ТОЧКА ЭКСТРИМА.
МОЯ ШТУРМОВАЯ ДВОЙКА
МАЛЕНЬКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
Дорогой читатель, мне очень хочется, чтобы ты понял ВСЁ, о чем я пишу, поэтому в конце ты найдёшь маленький толковый словарик, который читать не обязательно, если ты имел счастье полазить в горах с веревками и друзьями.
Итак, в путь!
***
ТУРИСТ – ЭТО ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ИЩЕТ
ГДЕ БЫ ПОХУЖЕ ПЕРЕЗИМОВАТЬ ЛЕТО.
Народная мудрость
На предстартовом сборе своей группы я поняла – всё, на маршруте можно ставить жирный крест. Как же мне не повезло! Большая часть тех, с кем я собиралась идти в горы, точнее, кого собиралась вести, нежданно-негаданно обросли планами неимоверно далекими от спортивного туризма. На стадионе нас, жаждавших жить километрами, а не квадратными метрами, было трое. Всёго трое! Ну, и группа! Понятно, что при такой расстановке сил моё руководство безнадежно срывалось. Как, впрочем, срывался и сам маршрут.
Вечером я зашла к Лидии – своей подруге и спортивной единомышленнице, и, воспитанно негромко скрепя зубами и душой, поведала о своём бедственном положении. Грусть моя была велика. Лидия – добрая душа, прониклась моими проблемами до искреннего сочувствия. И после моего ухода с её подачи закипела работа и юбочного, и обычного телефона.
Дома моя печаль была излита на беспечных родителей куда как более эмоционально:
- Лучше бы я пошла участником на «пятерку»(1)! – стенала я. – Меня так Володко уговаривал! Сто лет бы мне сдалась эта «двойка»! Это руководство! Эти разряды!
- Ну, так оставайся дома, - спокойно присоветовала мама.
- Дома?! Я всё лето в спортивном лагере нервы трепала! Мысль о маршруте только и спасала! И вообще я хочу отдохнуть! Не дома же мне сидеть весь отпуск!
Вечером мне позвонил Филинов. Серёга. Их у нас в клубе двое родненьких братовьёв. Двое из ларца очень разные с лица. В телефонной трубке, как всёгда, когда общаешься с Филиновыми, хрипело так, будто по соседству в муках издыхал раненый мамонт. Но, предприняв героическую попытку, мы всё же сумели громко прийти к соглашению, что к имеющимся трём участникам моего начавшего срываться маршрута, я возьму ещё столько же людей из уже успевшей сорваться «четвёрки». Надо помочь людям. Им же тоже охота в горы. Стало быть, объединенные общей идеей, мы на Терскее(2) можем устроить шикарное дефиле с рюкзаками.
Едва успела положить трубку, откашляться после долгого перекрикивания с Филиновым, звонит Володко. Голос начальника твёрд и решителен:
- Бери людей с «четвёрки» и крути свой маршрут.
Какое замечательное совпадение! Сепаратные переговоры за спинами боссов увенчались официальным разрешением.
Вот так и родилась наша «двойка». Шесть человек. Пятеро мужчин и одна женщина. И надо так случиться: она же ещё и руководитель. Почти всё мужики на рубеже тридцатилетия. Ох, и не любят они матриархат! Поэтому мной был узаконен демократичный способ правления. Мне очень полюбился принцип командования Кутузова: нужно дать высказаться каждому. Когда поток идей иссякнет, сказать: «А теперь, народ, слушай меня». И предложить осуществлять чей-нибудь замысел. Главное в нашем организаторском деле – иметь МНЕНИЕ.
В самом начале маршрута, на подходе к курорту «Ак-Суу», группа разделилась. Двое должны были отнести небольшую заброску продуктов через перевал и встретить основную группу. Остальные участники – доставить большую заброску вверх по ущелью, именем которого и был назван курорт, перевалить в другом месте на ту сторону и свалиться в распростертые объятия малой подгруппы. В число главных несунов вошла и я. Костя и Виктор – наши отщепенцы, скоренько уложились и сразу ушли. А мы бесконечно долго сидели на обочине, где нас оставил клубовский автобус, и распределяли продукты. Когда, наконец, покончили с делёжкой и взвесили наши тяжкие доли, оказалось по 25 кг общественного груза. Личные вещи – не в счет! Да-а. Мы, конечно, крепкие ребята… Боже правый, но за что такое наказание, которое мы сами для себя с удовольствием измыслили?! И это мы называем красивым словом «отдых».
После мы очень долго укладывали рюкзаки, которые решительно отказывались принять весь груз. Собираем, разбираем, собираем, разбираем. Потому как у хороших мастеров всёгда что-то остается лишним. Мой новенький рюкзак трещал по швам. Я даже серьёзно забеспокоилась – вдруг разорвётся? Но он славно выдержал своё первое испытание, как и потом многие годы сносил мою безжалостную эксплуатацию. Вот что значит правильное воспитание в начале жизненного пути. Наконец всё, вроде, утрамбовались.
- Ну, что, мужики, пошли?
И тут с удивлением обнаруживаем, что Молодой не умеет собирать рюкзак. Хотя когда бы он успел поднатореть в этом деле? Молодой он был не только по возрасту, но и по туристическому опыту. Поверхность мешка, прилегающая к его спине, напоминала бугристое свежевспаханное поле. Нет. Так ходить нельзя, если, конечно, не ставишь себе цель набить спину и прийти к быстрому бесславному финишу. Саня взял на себя почетную миссию обучения подрастающего поколения. Он вывалил на землю всё содержимое мешка Молодого и заново сам аккуратненько и красиво упаковал рюкзак. Саша, похоже, надеялся, что Молодой усовестится и вприпрыжку кинется, если не укладывать вещи сам, то хотя бы помогать. А тот стоял рядом с видом крайней озабоченности и величайшего восхищения и почтения, как прилежный ученик, старающийся осознать глубинную суть непонятных манипуляций прославленного гуру. Когда фокус-покус с волшебным превращением корявого рюкзака в конфетку был закончен, Саша поднялся и впервые произнес обидную, на его взгляд, фразу, которая потом не сходила с языка моих мужиков весь маршрут:
- Где ты его только нашла?!
