыне сидел. Не хотят банковские учиться носить красивую одежду. Пиджак на пару размеров больше, чем надо, брюки десятью складками спускаются на туфли с загнутыми носками. Галстук повязан так, что напоминает дохлую селёдку хвостиком вверх. Хотя, для них костюм не часть благородного мужского платья, а униформа.
--Здравствуйте ,вы ко мне?
Ёлки зелёные! Так вот к кому я попал с самого утра?! Полицай, собственной персоной! Игрок команды нотариуса. Ай, как мило! То есть, мне - труба.
Я поздоровался и рассказал, почему мне не спится сегодня. Полицай с готовностью полез по папкам искать рукописное Антоново распоряжение. Нашёл быстро, попросил паспорт, сверился с компьютером и, улыбнувшись, сказал:
--Всё в порядке. Ключ у вас?
Зачем он улыбался? Ну, зачем? От такой улыбки настроение резко пошло вниз, и мне очень захотелось в паровоз.
--Да, у меня.
--Тогда, прошу за мной.
Мы вышли из кабинета, прошли операционный зал и спустились в полуподвальное помещение, в котором ровными рядами столы шкафы с ячейками. Наверное, это и есть то, во что кладут то, что хотят сберечь. Понятнее я выразится не мог, потому, что рядом стоял полицейский и разглядывал меня. Наверное, прикидывал, куда меня укусить побольнее.
--Вы пользовались услугами депозитных сейфов?
В ответ я покачал головой.
--Тогда - смотрите. Вот, сюда вставляете свой ключ. На клавиатуре набираете кодовое слово, и нажимаете "ввод". Разблокируется система основного замка на вашем сейфе. Затем, вы подходите к сейфу, и набираете три последние цифры кода на ключе. Открывается дверца, и вы достаёте оттуда всё то, что вам нужно. Когда вы закончите, на дверце нажимаете красную кнопку и, захлопываете дверцу. Из компьютера автоматически всё стирается. Вы что-нибудь будете забирать? Если да, то в ячейке, около выхода, есть пакеты для таких случаев. Вы всё запомнили? Когда соберётесь уходить, нажмите на кнопку у двери. Я приду и открою.
Полицай вышел из хранилища. Даже, если, мне ничего не перепадёт из Антоновых денег, я буду с гордостью вспоминать и хвастаться, что в банковское хранилище ходил, как к себе домой.
Я сделал всё по инструкции. Что-то щёлкнуло раз, потом другой раз, и дверца открылась на два миллиметра. Я потянул за утопленную ручку и распахнул сейф, содержимое которого будоражило умы одних, и пристраивало палец на спусковой крючок у других.
Внутри был выдвижной ящик, длинный и серый. Подняв крышку, я увидел конверт, который лежал на пакете, закрывавшем остальное содержимое. Конверт был без подписи, и не заклеен.Я достал сложенную бумагу и прочёл:
"Здравствуй, ещё раз. Здесь, в банке, я оставил для тебя последние инструкции. Нотариусу я не полностью доверяю. Может быть, я - не прав, но, перестраховка не помешает.
Здесь лежат наличные деньги, назначение которых я описал в предыдущем письме. Их лучше забрать, и держать поближе к себе.
В мешочке ты найдёшь ключи от моей квартиры. Побывай там обязательно. В ящике моего стола лежит подарок для тебя. Думаю, он тебе понравится.
Из банковского сейфа забери всё. Буквально. Всё, что там есть, может пригодиться.
Очень надеюсь, что у тебя всё получится. Рассчитывай на лучшее, тогда всё будет хорошо.
Прощай. Антон Рейзбих."
До похорон я успевал заехать к Антону домой.
Когда я снял пакет, то дыхание у меня, как у вороны из басни, в зобу спёрло. Мать честная! А денег-то! Стройными рядами лежали иностранные президенты, и мило на меня таращились. В одном месте я никогда не видел такого количества денег. Ну, разве что в кино.
Подходящий пакет я нашёл и аккуратно переложил в него всю сумму. Может мне прямо сейчас взять, и нанять поезд до самого дома? Денег хватит, чтобы с ветерком. Вдруг, ветерок, пропал. На самом дне ящика лежал пистолет. Такой же Макаров. С двумя запасными обоймами, и коробочкой патронов. Тихо и спокойно лежал. Вот оно единство противоположностей. Где большие деньги, там обязательно будет оружие. Чтобы защищать эти деньги, или добывать их. Может, не трогать пистолет? А, вдруг, пригодится? Тогда, надо брать. Но, это, как минимум, статья. Вот, блин, попал! Ладно. Будь, что будет. Возьму. Вроде аргумента в споре.
Я позвонил в звонок, и через минуту за мной пришёл полицай. Но, какой-то, уже не страшный, даже когда улыбается. У меня ведь, кое-что, в кармане есть!
Он вывел меня на верх и предложил вызвать такси. Потом предложил помощь охранника, чтобы до него дойти. Отказываться было глупо.
Отъехав от банка, я первым делом купил в ближайшем магазине приличную сумку. Теперь я снова был похож на среднестатистического гражданина, и мог спокойно, насколько это в моей ситуации было возможно, передвигаться.
Дорога от банка оказалась длиннее, чем я предполагал. По пути нам попался мост, что, было, совсем не лишним. Под мостом речная вода успокоительно жила своим движением, снимая нервную грязь с людей, и унося её подальше, постепенно растворяя её в своей полноводности. Мне даже захотелось остановиться и, как в прошлый раз, постоять и посмотреть на текущую под мостом воду. Несколько минут я могу себе позволить.... Я попросил водителя остановиться.
