Рысь

 
«Автор, больной шизофренией, порой может показаться неискушенному зрителю (слушателю, читателю и т. д.) очень интересным автором, очень живо сочетающим несочетаемое, поющем о том, о чём другие боятся даже говорить»
Википедия: «Шизофрения»

Представление — наглядный образ предмета, воспроизведенный по памяти в воображении.
Фрейд. «Психологический словарь».



Глава 1. Петька.


Василий Петрович обожал свой родной Киев, а в Киеве – каштаны, особенно в июне, цветущие после дождя, короткого летнего дождя, поющего под солнечными лучами; дождя, после которого каждая капля играет радугой.
Но каштаны были прекрасны и в это весеннее утро: продолговатые узорчатые листья еще не приобрели свой темно-зеленый цвет и были желтоватыми с коричневыми прожилками; сама же листва каштана достигала тех размеров, когда крона становится почти сплошной преградой для света, пропускающей на мокрый, и оттого кажущийся особенно черным, асфальт редкие причудливые блики.
Однако в это утро дождь, мелкий, как просеянный через сито, сыпал с ночи, шурша по кое-где сохранившимся от прежних времен ставням и цинковым подоконникам, усыпляя, препятствуя пробуждению людей, которых уже звали дневные заботы.
 Небо, местами отмеченное пылающими просветами, обещало улучшение погоды.
Утренний дождь, каштан за окном и заросли вьющейся герани на подоконнике не позволяли новому дню полностью заявить о своих правах. Форточка была открыта и мелкие брызги залетали в комнату, но  дальше герани не попадали.
Ветра почти не было, что для Киева было редким явлением.
Баба Надя, как ее величал Петька, оставив работу в Киевском русском музее, осваивала профессию бабушки.
 Проводя много времени с внуком,  вникая в его маленькие заботы, добиваясь его доверия и любви, она ловила себя на мысли, что подобной заботы в детстве была лишена ее единственная дочь Зина. У Зины не было ни бабушки, ни дедушки, их жизни унесла война. Отец Зины ушел к другой женщине, так что и отца в полном смысле этого слова у нее тоже не было.
Оставшись без мужа, Надежда Николаевна тешила себя убеждением, что она в состоянии «поднять» ребенка сама.
Будучи женщиной русской, она помнила послевоенный опыт миллионов советских  женщин,  справлявшихся без мужчин.
Дети были, отцов не было.
Ущербность такого воспитания была не очень заметной на мальчиках, для которых отсутствие отцов заменила улица; а вот выросшие в таких неполных семьях девочки, став женщинами, уже в условиях давно мирного времени, переняли от матерей то самое убеждение, что для воспитания детей мужчина не очень то и нужен.
Обо всем этом, вот так обобщающе, Надежда Николаевна не задумывалась. Сейчас у внучка Петьки есть не только мама и папа, но есть она, баба Надя.
В это раннее утро она еще не знала, что через несколько часов и в ближайшие дни ее любящее сердце будет разрываться от беспокойства об этом чудесном, смышленом и таком дорогом для нее  человечке.
Баба Надя в дополнение к заботам о внуке играла роль буфера между дочерью Зиной и ее мужем.
Василий Петрович к теще относился положительно, слушался ее с показным почтением.
Они жили на окраине города, где на песчаном грунте уживались рядом сосны, каштаны, тополя, акации и целые кущи сиреней всевозможных видов. Квартира их устраивала, для Петьки выделена отдельная комната, где он спал и готовил уроки. Правда, одежный шкаф пришлось оставить в его комнате.
В это утро понедельника все трое были уже на ногах и собрались в Петькиной комнате, так как здесь стоял шкаф с большим зеркалом.
Петька еще спал. После вчерашнего похода в зоопарк он так устал, что его пришлось раздевать, укладывая в постель. Упаси бог, чтобы об этом узнали девочки из его класса: человек вот-вот перейдет в третий класс, а его раздевают, как маленького!
Петька досматривал какой-то сон, постанывал, стучал зубами, по-кошачьи шипел и даже рычал. 
- Ну, чем твоя головка забита? – баба Надя поправила одеяльце внука, хотя пора было Петьку будить.
Василий Петрович завязывал перед зеркалом галстук. Эту процедуру он проделывал каждое утро, но сегодня дело не ладилось.
- Что ты возишься с этим галстуком? Дождь, вона, не кончается, – не стерпела Зина возни своего мужа, отодвигая его от зеркала.
- На вгороди бузына, а в Кыиви дядько – не уловил связи между галстуком и погодой Василий Петрович.
- Так ведь пойдешь в дождевике, а в больнице галстук снимешь.
- А-а - сообразил Василий, - может быть, и не сниму.
Василий Петрович, с присущим менталитету его национальности упрямством,  продолжал добиваться того, чтобы цвет узла галстука был монотонным, а полоски разместились ровно между узлом галстука и заколкой.
- Мама, буди уж своего внука, - повернулась Зина к бабе Наде, - а то в школу опоздает.
- С ним что-то творится, - обеспокоено заметила баба Надя, - вон рычит, как звереныш.
- Это твоя работа, – накинулась на мужа Зина, – полдня таскал ребенка по зверинцу.
- Во-первых, не по зверинцу, а по зоопарку, – Василий Петрович, наконец, справился с галстуком, – не пройти с ним мимо аттракционов, а я  и так редко с сыном выбираюсь.
- Вот и выбирайся чаще, а то решил за одним разом все отцовские обязанности справить.
- А во-вторых, - продолжил Василий, игнорируя реплику жены, - почитала бы Фрейда, который доказал, что события последнего дня не служат материалом сна.
- Вон твое чадо опровергает Фрейда, - добавила Зина, - рычит во сне, как тигра.
- Сама ты «тигра», - передразнил жену Василий, и добавил с обычно безуспешной попыткой оставить последнее слово за собой,  – нет такого слова в русском языке.
- Это в вашей грамматике нет, а в народной есть.
- Да успокойтесь уже, – вмешалась баба Надя, – вот начнутся каникулы, будете на спичках решать, кому Петьку выгуливать; скорее всего, на бабу Надю все и нагрузите.
Она опять подошла к Петькиной постели.
- Сейчас узнаем, что ему приснилось – добавила бабушка и протянула руку к Петьке.
Едва ее рука коснулась плеча ребенка, тот вдруг резко дернулся, выставил вперед ручки с растопыренными пальцами и по-кошачьи зашипел.  Продолжая свою жизнь в сновидении, он переводил широко открытые безумные глаза то на отца, то на мать, то на бабушку, при этом скалил зубы, шипел и рычал.
От неожиданности бабушка отпрянула назад, натолкнувшись на Василия Петровича. На несколько секунд все онемели.
Первой пришел в себя Василий Петрович:
- Ну, все, Петька, все! Это был сон, все кончилось, успокойся.
Он отодвинул тещу, и сделал шаг к сыну.
При звуках его голоса Петька перестал издавать звуки, так напугавшие родных, и сел в постели. Но зубки в его растянутых губах были еще обнажены, хотя он начал приходить в себя.
Едва отец протянул к нему руки, Петька вдруг резко подобрал ноги и, как подброшенный на вчерашнем батуте, мигом оказался на подоконнике. Странно, но его ноги разместились между горшками с геранью, не задев драгоценные растения, результат ежедневной заботы бабы Нади, провозгласившей герань приметой семейного уюта.
Слегка выпрямившись, Петька ухватился руками за край проема открытой форточки, подтянулся, и полез годовой в проем.
Василий Петрович ухватил сына за талию. Свалив на пол горшок с геранью, они вместе грохнулись на Петькину постельку.
Тут только Петька пришел в себя окончательно.
- Папа, что это? – спросил он жалобным голосом.
Зина, всхлипывая, опять набросилась на мужа:
-Я говорила тебе - зверинец, а ты  «Фрейд, Фрейд»!
- Ладно вам, умывайся, тигренок, завтракать пора, - вмешалась теща, - а то совсем в школу опоздаешь.
За столом Петька вел себя не совсем обычно. Двигая головой, он отслеживал движение бабушкиных рук, пока та переносила на стол чашки и бутерброды.
Дождь за окном приутих, и в открытую форточку влетела крупная муха. Петька переключил свой взгляд на муху, и через минуту ловко поймал ее на лету. Он придушил муху  и, поднеся ладошку к лицу, стал ее рассматривать.
- Да брось ты ее, муху видишь в первый раз? – Зина подвинула к Петьке тарелочку с кашей.