Я, прикидываясь непонимающей глубины его сарказма, объяснила, простодушно хлопая глазками, что он был в моём отделении в спортивном лагере. Прошёл под моим руководством крым и рым, то бишь, «единичку». Проявил себя замечательным парнем. И честно заслужил почётное право встать в наши ряды.
И вот, наконец, действительно трогаемся с места. Содержимое рюкзака высится над головой на полметра. Везде торчат веревочки и ремешки, которые с трудом стягивают конструкцию. Солнце палит, желудок урчит и требует подкрепления. Идём по дороге, примечая в отдалении юрты и пасеки.
Кто выбирал место для курорта, знал толк в этом деле! Красивейшие пейзажи! Тихое, уютное место. Наше появление не прошло незамеченным. Вдоль дороги выстроились любопытные курортники. А как же! Бесплатное развлечение! Выездная бригада цирка. Самые сдержанные зрители неодобрительно качали головами, другие неблагопристойно тыкали пальцами или кричали: «Какой дурак вас так нагрузил?» А собаки нас вообще не принимали за людей – гавкали так же лениво, как на безобидные машины, проезжающие вдалеке. А мы идём. Мимо. Бессловесно. Медленно, как асфальтовый каток, и неумолимо, напитывая потом собственную одежду и рюкзаки.
Кто первым увидел столовую – не помню. Не помню и имени того, кого озарила светлая мысль идти попрошайничать. Я отправила на разведку Сергея, как самого представительного из нашей команды. Сами мы с удовольствием скинули баулы, сели под огромными елями и издали наблюдали за развитием событий.
Сергей вежливо постучал в окошко, низко расположенное над землёй, - дверь, разумеется, была закрыта по случаю необеденного времени. Из-за стекла выглянула разъярённая физиономия поварихи в белом колпаке. Сергей всёми силами изображал добродушие на своём заросшем рыжей щетиной лице. Он пытался снять очки для снега, за свою круглую форму названных «консервами», но никак не мог справиться с зацепившейся резинкой. Этому сильно мешали его «близорукие» очки. Он, как две капли воды, был похож на Ихтиандра, который давно не выныривал из воды, чтобы побриться.
Несчастная повариха, эта сердобольная женщина, не в силах была отказать в пропитании такому всклокоченному, неумытому созданию, изящно жонглировавшему двумя очками и одним ледорубом. Потом мы предположили, что именно ледоруб и был наиболее весомым аргументом.
- Эва! – позвал нас счастливый Сергей нашим «фирменным» клубовским кличем.
Мы бросили рюкзаки на произвол судьбы и легкой походкой вошли в столовку.
А там нас ждал пир на весь мир. Хоть пиршественные яства не отличались гастрономическими изысками, но воцарению мира в ближайшей округе способствовали однозначно. Хлеб и молоко были отменны! А после четвёртого стакана киселя голод и вовсё ретировался на дальние рубежи. Только теперь размякший и осоловевший Серёга вспомнил:
- А мы рюкзаки там, на улице, и оставили?
- Да кому они нужны? – лениво удивилась я.
- Пусть попробуют поднять, - хихикал Саня.
Только Молодой не принимал участия в разговоре, активно работая челюстями.
Вообще-то люди у нас не жадные, особенно если это касается государственных продуктов. Поэтому одна из поварих, душа которой оказалась шире других, предложила нам недоеденные нами огурцы и хлеб взять с собой. А может быть она решила, что за представление, надо платить. Ведь мы, как древние сказители, развлекали в течение получаса собравшихся вокруг нас столовских работниц страшными историями из жизни туристов-горников и в этой роли имели несомненный успех. Большая часть славы досталась, конечно, нашему дорогому Серёге. Умел он найти такие леденящие душу эпитеты, сказать с такой устрашающей интонацией, что банальный выход в тапочках на лестничную клетку превращался в такой триллер, что вся шерсть на теле дыбом. А уж там, где есть хоть мизер, за который можно зацепиться, Серёга пел, как соловей. И ведь не скажешь, что врёт он всё, как депутат своей в предвыборной речи. Говорит чистую правду, но как смачно её преподносит, как нагнетает обстановку! Вы думаете: стакан наполовину полон? Не-ет! Он, страшно сказать, наполовину пуст. Мы, зная этот Серёгин несомненный талант, в душе посмеивались над работниками общепита, развесившими уши, но в нужный момент активно поддакивали. Ой, и не знаю, что они после таких страшилок курортникам наготовили…
Лишний хлеб, подаренный нам за усладу слуха – это, конечно, здорово. Опять же дальновидный Сергей, как завхоз, и тут сумел извлечь выгоду: не только сэкономил на обеде общественный харч, но ещё и обзавёлся не предусмотренными раскладкой продуктами. Однако, когда за спиной больше 30 кг, ещё одна буханка хлеба не воспринимается как радость. Я оглядела своих мужиков – сытых и любящих всё человечество. И не смогла разрушить небесную гармонию их душ приземлённым килограммом лишнего веса. Что делать? Пришлось эту «радость» положить в свой мешок. Как я теперь понимаю поговорку: благими намерениями выстлана дорога в ад!
- Куда пойдем, начальник? По какому берегу? – любопытствовали мои счастливые мужики, после трапезы готовые идти в огонь, воду и под медные трубы.
Я посмотрела на карту. Тропинка показана с левого берега реки. Какая же я была тогда глупая и зелёная! Верила картам, как себе самой.
