Ярко светило полуденное солнце. Лето властно заявляло свои права чудесной погодой,- лёгким, ласкающим ветерком нежно перебирая пряди его льняных, вьющихся волос. Умиротворение и покой укрыли землю сочным запахом свежей зелени, искрящейся мельчайшими бликами отражённого света, - в каждой капельке, оставленной только что прошедшим, без единой тучки на небе, слепым дождём. Чудеса заявляли о себе в полный голос, и сердце радостно отзывалось красотам природы, ослепительной улыбкой озаряя его одухотворённое лицо.
Его назвали Егором, и он любил своё имя. Горы были его страстью с детства, когда вместе с отцом они исследовали самые непроходимые тропы, покоряя невообразимой высоты вершины. Горы! Не было большей радости стоять на вершине посеребрённой снегом горы, когда весь мир – у тебя на ладони, и призрачный горизонт обнимает со всех сторон трепещущееся от восторга сердце. Казалось, - ничего невозможного нет! Всё – в твоих руках! Вот он мир, - смотри, - и он только твой!
Отца нет уже два года, и за всё это время Егор не смог разрешить себе подъём в одиночку, словно это было негласным предательством по отношению к отцу. Смерть он не принял, категорически. Мы не можем расстаться. С фотографии отца на Егора смотрели живые глаза, и они были всегда разными, - в зависимости от того, правильное ли решение он принимал, - то ободряющими, то радостными, то негодующими, то сочувствующими. Это – как индикатор правильного выбора, зримая помощь иного мира. Да, отец, ты просто до срока не видим, но ты всегда рядом.
И вот сегодня Егор в самой гуще праздника, праздника жизни.
Парк шумел аттракционами, везде слышался озорной смех, по воздуху плыли разноцветные воздушные шары. Прозрачное озеро гостеприимно катало на резных, украшенных яркими масками сказочных персонажей, лодках, всех желающих. Удивительно, но взрослых было даже больше, чем детей, и все были одеты в светлые одежды, как и подобает праздничному воскресному дню.
Он прошёл мимо резвящейся ребятни, запускающей в манящее небо бумажного змея. И вот длинный оранжевый хвост уже подхвачен потоком тёплого воздуха, он взлетает всё выше и выше, и практически скрывается из виду. Счастье струится из детских, восторженных глаз, и, кажется, - нет мига прекраснее в жизни, чем этот, - напитанный светом, добром и гармонией со всем окружающем миром.
Впереди, словно из ниоткуда, возник странного вида павильон. Яркая, бросающаяся в глаза, вывеска гласила: «Лабиринт. Вход для чистых сердцем». Никогда прежде он не видел этого неказистого с виду строения, и какая-то сила толкнула его: иди. Необычность названия влекла, душа тянулась к скрытой за порогом тайне, и Егор уверенно шагнул вперёд.
У входа сидел седой, облачённый в длинные, серо-голубые одежды, странного вида старик. Словно из иного мира на Егора смотрели пронзительные, исполненные мудрости, глаза.
-Вход бесплатный, - ровным, бесстрастным голосом сказал смотритель. – Только выхода не существует. Я должен предупредить.
-Как нет выхода? – улыбнулся Егор, - Это шутка?
-Нет, юноша, это отнюдь не шутка. Лабиринт может пройти только человек, сердце которого к этому готово. Иначе он остаётся там навсегда.
-Но это невероятно. Я сплю, и вижу сон? Послушайте, но ведь Вы наверняка меня разыгрываете? – пытался улыбнуться Егор, но по глазам старца понял: это всерьёз.
-И кто-нибудь уже отважился войти в этот лабиринт? - спросил отрешённо Егор, уже зная наперёд, что независимо от ответа он – войдёт в него.
-Да, но больше я их не видел.
Мурашки пробежали по спине. Вспомнились разговоры с отцом о Силе поющего Сердца, о Чуде Непреходящей в безвременье ЛЮБВИ. Познать себя. Нет ничего более важного здесь, на земле. И когда-нибудь судьба предоставит шанс ответить на все остающиеся вопросы, на которые возможно получить ответ, лишь имея чистое сердце.
Егор оглянулся. Люди беспечно ели мороженное, вот двое, взявшись за руки, промчались на роликах мимо. Продавец сладкой ваты зазывал покупателей, подходя к каждому, и нараспев нахваливал свой волшебный, тягучий товар. Странно. Такое впечатление, что павильон не замечал никто. Ни взгляда не было брошено на это полу реальное сооружение в центре парка. Холодный пот струйкой побежал по спине. И вдруг глаза старца засверкали тем знакомым, ободряющим огнём. Отец! Егор мгновенно вошёл внутрь.
Он готовился увидеть окантованное пугающими стенами помещение, какие-нибудь мистические маски, висящие на стенах вкривь и вкось, нагоняющие жуть, да всё, что угодно в этом роде, - но то, что он увидел, - потрясло его гораздо сильнее. Вокруг клубилось бездонное пространство Света. Белый, чистый, слепящий Свет, и больше – ничего. Пустота, наполненная до краёв незримым сиянием, - и он внезапно почувствовал рвущееся из глубин осознание тотального доверия к этой сверкающей пустоте, к этой знакомой до боли беспредельности Непознаваемого.