Будучи студентом, Василий Петрович прослушал курс психиатрии, хотя учился на терапевта. Сейчас в нем проснулся врач-психиатр, и он молча наблюдал за сыном.
После борьбы на подоконнике ему пришлось снять галстук, испачканный краем цветочного горшка. Теперь он вязал другой галстук, на этот раз без полосок.
Огорчение от того, что утренние мучения с галстуком были напрасными, уступило место смутному беспокойству. В Петькином поведении было что-то неуловимо новое, необычное, беспокоящее, даже опасное.
Вот – опять.
Петька отодвинул в сторону тарелку с рисовой кашей и потянулся к тарелочке  с холодной телятиной. А ведь до сих пор он из мясных блюд только и признавал, что шашлыки, которые Василий Петрович покупал себе к пиву, во время воскресных прогулок с сыном.
У них с Зиной даже как-то состоялся разговор на тему, не вегетарианцем ли уродился мальчик.
Но теща успокоила:
- Зиночка в детстве тоже не признавала мясо, а подросла и стала кушать все. Многие дети с рождения не любят мясные продукты, а потом только подавай.


Глава 2. Происшествие в школе.

В школу Петьку отвела, как обычно, бабушка.
Небо перестало подсыпать водяную пыль, к полудню блеснул солнечный лучик.
Шел третий урок.
Петькина учительница Татьяна Ивановна проходила между рядами парт, делая обычные замечания.
- Света, не сутулься.
- Кузнецов, правильно, только вот здесь знак «плюс», будь внимательней.
Она подошла сзади к Петьке и тронула его за плечо, собираясь что-то сказать.
И тут случилось невероятное.
Петька дернулся, уходя от прикосновения, развернулся, и вцепился зубами в руку учительницы.
Татьяна Ивановна от неожиданности вскрикнула, а Петька вскочил на сидение, затем перемахнул над наклонившейся к пораненной руке учительницей, и перепрыгивая с парты на парту, выскочил за дверь.
Когда ребята вслед за ним выбежали на улицу, он гонялся за голубем. При виде детей Петька ловко залез на забор. С забора на каштан, уселся на нижней ветке, обнял ствол и замер.
Через минуту он попытался поймать пролетавшего рядом голубя, но сорвался, и, упав на землю, потерял сознание.
К приезду скорой помощи Петька уже очнулся и сидел под каштаном, озираясь и не понимая, что с ним произошло.
Когда скорая отъехала, сидевшая на тополе сорока острым своим глазом засекла в траве под каштаном радужный огонек. Но солнечный лучик пропал, а вместе с ним погас и светлячок в траве.

Обследовать Петьку Василий Петрович попросил знакомого врача-психиатра Игоря Максимова. Максимов обнаружил легкую форму шизофрении, вызванную какими-то сильными впечатлениями, и заверил, что ничего страшного.
Действительно, Петька быстро поправился, спал спокойно и, похоже, совсем избавился от фобии, при которой представлял себя то ли рысью, то ли котом.
И все же внимательный Василий Петрович замечал, что каждый раз, когда где-то пролетала птичка, Петька провожал её заинтересованным взглядом.
Теперь его сын полюбил молочные и мясные блюда, от которых прежде упорно отказывался.
А еще Василий Петрович заметил, что у Петьки появилась манера подолгу сидеть у окна, наблюдая за происходящим на улице.
Но все эти наблюдения носили второстепенный характер. Главное, Петька стал хитрее, чего за ним прежде не замечалось, он стал   с к р ы т е н.

В густой траве под старым каштаном, что рос на периферии школьного двора, осталась лежать похожая на детский фотоаппарат   к о р о б о ч к а…

Глава 3. Карельский перешеек.

Ничто так не позволяет забыть о бренности бытия, как красота природы.
Ничто так не напоминает о скоротечности жизни, как весна на Карельском перешейке, когда вчерашний черно-белый неуют вдруг взрывается сочностью красок, рождением  и быстрым ростом, расцветом и отцветанием всех видов флоры и фауны.
Если вы окажетесь в этих местах в конце мая за час до восхода солнца или перед рассветом, будете околдованы птичьим многоголосьем.
Кто сказал, что кукушка не кукует больше десяти раз?
В эти часы вы разуверитесь в примете, потому что человек столько не живет, сколько накукует вам кукушка!
Одуванчики, ландыши, фиалки, всё спешит расцвести, созреть и умереть. Здесь весна измеряется часами, лето – днями, на все выделено минимум времени.
В парке санатория,  обалдевшие от запаха цветущей черемухи, малиновки устроили певческое соревнование с соловьями. Идиллию утра нарушало только Приморское шоссе, по которому, несмотря на раннее утро, уже шуршала шинами и визжала тормозами  неугомонная цивилизация.

Борис Михайлович Руднев, или «Бэм», как его прозвали в стародавние времена коллеги по службе во внешней разведке, на минуту заслушался птичьим хороводом, пока шоссе и внезапный крик вороны не вернули его  к собственным размышлениям.
Бэм настолько свыкся со своим прозвищем, что уже и сам про себя думал, что он – Бэм. Буквально на-днях, когда его знакомили с какой-то дамой в парке санатория, он представился:
- Очень приятно, Бэм, - тут же поправился, - простите, Борис Михайлович.
Женщина посмеялась:
- В каком-то фильме уже был такой персонаж – Вэн,  признайтесь, позаимствовали?
- Я знаю, о каком фильме вы говорите, там ещё эти японские фигурки, нэцке; увы, меня так прозвали задолго до его выхода на экран.
 
К смерти Бэм привык относиться философически, все там будем.
Но теперь, когда появились весьма недвусмысленные сигналы от сердца и скачущего артериального давления, мысли Бэма упорно меняли направление, хотя сам их владелец пытался упрямиться.
Но мысли Бэма были заняты ещё и тем, что можно назвать тайной всей его жизни, секретом, которым он не мог поделиться даже с самым близким другом.
Пришла пора принимать решение, которое он так долго откладывал.
Он должен, наконец, определиться, как поступить с этим странным аппаратом, попавшим в его руки в памятном 90-м, незадолго до того момента, с которого началась его жизнь пенсионера.
«Новая жизнь» значит: с завтрашнего дня я буду уже другим.
Бэм, как и многие советские мужчины, начинал «новую жизнь» много раз: когда его впервые привели  в детский сад; когда он пошел в школу; после приема в октябрята, в пионеры, в комсомол; по окончании школы; с момента призыва на военную службу; с поступлением и при окончании военного училища; при первой загранкомандировке; с женитьбы; с поступления в  академию, а затем выпуска и распределения; в последующие годы при назначении в новую воинскую часть, или при получении нового задания командования.
Для других людей могут быть другие рубежи, нюансы, связанные с учебой в техникуме, институте, аспирантуре; даже с арестом, отсидкой и освобождением.
Но никогда человек не ждет так «новой жизни» и не строит столько планов на будущее, как при выходе на пенсию!
Кое-кому это покажется смешным, но при выходе на пенсию человек молодеет: ведь столько новых планов, столько предстоит сделать!
Люди пассивные на службе при выходе на пенсию становятся активными, пьющие – непьющими, курящие – некурящими, а некурящие – курящими. Потому что новая жизнь!
Некоторые мужчины при выходе на пенсию обзаводятся новой семьей. По крайней мере, Бэм знал одного такого сослуживца, которого жена и две дочки что называется «доставали», но разводиться он и не помышлял, так как это могло повредить карьере. Оказавшись на пенсии, он, оставив жене и дочерям квартиру, укатил в другой город, где через месяц нашел другую женщину, на которой вскоре женился…