Сначала тропинка действительно была хорошей такой, правильной тропинкой, постепенно становясь всё менее хоженой и видимой. Зато лес всё более густым, а берега речки крутыми. Мы лезли напролом. Падали, переворачивались через голову, вставали, снова брели. Наконец, вышли к каменным плитам. Маленькие покатые площадочки «уютно» нависали над грохочущим внизу потоком. Скалистая теснина… Врюхались! Стоять и то неудобно. Лишний шаг боишься сделать, чтоб не сверзиться вниз.
Саша пошёл на разведку. Мы остались ждать и хаять тропу, карты, Володко, палящее солнце, неподъёмные рюкзаки, в общем, всё, на что хватало сил. Славный туристический «отдых» только начинался.
Саша вернулся со смутной надеждой на тропу. Мы поднялись по скалам в лоб и через кусты вышли на гребень. Огляделись по сторонам. Степь да степь кругом. Путь далёк лежит. Лес остался внизу. Безлюдье, кушари, рыжая трава, далекие птичьи пересвисты и большое палящее солнце. Надо идти к воде – решили мы. Очень хочется пить… И вот по выжженной земле, через редкие кусты барбариса мы плетёмся дальше.
Как мало человеку надо для счастья! Спуск к водичке взбодрил, как лучший бразильский кофе.
- Ой, - радовался Молодой, - без рюкзака ноги сами подпрыгивают до головы!
Мы поставили палатку на берегу бурливой реки, носящей всё тоже названье Ак-Суу, что и курорт, что и ущелье. Беловодье в переводе с киргизского.
Бивак!.. Как много в этом звуке!..
Поужинали, всем состоянием природы ощущая свою удаленность от людей. Никаких звуков цивилизации. Только шум реки и наши разговоры.
Когда мы ехали в горы на маршрут, в одном из небольших сёл мне удалось купить маленький механический будильничек. С тех пор этот садист исправно поднимал нас ни свет, ни заря. На следующее утро при его пособничестве мы встали в шесть часов. Вылезли из палатки в рассветную прохладу, закуклившись в свои толстенные пуховки. Пока позавтракали, пока собрали свои любимые кошёлки (теперь уже гораздо быстрее, чем вчера), солнышко не только поднялось, но и стало хорошо пригревать, давая понять, что лето пока ещё не кончилось и сегодня нам опять поддаст жару.
И вдруг мы увидели, что в небольшом отдалении на взгорье того берега едут машины! Как?! Ведь вчера мы ушли от людей в дальние дали! Это было невероятно! Очень скоро проехала ещё одна машина. И ещё. Там была если не трасса, то уж точно наезженная дорога. А мы-то, дураки, вчера продирались через дебри. И когда только прозевали переход тропы на другой берег? А ещё на той стороне ходили люди и даже выгуливали детей! При их появлении мы подняли такой крик, что ни услышать было невозможно. Мы добросердечно призывали их для переговоров с искренними, самыми мирными намерениями. Но люди вели себя неожиданно странно. Они останавливались, делали многозначительные жесты вдоль ущелья – гуляем, мол. Из-за шума реки мы не могли услышать текстовой части. Кино было немым.
Нам никто не хотел помогать. Это единственное, что мы поняли. Сказав всё, что мы думаем про непрошибаемое местное население, взвалили свои увесистые рюкзаки и пошли по берегу. Как же мы обрадовались, когда через пятнадцать минут увидели перекинутые на ту сторону брёвна. Теперь стало ясно – почему народ так реагировал на наши страстные позывные.
По другому берегу был проложен такой горно-сельский автобан – магистраль, стало быть. Оказалось, что и люди-то здесь не плохие. Нас сразу же подобрала попутка, и мы в кузове с ветерком и комфортом домчались до конца грунтовки. А потом пешочком, пешочком до самого перевала. Светлая мечта: расстаться с половиной продуктов осуществилась на другой день. Саша, я и Серёга понесли заброску. Молодой остался кашеварить.
К обеду мы вернулись уже налегке. Завхоз «разбросал» оставшуюся после заброски провизию на всех желающих. Их было – хоть отбавляй! Хотела бы я посмотреть на того, кто не пожелал нести общественный хавчик! В горы, как и в хоккей, играют настоящие мужчины. Между ними, правда, иногда мелькают настоящие женщины. Это я, понятное дело, скромно говорю о себе. И вот эта толпа самых что ни на есть настоящих сразу же, прямым текстом, может быть даже хором, сказала бы трусу поганому: куда ему надо идти. Вы что подумали? Куда? Я имею в виду: вниз, в долину.
После тридцати килограмм заплечного груза вес, распределенный завхозом, показалось нам пухом, хотя только провизии было не менее восьми килограмм.
Как берутся перевалы 1А, рассказывать не интересно. Это перевалы для начинающих. Несколько однообразных часов вверх по тропе или без тропы, небольшой отдых на перевальной седловине и несколько часов вниз. Усилий много, а красот особых нет. Нет и работы с верёвками. Любая «единичка А», в принципе, похожа одна на другую. Нет своего лица у перевала. Наверное, это можно сравнить с младенцами. Пока лежат в коляске, все одинаково хорошенькие. А когда начинают подрастать, появляется и свой характер, и своё лицо.
Как раз вторым номером у нас было запланировано прохождение «единички Б», которая, по описаниям бывалых, чуть повыше категорией. «Б» с хвостиком. «Может, метров 20 верёвки бросите», - пообещал Володко. Ну, что ж, нас двадцатью метрами верёвки не запугаешь. И мы с оптимизмом смотрели в будущее.
К тому времени встретились наши две забросочные подгруппы. Костя и Виктор весело и вдохновенно, перебивая друг друга, рассказывали нам о своих впечатлениях, о встрече со спортивной группой туристов из Прибалтики, в которой были интересные девушки, начисто лишенные условностей. И на наших представителей Центральной Азии произвела неизгладимое впечатление смелость их нарядов. Мужики слушали, открывши рот, в тайне завидуя двум везунчикам.
