Иллюстрация: Казимир Малевич. «Крестьянки в церкви».
– Вынул из сердца Бога и поселил в нем мерзкую черноту
(из расхожих суждений о Малевиче).
– Одно из самых страшных событий в искусстве
(Т.Н. Толстая).
В статье «Квадрат», посвященной Малевичу, Татьяна Толстая писала: «Разговор о Боге очень прост. Если ты хочешь, чтобы Бог был – он есть. Если не хочешь – нет». Эта чёткая формула свободы никак не может прижиться в России. Потому, верно, что Бог у нас добрый, и мы тоже слишком добрые – мы рады одарить нашим Богом любого, хочет он того или нет. И не будет слаще обиды и гнева для нас – «Ах, ты мира Божьего нашего не принимаешь?..» – впрочем, подробно о том читайте у Достоевского.
Иногда я думаю, что такого беззащитного Бога – которого может обидеть даже художник – в России придумали искусствоведы. Придумали от безысходной дремучести огромных периферий русской художественной культуры. Очень удобно, когда нет профессионального языка и знаний, свести разговор к идеологии: светлое-тёмное, доброе-злое, «чистые»-«нечистые».
Я давно не перечитывал «Квадрат» Толстой. Вот, открыл, благодаря заметке Лады Григорьевой. Посмеялся. Это очень смешно – читать в XXI веке: «десакрализация и дегуманизация – одно и то же». Нет, Малевич был прав – русского Бога выдумали, похоже, русские женщины…
И это собственно всё о богах и идеях.
А дальше речь о Казимире Малевиче, повесившем в 1915 году в «красный» угол вместо иконы черно-белое живописное полотно. Повесившем не в церкви, а на петроградской художественной выставке футуристов – в том «храме», где и должно главенствовать явлениям художественным. «Мы идем к супрематии каждого искусства (supremasija /польск./ – превосходство). Мы идем к осознанию первенства его элементарных форм: пространства – в архитектуре, объема – в скульптуре, цвета и света – в живописи, слова – в поэзии».
Надо ли говорить, почему в начале прошлого века искусство перестало гладить обывателя по голове и отвернулось от него к своим собственным вопросам, которых накопилось множество? «Глубокий кризис, потрясение тысячелетних основ», – писал Бердяев. «Уже не может выдержать старая форма нового смысла жизни», «Наш век нельзя заковать в кафтан Алексея Михайловича», – Малевич в своих утверждениях не один и далеко не первый. В 1915-м художественному миру уже известна экспрессивная, пульсирующая живопись Ван Гога, круговорот земли и воздуха, людей, деревьев, цветов и солнечного света. (О нем, кстати, великолепно писал Малевич в Витебске в книге «О новых системах в искусстве».) Уже работают группа «Синий всадник», Мунк, Кандинский, Филонов. В Италии написаны первые манифесты футуристов – Маринетти, Боччони, Сант-Элиа. В Париже Модильяни и Бранкузи обращаются в скульптуре и в живописи к пра-символике, предшествующей всем другим символам человечества: удлиненные осевые формы (фаллос), шар и эллипс (солнце). Появляется странная музыка Скрябина. И скоро возникнет не менее странная архитектура.
В 1910 году тонкий и наблюдательный Василий Кандинский вглядывался в линии, пятна, геометрические фигуры и краски, формулировал их непосредственное «звучание» для глаза. Кандинскому предстояло стать автором необыкновенно сложной беспредметной живописи, построенной на идеях музыкального контрапункта, близкой по воздействию к симфониям Малера и Шостаковича.
Малевич выбрал противоположный путь: минимализации художественных средств. Геометрия в его работах проста: круги, прямоугольники, трапеции, эллипсы, кресты. Главная фигура – квадрат, в нем он видел особую значительность. Красный – сигнал революции, белый – чистое действие. Чёрный – знак экономии, последняя главнейшая плоскость на линии искусства, выводящая за его орбиту. Не все знают, кстати, что живописных квадратов у Малевича несколько. Есть красный квадрат. Есть белый на белом. Да и работа, выставленная в 1915 году, полностью называется «Чёрный квадрат на белом фоне». Белое поле занимает в ней примерно треть площади всего полотна. Это не «чёрная» живопись. Это диалог двух красок – чёрной и белой. Деталь: с Малевичем о диалоге довелось говорить в Витебске М.М. Бахтину. И где-то – не помню уже – тот вскользь поминал влияние Малевича на свои собственные идеи диалогизма в искусстве.
