Небесная канцелярия официально открывалась в 9:00, но раньше половины десятого появляться не имело смысла. Ангелы-чиновники постоянно опаздывали, и всегда перед тем, как сесть за свои конторки, долго пили в комнате отдыха чай и игнорировали появляющиеся в дверях души.
На стене висел распечатанный на лазерном принтере плакат: «Уважаемые души! За три дня до Страшного Суда никакие документы не принимаются!», а рядом – большой странноватый календарь: «До страшного суда осталось … (столько-то) дней. Торопитесь!» Раньше сюда дежурный ангел каждое утро вставлял новую бумажку с цифрой, но последний лет пятьдесят это как-то позабылось, и сами служители канцелярии не всегда точно знали, сколько осталось до Дня Икс.
Канцелярия была длинным, коридорного типа помещением с конторками вдоль стен. С одной стороны, сбоку, большая дубовая дверь и две поменьше. Табличка над средней гласила: «БОГ. Прием по вторникам с 11 до 14. Только по записи!» На боковых табличках – «Первый заместитель Бога, прием в понедельник и четверг» и «Второй заместитель Бога, прием в среду и пятницу».
В выходные канцелярия не работала, но беспокойные души, бывало, отирались у дверей и в субботу, и в воскресенье. Особенно часто такие номера выкидывали те, кто умер совсем недавно, еще не привык к новому статусу, и ему казалось, что до Страшного Суда он не успеет собрать нужные бумаги. Ангелу-швейцару приходилось буквально оттеснять самых нервных и бестолковых от дверей. За вредность работы по личному распоряжению Первого заместителя Бога ему выдавали два раза в неделю свежайшее небесное суфле – а что это такое, все знают.
Многие из тех, кто на небесах обосновался уже давно, только-только добрались до канцелярии со своими бумагами, так что в очереди к конторками могли стоять друг за другом какой-нибудь древний египтянин в форменном хитоне с толстым свитком папируса и вполне современный дядечка в добротном костюме и с ноутбуком под мышкой. У самых древних обычно и возникало больше всего проблем – если не хватало какой-нибудь забытой печати или подписи, приходилось побегать. Новые души возмущались – мол, вы тут черте сколько, могли уже тысячу лет назад все спокойно оформить – нет, только сейчас проснулись.
- Ага, а пожить-то нормально тоже хотелось, - отражали напор древние души.
Душа Казарина на небо попала месяц назад, однако в канцелярию заглянула впервые. Причем сначала, как все только что умершие, Казарин планировал быстренько все бумаги собрать, а потом уже расслабиться и наслаждаться бездельем. Однако в первый же вечер прогулки по небесному Бродвею – конечно, на самом деле улица называлась по-другому – проспектом Млечного Пути, так вот, гуляя по этому Млечному Пути, Казарин встретил девушку, в которую был влюблен в ранней юности. Сначала не поверил своим глазам, а потом кинулся обниматься. Девушка немного смущенно отстранилась и сказала, что тут так не принято – она ведь замужем. Однако потом всмотрелась в Казарина повнимательнее и узнала свою первую любовь. Тут же выяснилось, что никакого мужа у Ляльки – так звали возлюбленную – нет. На небесах вообще не было семейных пар, кроме тех, кто погиб одновременно и еще на пороге Врат подписал соглашение о небесном браке. По большому счету, можно было выбить в канцелярии разрешение, и в начале даже был специальный отдел Небесной регистрации актов, но эта служба быстренько изжила себя. Дорвавшиеся до вседозволенности души не хотели жениться и выходить замуж, что, в принципе, прекрасно можно понять. Тут хоть каждый день меняй партнера – никто слова не скажет, а Небесный Брак – это навсегда, эти узы снять уже нельзя.
Была, правда, с месяц назад сумасшедшая пара – она умерла двадцатилетней, а он в возрасте чуть ли не семидесяти. Встретились, поплакали и решили, что хотят узаконить отношения. Вот если бы она умерла позже и появилась здесь уже старухой, он вряд ли бы так рвался под венец – подумал про себя Казарин, когда услышал эту романтическую историю. В общем, ему вернули молодость и они обвенчались. Поговаривают, оба гуляют направо и налево, но пока не поступила жалоба от супруга непосредственно, проводить расследование никто не будет.