Вечером вся наша группа впервые после приезда на Терскей собралась вместе у малюсенького костерка за традиционным большим чаем. Кто-то сидел на самодельных сидушках, кто-то, как патриций на пиру, развалился на одеялах с кружкой в руке. Чай в горах – это не тот напиток, который дома бездумно заливаешь в себя, пролистывая газету. Чай в горах – это особый ритуал, наполненный смыслом: с постукиванием кружкой о кастрюльку, переливанием и перемешиванием. Чай в горах – это цемент, соединяющий людей. Чай – это украшение любого вечера. Мы не отказывали себе в удовольствии. Раз за разом бегали за водой и кипятили новую порцию. Завхоз в честь праздника воссоединения группы выдавал заварку по первому «дай». Только после ужина можно вот так спокойно почаёвничать да неспешно поговорить. Завтра мы пойдем вверх, а там костра уже не запалишь. Сегодня, на этой-то высоте, найти хворост трудно. А дальше и вовсе пойдут травинки-былинки, лишайники, камни да снег.
Хороший выдался вечер! Насмеялись от души, песни попели, просто помолчали, глядя на язычки пламя, облизывающие прохладную ночь.
Под занавес Виктор огорошил нас нешуточной новостью. Хоть и недолго ходили они с Константином, да и груз был не особенно велик, но проснулся его давний недруг – радикулит и предательски отравлял жизнь.
- Видно не судьба мне пройти в этом году маршрут, - резюмировал Виктор.
Мы начали предлагать ему разные варианты: максимально разгрузить, пройти облегчённый вариант маршрута. Но Виктор был непреклонен.
- Сейчас мне не настолько плохо. Это правда. Но если скрутит на перевале? Что тогда делать? Спасработы(3) устраивать? Придется сваливать в город.
Конечно, мы всё это понимали. Но уход Виктора – балагура и весельчака, представлялась большой потерей. Была ещё одна закавыка. По технике безопасности у больного, сходящего с маршрута, должен быть сопровождающий. Мало ли что на спуске с бедолагой случится? И это тоже понимали все. Народ затих в ожидании своей участи.
Передо мной встал жёстокий вопрос: кого отправить? Ладно, не будем лукавить, скажем прямо: кем пожертвовать? Кем-то из братишек Филиновых? Но они самые опытные в моей группе. Молодым? Хоть он и не стал украшением нашей команды, но я сама предложила ему участие в этом маршруте. Я несу за него ответственность. Константином? Он больше всех рвался в горы, впервые идет на спортивный маршрут. Эх! Тяжела ты, шапка Мономаха!
Видя мой душевный раздрай, совестливый Серёга предложил, неумело делая вид, что ему всё равно куда направить свои стопы:
- Что думать, начальник? Давай я пойду.
Но тут Виктор начал клятвенно уверять нас, что чувствует себя не настолько плохо, чтобы безжалостно сорвать ещё кого-то с нитки, испоганив своей болезнью не только свой, но чужой отпуск. Он обещал быть паинькой, доехать до дома в целости и сохранности, сразу же сообщить о своём сходе хоть в МКК(4), хоть в КСС(5), хоть в ООН. Этот вариант, конечно, был самый привлекательный. Только как бы за нарушение инструкций не настучала мне по башке наша великая и ужасная МКК!
Наутро к определяющему перевалу пошли пятеро. Виктор спускался один. Не судьба… Тогда ещё никто не знал, что это были в его жизни последние горы. Очень скоро он – молодой, сильный мужчина, отец двоих малышей, первым из нашего клуба уйдёт туда, откуда никто не возвращается. Поздно вечером он будет ехать на велосипеде с работы и на пустой улице попадет под колеса шального автомобиля.
Судьба… Кому что уготовлено?..
И вот мы впятером под аккомпанемент мелкого дождя поднимаемся вверх. Тропа хорошая. В сезон здесь пасутся лошади. Но сейчас пустынно – трава пожухла, и чабаны откочевали вниз. А мы – поздние пташки. Этот район в конце августа не пользуется популярностью. Какие места мы проходим, особо и не разглядишь – сеющий дождик смазывает очертания и уменьшает видимость, совершенно видоизменяя ландшафт. Через несколько лет я уже при хорошей погоде опять пройду здесь и совершенно не смогу припомнить окружающих мест. Тропа идет на подъем с небольшим уклоном приятно ровно, без особых перепадов. Это зона альпийских лугов. Здесь уже нет ни кустарников, ни тем более деревьев. Только мокрая трава, бушевавшая ещё месяц назад роскошным цветом. Иногда сквозь завесу дождя проглянут вдали тёмно-коричневые скальные выступы. После широкой заболоченной поймы с зелёными берегами и влажным воздухом холодной парилки начался более крутой участок, продуваемый ветром. Речка, доселе тихо катившая свои воды, забурлила под уклоном среди светло-серых валунов.
Клочкастые облака, клубившиеся всю дорогу рядом с нами, поднялись выше, раздвигая зону видимости. Воздух влажный и холодный – чувствуется дыхание ледников. Но, идя с рюкзаком, не замёрзнешь. Дождь немного поутих. А после полудня в дымке появилось солнце.
А впереди – картина картин! Великолепный ледовый цирк. С левой стороны он закрыт отрогом, из-за которого красивым изгибом вытекает полосатый от морены ледник. У конца его языка держится огромная капля – бирюзовое озеро. Там ярко-зелёная трава доходит до самой воды. Глотаем слюни от восторга! Хочется туда, на ледничек! Остановившись на отдых, мы разглядываем это великолепие, с восторгом показывая друг другу особо привлекательные детали. Всё это сопровождается каскадом восхищённых возгласов и авантюрным предложением Саньки: послать всё к лешему и самолично вступить на эту скользкую ледовую дорожку длиной в несколько километров. Саша абсолютно уверен в безнадёжности своей идеи. Но должен же кто-то её предложить! Хотя бы для красного словца. Я заверяю его, что сходим обязательно. Только в другой раз. На «тройке» или «четвёрке».
