- Господи, ну почему ты такая доверчивая? Говорю же, Колька тебе изменяет! Не веришь – не надо, мое дело предупредить…- сказала Валентине соседка, молодая разбитная бабенка.- Да я сама видела, Катька к нему так и липнет, а он ничего, как будто так и надо. Потом они вместе ушли… День рождения на работе отмечали… Ну, вспомни, во сколько он тогда домой пришел? Это было с месяц назад, ну да, в пятницу 15-го…
В пятницу… В ту пятницу Вали не было дома, она сразу после работы уехала с ребятишками к отцу в город, с Галочкой и Ванюшкой, погодками пяти и шести лет. Вернулась в воскресенье, Колька был дома? И все было как всегда. А как всегда? Она на кухне с посудой и с ужином, потом планы да тетради, он – у телевизора с газетой. Когда они разговаривали по душам-то последний раз? Не вспомнить… Все обязательное: «Ты поел? Хлеба не забудь купить после работы. Ребятишек из садика забери!» Как будто живут рядом два чужих человека, которых объединяют общий стол, дети да постель…
Постель… А когда последний раз Колька говорил ей, что любит?! Как по обязанности раза два в неделю занимались любовью, потом он вставал курить, а она засыпала, умотавшись за день, даже не поняв, было ли ей хорошо с ним, уступала – и только! То ли дело раньше, раньше он весь вечер крутился возле нее, уговаривая:
-Валюшка, кончай свои дела, пошли спать…
То в шею поцелует, то куда-то в ухо ткнется, защекочет усами. Вот придумал, чудик - усы отрастил. Хотя, честно говоря, они Вале нравились, придавали какой-то мужественный вид Николаю, делали его похожим на мушкетера… И добивался своего! Зацелует всю, заласкает, иной раз и до утра уснуть не давал…
А сейчас… Валя задумалась, стала вспоминать, когда и какой приходил Колька с работы. Всякая ерунда лезла в голову! Она не думала никогда даже о возможности измены ни со своей, ни с его стороны. Ведь она же у него первая, первей некуда: он только пришел из армии, а она гостила у подруги в Сосновке, там они и познакомились в сельском клубе. Объявили белый танец, Валюшка спросила у подруги Риты, что это за парень сидит в уголке.
- А, этот? Да это Колька Гордеев, на фиг он тебе? Вон, на тебя Славка как смотрит, красавчик!
Но Валюшка упрямая, она решила, что именно его пригласит. И пригласила, Колька уже и не отошел от нее, потом пошел провожать, они разговорились. Вот так и дружили всю неделю. Здесь же и заявление в ЗАГС подали, еще через неделю их расписали… Свадьбы не было, только небольшой вечер, шампанское, но было весело, хорошо было, как-то по-семейному. Подруги готовились к экзаменам, шла сессия, они учились на последнем курсе пединститута… Но до подготовки ли было? Вечера ждала как счастья…
Дома родители ничего не знали, приехала в город с мужем. Нужно было сдать последний экзамен - научный коммунизм. Она сдавала, а Николай ждал в коридоре. Девчонки все умирали от любопытства: "Надо же, Валька Тихонова замуж вышла! Ну, тихоня, ну, даешь!" Сдала экзамен с трудом, почти завалила, можно сказать, - ну ничегошеньки не соображала. Выручили опять же девчонки, заявив преподавателю:
- Да она замуж только вчера вышла!
- М-да, - сказал немолодой уже преподаватель. - Угораздило же тебя! А подождать нельзя было?
Валентина залилась краской… И когда в зачетке среди привычных «Отлично» появилось «Удовлетворительно», не расстроилась, а обрадовалась - пронесло!
Ведь, действительно, ничего не соображала, на простейшие вопросы не могла ответить, только и думала, как представить новоявленного мужа? Мама ничего – она поймет, но отец… Ведь она уже один раз чуть не выскочила замуж после второго курса, но отец как грохнет кулаком по столу:
- Пока не кончишь институт, никаких замужей!