--А мы не спешим?
--Мы можем опоздать на всю жизнь,--сказал я, не подумав, что водитель не поймёт меня совершенно. Ну, и ладно.
Я облокотился на перила мостового ограждения, и закурил. Итак. Теперь спокойно расставляем все события по своим местам. Если полицай в команде с нотариусом, то последний уже знает, что деньги из банка я забрал все. Это раз. Что даёт Аронову это известие? Очень много. Проследить за моим передвижением и забрать эти деньги. А как забрать? Думаю, что отморозки поедут за мной следом и, при первой возможности, кинут меня в машину и отвезут к Аронову. И у него будут все документы по студии, и акционные деньги обоих городских сумасшедших. Следователь разобьёт свой кулак о мою морду, и я всё подпишу. Хотя, я, и не знаю, каков мой болевой порог, но, не уверен, что высокий. Потом, меня, можно пристрелить, где нибудь на травке, и попаду я к знакомым санитарам. Или дадут мне сотню долларов, и отпустят домой. В обоих случаях - я им, уже, не помеха. Ещё варианты есть? Есть. Два. Первый. Добраться до Ковальца и Соколова раньше, чем до меня доберётся Аронов. И второй. Мужественно отбиваться от врагов. Даже отстреливаться. А последний патрон оставить для себя. И со словами:"Так, не доставайся же ты никому!",снести себе затылок. Хотя, стоп! Аронову никоим образом не выгодно меня оставлять в живых. Если я перепишу документы на него, то, он, подумает, что я пойду и пожалуюсь на него, и его нечестную игруЮ остальным заинтересованным. Тогда, выйдет, что Аронов, их, кинул. Вот и выходит, что нужно меня убрать. А чего это я сам себя уговариваю? А вдруг, Аронов, играет с кем-то в паре, дуплетом? Так, что для меня во всём этом полезного? Только встреча с Ковальцом и Соколовым. Но, ведь, и после встречи Аронов может меня кончить? С покойника какой спрос? Что делать? Ничего. Спокойно ехать к Антону на квартиру, и внимательно смотреть по сторонам. Если будет тяжко, Андрей должен помочь. Больше ничего я не смогу сделать. Только по плану Андрея поступать. Надо помолиться перед поездкой."Отче наш.." Ну что я за балбес такой, а? Читаю молитву, а в руке сигарета. "Прости, Господи, раба твоего, не по злому умыслу сие, токмо, по скудоумию".
Всё. Надо ехать. Шутки кончились.
Дом, где жил Андрей, был ,как теперь говорят, элитной новостройкой. Красивый фасад, гаражный пандус, цветник, охрана у ворот. Всё - по-взрослому. Как говорит мой друг:" Понавыучивались делать".
Я предложил таксисту подъехать снова, к дому, минут через сорок, и забрать меня. Посулил пощедрее расплатиться. Вроде мужик сговорчивый.
Охрана пропустила. Войдя в парадную, я попал под перекрёстный огонь консьержа и, видимо, председателя домкома. Объяснение длилось минут пять, но, подозрение в их глазах, не исчезло. Кое-как меня пропустили, но я, тут же, вернулся обратно.
--Господа! У меня два предложения. Или одно, но, с двумя вариантами ответа. Меня интересует лицо, которому я смогу платить за его личную заинтересованность в сохранности этой квартиры? Или мне лучше поставить её на пульт в милицию?
Домком Швондер (а как такого жука ещё назвать?), взял меня под локоток и повёл к лифту.
--Такие официальные вопросы не стоит решать при посторонних, вы меня понимаете? Консьерж у нас на испытательном сроке, мы ещё не полностью взяли его на работу. Думаю, что вам лучше со мной иметь дело, вы понимаете?
--Я понимаю. Я скоро уеду по делам, а мне надо быть уверенным, что с квартирой всё в порядке. Мы договоримся? Или договорились?
--Договорились. Только консьержу знать об этом ни к чему, вы понимаете? Да, чуть не забыл. Квартира опечатана.
Вот, гадство! Я совсем не подумал об этом. Из головы, просто, вылетело! Конечно же, собственность убитого опечатывают сразу и до конца следствия, или до появления родственников. И, что делать?
--Вы понимаете, если я буду нести ответственность за ваше жильё, то я могу снять опечатку. Я, ведь, сам её поставил. Мне здесь все доверяют, вы, ведь, меня, понимаете?
--Предлагаю следующее. Вы на тридцать-сорок минут совершаете должностной проступок. Так? А мне надо знать, в какую сумму я буду вам благодарен.
Домком показал мне три пальца. Ах, ты, сукин сын! Ладно, будь по-твоему.
--Вот, пожалуйста. Только, ведь, ничего не было, так?
--Где не было?
--Замечательно. И ещё одна просьба. Вдруг, сейчас, кто-нибудь захочет меня проведать. Всё равно кто. Пусть консьерж позвонит мне, и скажет о посетителях, хорошо?
--Сейчас распоряжусь.
--Мне надо будет увидеться с вами перед уходом. Где вас найти?
--Я буду внизу.
Я сел в кабину лифта и поднялся на третий этаж. На лестничной площадке было три квартиры. Каждая, из трёх квартирных дверей, являла собой образец прикладного искусства. Резьба по дереву, с хитроумными завитушками квартирные номерки, подсветка, видеонаблюдение, домофоны и крючки для сумок. Я представил, сколько это может стоить. Я бы, таких, не ставил. А, ну да, Антон уже поставил.
