Лёха, история грехопадения. Ольхонские зарисовки
Мы встретились с ним в конце 70х годов, в суматохе Иркутского аэропорта, у стоек местных воздушных линий. Я стоял в ожидании вылета самолёта на Хужир и болтал со своей землячкой Таней Хубитуевой. Это была палочка – выручалочка для всех островитян. Она работала дежурным администратором в Иркутском аэропорту, и земляки всегда спешили к ней со всеми проблемами, касающимися билетов, бронирования и даже задержки вылета самолёта.
Вот и в этот раз мы с ней вспоминали мой прошлогодний приезд в отпуск. Тогда мы с ней встретились перед моим вылетом на Байкал и она рассказала историю о том, что у них вчера маленький мальчик смешавшись с толпой пассажиров ушёл на посадку и улетел в Улан –Удэ, где бегал в поисках родителей. Родители же искали его в Иркутске, подняли милицию. Ладно, что этот шкет был смышленый и помнил свою фамилию и что он живёт в Иркутске, поэтому найдя его родителей, администрация аэропорта Улан-Удэ очередным рейсом отправила пацана в Иркутск. Благо, что самолёты тогда летали, наверное, через час-два.
Мы с ней тогда посмеялись и, загрузившись сумками и чемоданом, пошёл для посадки в автобус к самолёту. Моя четырёхлетняя дочь Оксана побежала впереди меня в толпе пассажиров и заскочила в автобус. Я, войдя в длинный автобус, что возит пассажиров к самолёту, поставил свои сумки на задней площадке и огляделся в поисках дочери. Водитель двери уже закрыл, а я дочь ещё не нашёл. Бегом к водителю, спрашиваю его, не видел ли он девочку в панамке? Он ответил, что она выскочила из автобуса и побежала к закрывающимся дверям выхода. Попросив водителя подождать, я побежал к выходу, который уже закрылся. Через стекла дверей вижу, как милиционер повёл куда-то мою дочь. Сказал об этом водителю и тот по рации сообщил на стойку Хужирского вылета. Минут через десять Таня Хубитуева ведёт мою дочь, держа эту обормотку за руку и со смехом передаёт её мне.
Дочь всё детство была «кручёная» и больше тройки по поведению никогда не имела. В восьмом классе принесла в дневнике двойку по поведению, при хорошей учёбе. Спрашиваю её, за что же тебе красавица поставили двойку? Отвечает, что опоздала на урок, учительница уже была в классе, и эта девица вошла в класс и за спиной преподавателя стала пробираться на своё место. Учительница, заметив её, предложила выйти из класса и войти, как положено и поздороваться хотя бы, как родители. Дочь повиновалась и войдя в класс скопировала своего папу: «Привет Роднулёк, как дела»?Учительница, сочтя это за издевательство, поставила двойку в дневник и пригласила в школу папу. Осталась без родительского наказания.
Так вот пока мы смеялись над тем случаем, к нам подваливает парень, весь всклоченный, небольшого роста и со следами вчерашнего загула на лице. Поздоровался с Таней и сразу, как и пулемёта с заиканием, что какие проблемы с вылетом самолёта. Та объяснила, что самолёт не пришёл из Кырена, вот и ждём. Он ещё потрещал, возмущаясь, потом повернулся ко мне: «О! Сергей, я тебя и не заметил»!
Ну, конечно, не заметил 1.83 – вот нахал! Я узнал его, хотя и не видел восемь лет после окончания школы и отъезда с Ольхона. Он каким был в детстве, таким и остался, разве, что чуть-чуть подрос. Он младше меня лет на 5-6, но загулы его уже старили. Говорил так же скороговоркой, слегка заикаясь, проглатывая часть слов.
Родители его Костя и Тоня тоже небыли высокими, жили, как все. С годами стали больше злоупотреблять водкой и воспитанием подрастающего отрока и дочери сильно не занимались. Лёха зачастую болтался по улицам со шпаной, предоставленный сам себе. Любил бывать рядом с парнями постарше себя, был ужасный врун и сочинитель, почище, чем местная знаменитость Петя Лыков. Уличённый во вранье начинал, заикаясь оправдываться и врать дальше.