Теперь вот Бэм и на пенсии давно, и пора готовиться еще кК одному рубежу, последнему, к которому мысль возвращалась воленс-неволенс…
Как поступить теперь, когда решение вопроса уже нельзя откладывать ни по субъективным, ни по объективным причинам?
Незадолго до выхода на пенсию он оставлял в своем домашнем сейфе зашифрованную запись об этом аппарате и о тайнике, где спрятан прибор. При каждом возвращении в родные края его подмывало съездить на северо-запад, найти тайник и взять в руки это чудо инопланетной техники, но на память приходили впечатления первого опыта, и он укрощал свое любопытство, внушая себе, что еще не пришло время.
Оценив проблему, Бэм зашел к соседу.
С местным военкомом подполковником Светловым его свели близкое соседство и увлечение шахматами. И еще  пиво. На этот раз Бэм перешел к делу после приобщения и к тому, и к другому:
- Надо поправить здоровье в санатории. Как думаешь, под Питером найдется местечко?
Светлов удивился:
- Тут, на Волге,  сколько хочешь санаториев. Зачем тебе Питер?
- Служил в юности на Карельском. Хотелось бы вспомнить молодость.
- Ну, насколько я знаю, ты служил еще кое-где. Туда не тянет?
- Не, не тянет, слишком далеко.
- Так и Карелия не ближний свет. Впрочем, спрошу у девочек, думаю, что-нибудь в тех краях подыщут.

Бэм без труда получил путевку в этот санаторий, и тем самым максимально приблизился к тайнику. В глубине души он еще надеялся, что достать путевку не удастся, и с решением вопроса можно будет потянуть «по объективным причинам».
Впрочем, себя не обманешь, ведь можно просто купить билеты туда и обратно;  любом случае, теперь оставалось сделать еще шаг и таинственный аппарат опять окажется у него в руках; возможно, он вынесет этой штуке окончательный приговор и оставит в тайнике навечно, но только не по той причине, что из-за внутреннего торможения он не добрался до тайника, когда пришло время принимать решение.
Бэм мысленно перенесся в ту далекую весну.

Глава 4. Петькины странности.

- Петя, зачем ты это сделал? - Василий Петрович старался говорить спокойно.
Он только что еле уговорил Зину не спешить со скандалом после того, как Петька изодрал и выбросил лисий воротник от зимнего пальто Зины.
- Папа, он же вонючий, от него вся комната провоняла.
- Пальто в шкафу, шкаф закрыт…
- Все-равно воняло.
- Ладно, пусть так. Ты мог сказать маме, или отнести его в другую комнату. Пусть даже выбросить. Но зачем было терзать этот несчастный воротник, раздирать его в клочья, вот чего я не могу понять.
- Он гадкий.
Василий Петрович решил не спешить с выводами. Хотя во всем остальном поведение сына не вызывало опасений, но поездку к деду в Ульяновск, где  планировалось оставить Петьку на месяц-полтора, придется отменять. Надо, чтобы сын какое-то время оставался под наблюдением врача.

Падение с каштана обошлось для Петьки удачно. Шли последние уроки, впереди сияли каникулы, у детей было приподнятое настроение.
Татьяна Ивановна предупредила ребят, чтобы не дергали Золотаренко.
Сам Петька совершенно не помнил, что с ним случилось и потому в класс вошел, как обычно. Но одноклассники в его присутствии как-то поутихли. Первое время даже его дружок Денис Остапчук держался в стороне.
Вскоре игры и общие заботы, связанные с подготовкой к окончанию класса и последнему звонку, помогли одноклассникам забыть о происшествии.
Перед выходными днями Петька робко спросил:
- Папа, мы теперь больше не пойдем в зоопарк?
Василий Петрович внимательно на него посмотрел.
- А ты хочешь?
- Хочу – ответил Петька.
- А что тебе там больше всего понравилось?
- Рысь.
- Я так и думал, – улыбнулся отец, – конечно, побываем в зоопарке еще не раз, каникулы у тебя большие.
Петька стоял у окна. Форточка была приоткрыта, как и в то утро…
- Па, а ты не поедешь сейчас пить пиво?
- Странный вопрос.
- Шашлыком пахнет!
- Если хочешь со мной прокатиться, так и скажи – усмехнулся Василий Петрович.
- Нет, па,  самом деле пахнет, ты принюхайся!
- Петя, отсюда до рынка больше километра. Если бы там и жарился шашлык, мы этого не знали.
- Принюхайся, па, подойди к форточке. Еще как пахнет!
Отец все-таки подошел к форточке, но кроме легкого запаха цветущей акации, никаких других запахов не почувствовал.
- Ладно, Петр, еще будет время и на пиво для меня и на шашлыки для нас обоих.
Василий Петрович вспомнил об этом разговоре, когда через час, проезжая мимо рынка, увидел на улице расставленные столики, лоток с выставкой пивных бутылок и дымящийся мангал с шашлыками.
- Надо же, - подумал он, - ну и нюх у детей!
Но в душе его шевельнулось подозрение: «у всех ли?»



Глава 5. Краснов.
 
В ту далекую весну… мысли Бэма вдруг отбросили его в прошлое.

В конце мая на КПП воинской части пришел человек, одетый в форму железнодорожника. Высокий, рыжеватый, он говорил на русском языке хорошо, но как-то тщательно подбирая слова. Дежурный по КПП сержант подумал: «прибалт или финн». Показав какой-то документ,  незнакомец попросил:
- Вызови дежурного по части. У меня важное дело.
Сержант позвонил дежурному по части и, по его распоряжению, проводил незнакомца в штаб. Там, в комнате дежурного, незнакомец заявил:
- У меня важная информация для КГБ!
Офицер сначала решил, что перед ним пьяный финн из одной из соседних деревень. Убедившись, что тот трезвый, дежурный доложил командиру части. Командир приказал вызвать особиста.
Вызвали Краснова.

