Ремарки. Часть 2

Николай Шунькин
               

РЕМАРКА 6
Ивана осенила новая мысль: он превратит Настю не просто в ненасытную самку, а в распутную девку. Надо пустить её по рукам – немецким, русским. Для этого достаточно, чтобы Клим погиб на фронте. Она останется вдовой, тем и будет оправдывать распутство!

7
А немцы подходили всё ближе. Когда фронт приблизился на двадцать километров, стройку частично свернули, работать оставили только женщин, стариков да инвалидов, а  мужчинам отменили броню, дали три дня для устройства личных дел и подготовки для призыва на фронт.

Странной была их прощальная ночь. Настя собрала Клима в дорогу, приготовила бутерброды, запасное бельё, впервые заговорила на запретную для них тему:
- А помнишь ту встречу? Ты был без трусов.
- Ты, между прочим, тоже.

Казалось, это признание снимет с них груз тайны, освободит от многолетней тяжести недомолвок, но ничего подобного не произошло. Они много раз видели обнажённые тела, этим их не удивить, а то, что следовало за этим, вопреки ожиданиям, не приносило наслаждения. Да, Настя стонала, вздыхала, даже вскрикивала в экстазе,  Клим чувствовал, что ей этого мало, но на большее не был способен. Вот и сейчас, они оба принудили себя заняться любовью, сделали это, как будто пообедали. Впрочем, от обеда они, пожалуй, получили больше удовольствия.

Настя думала, что расставаясь с любимым мужем, будет считать оставшиеся дни, часы, минуты, секунды. Но всё произошло гораздо прозаичнее. Они присели на минуту, помолчали. Клим сказал:
- Жаль, что у нас нет ребёнка. Мало ли что может случиться на войне.
- Да, сколько мечтали об этом, сколько сил и времени потратили, и всё безрезультатно. Но может быть, это и хорошо. Идёт война, вдруг немцы  захватят наш посёлок, что будет с нами?
- Я для того иду на войну, чтобы не захватили.
- Береги себя. Когда вернёшься, будут дети.

Настя, незаметно для Клима, поворачивала волшебный перстень.

Клим простился с молодой женой, пообещал беспощадно громить фрицев, вернуться с победой, и с группой новобранцев отбыл в действующую Армию. Начинался декабрь 1942 года.

РЕМАРКА 7
Иван пожалел, что научил жену работать на компьютере. Во-первых, она умудрялась совмещать работу на компьютере с приготовлением пищи,  после чего клавиатура оставалась в жирных пятнах, приходилось часто протирать клавиши спиртом, буквы стирались, и он дважды покупал новую.

Во-вторых, она открывала такие папки, которые ей не следовало открывать, приходилось их прятать одна в одну, менять названия.

В-третьих, она открывала его документы, читала только что сочинённое, критиковала, причём, не всегда справедливо, оставляла выделенные красным цветом пометки.

В этот раз, щёлкнув по лежащему на столе ярлыку несколько раз, Иван громко выругался, прежде чем обратил внимание на то, что ярлык лежит на прежнем месте, но имя его изменилось: вместо прежнего названия «Роман с добавками», значится «Роман с ремарками». Название ярлыка изменила, потому документ и не открывался.

Он открыл папку «МОИ ДОКУМЕНТЫ», кликнул по файлу с романом, прокрутил на нужную страницу, где и прочитал привет от жены:
- Название «Роман с добавками» не соответствует действительности. Это было бы правильно, если бы ты вставлял добавки в основной текст. А ты делаешь ремарки к нему, поэтому правильно будет – «Роман с ремарками».

Жена, как всегда, оказалась права. Иван не мог с ней не согласиться. С ремарками, так с ремарками.


Но безоговорочно  поддаваться не хотел. Пятьсот рассказов названы одним словом, здесь тоже будет одно.  Прокрутил текст,  удалил прежнее название, написал новое:

РЕМАРКИ

Затем создал ярлык, перетащил на стол. Успокоился и  продолжил набирать.