Так вот, к Казарину. С Лялькой он загулял в первый же день, даже ключи от казенного жилья не пришел вовремя получать. Про то, что на земле осталась оплакивать его могилу любимая Светлана, даже не вспомнил. Со Светой Казарин жил уже несколько лет, о чувствах ее, конечно, знал, но ему и в голову не приходило, что жена захочет уйти за ним. Однако через несколько дней после Вознесения его вызвали к Первому помощнику Второго заместителя Бога. Разговор был неприятный.
- Вы покидали пределы небес?
- А разве такое возможно?
- Не увиливайте, Казарин, отвечайте, вы летали на землю?
- Да нет, зачем мне. Я и летать-то не умею.
- Вы, может, и не умеете. А вот ваша временная сожительница Елена уже трижды выигрывала профессиональные конкурсы по полетам.
- А при чем тут Ляля?
- Она могла вам помочь. Или сделать определенные вещи по вашей просьбе.
- Да ничего она по моей просьбе не делала! Объясните, в конце концов, в чем дело?
- Там в приемной ждет ваша земная жена Светлана.
- Как… в приемной? Еще в день похорон Света была жива и здорова, я сам видел.
- Может, и видели. А сейчас она в приемной, на грани жизни и смерти. А ей еще рано, она в будущем родит дочь, которая потом… Впрочем, это не важно. Ваша задача, Казарин, любыми способами уговорить ее вернуться назад, потому что без ее желания ничего не получится.
- Да причем тут я вообще? Вы о чем?
- Послушайте, Казарин. Она же травилась из-за вас. Сейчас ее врачи седьмой городской реанимируют. Если вы не уговорите ее пожить еще, она уже не очнется.
- А я вам кто, священник? Позовите какого-нибудь архангела, пусть он ей мозги вправит. А я не хочу.
- Казарин, не увиливайте. Идите в приемную и постарайтесь все уладить. Знаете, по подозрению в своевольном уходе с небес вас можно и под следствие отдать.
В общем, выбора Казарину не оставили. Он вышел в приемную и за стеклянными дверями сразу увидел Светку. Она была очень бледная, встрепанная и заламывала руки. Эту привычку Казарин за ней знал, и она всегда его слегка раздражала. Умерший глубоко вздохнул и потянул дверь на себя.
Света встретила мужа радостным вскриком и сразу повисла у него на шее. Казарин почувствовал сладковатый запах ее духов. Жена принялась бессвязно причитать и всхлипывать. Казарин хотел сразу, как он всегда делал при жизни, проникновенно заглянуть ей в глаза и все высказать, однако это оказалось не так просто. Светка вцепилась намертво. Пришлось отрывать ее пальцы один за другим – Казарин вспомнил, что так же вел себя их кот, когда его несли купаться – цеплялся когтистыми лапами за все, что попадалось на пути.
- Дайте воды кто-нибудь. Тут у женщины истерика! – выкрикнул он в пустоту с надеждой, что какой-нибудь ангел принесет им стакан и это отвлечет Светку от бесконечных рыданий. Но никто не пришел. По правую руку от Казарина вдруг из воздуха материализовался стол, а на нем – полный графин и граненый почему-то стакан.
- Блин, - вполголоса ругнулся Казарин, - Светик! Ты успокойся. Воды хочешь?
- А-а-а! Не хочу-у-у! – еще громче взвыла жена. Стеклянная дверь приоткрылась, и в приемную заглянул ангел – секретарь Первого помощника Бога: «Извините. У вас осталось пять минут, потом возникнут необратимые последствия».
- Черт бы вас всех побрал! – Казарин знал, конечно, что за такие ругательства прямо в чистилище ему потом придется не меньше трех часов отрабатывать на общественных полях Божественных цветов, но не удержался. Очень уж его разозлило такое вмешательство в безмятежную загробную жизнь: сидел себе спокойно с Лялькой, никого не трогал. Ну не сидел, конечно… Но противозаконного он ничего не делал… И надо было Светке объявится так не вовремя, еще потом объясняй небесной любовнице, где его носило.
- Светочка! Милая! Ну успокойся! Давай поговорим!
- Ты… Ты… Ты умер! – с каким-то суеверным ужасом выкрикнула она ему в лицо.
- Вот новость, - скучно отреагировал Казарин, - Я умер, а тебя-то куда понесло?
- За тобой!
- Милая, но я-то сам умер, а ты решила вперед своего времени уйти. Так не делается.
- Все равно мне. Я без тебя жить не буду.
- Нет, Светка, ты как была на земле дурой, так и осталась. Тебя не будет тут никто регистрировать раньше времени, понятно?