Теперь, надо было поаккуратнее оторвать бумажную полоску с печатями. Получилось, только, с одной стороны. Ну, и, пусть. Домкому легче заклеивать. Дальше. Два замка, два ключа, дверная ручка утапливается и поворачивается. Я еле разобрался в этой хитрости. Толстая, видимо, бронированная, дверь открылась, на удивление, легко. Я несколько секунд смотрел в квартиру от двери, потом сделал шаг вперед. Вот жилище телемагната. Можно осмотреться? А в ответ - тишина. Ну, я пошёл.
Я, как великий экстрасенс, пытался почувствовать атмосферу квартиры, или настроение. Ровным счётом - ничего. Просто помещение. Со своим запахом, своим беспорядком, своей пылью. От порога мне был виден огромный зал, или холл, или гостиная, полумесяцем располагавшаяся от входной двери. Справа была кухня-столовая-бар. Как это называется? Комната без видимого перехода в соседнее помещение? Кажется, студия. А слева - столик, диван, кресло, телевизор на стене, какой-то ковёр на полу. На дальней стене были три, несимметрично расположенные двери и проём, закрытый целлофаном. Ну, что же? Добротно.
Левая дверь вела в спальню, следующим был проём под плёнкой, затем кабинет и большая ванная комната. Как принято говорить - совмещённый санузел. Знакомство я начал с кабинета. Вернее с того, что от него осталось. Кресло было распорото, стол сдвинут, ящики стола выброшены на пол, а их содержимое аккуратным слоем служило покрытием ламината. Книги разбросаны аж до подоконника. На столе стоял монитор, а вот процессора я не обнаружил. Значит, он кому-то понадобился. Извини, Антон, а в чём заключался подарок? В уборке? И, что я должен найти? И - где? Я встал в середину этого бедлама, и посмотрел по сторонам. Всё, что могло служить тайником, или имело хоть какую-то полость для утаивания там чего-либо, всё снято и разломано. И, как издёвка над искавшими, или надо мной, на мониторе, в самом углу, была приклеена скотчем лента, сложенная в виде банта. Вот, только, цвет этой ленты мне знаком. Как, это, говорится? Маска, я вас знаю? А тут лента, я, тебя, помню.
Я положил монитор экраном вниз, и осмотрел заднюю стенку. Ни на полу, ни на кухне я не нашёл ничего такого, чем можно было бы открыть пластиковую крышку. Скорее всего, мне этот монитор не пригодится, значит, открываем старым способом. Я просто разбил заднюю стенку и увидел то, что, видимо, искали искатели. Перетянутый скотчем пакет. Там было всё, относящееся к телецентру. Причём оригиналы. Была, также, и дарственная. Мне. На эту квартиру. И на разруху в ней. Вот, что, значит - не было ни гроша, да вдруг алтын. Теперь, это всё - моё? Один близнец ушёл, а другому переходит всё его благополучие? Так, что, это - правда? Или, просто везение? Но, если случайностей не бывает, то... то из-за всего того, что имел Антон, а теперь имею я, он и погиб? Тогда сейчас мой выход, в порядке живой очереди на кладбище. Да уж, нельзя в таких странах разбогатеть в одночасье. Это, просто, не прилично. Сначала надо быть кому-то нужным и полезным, надо заиметь в шкафу пару скелетов, попасть в нужную струю, и поиграть по правилам, которые тебе продиктуют деньги. А, вот, если я - не смогу? Я же привык к другой жизни, и переступать через кого-то я, тоже, не смогу. Просто, не так воспитан.Даже, если подарком на меня свалилось такое богатство, то кто из трёх пауков в этом городе оставит меня в покое? Да никто! А если получится вывезти всё это богатство на Украину? А что, там ангелы? Да, Антоша, подарочки. А с другой стороны, ведь если пришло моё время, то я уйду при любом финансовом статусе, а если нет, то и переживать мне особо нечего, так? Не так. Это, только, разговор, а для успокоения надо свыкнуться с этой мыслью. Но, не могу, страх мешает. Ох, ох, ох, что ж я маленьким не сдох....
Я ещё побродил по кабинету, как вдруг под ногу попалось что-то твёрдое. Я отодвинул бумагу в сторону и увидел настольную рамку для фотографий. Сама рамка сломана, стекло разбито, но, фотография не повреждена.Я поднял её, и рассмотрел. Это был любительский снимок девушки. А я ведь уже где-то её видел, и, причём, в городе. На обратной стороне была надпись:"Милому Антону. С любовью." Ни имени, ни подписи. Кто же ты такая? И почему не подписалась? А что мне даст её имя? На всякий случай надо взять снимок с собой.
Осмотр кабинета окончен. Пошли дальше. На кухне тоже искали, но, с меньшим азартом. Посуда и банки передвинуты, микроволновка открыта, а в остальном - порядок. В спальне было продолжение кабинетного погрома. Матрац снят и вспорот. Такая же смерть постигла и подушки. Из платяного шкафа всё выброшено на пол. Одним словом, разгул сыскного дела. Здесь мне всё понятно Что у нас ещё есть?
Выйдя из спальни, я ещё раз осмотрел квартиру. Разруха царила только в двух комнатах, а в холле было достаточно прибрано. Выходит, что знали, где надо искать.
Теперь настала очередь последнего помещения. Проём был завешен полиэтиленом, который крепился к стене широким малярным скотчем, а на полу он собрался многочисленными складками. Я стал отодвигать плёнку и почувствовал, что внутри складок что-то есть, мешающее скользить плёнке по полу. Раздвинув складки, на свет Божий появился туфель. Чёрный, блестящий туфель. Новый. Меня, аж, в жар бросило. Значит, травка под Антоном, просто камуфляж? А убили его, получается, здесь. Да, здесь. Торопясь тащили, туфель соскочил в складке плёнки, и остался не замеченным сиротой. А если это туфель убийцы? Не правда. Выходит, что Антон поймал пулю дома. Что мне предстоит ещё узнать?