- Подумаешь, не очень-то и надо… - ответила она тогда, и как-то все само собой разладилось. Выходит, прав был папка. А тут, тут уже замужем…
Но все обошлось. Как-то быстро Колька с отцом нашли общий язык, оба заядлые охотники и рыболовы, да еще так сдружились, что любимей зятя никого не было. Родились дети: дочка, а потом сын. Как говорится, сначала нянька, а потом лялька. И «нянькой» Галочка была замечательной, матери уже лет с трех пыталась помогать. И сейчас, в шесть лет, только что не стирала да обед не готовила, а порядок дома держала отменный. Все приберет, пыль вытрет, посуду перемоет, да и за Ванюшкой присматривала. Пацан есть пацан, но старшую сестренку слушался едва ли не больше, чем мать.
А Валентине и некогда было: то планы, то тетради с контрольными по математике, то вечера школьные, то походы. А концерты в клубе? Она была главным организатором и артисткой тоже, даже мужские роли играла в смешных сценках, нацепит нос да брови из папье-маше и говорит басом. Пыталась и Николая привлечь, да не вышло. С детьми оставался безропотно, не мешал ей ни в чем, а в свободное время пропадал на охоте. У каждой Марфушки свои игрушки! Так вот и жили не тужили… И вдруг – Колька изменяет! Да с кем! Хоть бы уж лучше ее нашел, моложе, красивее, умнее, а то! Ну да, нет в деревне другой работы, кроме как на ферме, скотником он работал, Николай-то. Звали его в школу, учителем труда, так ни в какую, хоть и образование позволяло: техникум строительный до армии закончил… Ну, скотник так скотник! Какая разница? Природу он очень любит.
Он – скотник, а Катька – доярка. Старше лет на десять, прошедшая огонь, воду и медные трубы. «Опоила она его чем-то, не иначе», - судачили сердобольные соседки. – А ты не уступай!»
Валя верила и не верила этим сплетням, но жить стало труднее. Не говорила ни слова, а примечала, что как-то изменился ее муж. Раз ночью сказал ей:
- Да будь ты посмелее в постели, что ли!..
Она даже не нашлась, что ответить, просто беззвучно заплакала, отвернувшись к стене, а про себя решила: «Уеду, уеду я от него, одна детей подниму. Вот только буду точно знать – и уеду. А то бабы - они и есть бабы, такого наговорят!»
И убедилась… На восьмое Марта, в Женский день, ждала мужа к обеду, накрыла стол, принарядилась, даже прическу сделала. Из зеркала на нее смотрела совсем еще девчонка - хорошенькая, с челочкой, с пушистыми ресницами и грустными глазами. Но Колька все не шел, она так и металась от окна к окну, даже дети притихли. К вечеру решила:
- Ну, вот что, Галчонок, присмотри за Ванюшкой, я скоро.
- Ладно, мам, что я, маленькая, что ли, - Галя серьезно посмотрела на мать - казалось, что все она понимает, соплюха такая…
Смахнув навернувшиеся слезы, Валя пошла на ферму. Идти было не близко, но от снега еще совсем светло, все видно, как днем. Зашла на скотный двор, огляделась, нигде никого, только мерно дышат коровы, похрустывая сеном. Одна из них повернула голову и посмотрела на нее красивыми коровьими глазами, печально, как показалось Валюхе, вздохнув. В комнате отдыха дремал скотник дядя Вася, немного поддавший в честь праздничка…
- Ты Кольку ищешь? Так у Катьки, у Катьки он, все они туда подались праздновать! Пойдем, провожу, тут рядом.
Они вместе вышли на улицу. Стало уже совсем темно, хоть глаз выколи, но дядя Вася уверенно шагал по узкой тропинке, она еле успевала за ним, то и дело проваливаясь в снег. Подошли к двухквартирному белому дому, в котором не светилось ни одно окошко.