Лабиринт. Почему лабиринт? И что дальше? Вопросы вспышками озаряли освобождающееся от привычной суеты мыслей сознание.
Немного освоившись, Егор различил присутствие в этом чудесном пространстве Света ещё Кого-то. Он скорее почувствовал это. Сердце успокоилось, перестав бешено стучать, и Егор пошёл вперёд, просто вперёд, - навстречу. Шаг, другой, третий… Шаги гулко отдавались, эхом разносясь в невесомой пустоте, но ведь он не ощущал под ногами почвы, не ощущал веса собственного тела, так откуда эти звуки? И вдруг пронзило: Кто-то - это его сердце.
Он парил в невесомости, в потоке чистой энергии, и с внешним миром связующим звеном остался только этот родной, мерный, такой знакомый стук живого сердца. Страха не было, Егор давно привык парить на огромной высоте, в связке с отцом, покоряя гладкие, отвесные склоны, когда не за что ухватиться, и нет опоры, кроме связующей нити… Нить. И здесь он чувствовал незримо эту связующую нить. Она существовала, в этом не было сомнений.
Сколько времени прошло, - неизвестно. Да и есть ли здесь оно, - время. Сознание отказывалось воспринимать происходящее из-за ошеломительной грандиозности обретённой Беспредельности. Наконец он свыкся с новыми ощущениями: он и его сердце. И больше ничто не существовало в этом странном, бесформенном мире.
Постепенно он стал различать едва уловимый звук: он надвигался волной, то накатывал, то отступал, переливался, словно из чаши в чашу, звенел, и рассыпался множеством хрустальных брызг. Свет стал уплотняться, и среди бесформенности стали едва заметно проступать призрачные контуры, в обрамлении смеющегося звука, задорного, похожего на смех годовалого малыша. Егор устремил сознание вперёд, теперь он понял, что ему необходимо стать наблюдателем, словно со стороны смотреть на всё происходящее. Внутренний голос настойчиво подсказывал: смотри.
Егор во все глаза всматривался в еле заметные плывущие контуры. Музыка обволакивала, сердце радовалось таинственному приближению, и он был готов к любой встрече. Пространство уплотнялось всё больше и больше, и звук превратился в чарующую Музыку Сфер, рождённую Великим Гением, настолько Гармонично было Единство всего окружающего.
Егор мыслью струился вперёд, это было головокружительное движение по серебристой спирали, уводящее вниз или вверх, - понять было невозможно. Свет дробился, отражаясь сам от себя, превращался в скопление неведомых галактик, а мысль стремилась вперёд, пытаясь догнать саму себя. Смех колокольчиками звенел в пространстве нарождающихся форм. Это было непередаваемое по Красоте и Величию зрелище.
Вдруг он увидел вход в лабиринт, осязаемый мыслью, и клубящийся вихрь сознания увлёк его в глубь. Что это? Он смотрелся в зеркало? Словно по иронии судьбы он попал в комнату смеха? Лицо плыло, искажалось, вытягивалось в разные стороны, сужалось до микроскопических размеров, - но Егор узнавал во всех отражениях себя. Сердце замерло на мгновение, и он, протянув руку, дотронулся до себя самого. Первый, встреченный в лабиринте человек, – я сам. Егор улыбнулся, и в ответ увидел такую же лучезарную улыбку, его, Егора, но – со стороны. Наблюдатель. Не забыть.
Лабиринт закружил их опять в своей уплотняющейся спирали, и вот уже материя клубилась обилием форм, пронзая разноцветьем, оглушая какофонией, пересекающихся друг с другом, звуков.
Как в кинотеатре, стали плыть картины прошлого, и его лицо стало множиться, волшебно превращаясь во все встреченные им когда-то лица.
Он увидел себя маленьким, подравшимся с рыжим соседом из-за плюшевого зайца. Заяц таинственно улыбался, позволяя Егору наблюдать, как тот, поддавшись соблазну иметь, бил кулачком по хилому, маленькому тельцу. Сердце гулко отозвалось внутри, и Егор, с понурой головой, подошёл к тому мальчику, и, нелепо извинившись, отдал отвоёванного зайца, и мальчик улыбнулся, и Егор оторопел, узнав в том мальчике снова – самого себя. Они смотрели друг на друга, и, улыбаясь, сливались в одно. А сердце радостно стучало, стучало – за двоих.
Через мгновение покадровая рябь вновь выхватила сознанием эпизод: Егор увидел себя подростком. Ему купили новый, блестящий, пахнущий свежей краской, велосипед. Радости не было предела. Он гонял на нём всё своё свободное время, и жизнь крутила педали на бешеной скорости, и гордость от сознания себя таким ловким и таким уверенным в себе – переполняла. Поворот, - и вот та самая красная машина. Визг тормозов, истошные крики, круговерть испуганных лиц. Очнулся он в больнице, перебинтованный с ног до головы. Вспомнил, как крепился отец, стараясь глядеть бодро и весело. Егора вытащили с того света, как потом он услышал от врачей. Сердце вновь гулко отозвалось внутри, и он вспомнил, как прямо перед случившемся, к нему подошёл Санька, дворовый друг, у которого не было велосипеда, - родители не могли позволить такую роскошь сыну.