За плёнкой был ремонт. Вернее окончание отделочных работ на лестнице, которая вела на второй этаж, или уровень. Деревянные ступеньки были тоже затянуты плёнкой, на которой белели прыщами капли засохшей шпатлёвки. Я посмотрел на часы. До приезда такси оставалось минут десять. Значит я успею подняться на верх.
Второй этаж был точной копией первого, только расположение комнат и холла было зеркальным. Проходя по холлу, я увидел пятно, размером с обеденную тарелку. Поскольку пол был тоже под плёнкой, пятно не растеклось, и не просочилось сквозь доски ламината. Пятно, уже, было, почти чёрным. Но, я был уверен, что это кровь. Значит, это точное место, где всё произошло. Они стояли в холле и разговаривали или обсуждали текущий момент отделки. Странно, но туфель произвёл на меня более сильное впечатление. Интересно, почему?
Всё. Пора идти. Теперь надо что-то решать с деньгами и документами. Полазив по остаткам вещей Антона, я нашёл достаточно приличную сумку. Она вполне подходила для моего плана. В неё переложил всё, что смог добыть за сегодняшнее утро, хорошо запаковал, чтобы была заметна попытка открывания пакета. В первую, купленную, сумку пришлось положить несколько книг из библиотеки Антона. Ещё раз осмотрелся, и вышел из квартиры.
Домком и консьерж были на месте.
--Я ещё вас не утомил?
--Ну, что вы. Рады помочь.
--Тогда несколько просьб. Вы не могли бы спрятать у себя мою сумку. Скажем, дня на два?
--Да, конечно, идёмте. У меня предусмотрен сейф. Вы же понимаете, кто-то в отпуск, кто-то в командировку.... Всё можно оставить в сейфе. Ну и вы, конечно, можете его арендовать.
--С удовольствием. У меня к вам есть вопрос. Когда Антона увозили, вы были здесь?
Домком втянул голову в плечи и сделал вид, что не расслышал вопроса.
--Сколько?
Он погладил свой затылок раскрытой пятернёй. Я достал деньги и вложил в его ладонь.
--Я слушаю.
--Не понравилось мне всё происходившее, очень не понравилось. Захотелось забыть и не вспоминать, вы же понимаете? Тем более, я не всё знаю. Ну, вот... сегодня понедельник? Значит в воскресение, неделю назад, где-то днём, подъехала милиция и скорая помощь. Быстро поднялись, быстро спустились. Я не любитель на покойников смотреть, а его несли головой вперёд. Значит - больной. Это я запомнил. А через час, или полтора, милиция вернулась. Пробыла они в квартире пару часов. Вызвали меня, вы понимаете, квартиру попросили опечатать. Не мог же я милиции отказать?
--Милиция что-то забрала?
--Да-да-да, они забрали… эту,..как её? От компьютера.
--Процессор?
--Да, его. Сказали, оперативная необходимость, или что-то в этом роде. Но, выносили при мне, так что, я - свидетель.
--Не переживайте, нормально. А вот Антон, он в воскресение весь день был дома?
--Этого я не знаю. Консьерж должен знать.
--Вы не могли бы настоятельно его попросить мне всё рассказать?
Я достал ещё две бумажки и протянул их домкому. Тот сразу проникся пониманием, и с готовностью, достойной подражания, сделал две вещи. Во-первых, он как-то растворил в воздухе деньги, а, во-вторых, твёрдым шагом, как страна к коммунизму, направился в парадное. Разговора между ними я не слышал, но, судя по всему, деньги Швондер отработал.
--Что вы хотите знать?
--Рейзбиха увезла скорая в прошлое воскресение?
Кивок.
--Антон был всё время дома?
--Нет. Он ушел из дома около девяти, а через пару часов вернулся со своей девицей.
--Девицей? Это она? - Я протянул консьержу фотографию. Он взял её, отдалил от лица на расстояние вытянутой руки и стал смотреть, слегка поворачивая её из стороны в сторону, словно это была стереоскопическая "моргалка".
--Да, с ней. Она в последнее время часто бывала. Антон Дмитриевич распорядился пропускать её в любое время. Я, ведь, вам докладывал, - это в сторону домкома. Тот согласно кивнул.
--А вы не помните, между возвращением Антона и приездом скорой, к нему ещё кто-нибудь приходил?
Консьерж достал какую-то амбарную книгу и начал не торопясь её листать. Я понял это по-своему и достал для него одну купюру, которую положил между страницами книги. Книга захлопнулась, очки со стола взлетели на кончик носа.
--Да, приходил. То ли Розумков, то ли Розанов, то ли Розов.... А, Розанов Вячеслав. Он пришёл через час после Антона Дмитриевича и Светланы. А вскоре и милиция со скорой появились.
--А как он выглядел, этот Вячеслав?
Мой собеседник наморщил лоб и начал описывать полицая. Ах ты ж, сука! Теперь всё, что я знал, выстроилось в прямую линию, без белых пятен. Вот, банкир долбаный! Ладно, при случае я ему вспомню.
--Понятно. Спасибо вам!
--А как себя чувствует Антон Дмитриевич?
--Никак. Через полчаса похороны. Мне пора. До свидания.
Я вышел на порог, и увидел стоящее такси. На мой взмах руки таксист вежливо пару раз нажал на клаксон. Меня за рукав потянули. Это был домком.
--Примите мои соболезнования.