Стоим, говорим о том, о сём, а время будто замерло. Лёха стоит убитый напрочь похмельем, потом предлагает: «Пойдём в кафе, попьём пивка»? Выпить пива я тоже не против, тем более что на острове пива днём с огнём было не найти. Это сейчас там есть любое, даже в баночках безалкогольное, а тогда только водка и вино «Портвейн», «Деллер».Поставили вещи в кабинку к Татьяне и направились в павильон, что на другой стороне площади перед аэровокзалом. Татьяна крикнула вслед: «Слушайте объявления по радио»!
Взяли свежего пива с закуской и не спеша тянем его из кружек, развлекая себя беседой. Лёха сразу успокоился, обмяк, захмелел и болтал без остановки.
Я глядя на него вспомнил старую, прикольную историю с его участием и говорю ему: «Ну, что Лёха пойдём к девкам»? Лёха захлебнувшись пивом, долго кашлял, а потом заикаясь: « Ты чо, ты чо, все уже давно про это забыли, а ты вдруг вспомнил»! Мы долго хохотали, а потом стали вспоминать, как это было.
Стояло жаркое лето 1969 года. В Хужир, в гости приехал мой двоюродный брат Сергей Березовский со своим корешем Витей Симаковым по кличке Симочка. Брат с ним фестивалил в Иркутске на Сенюшке тех лет. Мы все были одного роста больше 1.80 и поглядывали на всё свысока. Симочка неплохо играл на гитаре, пел, но всегда говорил с подковыркой, и на лице была, как приклеена ехидная улыбка, что оставляло неприятное ощущение.
Сергей же был с открытым, улыбчивым лицом, широкоплечий, шатен. Волосы не густые, но мягкие и волнистые были всегда уложены в причёску. Родился он в Хужире, дом их потерявший крышу, до сих пор стоит между бывшими домами Ковадло и Танковичей. Сергей обладал хорошей памятью, легко учился, но рос шкодливым и гораздым на выдумки. Когда ему было пять лет, отец его Георгий Андреевич, приехав на обед на студебеккере, оставил машину возле дома с невыключенным двигателем.
Сергей крутился, играя в кабине, и включил скорость, студер без раздумий пошёл и своротил полисадник у дома Танковича. Пришлось Георгию Андреевичу строить новый.
В начале 60х годов Сергей пришёл в гости к Илье Орлову, они жили на улице Первомайской. У Ильи во дворе была красивая и злая овчарка Пальма. Сергей, запрыгнув на стоящую возле ограды лавку, заглянул через забор, а там Пальма в прыжке клацнула пастью и вырвала Сергею кусок щеки возле правого глаза. Глаз уцелел, а рваный шрам остался, за что Илья мигом дал Серёге кличку – Скорцени.
Сергею, я и жизнью обязан. Летом 1965 или 1966 года пошли купаться в Иркутске на «Чёртово озеро», что за станцией «Кая». Бывали там не раз, вода у поверхности тёплая и прозрачно – жёлтая, как в Хужире на Шаманском озере, но дно идёт уступами. Побежав за всеми в воду купаться, я чуть замешкался и не поплыл, а продолжая бежать по дну ногами, неожиданно рухнул вниз и, встав на дно, открыл рот и глотаю воду, не делая ни малейшей попытки пошевелиться. Я вижу, как пацаны резвятся в воде, мелькают руки, ноги, слышу их голоса, вижу, как колышется вода и яркое пятно солнца. Сергей, играя в воде, в какой-то миг заметил, что меня нет на поверхности, быстро сообразил и нырнул в глубину. А я увидев, что он с вытянутыми руками плывёт ко мне, закрыл рот и поднял руки, за которые брат, дёрнув, поднял меня к поверхности, помогая доплыть к берегу. Там из меня со всех щелей лилась вода, а позже, когда очухался опять полез в воду.