Я в очередной раз совещаюсь с картой. На маршруте это вообще моё любимое времяпровождение. Напрягаю извилины, шевелю ими, вспоминаю мудрые наставления нашей маршрутно-квалификационной комиссии. И, покумекав, при полном единодушии группы веду мужиков налево. Странно. Почему именно походы налево вызывают столько раздумий?
Мы уходим от ледяных красот Аныр-Тора. Однако «уходим» не совсем правильное слово, скорее «упрыгиваем». Участок совершенно забытый Богом со дня сотворения земли. Валуны размером с легковушку уложены в диком первозданном хаосе.
Тут, конечно же, снова пошёл дождь… И где то лето, которое жгло нас ещё три дня назад?
Не дожидаясь вечера, находим травянистый пятачок. Ставим палатку. Тонкое наблюдение, что перевал – не волк, в лес не убежит, приводит к выводу, что завтра мы его – перевал, обнаружим на том же месте и со свежими силами возьмем на утренней зорьке. А пока займемся своими делами. Дежурные добывают воду. Константин, замученный охотничьими инстинктами, уходит на промысел в надежде найти на этой высоте что-нибудь крупнее паука. Я, достав заветную тетрадочку и в очередной раз убедившись в правильности пути, начинаю описание прошедшего дня. А как же без этого! По возвращении домой нужно будет дать отчет о наших спортивных подвигах. Для творческой работы требуется определенный настрой. Когда не поешь, злее на работу становишься. А поскольку наш обед при пособничестве дежурного плавно сдвигается к ужину, то описание я заканчиваю быстрее приготовления супа. Ухожу на осмотр достопримечательностей.
Я считаю своей первейшей задачей способствовать процессу стирания различий между городом и деревней, умственным трудом и физическим, но особенно между горными хребтами и долиной. Камни несу домой отовсюду в больших количествах. Родители тешат себя мыслью использовать когда-нибудь мою коллекцию в благородных семейных целях – вложить в фундамент строящегося домика. Ну, что ж, блажен, кто верует.
Хожу кругами вокруг палатки, как гончая по следу, уткнув нос в землю. Поднимаю камень – фи… Не интересно. Ещё, ещё. Что-то беленькое. Льдистый кварц. Дальше - больше! Какие цвета! От бледно-розового, до сиреневого, фиолетового!
- Мужики! – ору. – Я нашла аметисты!
Радости нет предела. Всякий человек, обладающий даже самыми скромными познаньями в минералогии, хоть раз в жизни слышал об аметистах. Притащить булыжник может всякий. Но что-то приличное…
Мои мужики падают на четыре конечности, вытаскивают камни один лучше другого, один крупнее другого. Ясен свет, большой камень, даже небывалой сказочной красоты не хочется таскать на себе ещё 2 недели, оставшиеся до окончания маршрута. Крупняк мы безжалостно разбиваем, выбираем наиболее эффектные кусочки. Народ – в состоянии благоговейного экстаза.
Тут с промысла возвращается убитый горем Константин. Как и следовало ожидать, зверьё не стало дожидаться его меткого выстрела и убежало куда-то в сторону. И чтобы окончательно добить неудачливого охотника в последних лучах солнца на противоположном гребне промелькнуло стадо из 15 или 20 горных козлов. Стоило ли ходить далеко? На козлов можно было полюбоваться и отсюда. Наш охотник после такого безмерного потрясения мог утешиться только ужином. После, несколько повеселев, он сказал, что видел глыбу гранатов. У меня перехватило дыхание от удачи.
- Тащи! – единственное, что я могла сказать.
- Вот так всегда, - сладким голосом ответил он. – Ну, ни в чём не могу отказать женщине! – и с радостью помчался от надвигавшейся общественной работы по уборке в палатке.
Минут через 20 плетётся, как говорят сказки: не весел, буйну голову ниже плеч повесил. Все к нему:
- Не нашёл что ли?
- Нашёл, - Константин уныло положил перед нами камень килограмм на 10.
- Но это же аметист, а не гранат!
Стоило радоваться раньше времени.
К своему промаху Константин отнёсся безразлично. Груз на душе был тяжелее груза в руках. И, чтобы возвратиться в равновесное состояние, ему только и осталось, что излить на спутников свои горести.
- Отошёл от палатки уже на большое расстояние и вдруг нос к носу сталкиваюсь с семейкой горных козлов. Они были в двадцати метрах! Смотрели преданно в глаза! А у меня не было ружья!
Ничего не оставалось, как посочувствовать страдальцу.
На следующий день встали затемно. Уже через полтора часа движения увидели перевальную седловину. Опять предстояли прыжки по валунам. И здесь я обнаружила чудо – черные кристаллы турмалинов. Чем дальше мы шли, тем их становилось больше. Потом появились тёмно-зелёные. Хотелось ВСЁ забрать. А Серёга подзуживал:
- А вот посмотри – какая красота! Неужели оставишь здесь?
Перевал заманивал нас к себе великолепными камнями, как заманивает лес в свои дебри азартного грибника.
В десятом часу мы уже стоим наверху. Готовый тур(6) не нашли. Зато с удовольствием создали собственное монументальное сооружение, вложив записочку с указанием категории сложности перевала 1Б – 2А. С седловины осмотрели спуск. Ох, и крутенько для единички «Б»! Но ведь нам что-то говорили о двадцати метрах дюльфера(7)? Да, пожалуй, верёвка будет или чуть больше…
Перед спуском вниз ещё предстоит церемония посвящения в туристы(8). Я взяла на маршрут «тридцатипроцентника» (9). Ирония судьбы – среди нас самый старший человек по возрасту оказался самым юным туристом. Из нашей группы три человека работали всё лето инструкторами в спортивно-туристическом лагере и за три потока так поднаторели на посвящениях в туристы массовым тиражом, что для одного-единственного новичка обставили эту развесёлую процедуру с максимальным разнообразием. При этом погодка ласкала и обещала быть солнечной и приятной.