8
Фронт располагался в восемнадцати километрах от посёлка. Немцы беспрестанно штурмовали перевал – последнюю преграду, мешающую проходу к Чёрному морю. Наши войска успели создать эшелонированную оборону, защищались самоотверженно и успешно, однако немцы бросали на штурм всё новые и новые силы, намного превосходили в технике и в численности, медленно, но упорно приближались к перевалу. Наши солдаты гибли сотнями, им на смену приходили необученные, плохо вооружённые  новобранцы, которые сразу вступали в бой. Взвод, в который  зачислили Клима, первый бой принял, не успев переодеться в воинское обмундирование. Призывникам выдали  винтовки образца 1891/30 года. Лишь после того, как была отбита очередная атака, Клим получил брюки, гимнастёрку, шинель, ботинки с обмотками, пилотку и каску.

Пополнение приходило каждый день, у защитников было преимущество – они вели бой сверху вниз,  и со временем начали потихоньку вытеснять немцев с перевала. А с началом зимы дела пошли ещё лучше. Немцев отогнали, многие были убиты, многих взяли в плен, отправили в тыл. Клим вошёл в азарт, ему нравилось убивать фашистов. Каждый точный выстрел приближал день победы, а значит – встречу с любимой Настей. Только в азарте наступательных действий они забыли об опасности, а она подстерегала на каждом шагу. И, если в первые дни они перед каждым боем усердно зарывались в землю, рыли окопы, устраивали блиндажи, то в пылу наступления часто пренебрегали этим, считая, что надолго здесь не задержатся.

Однажды ночью остались ночевать в неглубокой воронке, и, вопреки пословице – снаряд в одно место два раза не попадает – он всё-таки попал. Всё отделение, вместе с Климом, погибло. Пятерых солдат разорвало на части. Что удалось собрать – тут же похоронили в неглубокой братской могиле, и батальон пошёл дальше громить фашистских захватчиков. Поскольку документы при взрыве снаряда сгорели, их не нашли. На дощечке написали фамилии, взятые из штабного списка. И под этой табличкой остался лежать рядовой Велехов Клим Игнатьевич, 1922 года рождения, павший смертью храбрых в бою за освобождение Родины от немецко-фашистских захватчиков.

РЕМАРКА 8
Мария, наводя порядок в кабинете, отвлеклась от основного занятия, смахнула пыль с процессора, принтера, сканера. Помахав над клавиатурой полотенцем, словно веером, изрекла:
- Ты давал редактору клятву, что больше никого не будешь убивать.
- А как я, при живом муже, пущу Настю по рукам?
- С помощью вот этих маленьких клавиш.
Протирая клавиатуру, нечаянно нажала на Power. Компьютер выключился.

Иван выругался, открыл бар, достал банку пива. Отпивая маленькими глотками, успокаивался, чтобы не нагрубить жене. Она протёрла монитор, включила компьютер, обняла мужа за плечи:
- Сегодня убил, а завтра окажется, что Клим жив.
- Да я его ещё не убил. Ты комп выключила, страницу не успел сохранить.
- Сам виноват. Говорила тебе, установи сохранение каждую минуту. Ты компьютер жалеешь, а себя нет.
Иван нажал Сервис-Параметры-Сохранение, исполнил совет жены:
- Ну да, останется жив. Мне-то он нужен мёртвый!
- А ты об этом Насте не сообщай, пока она не пойдёт по рукам. Потом скажешь.
- Вот это здорово! Мерси за совет. Я даже прощу тебе, что комп выключила.
- Что б ты без меня делал!

9
Настя получила похоронку в конце января 1943 года. Долго плакала, рыдала взахлёб, всей бригадой не могли успокоить. Перестала есть, исхудала, еле-еле держалась на ногах. По просьбе бригадира её перевели в медпункт санитаркой. Там работа была физически легче, чем на стройке.

Немцев давно отогнали, многих уничтожили в ожесточённых боях, многих взяли в плен. Советское правительство правильно рассудило, что пленные должны отработать за причинённые разрушения. На строительство гидроэлектростанции одну за другой присылали колонны военнопленных. Когда все бараки были заполнены, наиболее лояльных начали распределять в дома местных жителей, по три – пять человек в каждый дом. Дали разнарядку и Насте, на двух человек. Пришёл комендант, посмотрел. Поскольку домик был совсем уж крошечный, решил подселить к ней одного. Насте сказал:
- Чтобы приблизить медпункт к месту работы, подселю я к тебе санитара, и будете вдвоём обслуживать травмированных на этом участке, чтобы не бегали с пустяковыми болячками в медпункт за пять километров.