Старший лейтенант Краснов, офицер особого отдела КГБ, курировал три воинские части. Это были части разных родов войск, - связисты, ракетчики и строители. С работой Краснов справлялся. В течение года ему удалось создать сеть осведомителей из среды военнослужащих этих частей и местного населения. Он, разумеется, завел и «дружеские» знакомства с офицерами, прапорщиками и местными алкоголиками.
Задачи, стоявшие перед особистом, не отличались большим разнообразием: препятствовать утечке информации о деятельности подопечных частей и не допускать межнациональных конфликтов среди солдат.
Он был осведомлен, у кого из жителей окрестных деревень со смешанным русским и финским населением были родственники в Финляндии и Швеции, и к кому приезжали гости из-за «бугра». Иногда «гости» шатались вокруг воинских частей, подбирая любые бумажки, а так как за всеми не уследишь, то большую роль играла профилактическая работа среди военнослужащих и гражданских лиц на подопечной территории.
Что касаемо межнациональных отношений, то хотя солдаты, призванные из разных республик и держались группками по своим землячествам, антагонизма между ними не наблюдалось, чего не скажешь о группировках москвичей и солдат, призванных  из разных городов центральной России. До мордобоя не доходило, но на грани того бывало.
Информацией о готовящихся драках, пьянках, или самоволках с командованием этих частей Краснов не делился, если только она не касалась его задач. Таковы были установки по его особой службе.
Поднаторевший на специфике своей особой службы, Краснов понимал: с этим «финном-прибалтом» лучше не якшаться; как и предписано для подобных случаев, доложив по начальству, поместить того в «хитрый домик», обеспечить изоляцию от любых глаз, затем, не проявляя  излишнего любопытства, передать в другие руки.
Краснов знал: лишняя информация со временем может ему же «выйти боком».  Он не стал интересоваться причинами, которые привели к нему незнакомца.  Тот знал структуру КГБ, а это говорило о многом. Хочет он встречи с полковником Рудневым – будет ему Руднев. Но сначала доложим по команде.

Глава 6. Гадкие лисицы.

За несколько дней до конца занятий Татьяна Ивановна собрала у ребят книги, взятые в школьной библиотеке напрокат.
И тут случилось новое происшествие, в котором опять был замешан Петька.
На большой перемене, когда все ребята разбежались кто куда, Петька незаметно вернулся в комнату своего класса. Здесь он стал по очереди брать книги из стопки на учительском столе, и фломастером зачеркивать какие-то картинки.
За этим занятием его и застала учительница.
Из-за длинной  фамилии  Татьяна Ивановна называла его не как всех учеников по фамилии, а по имени.
 В этот раз она изменила своему правилу:
-Золотаренко! Что ты делаешь? Как это понимать?
Петька успел закрасить картинки в двух книжках и начинал чиркать в третьей. Испорченные книги были аккуратно отложены в сторону. Очевидно, Петька планировал расправу над всеми.
Появление Татьяны Ивановны не смутило Петьку, и он продолжал свое занятие. Пришлось учительнице насильно отнять у него фломастер.
Только тогда он объяснил:
- Тут нарисована гадость.
- Какая еще гадость? – не поняла Татьяна Ивановна.
- Вот эти… лисицы.
- Ну что ты говоришь, Петя? Хорошие картинки.
- Нет! Гадость! Гадость! Гадость! – Петька повысил голос.
Учительница испугалась, что у мальчика начинается истерика. Стала его успокаивать:
- Ну ладно, ладно, Петя. Зачем же замазывать? Мы их заклеим, хорошо?
Петька вдруг успокоился  и стал объяснять вполне вразумительно:
- Извините, Татьяна Ивановна, мне надо было вам сказать, а не самому… Эти картинки, их нельзя в школьные книги… это плохо…
Учительница поняла, что психическое заболевание Петьки дало новое обострение.
Она выпроводила его на улицу, пообещав заклеить картинки с лисичками, и тут же позвонила Василию Петровичу.

На этот раз пришлось подробно рассказать Максимову и про случай с лисьим воротником, про странную ненависть к картинкам с лисицами; о замеченных у Петьки странных манерах сидеть у окна, про обострившееся обоняние.
Игорь предположил, что и у старшего Золотаренко появилась мнительность, вызванная беспокойством за сына.
Он завел Петьку к себе в кабинет и долго с ним беседовал с глазу на глаз.
Все это время Петькин отец не находил себе места. Он то присаживался на скамейку, то ходил взад-вперед по аллее сквера. Запахи цветущих акаций и каштанов его немного успокоили, но когда появился Игорь, он буквально бросился к нему:
- Ну что, что?
Игорь присел на скамейку и усадил рядом с собой Василия Петровича.
- Понимаешь, Вася, все рефлексы в норме, парень совершенно адекватен. Но с этой непонятной патологической ненавистью к лисицам придется еще разбираться.
- Игорь, неужели будем помещать Петьку в твою клинику? – озаботился Василий Петрович.
- До этого, думаю, не дойдет. Кроме навязчивой идеи, что «этим гадким тварям» не место в детских книжках, он совершенно нормален. Эту заморочку даже фобией не назвать.
- Игорь, но это второй случай. Сначала он представил себя рысью, а теперь вот ненависть к лисицам. И всё после посещения зоопарка. Меня Зинка совсем заела: ты, мол,  виноват, долго держал ребенка перед клетками со зверьем.
Игорь оживился:
- Кстати, а вы были возле клеток с лисами?
- Были… - Василий Иванович припоминал, - да нет, мы быстро прошли мимо, Петька спешил смотреть котят.
- А у клетки с рысью?
- Вот там он застрял, чуть ли не на час, я его еле оттащил.
Максимов на минуту задумался. Потом взял взволнованного папашу за рукав:
- Василий, а ну, пошли ко мне.
- Нет, нет,  Игорь, я же за рулем.
Игорь рассмеялся:
- Ну, во-первых, машину можно оставить у меня. Живем рядом, Петька твой не потеряется. А во-вторых, есть одна мыслишка.
Дома Игорь снял с полки том «Большой Советской Энциклопедии» и нашел страницу с термином «рысь». Пробежал глазами, потом еще раз. Он был изумлен и озадачен:
- Вася, ты только послушай. «… на охоте, после неудачного прыжка, рысь редко преследует добычу. Если только очень голодна. Исключение составляют лисицы. Обнаружив лису, рысь будет преследовать ее, пока не убьет. Даже будучи очень голодной, рысь никогда не станет есть мясо лисицы…»
Максимов и Василий Петрович смотрели друг на друга, «переваривая» прочитанное. Они были буквально ошеломлены.
Игорь только спросил:
- Ему что, рысь рассказала об этом?

Глава 7. Диана.

Диана была совсем юной, но уже не котенком. Хотя, по рысьему летоисчислению, возраст в один год таков, при котором рысь по инерции еще держится возле матери, но начинает охотиться самостоятельно.
В зоопарке она оказалась совсем недавно и временами проявляла свою дикую резвость.
Из-за своей природной живости, юности и грации, Диана была любимицей публики, особенно детей, которых было не оторвать от рысьей клетки. Как будто играя на сцене, Диана перед публикой «красовалась», то степенно прохаживаясь, демонстрируя свою грацию, то совершая прыжки со ствола на ствол по тем обрубкам деревьев, что специально были для нее положены в клетке.
Хотя на природе рысь проявляет охотничью активность ночью, в предутренние часы, здесь, в клетке зоопарка, даже вечерами уборщикам приходилось загонять Диану в нору водой из шланга.
Но не в этот воскресный вечер.
После того, как перед клеткой Дианы побывал мальчишка со странным прибором в руках, в ее сознании что-то переключилось. Ей показалось, что она вдруг стала понимать людей, проходящих непрерывным потоком за решеткой клетки.
Этот мальчик… как будто он и она где-то были вместе, как будто они вместе росли и охотились, хотя Диана прекрасно помнила и свое детство, и то, как мать учила ее охотиться сначала на мышек и птиц, а потом…
Диана вспомнила, как мать, коротким урчанием приказав ей затаиться, сама выскочила из засады перед глазами охотников, и двигаясь зигзагами, совершая длинные прыжки, скрываясь в чаще и снова появляясь, уводила преследователей все дальше и дальше.
Это случилось после того, как она, обучив Диану ночному промыслу на мелкую дичь, и убедившись, что эти азы охоты уже усвоены, привела ее к свиноферме.
Взрослая рысь с поросенком в зубах перепрыгнула ограду фермы, затем они удалились в чащу, где они устроили настоящий пир…
Диана просидела в укрытии до утра. Не дождавшись матери, она направилась к месту вчерашней трапезы, в надежде найти остатки пиршества. Ветер дул с ее стороны. По молодости она забыла правило подходить к добыче с наветренной стороны, и очутилась в сети охотников.