--Спасибо. Видно сразу, насколько вы порядочный человек. Я мог бы вас попросить никому не рассказывать о моих вещах в сейфе?
Швондер упёрся ладонью в свою грудь и закивал. Я пожал ему руку и пошёл к воротам.
По дороге, в такси, я попытался всё ещё раз проиграть в голове. Значит так. Этот Розанов-полицай приходит к Антону и, вскоре, приезжает милиция и скорая. Какие по этому поводу вопросы? Первый. С каких пор на вызовы эти службы приезжают вместе? Это скорая должна определить необходимость вызова ментов. Второе. Мог ли Антон быть только ранен? Мог. А могла быть и простая игра на публику. Ведь его забрали без объяснения диагноза. Так? Так. Значит, менты ехали по известному им уже поводу, и с готовым медицинским сопровождением. Пришёл Розанов, сделал дело и вызвал, к примеру, следователя. Тот берёт проверенную бригаду скорой, и едет за трупом. А, в действительности, всё выглядит иначе. Вызов скорой, вынос больного, именно больного! Для того, чтобы никто из приходивших к Антону в тот день не стал подозреваемым. А скончался, скажут, уже в больнице. Молодцы ребята. Аккуратно придумали. Только, туфель выдал.
Мы подъехали к железнодорожному вокзалу. Я хотел оставить сумку с книгами в камере хранения. На тот случай, чтобы следящие за мной, а в этом я не сомневался, не полезли в квартиру и к домкому.
Всё. Теперь на кладбище. Свою партию я помню, инструмент настроен. Вступление, увертюра, хор запел. Отступать уже поздно.
На кладбище мы приехали с опозданием. Уже на подъезде было видно, какую большую площадь занимает это ритуальное место. Около высоких и кованых ворот машина остановилась, и я попросил таксиста подождать. Метрах в сорока от входа стояло здание управляющего, или как ещё называется старший на кладбище? Около этого здания стояло человек восемь. Все были в рабочей одежде, курили, и вели совсем не скорбный разговор. Мне было жаль их прерывать, но я опаздывал, и мне пришлось это сделать. Кое-как удалось выяснить, что мне надо к западным воротам, так как только там сегодня одиннадцать похорон. Отсюда до тех ворот, по прямой дороге, около трёх километров. Там я своих и найду. Я побежал к машине.
На западных воротах стояла охрана, которая чётко рассказала мне, как удобнее пройти к нужному сектору. Я поспешил по указанному маршруту.
В нужном секторе погребальная процедура шла сразу на трех могилах, довольно близко расположенных друг от друга. Родственников и друзей было не меньше сотни человек, во всяком случае, мне так показалось. И где, здесь, мои? Ни одного знакомого лица. Ни нотариуса, ни... а ведь эта Света, которая к Антону "с любовью",работает у нотариуса секретарём. Вот где я её видел! Вообще, какая-то шведская семья получается. Куда не пойди - всё вокруг Аронова крутится. Я даже обрадовался этому открытию, однако знакомых мне это не прибавило. Попробую поискать по надписям на венках.
"Своих" нашёл около второй могилы. Гроб уже начали опускать. Мне не хотелось привлекать к себе внимание, поэтому захотелось просто постоять в сторонке и понаблюдать. Вот уже потянулась вереница людей, бросающих по три горсти в могилу. Интересно ,а кто они ему? А кто ему я? Вот уже подошла и моя очередь бросить горсть земли. Вот, и всё. Как там у Шолохова? Вот и отпели соловьи милому моему сердцу Антону....
Отряхивая ладонь, я услышал голос какой-то дамы. Она предлагала всем пройти к автобусу, и поехать в кафе, где всё уже заказано, и где надо помянуть корпоративно. Какое противное слово!
Тут меня похлопали по плечу. Передо мной появился молодящийся мужик лет тридцати пяти. Как-то я засомневался, что он их числа Антоновых друзей.
--С тобой хотят поговорить.
--Поздоровайся сначала.
--Привет. С тобой хотят поговорить.
--Кто?
--Мой шеф.
Впереди меня, в направлении выхода, стояла группка людей. Один из них был явным шефом.
--Как зовут твоего шефа?
Мужик посмотрел на меня, как на придурка.
-Николай Николаевич.
Значит, это - Ковалец. Ладно, пошли к шефу.
Мы почти приблизились к этой группе, как старший, я всё-таки думаю, что именно этот и есть Ковалец, повернулся ко мне спиной и бросил через плечо:
--Поехали. Разговор есть.
--Никуда я не поеду.
--Поедешь!
--Размечтался.
--Что?! - это прорычал тот самый мужик, скорее всего, охранник. Подойдя впритык ко мне, он тыкнул указательным пальцем мне в левый сосок, и проговорил:
--Быстро в машину! Понял?
Ничего я не собирался понимать. Это он ничего не понял. Я играл по утверждённому сценарию, а не импровизировал. В обычной ситуации, я бы побежал к машине впереди всех.
Я взял в свою ладонь его палец и резко повернул в сторону, противоположную сгибанию. Мужик охнул, и присел. При его попытках освободиться, я сильнее заламывал палец.
Группа остановилась. Ковалец, а это всё-таки был он, уставился на меня, не веря в то, что его охрана так легко сдалась.
--Николай Николаевич, подойдите ко мне, пожалуйста.
Вся группа подалась в мою сторону.
--Николай Николаевич, подойдите один.
Тут уже охрана показала удаль, и схватилась за оружие. Они ждали только команды. Ковалец подошёл, и остановился в метре от меня, а охрана встала полукругом.