К ней подселили молоденького солдатика, санитара, Курта Гюнтера.  Худенький, маленький, слабый – жалко смотреть. Но в медицине разбирался, работал добросовестно, не опаздывал, рано не уходил, никуда не отлучался, вовремя отмечался в комендатуре. Насте помогал по хозяйству. Южная зима на исходе, но по ночам холодно. Дрова давно закончились, печь топить нечем. Курт договорился с руководством, каждый раз приносил со стройки вязанку щепок для печки.

Кормили военнопленных лучше, чем наших рабочих, и Курт умудрялся приносить Насте то горбушку хлеба, то кусочек сахара, а то и банку консервов,  кусок мыла. И сам он к лету поправился, на щеках появился здоровый румянец, прибавил в росте и объёме, стал шире в плечах.  Красавец.

Под охраной строем на работу водили только офицеров. Не из опасения, что сбегут – бежать отсюда было некуда, вокруг непроходимые горы с вечными снегами, единственная скалистая дорога надёжно охранялась – а  чтобы исключить возможность неконтролируемого контакта с рядовыми солдатами, которые были расконвоированы и имели возможность свободно передвигаться по посёлку.

Гюнтер и Настя вместе уходили в медпункт, вместе возвращались. И после работы, в любое время, к ним в дом заходили с мелкими жалобами: кто глаз засорил, кто палец порезал, кто за таблеткой. Кроме того, к Гюнтеру часто приходили друзья, знакомые, приносили продукты, Настя готовила еду. Естественно, её вызвали в Особый отдел, предупредили об ответственности за интимную связь с немцами, заодно поручили доносить об их антисоветских разговорах. Но немцы понимали, что находясь в центре России, не стоит высказывать относительно русских крамольные мысли, да и мыслей таких у них уже не было: немцев медленно, но уверенно вытесняли за пределы Советского Союза.

РЕМАРКА 9
- Ты правильно сделал, поселив у Насти немца. Как только он её трахнет, можешь воскресить Клима, вернуть домой.
- Кроме траханья, ты ещё, о чём-нибудь, думаешь?
- Конечно. Вот, думаю, как сюжет раскрутить. Клим в госпитале полежит без сознания, пока Настя с немцем не спутается, и вернётся.
- Госпиталь-то в посёлке. Настя в медпункте работает санитаркой, там часто бывает.
- Переведи в другое место, дальше в тыл.
- Это уже и есть тыл. Немцев далеко отогнали. Да и переводить госпиталь – дорогое удовольствие. Проще Настю уволить. Или подержать Клима в землянке.
- Долго придётся держать. Замёрзнет он, или с голоду умрёт.
- Тогда я его поселю у какой-нибудь одинокой старушки.
- Молодец. Хорошо придумал.

10
Марфа Титова жила одна в горах, далеко от селений, в рубленой хате-пятистенке. Когда-то у неё был муж, два сына, добротный дом, большое хозяйство. Семья отличалась трудолюбием, гордилась богатством, но пришли времена, когда  богато жить стало не модно, их раскулачили, хозяйство разрушили, живность забрали в колхоз. За год колхоз захирел, работать никто не хотел. Кому удалось – уехали в город. Старший сын Марфы работал в заповеднике егерем, жил в горах, к нему и перебралась вся семья. Марфа управлялась по хозяйству, старший сын продолжал работать егерем, муж и младший сын устроились в заповедник разнорабочими: проводили санитарные рубки деревьев, подсаживали молоденькие деревца и ухаживали за ними. О них, казалось, забыли. Но с началом войны в один день вручили три повестки, и осталась Марфа хозяйничать в доме сама.

Зимой сорок третьего бои проходили вокруг её пятистенки. Несколько раз немцы подступали к перевалу. Их отгоняли, они перегруппировывались, вновь шли в атаку. В её доме располагался то немецкий штаб, то русский, то санитарная часть. Старуху никто не трогал – настолько тихой и безобидной она была. Но однажды вдруг всё стихло. Только ушли немцы, пришли русские, переночевали, утром ушли, и стало необычно тихо. Даже птички какие-то защебетали. Сутки Марфа наслаждалась тишиной, а на следующий день пошла на поле боя за трофеями. Ранее она не раз находила  солдатскую одежду, обувь, посуду, продукты, оставленные при поспешном отходе то немцами, то русскими.