Диана сейчас вдруг «прозрела»: ведь она много раз видела, как люди открывали соседнюю клетку. Очень просто. Надо откинуть щеколду и поднять металлическую дверцу. Так она и сама может открыть свою клетку и убежать к маме.
Но она была рысью,  и с терпеливостью кошачьего племени Диана спокойно поужинала, забралась в свою будку-нору и позволила уборщикам делать свою работу без нервотрепки.
Далеко за полночь, когда сторожа после очередного обхода собрались в кружок и что-то обсуждали у ворот зоопарка, Диана вышла из норы и подошла к дверце. Отдельные шорохи и хрюканья из соседних клеток ее не смущали.
Металлическая дверца поднималась со скрипом, и даже громыхнула, когда Диана закрывала ее за собой. Диана стремительно прыгнула под акацию, в тень от фонаря и затаилась. Но ничего не случилось. Сторожа по-прежнему вели разговоры у ворот. После дождя было свежо, кое-где на черноте асфальта золотом поблескивали лужи, отражая свет фонарей.
Диана почему-то знала, в какую сторону ей надо бежать.
Не знала она только того, что зоопарк размещался почти в центре Киева. В нужном для нее направлении уходил вдаль оживленный даже ночью проспект, и путь по нему был заказан. А в улицах, пересекающих проспект, а значит и ее путь, все еще двигались автомобили, в которых припоздавшие киевляне возвращались со своих загородных дач, где они за выходные дни намучились на огородах.
Сначала Диане повезло. Тенью проскользнув мимо сторожей, она очутилась, как ей показалось, в лесу. Однако это был хоть и большой, но всего лишь парк.
Обойдя парк по периметру, Диана поняла, что из одной клетки она попала в другую, хотя и более просторную.
Придерживаясь главного направления, Диана попыталась вырваться и из этой западни.

Глава 8 . Последняя командировка.

Бэм  был в конце своей карьеры. Позади учеба в училище и академии, долгие нудные сидения на погранзаставах, работа в разведуправлениях погранокругов в Средней Азии и на западе, работа во внешней разведке, загранкомандировки, служба в центральном аппарате. На этом длинном жизненном пути были успехи и неудачи, дни триумфа после удачного выполнения задания и горькие дни поражений и потерь…
Генерал сам зашел к нему  в кабинет. Махнул рукой, позволяя Бэму не вставать со стула.
- Ну, как ты сегодня? Ноют старые раны?
- Давление почти в норме, а шрамы как приговор на всю жизнь. Как и радикулит с лейтенантского возраста, в Норвегии застудил…
Вот что значит предпенсионный… раньше о своих болезнях в беседе с генералом Бэм бы и не заикнулся.
- Как сын,  Марат, кажется?
- Спасибо, нормально.
Бэм насторожился. Раз генерал спросил о сыне и узнал его имя, значит к визиту подготовился, да еще не вызвал к себе, а сам… Но гадать было некогда, генерал присел в кресло и сразу приступил к делу.
- Знаю, у тебя уже пенсионное настроение…
Это мало что значило. Офицеров КГБ часто и с пенсии отзывали…
- Ну, я еще работаю – ответил Бэм.
Генерал продолжил теперь действительно по делу:
- Тебя жаждет видеть какой-то немец, нелегально пробравшийся к нам через финское «окно». Слетай на Карельский, но долго не возись. Тут скоро  работы будет невпроворот.
- У меня и сейчас хватает. Внука уже месяц не видел. Пошли Васильева, он хоть с матерью повидается. Парень питерский.
- В том то и незадача: немец желает встречи конкретно с Рудневым!
- Значит кто-то из ШТАЗИ*. У них после падения стены агентура разбегается кто куда. Только я поездом, хоть подремлю по дороге.
- Тебе видней. Предписание готово, а проездные уже пишут.
- Ясное дело, когда вам надо, вы быстро… - пошутил Бэм.
- Да ладно тебе, у нас ведь тоже бюрократы, как без них.
- А сейчас что за спешка? Или там проблемы?
Бэм знал по опыту, что генерал основную изюминку (или пакость) обычно придерживает на конец разговора. Но и генерал понимал, что Бэм это знает, и хитро улыбнулся:
- Да какие там проблемы, – он взял из стопки на столе Бэма карандаш и покрутил между пальцами, – понимаешь, немец прекрасно знает нашу систему, и все же он прошел «окно» без предупреждения, рискованным маршрутом, и не явился на заставу, откуда его с комфортом привезли бы прямо к нам, а пошел в «гостиницу» на территории ближайшей воинской части.
Бэм знал: то, что генерал называет «гостиницей», офицеры воинской части прозывают «хитрым домиком». В такое помещение привозят агента перед переводом через границу, или при возвращении оттуда. Такого человека никто из военнослужащих не увидит в лицо, и никто даже не будет знать о его присутствии. Там для агента подготовлено все необходимое: помыться, перекусить, выспаться, что-то написать и т.п.
- Так где же он? – не понял Бэм.
- Он прошел по нашей территории почти пятнадцать километров, проехал поездом и заявился к особисту в воинскую часть Советской армии, где и пребывает в «хитром домике», - теперь и генерал воспользовался этим термином.
Бэм понял, что это и была та самая «изюминка», которую генерал приберег на конец разговора. Теперь Бэм все-таки поднялся, провожая начальство.
Пограничная служба в кои-то годы оставила свой отпечаток и на речи генерала. Военнослужащих «не пограничников» сами пограничники подчеркнуто называют «советской армией», чтобы дистанцироваться от них и подчеркнуть свою особость. Себя они величают «погранцами».
Генерал задержался в дверях, добавил:
- ЦРУ начало охоту за документами ШТАЗИ. Часть мы вывезли, основные архивы сами сотрудники ШТАЗИ сожгли огнеметами в Германии, но часть документов американцы успели перехватить. Операцию по захвату материалов спецслужб ГДР американцы назвали «Розовое дерево».
- Я в курсе.
Во время работы в Германии Бэм имел контакты с сотрудниками ШТАЗИ.
ШТАЗИ была вполне самодостаточной организацией. Хотя КГБ стремилось курировать ее работу, с годами ШТАЗИ становилась все более самостоятельной.
Однако до самого конца, до момента падения Берлинской стены и объединения двух Германий, ШТАЗИ и КГБ проводили совместные операции, сотрудничали, хотя при этом иногда преследовали почти противоположные цели.
Особенно важным было сотрудничество в деле внедрения агентуры в государства «вероятного противника», или на территориях, каждая из которых считалась «зоной национальных интересов» СССР или ГДР.
- Перед отъездом загляни в немецкий отдел, там тебя просветят, чтобы на встречу с… - тут генерал слегка запнулся, но твердо продолжил - с немцем шел не с пустыми руками.
- Хоп майли (ладно) – ответил Бэм по-узбекски и оба рассмеялись, вспомнив службу в теплых краях.

*) ШТАЗИ – организация госбезопасности ГДР.