Наше глубокое убеждение – перед горами человек должен преклонить колено, а лучше два. Поэтому Костю поставили на четыре конечности и заставили повторить «страшную» клятву, последние слова которой звучали так:
- Обязуюсь: не есть сгущенку… - торжественно вещает Сергей.
- Это почему же?! – возмущается посвящаемый.
- Без товарища! – замогильным голосом добавляет Серёга.
Константин радостно вздыхает и клянётся всеми святыми не нарушать таких замечательных традиций. Потом, чтобы наука дошла более коротким путём, известному каждому родителю, все разрядники по три раза охаживают по окорочкам новоявленного туриста смаркированной(10) «пятидесяткой»(11). При этом на каждый удар щедро и радостно желается всё необходимое для райской жизни на маршруте: легкие рюкзаки, сухие носки, хорошая погода, обилие курева, приятные попутчики. И то, что всё это в комплексе никогда не осуществляется, почему-то никого не смущает.
Вначале Костя пытается протестовать против столь нетипичного для цивилизованного человека способа обучения. Не педагогично ему, видите ли! Но затравленный демократическим централизмом неминуемо подчиняется большинству.
Когда церемония заканчивается, переходим к технической стороне дела.
- Мужики, - говорю, - доставайте верёвки, обвязки. (12)
И тут выясняется, что верёвка одна! Та самая, которой мы лупцевали Константина. Я – в шоковом состоянии:
- Где же пятьдесят метров «репа» (13)?
Саня простодушно недоумевает:
- Я отдал его «пятерке»…
Вот они – скоропалительные сборы! Вечная наша неразбериха. Каждый раз даю себе зарок: всё, это в последний раз так иду! На следующий маршрут всё будет по-другому. Но приходит следующий маршрут, и всё повторяется опять.
В данном случае ситуация оценивается как критическая. Собираем обрывки «репов», «усов». (14) В дополнение к имеющейся бухте набираем около тридцати метров. Ещё раз смотрим вниз. Крутизна порядка семидесяти градусов. У подножия склона – ледничок.
Навешиваем на зуб(15) верёвку. Ухожу первой. Участок легкий. Тьма зацепов. Спускаюсь на площадку. Снимаю баул. Следом идет Саня. При его небольшом росте рюкзак закрывает его до колен. Смотрится замечательно! Достаю фотоаппарат и делаю, как потом оказалось, исторический снимок – единственный на перевале.
Здесь на площадке ветра почти нет. Хотя солнце поднимается к зениту и всё-таки ещё лето, но тепла не чувствуется. Сергей сверху осматривает дали и кричит нам, что со стороны Каракола ползут облака.
Мы с Саней, приняв Молодого, ползаем по площадке, пытаясь разглядеть через выступающий лоб, (16) что нас ждет ниже. Наметились два пути: по узкому кулуару(17), зажатому вертикальными плитами, и в обход.
Неожиданно сверху, чуть в стороне от перевальной седловины, срывается глыба размером аккурат с те, по которым мы прыгали на подходе, следом потоком ссыпаются мелкие камни и пыль. Мы дружно отскакиваем в сторону. Валун, ударившись об «лоб» рассыпается, распространяя серный запах и оглашая грохотом ущелье. Прислушиваемся… По звуку, похоже, тут двадцатью метрами верёвки не обойтись. «Верёвки четыре(18)», - решаем мы.
Спускается Сергей. Он страхует меня, когда я навешиваю перила. Расходуются все карабины. (19) Верёвка ещё есть. Трещины широкие. «Сюда бы закладуху(20)…», - мечтаю я, завязывая петли. Выхожу на небольшую площадочку.
К этому времени небо основательно затягивается облаками. Ветер усиливается. Становится прохладно.
Пока ожидаю своих, кулуар, по которому мы с Саней предполагали начать спуск, изрыгает потоки камней. За пятнадцать минут – пять камнепадов. Самое неприятное, что под этим участком, хочешь – не хочешь, обязательно придется идти. Сердце сжимается в маленький комочек. Снова прогрохотало. Выступающие части плит, по которым идет основной поток обломков, окатаны, как голыши морской волной.
Подходит Константин. Вместе жуем те немногие конфеты и сухофрукты, которые щедрой рукой отсыпал завхоз ещё наверху, на перевале. Я рассказываю о шести сошедших камнепадах. В это время, как бы в подтверждение моих слов, над нами с низким свистом пролетает шальной камень. Мгновенно кидаемся в стороны. Снизу слышатся звуки ударов. Запах горелых спичек теперь становится нашим постоянным спутником. Вероятно, так пахнет в преисподней.
Облака всё более уплотняются, тяжелеют. Становится сумеречно и не уютно. Всё идет к тому, что лето кончится в ближайший час.
Площадка небольшая. Всю группу поместить не может. «Совет стаи» собирается на двух высотных уровнях. Костя предлагает взять на себя миссию первопроходца. Я не очень доверяю его пятнадцатилетнему опыту «дикаря». (21) Поэтому первым идет самый спокойный человек группы – наш завхоз Сергей. В этом месте скалы напоминают кирпичи, поставленные на ребро и сползшие вниз по друг другу. Высота кирпичиков пять – семь метров, а ширина не больше полуметра. Вот по таким уступам мы и идём. Плиты зализаны. Трещины редкие и широкие.
Уйдя метров на тридцать, Сергей останавливается возле одной из них. Принимает остальных. Пока я подхожу, Костя, отстегнувшись от страховки (гром и молния!!!), полез на разведку. Риск, конечно, благородное дело, но мне в данном случае он категорически малосимпатичен. Сурово обещаю Константину разобраться с его геройством после спуска. А теперь, раз уж он знает путь, пристегнув к верёвке, выпускаем первым.