Марфа отошла от дома не далее трёх километров, ничего не нашла, уже хотела возвращаться, когда увидела торчащий из земли солдатский ботинок. Обувка была новая, подошва не изношена. Потянула ботинок - оказался надет на ногу. Первую мысль – бежать как можно скорее – тут же отогнала. Она не раз видела свежие могилки солдат. И русские, и немцы, при отступлении, убитых на поле боя не бросали, обязательно хоронили, и таблички с фамилиями оставляли. Вот и тут, рядом, над небольшим холмиком, к столбику прибита табличка с пятью фамилиями. Значит, шестого не заметили, подумала Марфа, и решила его похоронить. Она разбросала ветки, разгребла землю. Потянув за ногу,  в ужасе отпрянула: из-под земли раздался стон. Марфа продолжала разгребать снег руками, пока не извлекла из земли раненого солдата. Он был без сознания, но признаки жизни присутствовали: дышал, пульс явно прощупывался.

Сходила в дом, вернулась с санками. Уложила на них солдатика, с трудом дотащила до хаты. Ещё труднее было затянуть в комнату. Дальше начались привычные хлопоты: растопить печь, нагреть воды, раздеть, помыть, одеть в одежду сына.

Солдат был плох. В сознание не приходил. На свет и голос не реагировал. Правая нога, та самая, с которой Марфа хотела снять ботинок, была переломана. Потому и осталась торчать из-под земли. Марфа, как могла, выровняла ногу, нашла кусок доски, наложила шину. Перелом был закрытый,  Марфа надеялась на быстрое выздоровление.

Солдат никак не отреагировал даже тогда, когда Марфа выворачивала сломанную ногу. Попыталась напоить травяным отваром, но он так и не пришёл в сознание.

Очистила обмундирование от грязи, постирала, повесила сушить. В карманах гимнастёрки обнаружила служебное удостоверение на имя красноармейца Велехова Клима Игнатьевича, 1922 года рождения. Того самого Велехова, имя которого, в числе четырёх других, было нацарапано химическим карандашом на табличке над небольшой могилкой. Значит, пятого в спешке не нашли, решили что он погиб,  на табличке написали фамилию, и, может быть, уже сообщили матери о его смерти.

Лишь вечером солдатик открыл глаза, приподнял голову, осмотрелся. Увидев Марфу, спросил:
- Где я, что со мной?
Марфа поднесла кружку тёплого отвара. Выпив три кружки горячего чаю из лесных трав, снова заснул.
Ночью Марфа услышала стон, подошла, подала кружку чая. Солдат сделал несколько глотков, окончательно пришёл в себя, повторил:
- Где я, что со мной?
- Лежи, не вставай, у тебя поломана нога.

Но он её не услышал. Выпростал из-под одеяла руку, показал пальцем на ухо. Марфа пыталась говорить громко, но он всё равно не слышал, видимо, был контужен взрывной волной. Тогда Марфа принесла тетрадку, карандаш, пыталась что-то написать, но в комнате уже стемнело. Лучина трещала, дымила, не хотела гореть. Марфа оставила эту затею до утра.

Утром написала, что вчера нашла его на поле боя, сколько там лежал, не знает. Стрельба прекратилась четыре дня назад. У него поломана нога, на месте боя имеется могилка, в которой похоронены пять солдат, в том числе и он, Велехов Клим Игнатьевич.
- Какое сегодня число? – спросил Клим.
Марфа написала:
- Сейчас январь сорок третьего. А числа не знаю, вела учёт, да сбилась.  Когда наши были на постое, Новый год праздновали. Потом отступили, несколько дней были немцы, вскоре наши их погнали, но так быстро, что у меня не останавливались. Это было четыре дня назад.

Клим прочитал, задумался. Потом спросил:
- Что у меня с ногой? Это ранение?
Марфа взяла тетрадку, нацарапала:
- Закрытый перелом, может быть вывих, я не врач. Думаю, скоро заживёт.

Вопреки её обнадёживающим словам, Клим не на шутку волновался. Ранение – это ранение, значит – в бою, от вражеской пули. А перелом или вывих? При каких обстоятельствах? Он помнил, что во время миномётного обстрела укрылся в воронке, и всё. Дальше – темнота, беспамятство. Четверо погибли, он остался жив. Похоронили пятерых, значит, решили, что он погиб, из списков вычеркнули, жене сообщили. Как доказать, что ты не дезертир? Ещё неизвестно, сколько здесь придётся лежать…


Продолжение следует  http://proza.ru/2011/01/16/809