Глава 9. Ласковая рысь

Была уже ночь, когда семья Деренько возвращалась с дачи.
Как и всегда в начале ночи с воскресенья на понедельник, движение машин на улицах Киева было интенсивным. Люди поздно возвращались из дальних поездок, после выходных, проведенных далеко за городом, за Дарницей, или за Бояркой, а у некоторых были дачи  возле Василькова, а то и у Фастова.
Андрей решил проскочить параллельными улицами, а кое-где и дворами.
При подъезде к проспекту Победы перед самой машиной на дорогу выскочила огромная собака. Хотя Андрей резко затормозил, он  сбил бы ее. Но животное подпрыгнуло, затем оттолкнулось лапами от лобового стекла и метнулось на ту же сторону улицы, откуда появилось. В той стороне, за освещенной стеной деревьев чернели кусты какого-то парка. У самой бровки тротуара машина остановилась.
- Ой! – воскликнула дочь Андрея Аня, - папа, что это было?
- Во всяком случае, это не собака, - констатировал Андрей, осматривая стекло машины.
Проснувшаяся на заднем сидении жена Андрея Катя тоже недоуменно вертела головой.
- Что случилось?
- Это не собака, - Аня повторила папины слова с той же интонацией.
К машине подошел прохожий:
- Бачылы, оце котяра!
- Камышовый кот, - подсказала Аня.
Она слыхала, что камышовый кот имеет длинные лапы и часто заходит в деревни и города, промышляя возле людей.
- Ни, цэ мабуть рысь, высказал свое предположение мужик. – Мабуть втикла з зоопарку, бо вин тут блызько.

Наученная горьким опытом, Диана больше не рисковала перебегать улицу. Она забилась в чащу кустов кизила, немного покололась колючками, но стерпела.
Ближе к утру рысь совсем успокоилась и даже помышковала, да сняла с дерева какую-то спящую птицу. В общем здесь тоже жить можно, добыча есть и в траве, и на дереве.
Когда совсем рассвело, и воздух стал наполняться птичьими разговорами, Диана забралась под крышу какого-то паркового строения и там притаилась. Инстинкты кошачьего племени, да еще свежая в памяти материнская наука, помогли ей прокормиться и найти укрытие. Она спала чутко. Разбуженная голосами людей, Диана посматривала на часть парковой аллеи и скамейку, которые были в ее поле зрения.
Люди приходили, садились на скамейку, потом уходили, на их место приходили другие.
Солнце было совсем высоко, когда на скамейку сел мальчик. Такой же, как тот, что вчера стоял у ее клетки. Может быть, это он? Диана вспомнила, что мальчик  ее брат, что они в детстве, кажется, вместе играли, охотились, что он добрый. Он ее любит и поможет ей найти дорогу к маме, в настоящий лес…
Диана легко перепрыгнула на дерево и по стволу спустилась вниз.

Мальчик не испугался, увидев перед собой огромную кошку. Кошка уселась перед ним на аллее и смотрела ему в глаза. Мальчик еще не умел бояться большой кошки. Он протянул ей мороженое:
- Киса, кушай, мне не жалко!
Диана откуда-то знала, что мороженое очень вкусное, и лизнула угощение языком. Мороженое было очень холодное, но приятное, и напомнило ей материнское молоко.

Увидев рысь перед сыном, женщина закричала. От неожиданности Диана отпрыгнула в сторону и скрылась в кустах.
Эту картину наблюдали девушка с соседней скамейки и подошедшая пожилая пара.
- Эти новые украинцы совсем оборзели, - резюмировал мужчина. – Заводят в своих усадьбах зверей и выпускают их в парк. Охотиться на людей!
Девушка заступилась за Диану.
- Это из зоопарка, сбежала, наверное. Рысь. Молоденькая, еще котенок.
Девушка достала сотовый телефон и позвонила в милицию.
В этот же день Диану изловили и водворили обратно в клетку.
Она убежала еще раз, но, обследовав территорию парка, поняла, что он окружен опасными улицами, перебегать через которые не следует. Когда Диана прошла через главные ворота и гордо прошествовала к своей клетке, удивлению сторожей не было границ. Наконец, работники зоопарка догадались, что это сообразительное животное само открывает дверцу клетки.
По городу прошел слух, что в зоопарке завелась рысь, которая открывает запоры, гуляет где хочет и сама возвращается в свою клетку. Целыми днями у клетки Дианы толпились любопытные.
На дверцу клетки стали вешать замок.
И зря. Теперь Диана знала, что человеку нельзя причинить зло; она стала ласковой к удивлению персонала зоопарка и к восторгу детишек.
А еще Диана поняла, что такова ее судьба, – сидеть в клетке и ждать того мальчика, который на самом деле ее брат, и который отведет ее в настоящий лес к маме.

Глава 10. Под Выборгом.

- Борис Михайлович! Бэм!
- Фридрих!
Фридрих сделал движение вперед и замер. Бэм распахнул руки и рассмеялся:
- Вот уж эти мне фрицы, если полковник, то и обняться нельзя?
Обнялись. При этом Фридрих заметил:
- А то Иваны не такие?
- Ну, мы-то проще.
- Проще? А генерал Брюхович? Вы с ним за одной партой, кажется? В Азии, как русские говорят, соль вместе ели?
Зашли в «хитрый домик». Бэм поправил Фридриха:
- У нас говорят «пуд соли вместе съели».
Тут же добавил:
- Начальство  - другое дело. Субординация!
Теперь смеялся Фридрих:
- А как же с тем мешком соли? Кстати, Зиновий Григорьевич до сих пор возглавляет ваш отдел?
Бэм, наконец, немного смутился. Не слишком ли много знает его старый приятель?
А Фридрих продолжал резвиться:
- Что, наша американская разведка утерла вам нос?
Бэм посерьезнел:
- Много ребят накрылось… медным тазом. Столько предателей оказалось в вашем ШТАЗИ.
Перестал смеяться и Фридрих:
- Так, Борис Михайлович, и я под этим самым тазом.
Бэм не успел ничего сказать, на пороге возник Краснов.
- Товарищ полковник, какие будут указания?
Бэм повернулся к Фридриху:
- Не голоден?
- Накормили. Больше, чем надо.
Бэм усмехнулся. Завтрак был давно, но русская порция немцу…
- Машина нужна?
Тот ответил:
- Да, нужна, и очень!
- Далеко?
- До самой границы. Соорудил тайник, не рискнул иметь при себе…
Бэм посмотрел на часы: полдень. Можно особо не спешить, но и тянуть не стоит. Дал указание Краснову:
- Через двадцать минут. ГАЗ-66 с полным баком. Поведу сам.
Фридрих хотел запротестовать, зачем грузовик? Но тут же сообразил. Ай да Бэм. Полковник принял меры против прослушки: не успеют за двадцать минут оборудовать, а если и успеют, то шум мотора…
Да, в нынешней ситуации не лишняя мера, хотя Борис Михайлович ещё и не догадывается, насколько эта мера кстати.

