На одной площади митинговал народ. Что я увидел? Плакаты, лозунги и воззвания.
«В НАЧАЛЕ БЫЛО ПОЗДНО!»
«МЫ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ДЖОН КАФМАН!»
«ГЛОБЛИЗАЦИЯ И БЮРОКРАТИЗАЦИЯ ЕДИНЫ!»
«КРИЗИС И РЕКЛАМА НЕ СОВМЕСТИМЫ»
Я подошёл к парню с лицом банковского служащего, щипающему ржавую воблу. На его футболке красовалось чьё-то лицо в очках, а надпись гласила: «Родина! Я обескуражен! С годами ты мне стала ближе, но я тебе родней не стал» (Ю. Шевчук). Молодец Ю. Шевчук! Правильно подметил.
– Мне интересна ваша притягательность и хочется спросить – что, стачечники, скоро на Красную Пресню?
– Хочешь быть оригинальным, товарищ, будь им. Сейчас непозволительно быть тупым, но и не нужно быть Мессингом, чтобы не видеть, что перед нами неправильные сдвиги, а мы по ним шагаем. Мы уже сражаемся за правое дело!
– А я думал у вас праздник уничтожения пива.
– Проснись и пой, товарищ дорогой. У вас вульгарное отношение к действительности и в словах ваших сквозит наличие неприличия.
– Вас смотрю, и милиция не трогает. Оберегает?
– Милиция обходится с нами предельно мягко. Бьёт дубинками исключительно по мягкому месту.
– Да… наш народ всегда был богат на сомнения. Когда-то он выступал против паровозов и железных дорог. Теперь ему не нравится глобализация и коллайдер.
– И слава богу, что наш народ ещё не безразличен. Он уже понял, что его ведут по гибкой системе неровностей.
– И что же теперь делать?
– Нормальный человек никогда не спросит «Что делать?» и «Кто виноват?» в том, что он не знает, что делать. Нет дури страшней человеческой дури. Они (он поднял вверх указательный палец) знают об этом и в ближайшее время нас постараются столкнуть лбами. Кого с кем? Это они уже наметили.
– Ладно, парень, наши мысли где-то рядом. Вопрос?! «Шутилки Журавлёва» не читал?
– И не слышал даже.
– Многого мы ещё не слышали. Что в Интернет не выходишь? Не знаешь его знаменитое: «Чуваки всех стран, объединяйтесь… по интернету!»
– Эх, нам не до шутилок.
– Вопрос оттуда: «Чего нет в России?»
– Да всего хватает. Чего хочешь и кого хочешь.
– Некогда тебе измышлять догадки? «Вот чего нет в России так это крестьянской мафии».
– Шутилки говоришь? А купи своему Журавлёву наш диск в поддержку мира!
–Что за диск?
– «Поёт Анас Христи»!
– А о чём поёт?
– О нас!
– Откуда появился?
– Откуда все. Поёт на украинском и на грузинском. Живёт сейчас где-то в Индии.
Сказав ему: «Слава митингующим!», я отправился восвояси, подальше от притягательной зоны объединения внутренних сил.
– Значит, общественность лютует? – спросил Валерий Семёнович.
– Скорее, яркие осколки общества. Хотел я им протест по существу подкинуть, да только тормознул. Зачем в общественное с великим лезть?
– Это как?
– Да всё тот же Мишаня, идею выдвинул, что нас уничтожают после кончины процессами вскрытия. Раньше это было табу. Душа должна вызреть в теле. Даже у Джуны он вычитал, что её предки – ассирийцы, хорошо знавшие анатомию, никогда не занимались порчей почивших, а изучали тела только по павшим в боях. Изрубленным и т.д. Правда, вопрос сейчас упирается в судебно-экспертную медицину, но этим должны заниматься духовные лидеры мусульман и христиан. Сообща! Общественность тоже должна знать о казни тела и нарушении теории бессмертия души.
– Прямо суд Линча после смерти! Двоякое отсекновение от жизни. Как будто они трактат о бессмертии души не читали.
– А есть такой? Хотя на свете всё есть. Точно. Мишаню это посетило после прочтения Гайаваты. Он тащится от Гайаваты, а настольная книга у него – «Путешествие из Петербурга в Москву». Она у него прямо в туалете целый год и лежит. Он говорит про вскрытия, что власти даже через свой труп не позволят сделать иначе. А ведь мы и живём до тех пор, пока за нами следует тень. Можно я взгляну ещё раз на ваше обилие книг?
– На наше спортивное застолье это не отразится.
– Полки, полки… книги, книги… журналы, газеты… А это что?
– «Кодекс куманикус». «Кудатгу билик». «Диван-лугат-ат тюрк». «Китаби–Деде Коркуд». Общетюркские литературные памятники. А это моя гордость «Асар» – Ризаитдина Фахретдинова.
– Для чего всё это?
– Востоковедение! Мне иногда грустно, что наши нерусские собратья знают до двадцати и более русских и советских авторов, а русские могут сказать два-три имени восточных авторов. Посчитаем?
