Он стоял совсем один,
на пустынном полустанке,
и промозглые стоянки
не давали отойти:
от немыслимых пределов,
и того, что не успел он,
неумытых попрошаек,
и удушливых воров.
он устал;
в глазах поспела
детская несправедливость,
боль за каждого котёнка...
неуверенность тоски;
то что было, -
всё неправда,
так некстати все открытия,
откровения и признания,
и глубокие стихи...
лишь чужие остановки
и неполные стаканы
заглушали сердца стоны,
помогали на пути.
ну а он умел послушать,
выслушать и приголубить,
мог играть чужие песни,
одеялами укрыть,
он дарил,-
то что в карманах,
и делился тем, что занял:
(хоть последним, но от сердца)
чтобы самому отдать.
он смеялся когда больно,
плакал над банальной книжкой,
он любил Любимых женщин;
ласково и неумело,
(но красиво и по-детски)
по утрам дарил цветы.
он жалел соседских кошек,
гладил каждую собаку,
с рук кормил небесных птичек,
и на звёзды по ночам.
в театр - прямо на галерку,
без билетов по трамваям,
и в столовках на салфетках, -
бесподобные стихи...
он писал их тихо плача,
вспоминая всё, что было,
открывая людям душу,
чтобы легче растоптать.
по ночам писал картины:
пальцами, душой, сердцами:
видно было не одно,
а потом друзьям дарил их,-
с радостью, - счастливым утром,
...как же было всё давно...
Я не знаю когда спал он,
и не помню его дома,
но едва нашёл могилку,
среди выцветшей травы,
и тогда я сел - заплакал:
так, как плакал только в детстве,
не стыдясь бегущих слёз...
из горлА скорее водку,
чтоб залить пыланье боли,
и полить бы на могилу;
(без стакана всё равно)...
и пошёл стыдясь за всех я,
всё быстрее и быстрее,
чтоб забыть всё поскорее
чтобы сесть и помолчать...
и увидеть ту картину,
что когда-то подарил он,
ранним утром...
так давно...
09.12.2008