Шоссе было в заплатах, но ехать можно. Бэм, несмотря на крутые повороты, умудрялся держать шестьдесят и больше километров.
Ехали, продолжая малозначащий разговор. Через полчаса Фридрих попросил:
- За поворотом будет справа полянка. Останови, пожалуйста, там.
- Что, наша кухня?
- Да, непривычна…

Выйдя из машины, Фридрих не направился к кустам, а поманил за собой Бэма. Тот понял, что будет разговор. Не слишком ли осторожничает немец?
Бэм прихватил бушлат, висевший в кабине на приспособлении для автомата, и направился за Фридрихом.
Поляна была сухой и прогретой солнцем. На другом конце площадки лежал толстый ствол давно спиленной сосны. Рядом валялись бутылки, остатки картонных коробок от сигарет и папирос; видно, привал был обжитой…
Подошли.
Бэм молча бросил на ствол бушлат.
Фридрих так же молча взял бушлат и начал его осматривать и ощупывать. Бэм теперь смотрел на Фридриха иронически:
- Дружище, ты не заболел там, в Лэнгли*, этой самой… паранойей?
Фридрих, не отвечая, закончил начатое дело и сам аккуратно расстелил бушлат на бревне.
Сели.
 Только теперь Фридрих заговорил:
- В Лэнгли я не попал. Об этом потом. При себе – ничего такого?
Бэм не стал больше иронизировать. Не такой человек Фридрих, чтобы зря оглядываться. Полковник ответил серьёзно:
- У меня чисто. Что-нибудь случилось ещё?
- Случилось. Но ты должен меня выслушать и поверить всему, что я тебе расскажу.
- Говори!
- У меня в тайнике микроплёнки и один прибор. Микроплёнки  для твоего начальства. Прибор – тебе лично.
Бэм не скрыл удивления:
- Как это мне лично?
Но Фридрих продолжал, не обратив внимания на реплику Бэма:
- Прибор в переговорах между собой американцы называют «Янус». Но, как и положено, у него есть шифр. По возможностям своего применения прибор может оказаться эффективней атомной бомбы. Этот аппарат создан нечеловеческим разумом.
- Я не ослышался? Прибор, о котором ты говоришь, создан не людьми?
- Вот именно. Я как раз работал в лаборатории, которая несколько лет изучала его свойства.
- Значит, авария НЛО в 1957 году – не пустые слухи?
- Да, но аппарат в моём тайнике один из одиннадцати  таких же. Мы определили его назначение как  коммуникатор для общения. Но возможности его гораздо шире и, я бы сказал, - страшнее. Бэм, лучше я по порядку.
- Ладно, только скажи сначала, почему ты его отдаешь мне лично?
- Это вопрос, на который тебе придется ответить самому. Когда поймешь, что это за штука, тогда решишь, отдать его в чьи-то руки, оставить себе, или как-то уничтожить. Мне же надо от него просто избавиться. Помыть руки.
Бэм улыбнулся впервые с той минуты, как решил не иронизировать:
- Это уже не русский фольклор. Так сказал Пилат – умываю руки…
Фридрих продолжал серьёзно:
- Как я уже говорил, в Лэнгли я не попал…
Больше часа слушал Бэм рассказ Фридриха.

_____________________________________________________

*) Лэнгли — комплекс зданий штаб-квартиры ЦРУ, расположенный в 8 милях от Вашингтона, в г. МакЛин, графство Фэрфакс, штат Виргиния.
В расхожем значении термин "Лэнгли" используется взамен аббревиатуры "ЦРУ".

Глава 11. Рыбалка. 1979.

Совершенно секретно
 Экземпляр единственный

Президенту  США
№ 14/126 от 30 мая 1979 года

1. За последние 30 лет несколько ученых США получили доступ к  экспонатам,  полученным после аварии объекта «зет» и хранящиеся в спецсейфах на авиабазе Райт-Патерсон. К этим изделиям  до сих пор не подключены ученые ЦРУ, имеющие в своем распоряжении современные лаборатории. Такое положение наносит серьезный ущерб национальной безопасности.
2. Использование экспонатов UFO-55С9817-11-47 позволит добиться исключительных успехов ЦРУ и политическому руководству Соединенных Штатов.
3. Прошу Вас передать в ЦРУ 2два экспоната UFO-55С9817-11-47.
Директор ЦРУ



Из каждой поездки на Восток Помощник Президента по национальной безопасности привозил с собой какие-нибудь экзотические вещи. Домик, где они вдвоем с Президентом уединялись при выездах на рыбалку, был обставлен в восточном стиле. Персидские ковры, сервизы и светильники с благовониями, маски и развешанное на коврах холодное оружие, позволяли не только эффективно использовать время короткого отдыха Президента, но и обсуждать некоторые деликатные  вопросы в доверительной приватной обстановке.
Помощник только что вернулся из поездки в Египет и привез прекрасной работы кальян, уже «заряженный» легким восточным наркотиком.
Ловля золотистых форелей в ручье, вытекающем из горного озера, было делом не простым, требующим определенных навыков.
Президент поучал Помощника:
- Форель умная и хитрая рыба. Она видит рыбака и даже тень его фигуры.
- Как же тогда ее ловить? – недоумевал Помощник.
-  Ну, во-первых, надо прятаться за камни, или кусты, если они есть.
- А во-вторых? – Помощник был не только хорошим учеником, но, как ребенок, радовался каждой пойманной рыбке, и внимал советам Президента.
- А во-вторых, надо закидывать удочку на перекатах, в пену водных бурунов.
- Так в пене буруна рыба не увидит наживку – удивлялся Помощник.
- Проверь сам.
Не прошло и десяти минут, как Помощник уже держал в руке трепыхающегося красавца.
Президент в большинстве случаев тоже прислушивался к мнению Помощника. Но совсем недавно Помощник его подвел.
В начале января 1979 года они были на Гваделупе на совещании по экономическим вопросам с западноевропейскими руководителями. Президент остался там порыбачить в сопровождении только Помощника.
Накануне Президент отправил в Париж к находившемуся там в эмиграции аятолле Хомейни  миссию Элиота для установления контактов с руководителем иранской антишахской оппозиции.
Отставной дипломат Теодор Элиот, ранее служивший в Иране и превосходно владевший несколькими восточными языками, в том числе фарси, разбирался в нюансах шиитских верований и его вояж дал бы положительные результаты.
Вернувшийся из поездки в Иран и Пакистан Помощник, под впечатлением парадов, фейерверков и подарков, был по-прежнему убежден в незыблемости власти шаха. В беседах на рыбалке в Гваделупе он убедил Президента отозвать миссию Элиота, и миссия вернулась в Штаты с половины пути.
Через десять дней шах Ирана бежал из страны.
Через месяц аятолла Хомейни был уже верховным руководителем Ирана.
Для Президента это был провал, и виноватым в этом провале он считал Помощника.

Помощник Президента по национальной безопасности, много поездивший по свету, уверовал в могущество ЦРУ. И сейчас, в беседах во время нынешней рыбалки, он надеялся использовать свое влияние, чтобы переубедить Президента по вопросу, связанному с использованием   зет-  технологий для нужд национальной безопасности США.
Уставшие от рыбалки, они сидели на валунах под сенью серебристого тополя. Помощник убеждал Президента:
- Если мы позволим ЦРУ использовать хотя бы те предметы, которые уже изучены нашими учеными, мы реабилитируем себя после ошибки в Иране.
- Пусть промышленность изготовит дубликаты.
- Нет, нет – горячо говорил Помощник, - речь идет об изделиях такой сложной и неведомой технологии, которые никто на Земле не сможет изготовить.
- Я допускаю, что такие вещи в сейфах авиабазы Райт-Паттерсон должны быть. Тем более, их нельзя оттуда вывозить. Ученых на базу мы привозили, что называется «в темную», и они работали там, даже не зная, где находятся.
- Речь идет об одиннадцати  совершенно одинаковых приборах. Даже один экземпляр может значительно облегчить работу разведчиков.
- И окажется в России, как в свое время тщательно охраняемые атомные секреты.
- Передадим в ЦРУ всего два экземпляра. Если к противнику попадут фотографии этих устройств и даже описание принципа их работы, это ничего не даст. Изготовить подобное не сможет никто. Внедрим легенду, что это опытные промышленные образцы. В ЦРУ это умеют.
- Нет, как ни заманчиво попытаться улучшить таким образом свой рейтинг, рисковать этими уникальными предметами я не могу. Трумэн знал, что делал, когда наложил запрет на вынос этих штучек  за пределы базы. Такие вещи в руки людей могут никогда больше не попасть. В них, может быть, дальнейшее утверждение позиции США в мире.
Президент остался при своем мнении, и Помощник понял: это уже «иранский синдром». Но оба опытных политика знали другое: дни их карьер, как Президента и как Помощника Президента сочтены. 
После обеда, окутанные дымком ароматного кальяна, они сменили тему разговора. Каждый  остался при своем мнении.
Ни Президент, ни Помощник даже в розовых снах не могли предположить, что не пройдет и десяти лет, как все изменится.
После падения Берлинской стены  «посыплется» агентура ШТАЗИ – разведки и контрразведки ГДР.  Это будет воспринято Америкой, как победа нового Президента.
Изучение даже той части архивов ШТАЗИ, которые удалось перехватить американцам,  вызовет озабоченность ЦРУ по поводу благонадежности собственных сотрудников…
Жизнь плела свои лабиринты, подобно  хитросплетению узоров на персидском ковре, которым одарил прежнего Президента его Помощник.