- Как это – не будет?
- Как, как, твою мать. Будешь сидеть прямо тут, в чистилище, вот на этом диванчике, пока не подойдет твой срок.
- А ты?
- А я буду там, за стеклянными дверями. И не ты ко мне зайти не сможешь, не я к тебе выйти.
Казарин понимал, конечно, что нехорошо так врать, тем более на небесах. Но, во-первых, это первое, что пришло ему в голову, а во-вторых, Светка всегда пасовала перед тупыми бюрократически препятствиями, старалась всегда сама уйти от ситуации, в которой по ранее установленным правилась она не сможет поступить так, как хочет. И он угадал.
- Что… Что мне делать? Я люблю тебя, я не хочу жить без тебя… Но ждать в приемной я тоже не хочу, я тут с ума сойду! А если отступлюсь и буду ждать там, - Светка показала пальцем куда-то вниз, - ты тут бабу себе заведешь, я знаю, и не одну!
- Ой, - Казарин демонстративно вздохнул, но внутреннее напрягся – конечно, жена знала его очень хорошо, - Светка, милая! Это же небеса, какие бабы? Тут все живут по правилам, дожидаются своих благоверных. Я тебя люблю и всегда буду любить. И ждать буду!
- Правда? – Светка отстранилась от него, достала из кармана зеркальце и принялась поправлять расплывшийся макияж.
- Света! – Казарин вышел из себя моментально, - Ты совсем, да? Еще минута – и ты захочешь, а не вернешься! Какой, к черту, марафет?
- Да ладно, это всего несколько секунд!
Казарин оставил жену и в два прыжка подскочил к выходу из чистилища: - Ну, забирайте вы ее уже! Сами же сказали, поздно будет?
- Ах, вы уже? – Первый помощник Второго заместителя Бога оторвался от бумаг и встал, - Уговорили?
- Уговорил, в лучшем виде. Забирайте.
Помощник прошел в вестибюль и пристально посмотрел на Светку.
- Мадам Казарина, я надеюсь, это был первый и последний раз? – в ответ Светка сделала неопределенный жест плечами и головой.
- Мадам Казарина, мы теряем время. Это была первая и последняя попытка суицида?
- Света! – не выдержал Казарин, - Я же, кажется, все тебе объяснил?
- Ну последняя, последняя! – недовольно буркнула жена. Она очень не любила отвечать на вопросы конкретно.
- Подпишите вот здесь, - помощник заместителя Бога протянул ей лист бумаги с отпечатанным текстом и ручку.
- Что это? – Светка склонилась над документом и стала медленно, как она всегда это делала (Казарин уже в загсе, когда они регистрировались, понял, что когда-нибудь эта ее манера сведет его с ума), расписываться.
- Подтверждение, что вы предупреждены о последствиях. Если еще раз решите самостоятельно закончить земное существование, никто не будет задерживать вас в приемной и вызывать к вам мужа. Сразу, прямиком отсюда, отправитесь на длительные принудительные работы на дальние плантации Божественных цветов. А на Страшном Суде мало того, что дела самоубийц будут слушаться последними, обещал – это я вам по секрету рассказываю – придти сам Дьявол. Нет, ну сам, конечно, не придет, но своих ребят пришлет точно. Они давно хотели у нас немного душ взять – штаты у них там, что ли, недокомплектованы. Вы ведь не хотите стать черным ангелом? А это, кстати, навечно, без права реабилитации. Ладно, заболтались. Приготовьтесь, сейчас будет больно!
Оторопевшая от всей этой небесной терминологии Светка даже не успела ничего возразить. Помощник заместителя Бога щелкнул пальцами дважды – после первого щелчка растворился в воздухе подписанный женой Казарина документ, после второго – сама Светка, вскрикнув, вдруг лишилась чувств, мягко осела не пол и – Казарин не поверил своим глазам – такого он здесь еще не видел – просочилась сквозь пол! Конечно, Лялька говорила ему, что пол на небесах сделан из облаков, но проверить это до сих пор не доводилось.
- С ней все нормально будет? – Казарину вдруг стало жаль глупышку-Светку – сколько уже лет он гуляет от нее, а она, оказывается, вон как любила – аж травилась.