Так вот приехав летом в Хужир, брат отрывался по полной программе - в армии ему уже приготовили сапоги и осенью, как говорил в известном фильме Купи-продай, загремел под фанфары. А пока веселился с Симочкой, ходил с Юрой Марковым в море, на рыбалку. Юра рыбачил в бригаде отца, Алексея Маркова.
Вечерами, после кинофильмов, в посёлке устраивали танцы под баян или аккордеон -«Полянки», где веселилась молодёжь, а после разбредались кто домой, а кто гулять с девчонками.
Летом на Ольхоне бывало много туристов, в числе которых большими группами приезжали студенты институтов и техникумов. После сдачи сессии они перед отъездом домой садились на пароход «Комсомолец» и плыли куда-нибудь дней на десять отдыхать. Приезжали и к нам на остров Ольхон, ставили палатки на берегу Байкала от Хужира до Харанцов и жили в своё удовольствие.
Когда они на шлюпках от парохода подходили к пирсу, то местные парни всех разглядывали, если нужно помогали, подсказывали, где можно остановиться и где какие магазины и при возможности заводили знакомство. Своих парней среди приезжих было всегда мало, в основном одни девчонки, так что конфликтов почти не возникало.
Аборигены вечерами приходили к ним в гости, сидели у костра пели песни под гитару, приносили с собой баян и устраивали танцы. Бывали и любовные отношения, кому, как повезёт. Домой уходили, когда начинало светать. Придёшь домой, холодильников не было, нальёшь себе простокваши с сахаром, кусок хлеба, быстро съел и только упал на кровать спать, а тут мать на работу будит. Я после девятого класса работал у отчима на пилораме, весь день доски на спине таскаешь и думаешь, быстрее бы вечер и спать. Только поужинаешь, картина маслом – друзья нарисовались и опять из дома до утра.
В очередной приход парохода, приехала большая группа студентов иркутского мединститута. Всего трое парней на двадцать девчонок. Девчонки все созревшие, озорные, за словом в карман не лезут и с местными парнями сразу наладились приятельские отношения. Они устроились на Шаманке в лиственничном лесу, отгороженном барханами песчаного пляжа, от холодных ветров с запада. У них было мило и вечерами собиралось много хужирских парней, да и с Шаманки приходили Колька Цыганков и Юрка Нейберг (Фырик). Когда темнело и все домашние дела заканчивались, встречались на поляне в начале Рыбацкого переулка или возле сельпо.
Рассказывали, кто, чем занимался днём, и кто с кем из приезжих девчонок вчера ушёл любовь крутить и чем закончилось. Рассказывали, гордясь своими успехами, а кому-то обломилось, и он жаждал реванша. Вот и брат мой Сергей, типа пальцы веером, рассказал, что уговорил свою девушку. Татьяна студентка третьего или четвёртого курса мединститута, без особых комплексов, но уступила его домоганиям не сразу. Она была крепкотелая, с большой грудью и красивой фигурой, с каштановыми волосами, взбитыми в пышную причёску и озорная. На танцах у костра ей засиживаться не приходилось. Не успеет присесть на старое, поваленное дерево, как уже новый кавалер её приглашает танцевать.
Когда брат рассказывал о своих подвигах, в средину круга протиснулся Лёха, который уже не один вечер болтался возле нас и сейчас стоял, слушая, разинув рот. Меня он был младше лет на пять-шесть, а других ещё больше. Небольшого роста, в телогрейке, в зимней шапке-ушанке и штанах заправленных в кирзовые сапоги, он так заворожено слушал, что обратил на себя внимание всех и на него посыпались шутки и прибаутки.
Сергей, подталкиваемый бесом, прервал свою тираду и спрашивает Лёху: «Лёха, а ты девку будешь»?
Тот, а чо я, я запросто, первый раз что ли и его понесло. Толпа парней валится от смеха, а Лёха захлёбываясь врёт дальше.
Серёга, ухмыляясь, предлагает ему: «Ты, Лёха, будь всегда рядом со мною, когда будем после танцев расходиться. Мы займёмся любовью, слушай внимательно, я тебя позову, будешь после меня. Понял»!