– Хаям, Ибн-Сина, Аль-Фараби, Джалиль, Расул Гамзатов, Искандер, Айтматов… Пожалуй, всё. Скромны познания мои. Да… Ещё Мамакаев и Идрис Базоркин.
– А где Шихабетдин Марджани? Хусаин Файзханов? Ибрагим Хальфин? Каюм
Насыров? Абусуфьян Акаев? Гали Махмудов? Габдулла Тукай? Галиаскар Камал? Мухаммед Кудутлинский? Ишмухаммат ибн Туркмухаммед? Мухаммат ибн Галлий? Тажетдин Бин Ялчигол? Гасан Алкадарский? Саид Габиев? Нухай Батырмурзаев? Умму Камал? Ирчи Казак? Магомед–Эфенди Османов? Карими? Чагатай? Мола Нур Вахитов? Муса Курманалиев? Хотя бы этих авторов обязан знать каждый россиянин.
– Задавили вы меня именами!
– Это только татарские и дагестанские уважаемые люди, а если в среднеазиатский ряд взглянуть, да ещё и в современный.
– Не нужно сегодня, а то у меня точно голова треснет. Вы бы мне о них написали, а я дома по библиотекам пошарил. У меня однажды мысль появилась о творчестве Курмангазы Саркибаева больше узнать. О чём пел? Понять и определить нынешнюю его ценность, его значимость. Или его наследие на уровне Тараса Шевченко?
– А что для тебя Шевченко?
– Не волнует! Никакого отзвука. О! Вспомнил… Мишанино… о Пушкине. «Не зря Арина Родионовна Саньке сказки баяла»…
– Да, повезло человеку.
– Валерий Семёнович, расскажите мне сирому серому как, вообще, книги пишутся, неужели действительно, как Леннон сказал?
– А как у Леннона?
– Он говорил по этому поводу: «Как левый и правый карманы наполнятся огрызками бумаги с записями, значит, книга готова».
– В общем… в целом… Мысль логична. Но вот пример… Выражение – цепкие колени. Ересь?
– Да. Что-то несуразное.
– Но мы понимаем, что холодильник «LG» отличается от музыкального центра «LG» и вот предложение – у её цепких ног лежала его голова…
– Во совсем другое дело.
– Поэтому стезя автора должна проходить сквозь общение и контакты с другими людьми для уяснения этих цепкостей.
– Это похоже на наше застолье. Что общего найдено за общим столом? Меня однажды недели две на больничном держали. После того, как стихийно ногу подвернул.
– ?!
– Стихи со сцены читал.
– Свои?
– До своих не дотянул. На вечере посвящённом «О.О.О.» азартно выступил, аж со сцены свалился. Тогда этот Пазёха домой с коньяком и пришёл. Вопросы у него в голове… «Как движется прогресс и культура? Посредством безумцев!» В подтверждение Беранже стал зачитывать. Потом показывал свою работу, где проводилась параллель между «Двенадцатью» Блока и «Двенадцатью стульями» Ильфа и Петрова. Потом бумажки совал с названием «Аграрный вопрос в деятельности Давыдова в произведении Шолохова», «Робинсон Крузо или как выжить в условиях неприятностей».
– Если говорить по поводу «12-ти», то там такая редкая степень сходства… Если говорить о Давыдове, то он там поднял лишь вопрос – «Скажи мне, кто я и я скажу куда тебя послать». Одного автора спросили: «Почему вы не пишите о подлецах, негодяях и сволочах?» Ответ был такой: «Не достойно марать перо поэта про это». На линии творчества многое становится понятным, но не надо думать, что становишься мыслителем, лишь подперев голову и нахмурив взор. Это в книгах всё так гладко и складно. Автор дёргает за ниточки до тридцати лиц и с каждым ведёт беседу, сочиняя лабуду, влезая в шкуру каждого и тянет кожу за уши к животу. А где сейчас добыть столько информации о житие-бытие даже десятерых? Можно помусолить детство, будто там каждый день счастья. Можно затронуть вопросы политики. Как Запад сначала воротил от нас своё буржуазное лицо, а теперь Прикаспий им подавай, Байкал отдай, Северный край тоже. Можно в запретное, запредельное или выразить наиважнейшее, что апогея искусства мы никогда не дождёмся.
– По этому поводу мой земляк Велимир Хлебников сказал: «Когда человек выходит за рамки бытия, заключительный знак ставит Природа».
– Мне тоже попалось подобное. Вопрос был задан св. Августину в четвёртом веке нашей замечательной эры: «Что делал Господь накануне первого дня творения?» «Он готовил в аду места для слишком любопытных».
– Мне на работе лет пять назад один знакомый посоветовал: «Напиши книгу!» «Какую? Напишешь умную, скажут – вот ещё один умник нашёлся. Напишешь нудную, скажут – один дурак написал, а другой читает». «А ты напиши путёвую». «?!» «Просто интересную, увлекательную». «А у людей интерес-то разный». «А ты не для всех пиши». Вот такой у меня был советчик.