- Да, нормально. Вы не думайте, Казарин, что она только из-за вас травилась. Там и проблемы на работе, и сестра у нее забеременела неизвестно от кого… А тут вы еще преставились… В общем, одно к одному. Но себя она твердо убедила, что отправляется вслед за любимым. Эх, знали бы вы, сколько у нас тут таких, кто вслед отправляется… И ведь не все даже соглашаются выйти, представляете? Приходится на какого-нибудь ангела пластическую маску одевать – и выпускать. Ужас, на что идем…
- Да… - Казарин и не подозревал, что такие проблемы мучают заместителей Бога.
- Вы идите. С ней все нормально будет.
- А что вы про ее дочь говорили? Кем она там будет? И от кого, кстати, она ее родит?
- Кем будет – вам знать не надо. А родится она от вашего друга, Плотникова. Именно он сейчас сидит около палаты, где врачи только что запустили сердце Светланы Казариной.
- Плотников? Вы с ума сошли? Да он же друг мой лучший! Какая ему Светка, какая дочь? Да ему бы самому как-то определиться в жизни, сколько я его знаю, в магазине не может выбрать – колбасу ему брать или сосиски!
- Определится, не волнуйтесь. Собственно, он уже определился, когда вы умерли, и ваша жена оказалась свободна. До свидания, Казарин.
И помощник с невозмутимым видом уселся за свою конторку. Видимо, он сегодня был дежурным в чистилище, поэтому и занимался проблемами четы Казариных.
А Казарин вышел на улицу и медленно побрел в сторону Лялькиного дома. Ах, вот оно значит как. Вот он значит, какой, этот Плотников! Вот сволочь. Сколько лет рядом работать, производить впечатление простофили, а стоило Казарину помереть! Нет, это уму непостижимо. Чтобы Светка, его Светка – с этим? А Лялька сейчас пристанет с вопросами…
Лялька, конечно, пристала, и истории о травившейся жене поверила ну оооочень неохотно. Это стало первой занозой в их отношениях, скоро обнаружились и другие. В общем, ушел Казарин от своей Ляльки буквально через несколько дней. Получил-таки казенное жилье и зажил как все нормальные мужские души – холостяком, но с открытой дверью для молодых и симпатичных душ женского пола. Благо, было их на небесах не меньше, чем на земле.
О неверной Светке как-то само-самой забылось – появились новые, неведомые прежде проблемы. Казарин устроился на работу – при жизни он был инструктором по вождению, и после смерти навыки пригодились. Поставили его возить в огромном автобусе провинившиеся души на дальние плантации. Утром туда, вечером обратно. Два дня через два. Смотреть за осужденными было не надо – к ним специально прикреплялись ангелы, которые следили, чтобы подлые душонки не отвиливали от работы. Иногда Казарин заводил с некоторыми из них длинные беседы во время обеда – было интересно.
На небе Казарин начал читать книги. Вообще-то он никогда этого не любил, на вопросы о последнем прочитанном произведении отшучивался – что, мол, со школы много воды утекло. А тут – зацепило. Причем потянуло не на детективчики легкие или какие-нибудь любовные романы, а на философские талмуды. Видела бы его мама с такой книгой в руках!
И вот в этом месте Казарина как ударило! Мама! Он уже несколько месяцев на небесах, а ни разу еще не вспомнил об умерших раньше родственниках. Видимо, это срабатывала какая-то система забывания, которая включалась еще на входе в небесные врата. Потому что ведь Казарин прекрасно помнил свою земную жизнь, всю родню, но ему почему-то и в голову не приходило, что кто-то из них умер и его можно найти здесь. В общем, на следующий день он отправился в небесную канцелярию.
Там Казарина выслушали очень внимательно и без разговоров дали несколько адресов. Две тети, дядя, четверо приятелей и двоюродная сестра. И все. А на вопрос об остальных родственниках – а больше всего ему хотелось, конечно, увидеть маму – ответили, что адресов у них нет, поскольку они… добровольно закончили небесное существование, чтобы вернуться на землю. Казарин ни черта ни понял. Тогда его послали в божественную библиотеку и посоветовали пару умных книг – мол, сколько уже на небесах живешь, а ни в чем еще не разобрался.
Правда, умные книги не сильно прояснили для Казарина ситуацию: в трудах местных ученых очень туманно говорилось о том, что души после определенного количества земных лет, проведенных на небесах (срок устанавливала каждый год заново специальная комиссия), имеют право на переход на иной уровень. Переход этот осуществляется сложно, физически болезненно, при этом надо оформлять кучу разрешающих документов. Соглашается меньше половины душ, в основном те, кто провел здесь не меньше века, и все уже окончательно надоело. Что это за иной уровень и физически болезненный переход – Казарину не объяснили, сказали, это тайное знание, нужные книги находятся в спецхранилище и доступ к ним имеют только высшие ангелы. Разозленный умерший развернулся и ушел.