-Дай, прокачусь, - попросил, глядя Егору в глаза.
-Отстань, Саня, самому домой скоро! В другой раз, - и, лихо развернувшись, помчался навстречу беде.
И вот Егор протянул руку, и стёр зеркальное отражение прошлого.
-Конечно, Саш, катайся, сколько хочешь!
Они посмотрели в глаза друг другу, и лица обоих озарила счастливая улыбка. Сердце ликовало: гордыня растворялась, и вот от неё не осталось ни следа. Егор вновь смотрел сам на себя, и улыбка подкрадывающегося прозрения заискрилась в глубине глаз.
Лабиринт уводил всё дальше, и Егор переживал множество моментов своей жизни, выправляя случившееся, стирая зло, которого, как оказалось, скопилось немало за его недлинную покуда жизнь, и он прощал и просил прощение, и сердце, очищаясь от приобретённого, тянущего вниз, груза, всё больше и больше лучилось светом, светом осознания Единства со всем Сущим. Егор боролся сам с собой: сам по своей воле впускал зло в своё сердце, сам же и должен был его в себе преодолеть. Другого пути просто не существовало.
И вот тупик. Лабиринт привёл Егора в тупик. Почему? Он обернулся. На Егора смотрели любящие глаза отца. Сердце ухнуло вниз, и, сделав шаг друг к другу, они судорожно обнялись. Слёзы предательски застилали глаза, и Егор тонул в родном запахе отцовской кожи, чувствуя каждой клеточкой невыразимую нежность и любовь к самому родному на свете человеку.
-Сейчас я познакомлю тебя с мамой, - тихий голос отца дрожал. Егор знал, что мама умерла при родах, и что через всю свою жизнь отец пронёс её чистый образ, что он любил её до последнего вздоха.
Они обернулись. Молодая, красивая женщина шла им навстречу. Золото волос искрилось на солнце, и чуть раскосые, пронзительно-голубые глаза, как бездонное небо, ласково глядели на Егора.
-Вот мы и встретились, - нежно произнесла она. Это было как выдох, как долго сдерживаемое неутолимое желание, - и вот они рядом, они, трое, вместе.
Нереальность произошедшего ошеломила. Егор уже не чувствовал под ногами почвы: всё плыло, плыло по незримой реке времени, таинственно обращённой Великим Волшебником вспять. Они жили иную, счастливую жизнь, жизнь втроём, там, за очередным зигзагом волшебного лабиринта.
Тайна жизни. Тайна смерти. Тайна преодоления тайны.
Они втроём смотрели друг другу в глаза, и это длилось Вечность. ЛЮБОВЬ струилась из их открытых сердец, переливаясь из чаши в чашу, наполняя Светом Завершённости. Трое. Они стали Единым Целым. Нет смерти. Есть бесконечная жизнь, Вечность ЛЮБВИ, ради чего и входим мы в лабиринты Бытия, - осознать эту великую Истину: лишь ЛЮБОВЬ нетленна в этом мире.
Время качнулось, пространство изогнулось лазуревой волной, и три лица, смотревшиеся друг в друга, - стали Единым Ликом, Ликом Непреходящей ЛЮБВИ.
Сердце ухнуло, и Егор увидел, как рухнула стена, тупиковая стена лабиринта. Забрезжил знакомый земной свет, и он сделал шаг вперёд.
Смотрителя у входа не было. Продавец сладкой ваты бросился к нему, на все лады расхваливая чудесный тягучий товар, но, посмотрев в бездонные глаза Егора, вдруг приподнялся на цыпочки, и совсем другим, без всякой наигранности, голосом сказал:
-Это тебе. Бери. Подарок.
Развернулся, и словно полетел над землёй, обнимая всех встречающихся на пути, ребятишек, и раздавая сладкую вату направо и налево. Наверное, и он увидел во мне, и во всех вокруг, – самого себя, - подумалось Егору.
Теперь Егор осознавал жизнь, - как миг, как отражение Единого во всей клубящейся вокруг множественности. Сердце радостно билось в груди, - открытое чистое сердце, вмещающее в себя Вечность. И эта чудесная жизнь продолжалась.
Егор огляделся. Странное сооружение исчезло, словно его и не было никогда. Улыбнулся сердцем, - да и важно ли это.
Он шёл по многолюдному городскому парку, и Всесильная ЛЮБОВЬ струилась незримым потоком, обволакивая нежностью сердца, расходясь искрящейся волной всё дальше и дальше. И вот уже вся земля сверкала россыпью этих таинственных звёзд, навеки соединяя все существующие миры, все времена в единой точке сегодняшнего мига.
И ЛЮБОВЬ улыбалась, вглядываясь Сама в Себя, в этом радостном хороводе обретённого истинного Счастья.