--Вы хотели поговорить? Я тоже. Но, к вам я не поеду. Всё, спасибо, можешь идти.
Я отпустил охранника и толкнул его в спину, чтобы не слушал.
--Предложение такое. Мы с вами едем или в парк, или за город. Говорим вдвоём. Ваша охрана не ближе десяти метров. Вас прослушивают везде: и дома, и в офисе и даже машину. Среди охраны есть стукач. Это я знаю точно. Если согласны - едем, если нет - разговора не будет.
Ковалец молча разглядывал свои туфли. Видно было, что не легко ему даётся принятие решений. Правильно охарактеризовал его Андрей.
--Ладно. Едем.
--В машине ни о чём не говорим.
Ковалец покивал головой и дал знак охране идти вперед. Не доходя до машины, я подозвал того самого мужика. Он спросил, взглядом, разрешения у Ковальца и подошёл. Я расстегнул куртку, и показал глазами на торчащий за поясом пистолет.
--Потом отдашь.
Охранник открыл рот от удивления, но оружие забрал и положил к себе в карман. С опозданием до него дошло, что он мог уже лежать дохлый, и на кладбище. Перепуг, за возможный исход дела, пришёл к нему с опозданием. А вот Ковалец, по-моему, оценил мой поступок.
Парк, в который мы приехали, был старым и красивым. Я на секунду представил его осенью. Прохладно и красиво. Разве можно умирать в такой природе?
Выйдя из машины, мы выстроились в боевой порядок "клин", и начали напряжённо медленно гулять. Ковалец, был, явно не в фокусе. А это был сигнал, что его надо брать на абордаж. Ковалец не был способен к принятию решений, поэтому, пока он не вызвал подкрепление, надо начинать. Дай Бог, чтобы моё предложение он принял, как своё решение. Ну, всё. Свисток. Вбрасывание!
Мы шли по какой-то аллее, которая, неторопливо огибая деревья, попадающиеся ей на пути, вела в самую глухую часть парка. Справа от нас были развалины детского спорткомплекса "Орлёнок", и загаженное собаками футбольное поле. Слева, за кустами, росшими прямо через асфальт, стоял, непонятно зачем, турникет, Я должен был признать, что окружающий нас пейзаж оптимизма ни в настроении, ни в разговоре не добавлял. Даже через десять минут гуляния, разговор не начинался. Я решил снова закурить, когда Ковалец подал голос.
--О чём ты хотел разговаривать?
--Я? Это ваш человек сказал, что со мной хотят поговорить. Я приехал на кладбище только попрощаться с братом.
--Что же вы так обошлись с ним?
--Ему хамить не стоило. Знаете, как говорят в народе? Ласковый телок двух мамок сосёт.
--Может, и правильно. Даже не знаю, как начать разговор.
--Попробуйте обозначить тему.
--Наследство Антона.
--У меня есть предложение. Когда мы вдвоём - переходим на "ты". При посторонних соблюдаем субординацию.
--Да, так легче разговаривать.
--Теперь о наследстве. Всё наследство Антона принадлежит только мне.
--Надо, кое-что, уточнить. Я являюсь держателем акций этой компании, и мне далеко не безразлично, что будет с моими деньгами.
--Не надо лукавить. Денег в ваших акциях нет. Есть акции, которые достались и тебе, и Соколову, даром. Формально всё так, как, ты, и сказал. А де факто, это простые бумажки, но именно ими ты можешь трахнуть меня в суде. Я могу прямо сейчас выкупить их у тебя за наличные. Я даже не извиняюсь за свою лексику, поскольку мы вдвоём, и дело у нас очень щекотливое. Если хочешь, можешь и мне говорить что угодно. Из-за денег, и акций, уже пролита кровь. Поэтому миндальничать не надо.
--Ладно, давай начистоту. Прямо сейчас уже не важно, как они мне достались, эти акции. Они - мои. И принесут они мне больше, когда студия начнёт работать. Я на рекламе подниму в сто раз больше, чем ты мне заплатишь за них по номиналу.
--Я тебе не льщу, но мне очень приятно разговаривать с человеком, который разбирается в ситуации, и прямо заявляет о своих интересах. Ты не виляешь словами. Поэтому наш разговор будет действительно прямой и с хорошим финалом.
--Скажи, а ты бы стрелял в меня? На кладбище?
--Нет, вряд ли.
--Нет? Или вряд ли?
--Я не могу дать однозначного ответа. Если бы охрана вела себя, как охрана, а не как бычьё, то нет. Им надо было вежливо поставить меня в известность о твоём интересе ко мне. А этот додик повёл себя так, словно он - это ты сам. Спровоцированная ситуация, ты не находишь? И потом, когда я крутил ему палец, твоя охрана была на одной линии с тобой, а не прикрывала тебя. Им что, было всё по хер и они торопились в машину? Почему спровоцирован этот инцидент, ты не знаешь?
--По-моему, ребята погорячились.
--Ага, и оставили тебя без присмотра.
--Не уходи в сторону от разговора. Со своей охраной я разберусь сам.
--Ладно, разбирайся. Когда закончишь, дай мне знать. Я тебе венок на могилу пришлю.
--Что?!
--Не заводись. Один простой вопрос. Этот бык, который ко мне подходил, он старший?
--Ну.
--Баранки гну. Когда он у тебя появился?
--Дней пять назад.
--То есть, уже после смерти Антона?
--Ну.
--Не нукай, постарайся отвечать конкретно. Антона убивают, у тебя появляется новый начальник охраны. Ты к убийству отношения не имеешь, я проверял. А вот акции есть ещё у кого-то. Теперь думай сам.