Шел домой и все думал: а мама? Как же мама? Не дождалась его, согласилась на что-то такое, о чем единственном тут никто ничего не знает… Черт, выпить надо определенно.
Казарин свернул с дороги и через несколько минут входил в бар с задорным названием: «Небесные пташки». Эти самые пташки уже крутились у шестов с самым независимым видом. Казарин заказал бутылку водки, соленые огурцы и устроился за столиком в углу. Хотелось тупо напиться.
Одна из пташек отлепилась от шеста и пошла, покручивая хорошенькой попкой, мимо посетителей – собирала дань. Денег на небесах, конечно, не было – мечта коммуниста! Но видимо, эти девочки были стриптизершами при жизни и скучали по любимой работе. Администрация входила в положение, и на каждом столике лежали темно-зеленые купоны, издалека похожие на доллары. Их можно было засовывать девочкам под лямки стрингов. Когда танцовщица проходила мимо него, Казарин без энтузиазма запустил руку в вазу с этими псевдо-баксами и хотел дать ей в руки, но вдруг случайно поднял глаза на ее лицо. И от неожиданности отпрянул. На него ярко-синими молодыми глазами смотрела учительница математики из средней школы.
- Татьяна Михайловна! – Казарин вскочил и раскинул приветственно руки. Девушка замерла на мгновение, потом, не шевельнув ни одной мышцей лица, ответила:
- Привет, Казарин.
- Господи, Татьяна! – а он не мог поверить своим глазам, - вы давно… здесь?
- Два года по земному, - Татьяна надула и так немаленькие губки и взмахнула явно приклеенными ресницами.
- Татьяна Михайловна, а вы знаете, как я был в вас влюблен? Я вам цветы носил! И валентинки писал на 14 февраля!
- Ах, Казарин, как давно это было - у нее по-прежнему совсем не шевелилось лицо, - ты помнишь еще, боже мой? Любовь, говоришь? Какая там любовь-то в 15 лет…
- Какая-какая! Большая и чистая, вот какая! Татьяна, садитесь, поговорим!
- Ой… Ну ладно, пойду накину что-нибудь и вернусь…
- А не сбежите?
- Ой… Ну нет.
К бабам Казарин всегда относился с недоверием, считал их притворщицами и вертихвостками. Началось все после того, как в девятом классе одна подружка не пришла к нему в гости, когда родители уехали на два дня к родственникам.
Однако Татьяна вернулась через несколько минут, в расшитом восточными орнаментами халате. Уселась напротив Казарина, закинув ногу на ногу, и закурила.
- Ну? О чем ты хотел поговорить?
- Как о чем? Татьяна, вы же там были моей любимой учительницей! Это же святое!
- Казарин, мне за два года это святое осточертело! Тут и так все – вообще все – святое – понимаешь? Я не могу уже… Ты думаешь, я когда из школы уволилась - была стриптизершей, как эти девочки? Нет, я была сама правильность… Муж, дети, работа. У меня даже романов на стороне не было – ни разу, представляешь? А умерла я – знаешь, как? Глупее просто ничего нельзя было придумать. Решила сделать пластическую операцию – морщинки убрать. Муж разрешил.
- И что?
- И все. Чего-то они там напортачили. И ты знаешь – пока в чистилище ждала регистрации – думала, вот детей жалко, как они без меня? Хотела вспомнить все интересное и необычное, что у меня было – и – ничего не вспомнила!
- Как же так? А школу вспоминала? А меня?
- Да причем тут ты, Казарин? Ну, учила я тебя математике, и что? Тут и вспомнить нечего. И вся жизнь такая…
Казарин вдруг увидел, как Татьянины глаза наливаются слезами – и никак не мог сообразить, настоящие это эмоции или очередное притворство? На всякий случай пересел поближе, погладил ее по голове.
- Знаешь, Казарин, чем я здесь уже два года занимаюсь?
- Чем?
- Пытаюсь нарушить этот святой порядок! Хоть как-нибудь. Организую демонстрации, митинги, в стрип-баре вот танцую… Пыталась быть проституткой, но тут ведь свобода нравов, за это никто не осуждает… По улице голышом ходила, второго заместителя Бога как-то соблазнила… Да список целый вот такой ерунды… Знаешь, сколько я уже на Божественных полях отпахала?