В этом месте ребро нашего кирпича приподнято вверх, а дальше – резкий перегиб, и что творится за ним – сказать трудно. Костя уходит, утопая по щиколотку в пыли. Самое простреливаемое место. Здесь камни ударяясь рассыпаются в пудру. Константин скрылся за перегибом, вытягивая за собой верёвку. Через несколько минут сверху срывается поток камней. Расплющиваемся, размазываемся по скале, прячась под карнизом. Саша ухитряется забиться в узкую щель между плитами. И это при его кубическом телосложении! Камни надрывно воя проносятся вниз и барабанят по уступам. Отряхиваемся. Из-за перегиба – гробовое молчание. Верёвка, будто забытая здесь сто лет назад, лежит не двигаясь под толстым слоем пыли.
- Живой он там?.. – тихо и испуганно спрашиваю у ребят.
- Эва! – негромко кричат они наш любимый позывной. Тишина.
- Костя!!! Эва!!! Эва!!! – вопим уже все, что есть мочи.
Наверное, прошло минуты три, но это те минуты, которые длиннее года. Верёвка ожила и потянулась дольше. Вытираем пот со лба и облегчённо вздыхаем. Пронесло…
Не люблю ходить в середине. Испереживаешься почём зря. Когда иду первая, могу оценить обстановку, знаю, что поворот грядущий нам готовит. А тут сиди и мучайся.
Потом услышали голос Константина. Слова разбирали плохо. Он звал следующего.
Пока страховали с Сергеем Сашу и Молодого, завели речь о вероятности спуска до темноты. Успеем ли? Впервые промелькнула мысль о холодной сидячей ночевке.
День клонился к закату. Ветер разгулялся не на шутку. Как-то сразу всё померкло. Резко уменьшилась видимость. Порывы ветра швыряли в лицо холодные капли. Дождь, намочив камни на скалах и одежду на нас, очень быстро перешёл в снег - крупные хлопья, черные на фоне серого неба и серые на фоне тёмно-коричневых скал.
Когда подошла моя очередь идти, зацепы уже замело снегом, который, смешиваясь с пылью, под руками превращался в ломящую пальцы грязевую кашу.
Оказалось, что чуть в стороне от перегиба предстоит обход по маленьким скользким зацепам. Саша бросает «ус» и вытягивает меня. На пару выражаем неодобрение разверзшимися небесными хлябями и выражаем полное несогласие с Эльдаром Рязановым, сказавшим: «У природы нет плохой погоды». Почему-то эта круговерть упорно не желала восприниматься, как благодать.
Пока подходит Сергей, пытаюсь внушить Константину, что не всякое молчание – золото. Особенно после камнепадов. Костя делает такие честные глаза и изображает такое неподдельное изумление, что невольно закрадывается уверенность в искренности его слов.
- А вы разве меня звали?
- Охрипли!..
- Здесь совершенно ничего не было слышно…
Оказалось, что до камнепада он успел снять рюкзак, а когда услышал надвигающийся на него обвал, спрятал руки и голову под небольшой козырек. И, руководствуясь принципом малых радостей, утешал себя тем, что, в крайнем случае, с перебитыми ногами жить можно, чего не скажешь о пробитой голове. Камни удачно стукались о карниз, далеко отскакивали, перелетая через потенциальную жертву. Напоследок один из них, сбившись с пути, всё же достал Костю и пометил его спину боевым синяком. Теперь Константин, принявший крещение в каменной сечи, рвался вперёд. Посоветовавшись, мы всё же решили выпустить его, но налегке. Потом он примет рюкзаки и подготовит площадку для людей.
Ожидая свей очереди, мы топтались на небольшом балкончике. Сесть некуда. Снимешь рюкзак, оказываешься лишним сам. Не высунешься, не посмотришь, что внизу. Но крутизна приличная, приближается к вертикали. Спускаем первый рюкзак, за ним второй. Снизу Костя кричит, зовет себе помощника. Уходит Сергей. Пока они там маракуют, мы втроем, как ночные извозчики зимой, пытаемся согреться, переминаясь с ноги на ногу.
Как быстро надвигаются сумерки! Угроза ночевки на скале становится всё более реальной. А как хочется вниз, на твердую почву. Хочется забраться в палатку. Снег всё сыпет и сыпет не прекращаясь. Будет ли конец этому спуску?! С перевальной седловины казалось – метров сто пятьдесят. А мы идем и идем. Идем, правда, круголя, в обход, по более простому пути – с нашим-то количеством верёвок. Но это очень мало утешает. Карманное питание давным-давно съедено и переварено. Но, что интересно, есть совершенно не хочется. Весь организм сжался, как пружина, готовая каждую минуту к действию. Мысли работают только в одном направлении – сделать всё, чтобы спуститься быстрее. Даже метель не воспринимается как бедствие, скорее, некоторое неудобство. Зато появляется какая-то запредельная, необъяснимая способность видеть спиной и даже ощущать опасность на уровне подсознания. Камень ещё только думает скатиться, а мы уже предчувствуем его падение и вжимаемся в стену. Наверное, именно это и подразумевают мастера восточных единоборств, говоря: «Удар нужно отразить до того, как он нанесен».
Ну, вот, наши первопроходцы обустроились, зовут следующего. Одеваем на Молодого тяжеленный Костин рюкзак (что он в нем носит?!), и вдвоем с Сашей потихоньку выпускаем. Верёвка пошла быстрее. Мы радуемся внезапной расторопности неуклюжего Молодого. Выдаем и выдаем верёвку. Тут слышим команду: «Держите!». Через некоторое время: «Тяните!». Ну, что ж, поднатужимся. Да не тут-то было! Напрягаемся до предела. Кажется, что на шее рвется кожа.
- Почему не работаете?! – кричат снизу.