– Что ж, выходит, брат, Мекка не для каждого?
– Выходит так. Ещё я думаю – кому это нужно? Проблемы к тому же разные.
– Проблемы? Какие? Как издать?
– Нет… Ляпнешь ещё чего невзначай, а энтузиасты из органов правосудия тут как тут и объяснят популярно, что там куда льются деньги нет места критики.
– А ты помнишь песенку: «Только смелым покоряются моря»?
– Валерий Семёнович, и здесь смелость нужна?
– Ещё какая. Помнишь Высоцкого?
– Да нет. Я его как-то обогнул.
– Вот, если бы он всех слушал, то своего никогда бы не написал.
– Его не Владимиром Семёновичем звали? То-то Мишаня иногда повторял: «Владимир Семёнович это уже история, а историю я уважаю!» Ещё Мишаня сетовал, что один автор отсекал, отсекал лишнее, а некто, постояв подле, собрав воедино всё лишнее, отстроил из лишнего себе дворец.
– Да прав был древний китайский поклонник истин, сказавший, что улица полна мудрецов, но их не видно.
– Кстати о китайском… В поезде слышал. «Скоро лампочку Ильича поменяют на лампочку Мао». У нас в соседнем цеху дядя Слава работал. Притащишь к нему какую-нибудь железяку: «Дядь Слав, завари! Здесь и здесь». «Тебе на час, на два? На неделю или на день?» «Дядя Слава, не надо китайского качества. Сделай на совесть». «Э-э… Тогда я тебя не скоро снова увижу».
– Стоп, Олег, заболтались мы. Пора в люлю, как говорил мой армейский товарищ Володя Колыско, чтобы утром не вставать, скрипя головою. Кстати об импровизации и о владении словом. Как ты говорил? «Иду погруженный в действительность…
Группа тупоголовых месит кого-то ногами, а тот орёт: " Не Сурен я – Ованес! Не Сурен я – Ованес!" Близко я не подошёл к этому салону доброты. Метрах в пяти стою от них и взываю о благоразумии: " Эй! Полубоги! Давно спортом занимаетесь?" " Тебе, что завидно? Иди, пособи!" "Просто ваш друг уже, кажется, труп". "Не мешай, гражданин, отрабатывать бабло, а не то невзначай разобьют тебе табло!" "Вы, что попкорма объелись, рэперы хреновы? У вас кроме кулаков всё задом наперёд? Поменяйте полярность, парни!". "Ты! Балагур! Тоже хочешь с барахлом гаражным валяться?" "Вы же представители нашей Родины-матери! Он же христианин! Армянин!" "Ты ещё скажи, что про нас подумают наши нерусские братья?! Армяне – ингуши, гагаузы – латыши или нанайцы-малайцы!"
И пошли они в мой адрес такое кидать! Я как Торчулькин стою от них уже метрах в двух. Такого суррогатного мата даже от суррогатной матери не услышишь. Вот уж действительно поле брани, – "С.С" отдыхает. А в конце заржали: "Чё ты прёшь как Грузия на Осетию? Вали отсюда, Злодей! Береги свои органы".
После их матерного смеха так жить захотелось… Того плевка в душу достаточно было, чтобы перелилась моя чаша терпения. Я ж по этим делам ещё с детсада призы брал. А тут ещё человек с понятием подбежал на помощь. С монтировкой. А двое – это уже подспорье. Не захотел он честь двора марать, где над прохожими измываются. Потом армянчика в больницу увезли. Там тот не в первый раз. Его там уже все знают». Как импровизация?
На новом месте я долго ворочался, ловил остатки разговора на вольную тему. Представлял струю энергии из пирамиды Хуфу и из головы Сфинкса. Думал о критической точке отсчёта Караима-Аркаима, который хотят уничтожить как Кобанское ущелье. Для некоторых эти объекты злобны как Кодекс Гигаса. Потом будто затауфонили оба глаза и не стало ни окружающей среды, ни окружающего четверга, а была только строгая супруга среди типового безобразия. Она ходила среди стачечников с плакатом – ПОКАЖУ ВОСЬМОЕ ЧУДО СВЕТЫ! За ней шествовал студент с огромной воздушной воблой вместо плаката. На груди его топорщился Шевчук с надписью: «А не послать ли вас по инстанции?» Я, кажется, метался и орал в трубку телефона: «Лёша, что за аномальные движения у меня в квартире в моё отсутствие? Мне хватает яви, мне мистики не надо. Смотри, кидаю "сникерсы"!»
К утру сумбур ночи забылся. Утро оно всегда мудренее. Хозяин включил свой музыкальный центр. Видно не терпелось послушать музыкальный привет от стачечного Анастаса Христи. Звучала злорадная песенка неумеющего вращаться в обществе. Мне показалось, что я уже слышал где-то эти похожести.