- Тань, зачем? Ничего, если я на «ты» буду? Живи, наслаждайся. Тут же и так все что хочешь можно, зачем кому-то что-то доказывать?
- Не знаю. Но по-другому я тоже не могу… Кстати, Казарин, ты… можешь мне помочь в одном деле?
- Да все что угодно.
- Все, что угодно? Ты хорошо подумал? Ты должен наверняка решить…
- Да Тань, о чем разговор? Помогу, в чем хочешь…
Внутренне Казарин уже жалел о своем порыве. Во-первых, не ожидал от училки такой «двинутости» на идее хаоса, а во-вторых, если честно, Татьяна была, конечно, красавица хоть куда, но такая красота Казарину не нравилась. Килограмм косметики, и ничего больше. Однако выбора уже не было.
- Ну, тогда пойдем.
Таня вывела Казарина из бара (кстати, он так и не успел выпить ни стопки, зато от мыслей о маме все равно отвлекся) и свернула на незнакомую улицу. Оказалось, вела она его домой. Не зажигая света, усадила его на диван и протянула темный шелковый платок.
- Казарин, завяжи глаза.
- Тань, что ты такое придумала? Мы будем в ролевые игры играть?
- Что-то вроде того. Ты же обещал сделать, как я хочу.
Казарин завязал глаза, Таня проверила узел. Он ничего не видел, но вдруг стал ощущать исходящую от учительницы опасность. Его даже передернуло, потому что с момента попадания на небо это чувство, которое на земле появлялось с завидной частотой, не возвращалось ни разу.
- Казарин! А тебе страшно было умирать? – Таня, стоя за спиной, массировала ему плечи.
- Страшно. Да. Очень.
- А почему?
- Почему? По многим причинам… В чистилище было страшно. Я думал, это какая-то дурацкая шутка – все как в жизни, а тебя называют умершим…
- А почему тебе было страшно?
- Я… не знал, что будет дальше. Неизвестность – самое страшное.
- А как ты думаешь, Казарин, можно убить бессмертную душу? – Таня обошла его и присела, кажется, на колени. Их лица – ее белое и его черное – оказались на одном уровне.
- Нет. Это же во всех документах прописано – нельзя.
- А если можно, Казарин? Просто везде написано, и никто никогда не пробовал? А вдруг – можно? – Танька приблизилась – он почувствовал ее тепло – и поцеловала его в губы. Казарин уже хотел облегченно вздохнуть и ответить на поцелуй – вот стервочка, все придумала, что его попугать, но она вдруг отстранилась и резко ударила его в грудь.
Стало больно, от неожиданности он вскрикнул. Хотел вдохнуть поглубже – не получилось.
Татьяна отскочила, щелкнула выключателем и теперь наблюдала со стороны. Казарин враз ослабевшими руками стащил с лица плотную повязку и опустил глаза. Из груди торчали кольца ножниц. Зрелище было настолько неожиданным и невозможным здесь, что он даже не обиделся на дуру-Таньку. Боль усиливалась и расползалась. Странно… Боже, как странно. В глазах темнеет. Эта мерзавка смотрит почему-то уже не злорадно, как сначала, а испуганно. Но так… так же не должно быть, не может быть. Предметы расплываются, уже вижу только их очертания… Вот еще хуже… Да нет, это все дурацкое самовнушение. Воткнули ножницы, значит, больно… Хотя – я их шевелю в ране – становится больнее… Ой… Куда-то я проваливаюсь… Проваливаюсь… Ой, сжимает, больно как… И мокрое все стало… Где Танька-то идиотка? Крикнуть хочу, рот открываю – и ни звука… И вдохнуть не могу. Ааа! Че ж так тесно-то, жуть… И несет куда-то… И давит. Блиииин…. Бо-о-о-ольно! Фу… Отпустило. Мужик в белом, что ли? Он меня… по заднице… вот блин. Ой страшно… Все такое большое… Аах! Руки ко мне тянет… какая-то… Меня к ней… Хм… Удобно, тепло… Хорошо. О, а это что? Смотри-ка, еда. Ммм. Ммм. Чмок. Вкусно так как… И смотрит на меня так хорошо… Мягко, приятно… Вкуснотища… Спать хочется – аж глаза закрываются… Чмок-чмок. Интересно, если засну – не обидится? Чмок… Да нее… Не должна… Чмок. Глаза… Чмок. Закрываются. Чмок. Хорошо…
Январь 2008 – январь 2011