Бесёнок

Иван Тернов
     Мне, буквально с пелёнок, любящий отец вбивал в голову, что я интеллигент в пятом поколении и поэтому должен вырасти самым умным, образованным и воспитанным человеком в нашем городе. Сам папа, несмотря на высокое происхождение, женился на деревенской девушке, как он говорил - филологине. Я внимал словам отца, но маленький бесёнок, сидевший во мне, заставлял порой совершать поступки, которые разумными назвать было невозможно.

     В шесть лет, на день рождения, мне подарили настольную лампу. Отец обьяснил как ею пользоваться и чего ни в коем случае делать нельзя. И что же?  Только все ушли из комнаты, недолго думая, я снял плафон, выкрутил лампочку и сунул в патрон палец. Как
 я оказался на полу, я не сообразил, но очень быстро понял, что совершил неинтеллигентный поступок. Тут же выдернул вилку из розетки, собрал лампу и как ни в чём не бывало ушёл, никому ничего не сказав.

     Но старший брат Вовочка, который в то время находился в соседней комнате, всё понял.
Меня он вкладывать не стал, а случай, благодаря ему, имел своё продолжение.

     Через пару месяцев мы оказались в деревне у деда с бабой, и когда шли на речку ловить пескарей, Вовочка, давно считавший себя самым умным и воспитанным, говорил мне, показывая на колючий татарник:
- Витенька, сорви мне, пожалуйста, вот этот красивенький красненький цветочек. 
 На что я, хитро улыбаясь, отвечал:
- Вовочка, я лучше сорву тебе синенький цветочек.
И указывал на василёк.
 
     На рыбалке брат поймал щуку. Это событие нас сильно обрадовало. Щука оказалась большой, не помещалась в узком бидончике и наружу выглядывала её зубастая, зевающая пасть.

     Я очень долго созерцал это диковинное создание и поделился с Вовочкой впечатлением по поводу щукиных зубов:
- Длинные!
Тут Вовочка, глядя хитрыми глазами, и произнёс:
- А ты сунь туда палец.

     Я и сунул.
Глаза щуки сверкнули огнём. Она мгновенно закрыла рот и тут же его открыла, удовлетворённая: теперь и помирать можно. Мой палец был прокушен до кости. Вовочка катался от смеха. А я, с той поры, уже никогда не совал руки, куда не положено.