Ковалец налетел на не существующую стену и замер. Я бы сравнил его с рыбой, выброшенной на берег, и ловящей ртом воздух. Но, не буду. Рыба делает это, как сказать, интеллигентно, что ли. А у этого - глаза стали тупые, рот перекошен, слюна скоро до подбородка дотечёт. Фу!
--Ты хочешь сказать....
--Я уже сказал, что хотел. По поведению и безграмотности твоей охраны я понял, что это специальная провокация. Представь, началась бы пальба. Допустим, началась бы. Положили бы они меня. Но, и тебя тоже. Ведь это только повод грубость охранника, главное повод, чтобы оправдать стрельбу, в которой ты - случайная жертва. Поэтому, это и был повод. Хотя, меня убивать рано, а ты уже - кость поперёк горла.
--Ты серьёзно?
--Не надо меня разочаровывать. Ты уже и сам всё понял, только, вот, боишься себе в этом признаться.
--Пи---ец какой-то! Я-то думал, что всё под контролем.
--Кстати, а как ты узнал, что я - это я?
--Аронов мне позвонил и сказал про кафе. Я послал туда человека. ****ь, какая разница, как узнал! Что ты меня по кругу мотаешь? Что мне теперь делать, а? И на кой х... ты припёрся сюда?
Ай, да Андрюша! Ай, да сукин сын! Ах, молодец! Как точно он написал мне сценарий! А вот теперь этот хрен может очень быстро перейти от гнева к подозрительности. Надо его добивать, и тогда он мой.
--Зачем приехал? Даже не знаю. Дай подумаю. Так, так, так. Не девки. Что ещё? Природа? Ни в жопу такая природа. Никак не могу придумать зачем.
--Что ты выёбываешься? Ты не можешь разговаривать без этого...****ь, как это...
--Шутовства?
--Да иди ты на х..!Подсказывать он мне будет!
--А теперь закрой варежку и не скули, как старая проститутка. А то я тебе, при твоей охране, сниму штаны и надаю по голой морде. Усёк? Если да, то молчи и слушай, если своих мозгов не хватает. Ты не жилец, Николай Николаевич, не жилец. Как, и я. Но, в отличие от тебя, я проживу дольше, может, на целую неделю, но - больше. Всё будет зависеть от того, как быстро я сломаюсь в умелых руках, и как быстро подпишу все документы на другое заинтересованное лицо. И как только я это сделаю, тут же лягу рядом с тобой и братом. Это называется вдвое больше, или ничего. Уяснил? Кто ещё держит акции? Кто ещё метит стать мэром? И зачем ему партнёры? Всё задумывалось следующим образом. Хок убивает брата, который работал с Ароновым над документами. Ты не читал договор и устав акционерного общества? Зря. Там есть пункт, который настолько туманно прописан, что его можно толковать, как угодно. Общий смысл таков. Если число акционеров уменьшается по желанию самих акционеров, или вследствие естественных причин, то акции выбывших остаются у того, кто владеет контрольным пакетом. Въехал? Это - я. Но, я им стал настолько случайно, что и сам в это не верю. Теперь - вопрос. А почему я им стал? Потому, что у вас здесь летают пули. Понял? Теперь твоя очередь отдавать свои акции, и уходить естественным образом. Одна попытка провалилась только что. Но, не огорчайся, будут ещё. Дальше. Все документы сходятся на Аронове. Все гадости - на Хоке. Нам с тобой - не выжить. И мне всё равно, что будет с тобой. Мне бы самому спастись. Даже, если, я и уеду, меня достанут и там. Только, тебя пристрелят, а меня, ещё, пытать будут. Поэтому, финал у нас с тобой одинаковый. И тебе всё равно, что со мной будет. Ты здесь жил, свой интерес имел. А одна многоходовая, но, беспроигрышная комбинация, сделает нас трупами. Тебе без меня не выжить. А мне - без тебя.
--И... что ты предлагаешь?
--Я ещё об этом думаю, но, кое-что, уже есть. Сейчас обсудим. Без твоей головы я не смогу всё до конца провернуть. Я, думаю, вот что. Звони Хоку. Говори с ним обычным тоном, таким, каким вы всегда говорите. Скажи, что я рядом, и все свои вопросы со мной ты уже решил. Не хочет ли он пообщаться со мной? Только ставь акцент в разговоре так, чтобы он за мной приехал, а не я к нему. Сможешь?
--Сейчас позвоню.
Весь разговор был усыпан какими-то смешками и шутками, понятными, только, им двоим. Потом Ковалец посмотрел на меня вопросительно и протянул трубку.
--Тебя, - сказал он одними губами.
--Да, слушаю.
--Здравствуй, дорогой. С приездом! Что же ты не навещаешь старых друзей своего брата? Нехорошо. Надо бы помянуть Антона, и поговорить о том, о сём. Что скажешь?
--Извините, уважаемый. Я не знаю, как к вам обращаться?
--Лев Иванович. Для друзей просто Лев.
--Грозное имя, - я подмигнул Ковальцу. Тот стоял ни рыба, ни мясо. Курятина какая-то. - Я думал, что мы встретимся на похоронах, и поговорим. Но, тут был только Николай Николаевич, он подходил ко мне, чтобы выразить соболезнования. Где мы могли бы встретиться?
--Ладно, я понял твой закидон про соболезнования. Дай трубу Коле.
Я передал трубку Ковальцу, и показал ему кулак. Он кивнул в ответ и промычал в трубку что-то наподобие:"Ну, что ещё?" Молча дослушал и сказал.
--Ладно, хотя мне это не по дороге. Пока, - помолчал и добавил.