- Однако, разошлись, - сказал дядя Вася. – Погоди-ка, постучу сейчас.
Он застучал в ближайшее окно, в котором быстро загорелся свет.
-Гордеев тут? – громко крикнул он. – У тебя корова телится!
-Сейчас иду, оденусь только.
От этих слов Валентину как током пронзило: «Оденусь? Ах ты, паразит такой!» И она, не выдержав, заколотила кулаком по стеклу:
-Дурак, идиот!
И это были не самые плохие слова, какими она награждала своего непутевого гуляку-мужа. Даже не думала, что знает такие, что сможет произнести, но справиться с собой не могла, потом опомнилась, как-то разом навалилась усталость, и она бессильно осела прямо в снег…
Колька быстро выскочил из дому, одетый уже, в валенках и полушубке, поднял ее из снега, отряхнул, выскочившей следом полураздетой Катьке крикнул:
-Да пошла ты!
Как дошли до дома, Валя не помнила, молча разулась и, не раздеваясь, прилегла на диван, укрывшись шубой. Колька что-то говорил, но она не слушала. Значит, правда, значит, все правда… Так и не сказала ни слова. Назавтра встала, хорошо, был еще выходной, потихоньку затопила печку, поставила кастрюлю на огонь и села чистить картошку. Надо было что-то делать, иначе невмоготу. Вот и копошилась. Николай тоже вскоре поднялся, принес еще дров, воды и молча ушел на работу - понял, видно, что никакие объяснения ей не нужны. «Вечером поговорим», - подумал.
Но когда он вечером пришел домой, то на столе лежала записка: «Я так не могу, уехала к отцу, совсем, не жди, не вернусь!» Стоял, не раздеваясь, у стола, тишина давила на уши. Нет, так можно с ума сойти! Тогда Николай сбегал в магазин, купил бутылку вина, выпил всю, и так и уснул, сидя на стуле. Проснулся часа через полтора от скрипа двери. «Валюшка вернулась!» - подумал обрадованно, но это была не Валя, а Катька.
- Страдаешь?–спросила участливо. – Не вернется она, Коленька! Гордая очень. Тихие - они все гордые.
Николай хотел послать Катьку куда подальше, но только ниже опустил голову, чтобы не дай Бог, не заметила непутевая бабенка слезы на его глазах. «Ну и шут с ней!» -подумал со злостью. И тут же в голову ударило: «А как же дети?» Но сделанного не воротишь, да разве он сам простил бы такое? А жену свою Колька знал хорошо, не простит – это точно!
Катька так и не ушла, настырная такая, Колька постелил на диване, не хотелось ложиться с ней в супружескую кровать. Он и сам не понимал, что с ним случилось такое. Вот не видит Катьку – и ничего! А когда вот так, совсем рядом – такое желание появляется обнять ее, завалить в постель, что сам диву даешься… Никогда и ни с кем такого не было. Наверное, правы бабенки: опоила его чем-то Катька, одурманила. Но и жену забыть не мог. Так и стояла перед глазами, счастливая, улыбающаяся:
- Коленька, а у нас еще ребенок будет.
Схватил ее на руки, закружил по комнате:
- Сына я хочу, Валюшка, сына мне роди, вместе будем на охоту, на рыбалку ходить… А еще лучше – целую футбольную команду!
- Тише ты, дурачок, - ласково сказала Валя. - Уронишь!
Он осторожно опустил ее на диван, стал целовать в губы, в щеки, куда придется… Было же все это, было! Он от отчаяния заскрипел зубами, да так, что привалившаяся к нему толстая Катька вздрогнула и пробормотала что-то во сне.