Лёха говорит, конечно, понял, что я дурак! Со всех сторон сыпятся шутки и советы, как и, что делать. Шкет стоит гордый от предложения, шапку сбил на затылок и даже телогрейку расстегнул, так ему жарко стало от возбуждения. Смеясь и болтая, незаметно перешли сельповскую гору и по болотистой низине вдоль озера прошли к палаткам отдыхающих студентов.
У костра, горящего, на поляне сразу стало шумно и весело, пришедшие здоровались с девчатами и парнями студентами. У кого из хужирских парней уже были знакомые девушки, те естественно держались ближе к своим пассиям, а не имеющие, при свете костра разглядывали девчат, выбирая себе по вкусу. Хором пели песни под гитару, которые были знакомы всем: песни «Восточная», «11 й маршрут», «Веточка вишни», девчонки пели свои студенческие, а потом перешли к танцам под баян, на котором по очереди играли братья Сергей Молчанов и Гена Рыков. Братьям, конечно, доставалось. Уговаривая их играть на танцах, им обещали золотые горы и даже несли баян или аккордеон к месту танцев. А после танцев все помощники исчезали бесследно, предоставляя музыкантам возможность самим нести инструменты.
Вот и в этот раз с площадки, на которой танцевали, и горел костёр, незаметно и быстро стали исчезать пары и одиночки. Уходя со своей девушкой, я заметил, как брат Сергей с Татьяной поднялись с поваленной лиственницы и направились к берегу Байкала, а за ними чуть в отдалении метнулась фигура Лёхи. В темноте я улыбался, еле сдерживая свой смех, чтобы не объяснять причину своей девушке. В тех местах и днём - то ходить тяжело, а ночью вообще мука – песчаные барханы покрытые лесом и кустарниками. Зато какая благодать, упал на песок, хранящий ещё дневное тепло и перед твоими глазами опрокинутое тёмное небо усыпанное мириадами мерцающих звёзд – сказка. Я такого неба нигде не видел.
Брат с Симочкой жили у бабушки в Рыбацком переулке, и новости я узнал только, когда на следующий день опять собрались возле «Кирпичиков». Сергей Березовский со смехом и всеми подробностями рассказывал вчерашнее приключение.
Они с Татьяной долго гуляли по берегу Бакала, а потом, устроившись на песчаных барханах, занялись любовью. После, когда Татьяна собралась сходить в воду помыться, Сергей её остановил: подожди, дай моему другу. Та приподнявшись, стала возмущаться: « Ты бы ещё всю деревню приволок»! Но этот балбес мог хоть кого уговорить. Мягкий, вкрадчивый голос, с шутками и прибаутками – на него невозможно было обижаться. Короче он её уговорил, и Таня осталась лежать на месте. Сергей крикнул в темноту: «Лёха! Ты здесь? Иди сюда».
Тот откликается из-за бархана: «Здесь»! и направляется к ним.
Девушка, увидев маленькую фигурку в шапке, телогрейке и сапогах опять стала возмущаться: «Сергей, ты чего! Это же ребёнок, сейчас он сюда придёт родителями».
А в брата уже вселился бес и он с курса не свернёт, сам кашу заварил. Уговорил её:» Ну чего тебе стоит, сделай мальчишку мужиком, да и сама мальчика попробуешь».
Татьяна тоже вступила в игру, откинулась на песок: « Ну, иди сюда Лёха»!
Этот маленький паразит тоже настырный, пока Сергей с девушкой перепирались, не убежал, а стоял рядом шмыгая носом. Татьяна помогла расстегнуть Лёхе брюки и пристроила этого байстрюка на себе. Елозил – елозил Лёха на девушке, а когда захорошело, подскочил и поддерживая падающие штаны скрылся в темноте, провожаемый смехом, не сказав даже спасибо.
Пока Сергей рассказывал Лёха стоял среди парней, распираемый гордостью, в расстёгнутой телогрейке, шапке сбитой на затылок и захлёбываясь словами, заикаясь поддакивал: « Да я, да чего. Я как ей дал…» Толпа хохочет и наверное даже завидно, что у кого-то это впервые и со взрослой девушкой.