--Хок сказал довести тебя до театра, там тебя заберут.
--А он меня тоже в кафе рассматривал?
--А я почём знаю? Будешь в моей машине, кто-то подойдёт и заберёт тебя. Что нам делать?
--Нам надо сыграть против Хока. Сыграть правильно, как по нотам. Иначе нам с тобой - жопа. Согласен?
--Говори прямо.
--Ладно. Вот что я предлагаю. В разговоре с Хоком, я предложу ему встретиться сегодня вечером втроём. В каком-нибудь кафе. Его надо арендовать на вечер. Скажу Хоку, что ты уже согласен. Какое кафе?
--Ну, хрен его знает.... Пусть будет "Три товарища". Там хорошая кухня, спокойно.
--Символичное название. Ладно, пусть будет. Хок будет уговаривать меня объединиться против тебя. Наверное, мне надо согласиться. Мне надо любыми путями влезть к нему в доверие. Чтобы до конца он поверил в своё преимущество, я устрою тебе сцену в кафе. Сначала, ты, скажешь мне, что передумал отдавать мне свои акции, и не хочешь терять свой гешефт. Понял? Скажешь понаглее. Но, не переигрывай! Я обижусь и рассержусь. Постараюсь наговорить тебе побольше гадостей. Твоя задача, - запоминай, крепко запоминай! Ты должен молчать. Слушать и молчать! Делай обиженный вид, или расстроенный. Не ешь и не пей, только молчи! Что это нам даст? Основой договора с Хоком будет моя независимость, пусть мнимая. Но, это даст мне возможность заключить с ним пари, что я тебя под плинтус загоню, если ты надумаешь вильнуть. Подожди, не перебивай! Слушай внимательно. Банком под спор, будут его акции, понял? Я, естественно, спор выигрываю и перевожу весь долг на тебя. Ты ему ставишь условие, что сами акции тебе не нужны, тебе нужна их стоимость. Другими словами, ты продаёшь ему его акции обратно. Понял?
--Да х - ня всё это. Он достанет деньги и рассчитается.
--Николай Николаевич, не будь идиотом. Где он возьмёт деньги за два дня, которые ты ему назначишь для возвращения долга? Как с тобой тяжело! У Хока ведь есть собственность? Ну, я не знаю что - дом, магазины, район, наконец. В качестве оплаты, ты согласишься принять от него то, что у него есть. Тем самым ты лишаешь его власти и авторитета. Ты хоть знаешь, сколько стоят акции?
--Ну, они пока у нотариуса. Думаю, что не мало.
--Не мало! Ох, ты и балда! Восемь с половиной миллионов долларов!
--Сколько?
Ковальцу никак не удаётся скопировать рыбу на берегу. Его глупая гримаса показывает, что у него в голове то же, что и на лице.
--Ты не ослышался. По восемь с половиной у тебя, и у Соколова.
--Ну, а вдруг он, всё-таки, найдёт деньги?
--Во-первых, ты должен так потребовать свой долг, чтобы он начал искать деньги. Сможешь?
--Это я смогу.
--Во-вторых, пусть найдёт. И даже точно их найдёт. Это как раз то, что нам надо.
--Что нам надо?
--Мы с тобой хорошо знаем, где он их добудет, чтобы выглядеть перед тобой реальным пацаном. Ну, ты же головастый мужик. Ну?
--Я не знаю... из общака?
--Ах, ты, умница! Конечно, из общака! Только это, уже, крысятничество. У него есть начальство в области
?
--Есть, конечно. Я знаю одного.
--Вот и славно. Анонимно звонишь этому знакомому и сообщаешь, что Хок занимается делами в свой карман. Вору в законе нельзя иметь деньги и свой бизнес. Он - на гособеспечении, понял? А у него уже есть бизнес, и в тайне от братвы. Это - раз. Он заключает спор на общаковые деньги. И не важно, выиграет он спор, или нет. Он заключает спор на общаковые деньги, а ими он может пользоваться только с разрешения. Это значит потерю авторитета навсегда. А если он ими расплатится - то жить, ему, до первой звезды. Так, что получается такая картина. Сам спор, при, не важно каком исходе, автоматически убирает его с твоего пути. Заметь, не твоими руками. Его уберут авторитеты, повыше его. Ты к самому спору имеешь касательное отношение - ты, просто, молчишь. И, как следствие, остаёшься живым и богатым. Я, начавший спор, прикидываюсь дурачком, не осведомлённым в воровском этикете, и всё сворачиваю на Хока - не надо было спорить. И, как следствие, остаюсь живым, и еду домой. Деньги, которые есть у меня в качестве выплаты за акции Хока, я оставляю себе. Как приз. Документы по телестудии я переписываю на тебя. Твои деньги за твои же акции передаю тебе. Наличкой. Ты теряешь соперника на перевыборах и, в этом случае, тебя просто назначают на должность. И последнее. Прихвати диктофон. Запиши разговор. Этот аргумент посильнее простых слов будет для областных товарищей.
Вот вы мне не поверите, но Ковалец стоял, смотрел на меня, и шевелил губами. Так шевелят, когда пытаются запомнить услышанное, или считают в уме. А то что моя речь попала в цель, я понял, глядя на порозовевшие щёки Ковальца.
--Это - не для протокола. Лично для меня. Дай слово, что присмотришь за могилой Антона.
--Какой разговор? Конечно! А это сработает?
--Твоё дело - сказать одну фразу и молчать. Остальное - моя забота. Даже если и не выйдет, чем ты рискуешь?
--Да ничем... вроде….
--Вот. Ты и сам всё понял. Договорились? Поехали к театру.