фото взято
…Поздний осенний вечер ноября. Сыплет мелкий снег. Скользко, земля под тончайшим ледяным панцирем. Уличные фонари тускло освещают опустевшие улицы небольшого города «Н».
Двухэтажное из красного кирпича здание, стоящее недалеко от центра города выглядит роскошно–крикливо по-сравнению с остальными невзрачными домами.
Украшенное богатой, резной лепниной по всему фасаду, заманивая редких прохожих яркой мигающей вывеской «Ресторан Магнолия», а так же возможностью весело отдохнуть и вкусно покушать: местных бизнесменов и прочую элиту городка.
Несколько «иномарок» сиротливо приткнулись к обочине дороги, ожидая возврата своих загулявших хозяев. И вот, наконец, из прожорливой «утробы» заведения послышался громкий мужской смех, и дверь ресторана распахнулась.
В проёме появился грузный, дружелюбно хохотавший господин одетый по последнему писку моды, что довольно потешно на нём смотрелось благодаря нестандартным габаритам мужчины: это как если бы на «Императорского» пингвина, нахлобучили балетную пачку.
Толстый пивной животик, и лихо закрученные усы, показывали что их хозяин любит от души поесть, повеселиться, и получить сполна все удовольствия от жизни.
Швейцар услужливо открывший господину дверь, придержал её: пока огромное тело завсегдатая заведения с трудом протискивалось через узковатый для него проход.
Внимание привлекла тень на другой стороне улицы. Он замер и уже не отводил глаз от бедно одетой женщины, что неловко прижав руки к груди стояла почти сливаясь с сумраком приближающейся ночи, рядом с запасным входом неказистой, кособокой постройки…
– Опять, она? - Прогрохотал зычный голос толстяка. – Несчастная, может ей денег дать?
- Нет. Нищенка приходит каждую неделю и молча чего-то ждёт. – Елейно проговорил швейцар, взгляд его переключился на кожаный портмоне появившийся в руках толстяка. Малюсенькие, глубоко посаженные глазки его плотоядно заблестели: – "Какое вам, до неё дело господин? Забудьте".
- А тебе? – поинтересовался мужчина и вложил в ладонь мужчины, облачённую в белую перчатку крупную денежную купюру. – Какое тебе дело?
Его прищуренные глаза оказались почти напротив швейцарских.
- Это моя работа, не пускать… - стушевавшись ответил тот, смиренно опустив глаза до полу. – Я лишь прислуживаю.
Швейцара обдало ароматом свеже выпитого алкоголя.
- Эт-то хорошо, молодец… Служи дальше, - и едва ворочая языком, продолжил: - «Не потеряй… м вот, дай ей».
Он кивнул в сторону молчаливой фигуры, и ещё одна купюра была небрежно всунута в жадную ладонь швейцара.
- Позвольте вам помочь господин?
- Я, сам. – Ответили густые усы и расплылись в широкой с коньячным ароматом улыбке.
Мужчина хмыкнул, и сделал попытку шагнуть.
Однако, сказалось влияние огромного количество выпитого, толстяка понесло вперёд, к ступеням крыльца. Удержаться на ногах он не смог и вцепившись за перила, громко крякнув, грузно сел на обтянутый штанами упитанный зад. Руки его безвольно упали, и он мешком съехал по скользким ступеням вниз.
Роскошная фигуристая брюнетка в накинутой на плечи песцовой шубке стоявшая рядом с чёрным «Вольво», и вышедшая минут на пять раньше толстяка, была очень зла. Она сверлила взглядом опустившегося на землю мужчину, и медленно посасывала дамскую узкую сигаретку, нервно теребя в руках крошечную сумочку.
Лицо её приняло брезгливое выражение. Выдержав паузу, она раздражённо фыркнула и проворчала: - «Опять набрался скотина… так тебе, и надо».
С неприкрытым отвращением сплюнула, и равнодушно отвернулась от неловко усевшегося толстяка, он упираясь ладонью, смешно пытался подняться на ноги.
Швейцар сделал вид что ничего не произошло. Зная, что толстяк завтра вряд ли что вспомнит, он даже не пошевелился чтобы ему помочь, и в данный момент засовывал в карман новую приятно хрустящую в пальцах банкноту.
За всеми разворачивающимися событиями молча наблюдала нищенка. Она метнулась через дорогу к неловко барахтающемуся мужчине. Обхватила его за мощное тело и попыталась приподнять огромную, мычащую гору плоти.
Силёнок было маловато, и она обратилась к женщине и швейцару с просьбой о помощи.
Брюнетка высокомерно взглянула на нищенку, и равнодушно выпустила колечко дыма в их сторону, пухлые губы скривила гримаса.
- Пусть этот олух, сам встаёт -- меньше надо было пить. - Но затем её взгляд остановился на довольной роже швейцара, и прозвучала приказ… почти что угроза: - «Помоги же ему наконец, иначе не увидишь больше незаслуженных чаевых».
«Стерва, дождёшься, что я расскажу твоему мужу как ты глазки мужикам строишь». - Недобро осклабившись подумал швейцар.
Свою ненависть мужчина оставил при себе, и спустился по ступеням помочь надрывающейся женщине.
Вдвоём, они с великим трудом запихали тело толстяка в машину. После чего тут же раздался богатырский храп.
- А ты, бродяжка, пошла вон. От меня ничего не получишь. - Пробурчала недовольно брюнетка, доставая ключи от машины из сумочки и прошипела напоследок нищенке: – «Кто давал тебе право, прикасаться к моему мужу? Ещё заразой, какой, не наградила? Шваль подзаборная».
- Как вы так можете себя вести, он же ваш супруг. - на изнеможенном лице нищенки замерцали сапфирами глаза. – Вы, жестоки.
- Разве? – выкуренная очередная сигаретка полетела на асфальт. Ледяной взгляд остановился на лице бродяжки. – А все говорят, что у меня очень нежная и ранимая душа. Так, милый? – Лицемерно-ласково обратилась она к похрапывающей половине. – Только и может пить да храпеть -- хряк толстозадый. Если бы не твои деньги…
А, ты, сейчас, плакаться о больном ребёнке и умирающей матушке будешь? Почему сюда приходишь? Слышала о тебе давеча.
Поймав тяжёлый взгляд дамы, нищенка с нескрываемой болью в голосе ответила: - «Я прихожу сюда, запоздало поняв одну важную вещь, но она вам госпожа неведома. Нежная и ранимая душа, никогда не причинит боль другим людям, кем бы они не были. Вам льстят. Для того чтобы это понять, мне пришлось потерять сына. И что-либо исправить я уже бессильна. Этот ресторан принадлежит ему».
Нищенка с тоской взглянула на сверкающую вывеску, тяжело вздохнула, и скоро её силуэт исчез в сгущающемся мраке улицы.
«Какая чушь»… - Подумала брюнетка.
Для неё, услышанное было странным и непонятным, и это… её не касалось.