Директору ЦРУ США
От Президента  США

Совершенно секретно
Экземпляр единственный,
11 июня 1979 года.            
По прочтению  уничтожить!

В ответ на Ваше письмо от № 14/126 от 30 мая 1980 года вынужден ответить Вам категорическим отказом. Отказ мотивирую следующим:
1. ЦРУ имеет настолько большую сферу своей деятельности, что его собственные структуры  неизбежно заражены вражеской агентурой.
2. Решение Конгресса США от 12.09.1947 года ставит преграду  приобщению других государств к  материалам UFO-55С9817.  Сам факт наличия у США этих материалов не должен стать достоянием гласности.
3. Для эффективной борьбы с вражеской агентурой требуются не какие-то космические технологии, а согласованная работа ФБР, ЦРУ и военной контрразведки. Вот пусть они и занимаются своим делом.
4. Впредь запрещаю Вам вести переписку по этому вопросу даже с Президентом США.

Президент  США


Глава 12. Петька и другие

Восьми-…   нет, уже девятиклассник,  Феликс Корзун взял на себя самую «взрослую» часть работы, отнял у школьного завхоза косу. Косить Феликс умел, так как каждое лето проводил в деревне. А сейчас он просто должен доказать этой «неприступной Татьяне» кто есть кто. Его одноклассница Таня Лоскунова, как и все девочки в школе, на своих мальчиков-одноклассников просто не обращала внимания. Предметами их интереса были ребята старших классов. Мальчишки же… тайно вздыхали по тем девчонкам, которые были постоянно рядом. На тех, что старше что смотреть, а младших, «малявок», они просто не замечали. Только кое-кто из мальчиков последних классов вдруг обнаруживал превращение какого-нибудь «гадкого утенка» в прекрасного лебедя, и лишь тогда возникали те самые «школьные романы», которые никогда не  имели продолжение в будущее…
Буквально на следующий день после школьного праздника «последнего звонка», ученики всех классов потянулись в школу кто с метлой, кто с лопатой или граблями, отрабатывать «трудовую повинность» на школьном дворе, в саду и классах. Петька и другие малыши путались под ногами старших ребят, стараясь хоть как-нибудь помочь.  Петька возился с тяпкой, взрыхляя песок на яме «для прыжков в длину, когда услышал, что его зовут:
-Эй, Петька! Золотаренко!
После недавних событий, когда Петька укусил учительницу и свалился с каштана, его знала вся школа.
Петька обернулся. Под каштаном, с которого он падал, стоял старшеклассник и манил его рукой:
- Иди-ка сюда!
Ну, еще чего! То место вызывало неприятные воспоминания, и Петька невольно обходил его стороной. Сейчас тот парень будет шутить, скажет «Лезь на каштан, давай подсажу». Нет уж, с него хватит воспоминаний.
- Некогда, видишь, я работаю.
- Ха, он работает! Иди, иди, не бойся.
Тут Петька увидел в руках парня свою пропавшую игрушку, положил на деревянную планку перед ямой свою тяпку и направился к каштану. Но в это время к каштану подошла девушка. Это была Таня Лоскунова.
- Феля, айда в спортзал, там наши собираются. Ой, что это у тебя?
- Похоже, цацка вон того пацана, Петьки Золотаренко.
- Дай глянуть.
Петька уже стоял рядом.
- Твой аппарат, Петька?
- Ну да, мой. Спасибо.
- Погоди дякувать, мы еще не поиграли твоей забавой.
Феля передал игрушку Тане. Девушка обнаружила кнопки и стала их нажимать.
По экранчикам аппаратика пробежали искорки.
- Петька, что это за штука? – спросила Таня.
- А я знаю… папка привез из Ульяновска, говорит, кто-то забыл в парке на скамейке. Там такой большой парк вдоль берега Волги, «Венец» называется…
- Ладно, ладно, знаем. На, забирай свою цацку, да больше не лазь по каштанам, а то опять потеряешь.
Ну вот, не могли обойтись без напоминания. Да что с них возьмешь, хорошо, хоть отдали.
Петька сунул игрушку в карман и побежал к своей тяпке. Инструмента на всех не хватает, тут чуть зазеваешься, уведут. Он не видел, что Феля и Таня стояли ошеломленные, открывая друг в друге совершенно невероятные вещи.
Это было ужасно.
Нет, это было замечательно.
Феля вдруг отчетливо представил, о чем думает Таня, и чем она занимается, оставаясь дома наедине с собой.
То же самое узнала о Феле девушка: «Ну, Фелька, я думала – ещё ребёнок, а он…»
Феля был изумлен ещё больше: «Значит, девчонки – тоже…»
У обоих мелькнула одна и та же мысль.
А он обо мне?
А она обо мне?
И как теперь им дальше жить? С   т-а-к-и-м   знанием?
Будет проще?
Или будет сложнее?
Девушки практичнее. Поэтому мысли Тани устремились в будущее. Она вдруг обнаружила, что Феликс интересный парень, и мускулистый, и лицом приятный, и в неё, кажется, влюблен. Удивилась сама себе – как это она раньше этого не замечала?
А Феликсу еще предстояло в себе разобраться. Слетело покрывало с «неприступной», вместе с ним слетела притягательность тайны. Он увидел перед собой обычную девчонку, даже не очень красивую…  Странно, что прежде она его так привлекала…

К своей квартире Петька подходил не спеша. Рука в кармане не отпускала заветный аппаратик, грела его. В последние дни он еще в подъезде знал, что нынче бабуля готовила на обед.

Вечером баба Надя рассказывала Петькиным родителям:
- Пришел, голодный, как собачонка. Натрудился  в школе на воздухе. А сейчас заперся в своей комнате. Я было сунулась к нему, а он торчит перед зеркалом. Может быть, влюбился. Увидел меня, вспылил, и вот заперся. Что с парнем творится?
Василий Петрович насупился: опять придется вести Петьку к Игорю…

Эпилог.

Фридрих был убит на улицах Кайзерслаутерна при невыясненных обстоятельствах на следующий год после падения Берлинской стены..
Бэма, вернувшегося из санатория на Карельском перешейке, хватил сердечный приступ на скамейке парка «Венец» в Ульяновске.  Рядом находился его сын Марат – курсант танкового училища. Санитарам пришлось потрудиться, чтобы поднять тело полковника к машине скорой помощи. Спасти его не удалось, он умер в клинике. Врач передал Марату непонятные слова полковника:
- Пусть не трогает Януса.
Марат знал, что отец так называл таинственный прибор, похожий на игрушку. Но после отцовского приступа прибор пропал. Марат съездил на Венец к той скамейке, но ничего не нашел.
 Как мы знаем, в то самое время прибор уже покоился в кармане дорожного плаща Василия Петровича…