леший

Тамара Кручинина
                ЛЕШИЙ



В глухом, глухом лесу, в непроходимой чащобе, куда даже солнышко боялось  заглядывать, а уж  звери и подавно, жил – был  леший.  Домик его стоял посреди болота на плавучей кочке, и до того был неприметный, что  сразу и не разглядишь. Ну, кочка и кочка, а на ней не пойми, что  навалено. Зимой в щели дуло, и леший, наверное, замёрз  бы, но  он засыпал на всю зиму, укрывшись листьями.  А весной просыпался,  и сидел на пороге дома, или же катался по болоту, на своей кочке не приближаясь к берегу. Запрещено ему было. Сам виноват!  Уж больно  шкодливый был.  Раньше то он жил  в сосновом бору, где было тепло и сухо. Грелся на солнышке, зарывался в пахучие   хвойные иголки, и пел весёлые песенки. Наверное, от хорошей жизни  и  ударило в голову. Озоровать  стал. Ну, напугать там грибника, прикинувшись грибом, и в самый  такой момент, когда тот уже готов был срезать гриб, убежать. Или  ребятишек  водить вокруг орехового куста, пока те не уснут от усталости. Да  много чего  Филька распроделывал, потешая себя и лесной народ.  Но и добрый он был, грибнику   потом показывал  большую грибницу, детишкам  полные корзины орехов.  Так что не больно то на него и сердились.   И всё было бы хорошо, не вздумай он однажды подшутить над  дочерью Главного Лешего, заносчивой и капризной девкой. А дело было на Ивана-Купалу, когда расцветал папортник, и не только люди искали этот загадочный цветок, но и те, кто жил в лесу.  Искала и Фроська, уж чего хотела  загадать  неизвестно, но по лесу ходила.  И решил Филька  подшутить над ней, папортником прикинуться, и узнать чего же хочет дочка Главного Лешего. Прикинулся, расцвёл  прямо перед Фроськой, а та увидела, аж обомлела, и давай  шептать над цветком.  И от того, что она шептала, Филька забыл, что он папортник и превратился в себя.  Увидев, что это вовсе не папортник, Фроська   завизжала на весь лес, напугав всех, кто там был, заревела и убежала. А растерянный леший брёл  по лесу  и тяжко вздыхал, потому что не  ожидал он таких слов от Фроськи.   И сколько не пытал его лесной народ, что ж всё же загадала дочка Главного Лешего, он так и ничего и не сказал.  Но хотя Филька молчал, вредная девка   доложила папане о его выходке, хотя  о сути дела промолчала.  Сказала лишь, что напугал её  леший до смерти. Папаня  же, души не чая в кровиночке, решил наказать  шутника, что б другим неповадно было  обижать  доченьку, и сослал Фильку  на болото. Вот и мается   весёлый леший теперь на болоте  в компании лягушек. Грустит  Филька,  скучает по своим проказам  и  вспоминает  Фроську  из-за  которой он на болоте очутился.   Только нет у него  зла на неё, нравилась она ему,  несмотря на вредность, да только и мечтать не мог о ней рядовой леший, не для него она.  Думал Филька, думал и решил  навсегда уйти из леса, сбежать с этой каторги. Поймают, так поймают, всёравно это не жизнь без милой.  По одной причине  сидел тут   он, ждал, что признается  Фроська отцу и кто знает, может и исполнится Фроськино желание, ведь прошептала она его тому, кому надо. И не знал бедный Филька, что давно Фроська   призналась папаше, что любит озорного лешего, а цветок искала для того, что бы Филька её полюбил. Но Главный Леший  ещё больше  рассердился, ногами  топал, слюной брызгал и орал так, что все попрятались и три  дня не вылезали. Вот и ревёт с того дня Фроська, проклиная свою глупость, а когда не ревёт, умоляет папаню   вернуть Фильку с болота. Только  неумолим отец. Он,  видите ли, пообещал   выдать дочку  за сына  кикиморы болотной, страшноватого и глуповатого малого, но зато наследника всех болот в округе. А  Филька что? Да у него кроме весёлого  нрава и нет ничего.   Ну и повелел удерживать Фильку на болоте  до тех пор пока свадьба не состоится.  А для изъявления своей воли послал на болото  лесовика Никифора. Но не знал всего этого  Филька, да  и кто расскажет, если даже утки на болото не садились.  Но всё же чувствовал неладное, а сегодня особенно муторно было на душе, всё на берег поглядывал, будто ждал кого. И дождался.   Заметил, на берегу  мельтешит кто-то.   Поплыл леший на своей кочке к берегу.  И чем ближе подплывал, тем больше сердце щемило.    Подплыл, смотрит, а это Никифор стоит,  и мордочка у него виноватая какая-то.   Поздоровкались, чинно разговоры  завели о том, о сём, а Никифор  всё в сторону косит, в глаза Фильке не смотрит. Наконец Никифор решился и сказал зачем пришёл. Заплакал весёлый леший, пожалел, что жизнь у него долгая, и что всю жизнь маяться ему без любимой, и никакие проказы не вернут ему веселья.  Да и проказничал то он  лишь затем, что бы Фроська внимание на него обратила, что бы хоть разочек  улыбнулась ему, а теперь ни к чему всё это. Беда-то, какая!   
Да только не знал  леший, на что способна влюблённая девка, будь она человеком, кикиморой или лешачихой. Как узнала   Фроська о решении отца, да услышала, куда и зачем ходил Никифор, совсем взбесилась, не ест,  не пьёт, ни с кем не говорит, лишь лесовика о чём - то спросила.  А потом ничего, притихла,  ласковой да послушной стала. Отец обрадовался что, наконец, то одумалась дочка, и давай гостей  созывать. Гостей понаехало тьма, в лесу повернуться негде. Фроська от счастья светится, платье  примеряет, а  жених лупоглазый  следом ходит, всё норовит невесту ущипнуть. Лесные жители  с жалостью  на невесту смотрят, ну и женишок достался, чему это она радуется.   А утро настало и поняли что к чему.  Пришли за Фроськой,  что бы  к жениху вести, а её нет!  Испарилась невеста!
 Но не знал всего этого конечно Филька.  Тошно  было ему,  так тошно, что утопиться решил.  И так долгий век лешему уготован, а без  любимой  вдвое длинней покажется.  И поплыл  он к берегу, что бы сыскать камень потяжелей, ну что б уж наверняка было, что бы не выплыть.  Да только не камень он нашёл, а крепко спящую  под кустом любимую.   Умаялась видно.   И то,  всю ночь бежала, ноженьки стёрла, рученьки в кровь изодрала  о кусты колючие.
 Вот так и закончилась холостая жизнь весёлого лешего. Папашка, правда, сильно сердился   сначала, видеть молодых не хотел, но когда  внуки появились, оттаял.  На своё место Фильку посадил, а сам внуками занялся.  Шалил вместе с ними. Иной раз и ему от Фроську  прутом доставалось, что бы не учил  лешенят, малых  озорничать.  Говорят же, что  старый, что малый, всё едино!