«Я освобождаю искусство от нехудожественных элементов». «Я вывожу форму и цвет за нуль, в некое иное измерение». Тональность заявлений Малевича меняется по мере развития его супрематических идей. Он пытается осмыслить свое открытие. За живописным нулем нет живописи. Стремясь оставить в искусстве только сущность, Малевич вышел за его орбиту и сам мучительно хотел понять – куда.
Итак, это уже не живопись. Но что же? «Живые миры, готовые улететь в пространство»? Отголоски разных художественных, научных, философских идей того стремительного времени сливаются у Малевича в прихотливую – эклектика, романтика, – теорию искусства. Выход – есть. В архитектуру, в реальную жизнь! Во времена ГИНХУКа он стал делать вместе с учениками трехмерные композиции – архитектоны. Он называл их концентратами нового стиля. Спорил с конструктивистами: построение формы «от функции» – прагматично, узко. Восхищался спиральной башней Татлина. А еще раньше, в Москве, звал к себе в мастерские ткачей и металлистов; хотел проверять на практике жизненность художественного метода.
В 20-х, уже стараясь избегать эпатажа, Малевич сдержанней формулирует свои художественные открытия. Супрематизм – конец и начало, искусство обнаженных ощущений, отказавшееся от изображения видимой формы, внешнего. Внешнее (в человеке – лицо) – это маска, завеса, прячущая энергетическую сущность мира. Зажигаясь опять от своих идей, Малевич пишет «крестьян» 1929-1932 гг. Стилизованные фигуры с цветным пятном вместо лиц написаны локальными, яркими, праздничными красками. В искусствоведении только ленивый не вспоминал фразу о «Квадрате» как «голой иконе» из полемики Бенуа с Малевичем. Если называть иконой изображение существенных оснований предмета, то крестьяне конца 20-х – действительные иконы супрематизма. Это мощное высказывание на тему человека во вселенной – и последнее. В 1930 году Малевич был арестован, правда, ненадолго. В 1932-м писал об ощущении пустоты. В 1935 умер.
И это собственно всё о Малевиче Казимире Севериновиче.
Скандалы вокруг его живописи возникли уже по большей части в конце ХХ века. Когда стало можно открыто спорить на тему и модно обвинять искусство русского авангарда в «бездуховности».
А теперь еще слово о русских женщинах.
Что мне сказать Ладе Григорьевой? Что с интересом читаю ее статьи в журнале «Мост», что отношусь к ней с уважением. А поспешен в суждениях бывает, наверное, каждый? Я не судья ей.
Толстой Татьяне Никитичне сказать мне решительно нечего; она не читает сетевых авторов, называет всех графоманами (сам слышал, за слова отвечаю).
Единственно…
я вот подумал:
Выстукивая на клавишах: «Квадратный нуль Малевича – одно из самых страшных событий в искусстве», не дрогнул литературный пальчик, не набежала на ясное чело хотя бы легкая тень?
Искусство не бывает страшным. Искусство – весело или грустно, понятно или не понятно, далеко или близко. Возле искусства ты всегда в области свободы. Хочешь, чтобы Бог был, – он есть. Нет, – значит, нет.
Страшное в 1915 году – это танки на Сомме, это газовая атака под Ипром, это то, что из самолётов научились попадать бомбой в дом. Страшное – это болезнь и смерть близких, а не упавшая и расколовшаяся надвое икона.
И это собственно всё.
P.S.
А еще, наверно, открытием для искусствоведов станет факт, что Малевич свои чёрные плоскости никогда не писал одной чёрной краской («густо замалевал черным цветом» – Т. Толстая). Чтобы чёрный звучал, чтоб был мощный, праздничный контраст по отношению к белому полю, Малевич щедро мешал с сажей синий кобальт, краплак. Да и белый у него не белым написан; он богат, с оттенками зеленого, розового.
Всё же был он художник, а не маляр, каким рисует его в очерке «Квадрат» модная современная писательница.
15-16 января 2011
Очерк Лады Григорьевой здесь: http://artage7.4sql.net/MOST/PLATSB1.HTM
(Слева в колонке выбрать "Мост. Том 25/2010" - открыть - справа в колонке выбрать "Галерея. Лада Григорьева"
Очерк Т. Толстой "Квадрат" здесь:
______
А здесь продолжение разговора:
"Век искусства" (С-Пб): http://proza.ru/2011/01/21/1548
И еще мой очерк: http://proza.ru/2011/01/26/856