Так и покатились дни. Ехать в город к жене и детям, даже просто навестить, Николай побаивался, чувствовал свою вину и, чтоб не быть одному, Катьку не прогонял, хоть и опостылела ему эта толстая баба, но остаться одному – волком завоешь! Так вот и жили…
В городе Валентина быстро устроилась на работу: математиков в школах не хватало. Жаль, матери уже не было, некому душу излить, с отцом так не поговоришь, да и не верил он, что его любимый зять способен на такое. Разубеждать отца не пыталась - зачем? Но вот он сам съездил за вещами, увидел Кольку, вернулся и сказал:
- Подавай на алименты, дочка, у тебя двое, пусть платит.
Она только тогда поняла, что это все, что она, как говорится, брошенная жена. Трудно было ночами, как наяву представляла, что вот лежит-милуется Колька с другой, а о ней и думать не думает. Приказывала себе забыть, не вспоминать, но не получалось, что тут поделаешь!
А тут соседка-старушка подала ей бумажку:
- На, доченька, почитай утром на рассвете и в полночь в печку, подожги бумагу и читай на дым: «Дым дымучий, гусь летучий, взвейся в сердце Николая, мужа моего, чтоб он меня любил и страдал день и ночь, пить не запивал, есть не заедал, спать не засыпал, думать не задумывал, других не залюбливал, а меня, рабу Валентину, любил и страдал отныне и вовеки веков. Аминь! Аминь! Аминь!» Читай – не ленись! Мигом прискочит – попомни мое слово!
Смешно и стыдно было, но стала она по ночам в трубу, как ведьма, шептать: «Дым дымучий, гусь летучий…». Не очень верила, но не бросала. И вот на четвертый день вдруг звонит телефон:
- Валюша, это я...
- Что-то случилось?
- Не могу без семьи…
- Без детей, что ли?
-А ты разве не семья? Ни спать, ни есть не могу…
- Ничего, привыкнешь! - и Валентина бросила трубку.
Он звонил еще несколько раз, спрашивал про детей, но ей не хотелось с ним даже разговаривать, отвечала односложно, а сама все думала: « Как же так, Коленька? Одним махом ты все порушил…».
Дети и работа не давали скучать, но ночью часто лежала без сна. Подала на алименты, и вдруг снова звонок:
-Валь, меня положили в больницу. Врачи говорят, острый хондроз. Приехала бы? - неуверенно попросил Колька.
Женское сердце отходчиво, и Валентина поехала. Нет, у нее и в мыслях пока не было прощать его, просто из жалости.
Пришла в больницу, местная врачиха Нелли Ивановна обрадованно бросилась ей навстречу:
-Ну, наконец-то, Валентина Павловна, забирайте его скорей, места мужик себе не находит, да и не вылечить хондроз, пока душа у человека не на месте, чисто нервное это заболевание! Забирайте!
- Да я не за этим приехала, - начала было она.
- Нет, нет, и слушать ничего не хочу, да и любит он вас, очень любит, это так, временное затмение было. Да вот и он сам!
Николай стоял на лестнице, смотрел на Валентину и улыбался смущенной, виноватой улыбкой…
Долго разговаривали они, приходила Катька, но мужики из палаты Николая буквально вытолкали ее: «Иди, иди, шалава, отсюда! К нему жена приехала!» Катька была пьяна, она еще повыступала немного, поматерилась, потом достала из кармана бутылку водки, глотнула прямо из горлышка и пошла, помахивая бутылкой и распевая на ходу:
«Мой миленочек пастух,
Я его доярочка!
Он в навозе, я в навозе,
Вот какая парочка…»
Еще долго слышалось ее разухабистое пение… Николаю было неловко, он держал в своей руке Валюшкину руку и думал: «Вот она, рядом, теплая, нежная, его жена, его любимая… Что же за дурь на него нашла?» Он понимал, как трудно ей сейчас перешагнуть через гордость, как трудно простить его… А у Валентины в голове крутились уж и не вспомнить чьи строчки:
«А я лишь теперь понимаю, как надо
Любить и жалеть, и прощать и прощаться…»
Через три дня Николая выписали из больницы, он пошел в контору, уволился с работы и уехал в город, к семье.