***
У телевизора щелкаю каналы и брату говорю: если женишься на этой, то будешь смотреть «Ералаш» и «Маски-шоу», а если на той, то все же «КВН». А вот сериалы с обеими придется смотреть; все эти «Роберто, мы пойдем сегодня к маме»…
***
«У него был странный псевдоним, типа «Джима» или «Генри» и определенная любовь к словечку «неплохо», отчего, собственно, он и был ничего так писателем…» - отрывок из рассказа про писателя Оливье Генри для журнала «Эсквайр», если мне удастся женить на себе переводчицу и для журнала «Знамя», если там сменится странная редакция…
***
Годами спокойно никуда не вылазить, доделывая старые дела…
У них, Божественного мира оккупантов, всего лишь воробей в руке, причем довольно дешевы сегодня воробьи и тот же магнитофон или бутылка водки чирикают и у меня в руке…
Поэтому пока оставим спор и дома заведем инкубатор журавлиный. Они должны вылететь огромным косяком, выглядеть крупней, чем самолеты, и пролетом через Бельгию и прочие развитые страны, которые все покроют покрывалы, мне с ними ещё до самой Африки лететь…
***
Текут реки, плывут озера, пролетают лужи, как небесные оконца и, как живые, пробегают всякие ручьи. С реки видно, что на берегу доктор в белом колпаке, простукивая, обследует больного, оголенного по пояс, а с озера – что Машка с васильком гуляет по траве. Дальше больше: рыбак рыбачит на земле, уверяя, что сюда придет из озера вода, вот только больно уж крючок его огромный. Лодку, как по тропке, два пацана спускают по ручью – неведомо куда, так что возможно, что её все же придется ставить на колеса. Но вот опять вода: спасая книгу, мужик за озером погнался, быстрей того поплыл, но видит вдруг очередь к целебному ручью, мол, с тех пор, как в нем мальчишки пробежались, глаза у них – небесные оконца. Однако, тут же, мать её, приехала река, народ вальнул и хлынул ливень, и рыба вся, использовав моменты, решила полетать и в лодке покататься, и в сапогах по лужам проскакать, и от застрявшей косточки мясной крючком у доктора до свадьбы с Машкой полечиться…
***
Два видения – в первом были стены, такие седые от пыли, словно это мертвец, что сто лет не схоронен, а в другом было хуже, но живописней – развалины, и в проломе угадывались свет и море. В чехлах из пыли или в саване из света все мы, сломанные морем? (П.С.: видения не помню уже, но всё же важно, что мелькал свет в конце моего загробного туннеля. Не так, чтобы всё, Бог меня оставил…)