Смеясь, мы подходим к поляне, на которой горит костёр, а на поваленном дереве длинной чередой сидят девчонки и о чём-то оживлённо говорят, поглядывая на подходящих аборигенов. Едва мы с ними поравнялись, как Татьяна, сидящая с краю, сладким голосом пропела: « Лёшенька, иди ко мне»!
Татьяна видимо всё рассказала девчонкам и те, хохоча стали тоже звать: Лёшенька, иди ко мне»! Тот же шедший последним, спрятав нос и глаза в отворот телогрейки и оттуда поглядывая на дорогу и девчат, услышав смех и зов, шарахнулся в сторону, попав ногами в костёр, и исчез в темноте. Позже мы узнали, что он прожёг и шапку, и телогрейку, но зато стал мужиком. Смех же на поляне звучал весь вечер, едва только вспоминали этого шкета.
Увлёкшись воспоминаниями, мы с Лёхой не сразу услышали голос из динамика: «Пассажиры Сергей Кретов и Алексей …вылетающие рейсом Иркутск-Бугульдейка-Еланцы-Хужир, срочно пройдите к выходу номер один для посадки в самолёт».
Переглянувшись и бросив недопитое пиво, мы бегом бросились на другую сторону площади к зданию аэровокзала. Подбежав к выходу номер один, видим сердитую Таню Хубитуеву, которая загрузила наши вещи в автобус, а в автобусе парятся на солнце пассажиры. Экипаж был уже давно на месте, и едва пассажиры разместились на жёстких лавках вдоль борта Ан-2, как стали выруливать на старт. Через несколько минут были уже в воздухе.
Самолёт после взлёта развернулся и пройдя над предместьями Рабочее и Марата лёг на курс Усть-Орда-Бугульдейка. В самолёте стало прохладнее и пассажиры стали удобнее устраиваться, лететь полтора часа, говорить из-за рёва двигателя невозможно, лучше уж дремать. Лёха покрутившись, достаёт из кармана «Беломор» и спички, пытаясь закурить. На моё заявление, что курить нельзя, захмелевший Лёха всё - таки закуривает. Дым пополз по салону и в тот же момент видим в открытую дверь кабины командира экипажа, который кричит Лёхе, чтобы он немедленно затушил папиросу. Мой землячок отвечает, что ещё пару затяжек и всё.
Командир моментально укротил Лёху, взяв штурвал на себя и сделав горку. Вижу по Лёхе, что у него кишки приближаются к горлу, готовые извергнуть содержимое желудка наружу и он мотая головой плюёт в руку и тушит в руке папиросу, потом успокаивается и засыпает. Не заметно пробегает время, прошли Еланцы и под крылом самолёта уже Тажеранская степь с солёными озёрами, лысые горы с торчащими камнями, как панцирь динозавра и вот он Байкал-батюшка с изрезанными, как фиорды берегами.
Здесь всё до боли знакомо и родное, ещё немного: Хадай – Ялга - Маломорец и вот он Хужир, окружённый с двух сторон песчаными пляжами. Пройдя над лесом, самолёт идёт на снижение и вот толчок колёс о землю, пробег с торможением, разворот и стоп, двигатель, взревев, замолкает. Экипаж открывает двери и сразу наваливается звенящая тишина, запах степи и моря. Боже! Как это всё давно было.
Нет у же почти всех участников тех походов. Умерли трое музыкантов, братья Молчановы. Нет давно Лёхи, тогда я его видел в последний раз. Не дожив до тридцати, умер от водки и наркотиков Симочка. Шесть лет назад не стало Сергея Березовского. Давно неизвестно где сгинул Колька Цыганков. Нет и многих других.
Может кого-то мой рассказ покоробит, хулиганство, совращение малолетки, безнравственность. Но мы так жили, и это было не только у нас на Байкале, а и в других местах. Каждому своё! Мы выросли, и каждый стал тем, к чему стремился. Проказы же юности и детства не забываются.
А друзьям детства и землякам, которых уже нет – Вечная память!
Сергей Кретов
Баден-Баден, 11 июля 2010 года