- Верёвка не идет! Что случилось?!
- Молодой завис!
Драгоценное время уходит. Сумерки уже наступают нам на пятки. А мы сидим без действия. Зато внизу события разыгрываются драматически. Молодой должен был спуститься на площадку, находящуюся не строго отвесно под нами, а чуть в стороне от места выхода. Но, поскольку за своё короткое время пребывания в горном туризме он ещё не успел натореть в лазании по скалам, его бросило на маятник. А тут ещё мы с Сашей рады травить верёвку. В итоге, как всякий нормальный человек, впервые попавший в подобную ситуацию, Молодой впал в шоковое состояние. Уподобившись сосиске на длинной ниточке, он висел над уже непроглядным во тьме дном ущелья, неизвестно на какой высоте и орал хриплым истошным голосом: «Мама!!!».
- Подтягивайся руками, - командовал Сергей, не потерявший присутствия духа. – Упрись ногами и иди по зацепам.
Но Молодой шевелился слабо. Он оторопело дергал руками и ногами, не в силах справиться с испугом.
- Сбрасывай рюкзак! – самоотверженно гаркнул Костя, мысленно попрощавшись со своим имуществом.
Рюкзак улетел вниз. Но это дало незначительный эффект. Предательский страх приходит быстро, умело парализуя всё существо. Но потом, ой, как не хочет уходить! В таких случаях, как крайнее средство, рекомендуется противошоковая инъекция. И Константин взял на себя эту неприятную, но нужную работу.
- Твою мать! Трам! Та-ра-рам! – разнеслось трёхэтажно по ущелью.
Обычно, чтобы докричаться до своих, мы помногу раз переспрашиваем и скорее догадываемся, нежели слышим. Но такая уж особенность русского непечатного слова – далеко улетать и быстро доходить.
- Что он там говорит? – опешила я. Константин – один из интеллигентнейших моих знакомых. Я всё-таки надеялась, что ослышалась. В нашем кругу как-то иначе принято выражать свои мысли. Саша завилял глазками, замялся, пытаясь решить: пояснить мне суть сказанного или всё-таки обойдётся.
Молодой, услышав простую, понятную речь, ощутил колоссальный заряд бодрости и уверенности в себе. Поскольку ему в доступной форме давался наказ подниматься в ускоренном темпе, он тут же старательно заработал руками и ногами, да так, что мы с Сашей едва успевали выбирать верёвку. В то время, когда наш юный скалолаз уже выходил на площадку, Серёжин рюкзак, потеряв устойчивость, тоже покатился вниз догонять своего преднамеренно сброшенного собрата.
Спускалась я уже в потёмках, с трудом различая отдаленные предметы. Мир вокруг сужался до четырёх – пяти метров. А Сашу, шедшего следом за мной, мы увидели, когда он висел над нами, едва не наступая на головы. Полная темнота наступила мгновенно, будто сверху сбросили чёрное покрывало. Костя и Сергей уже успели освоиться на этом уступе. Они размещали вновь прибывших. Когда немного разобрались, Сергей обернулся ко мне и задал вопрос, который у всех крутился на языке:
- Что будем делать, начальник? Останемся здесь или попробуем спуститься? Решай.
- Ты смотрел: далеко ли до низа?
Из темноты откликнулся Костя:
- Похоже, не больше верёвки. Но куда выйдем, сказать трудно. Дно не просматривается - «лоб» мешает.
В голове – тысяча мыслей в одну секунду. Пожалуй, впервые за весь маршрут я по-настоящему растерялась. Ни у кого из нас нет реального опыта сидячих ночевок. Вдобавок Сергей в легкой мокрой штормовке, то есть совсем раздетый – пуховка улетела вместе с рюкзаком. Остальные вымокли до нитки. Да и после легкого завтрака на перевале, мы ничего не ели. А идти вниз – равносильно самоубийству. Кто знает, что там, за «лбом»?
Ребята, видя мою нерешительность, пытаются помочь в рассуждениях:
- Здесь мы хоть стоять можем. Что если там будет больше верёвки и отвес? (22)
Страха нет. Мы просто идем. Мы просто живем так. Только непомерный груз ответственности давит. Ладно. Была, не была.
- Остаемся ночевать тут.
От принятого решения сразу становится легче. Всё-таки неопределенность, даже если она возникает из-за тебя, переносится гораздо труднее. Теперь ясно, что делать:
- Навешивайте верёвку и давайте что-нибудь перекусим.
Саша достает примус и простодушно радуется, что упал не его рюкзак:
- Хоть чайку горяченького попьем. А то совсем бы вымерзли.
- Зато продуктов нет. Сухари и сало были в моём рюкзаке, - грустно сообщает Сергей.
- Соберем у кого что есть.
Лезу в свой рюкзак. Хочу надеть вторые штаны. Пока в потёмках роюсь, что-то в целлофановом пакете падает вниз. Когда начинается сбор продуктов, вспоминаю, что у меня были две пачки чая. Молодой передаёт мне тускло светящийся фонарик. После долгих поисков в рюкзаке, начинаю понимать, что улетевший пакет и есть чай. Достаю из аптечки настойку элеутерококка, названную ещё в начале маршрута «озверином». У кого-то завалялся сахар. Это немногое загружаем вместо кастрюли в котелок из-под примуса. К этому времени Саша успел натопить снег, собранный со скал.
А Сергей никак не может найти опору для закрепления второго конца верёвки. Он пытается вогнать в расщелины штычек ледоруба, но они то слишком узкие, то, наоборот, широкие. На ощупь ищем какой-нибудь «зуб», чтобы накинуть петлю. Примус приятно шипит, обещая скорый кипяточек. Замаявшись, Сергей предлагает уйти на другую площадку – без страховки здесь не посидишь.
Я беру фонарик, освещаю ближайшие участки скал. Снег совершенно изменил действительное состояние стены. Вот, кажется, хороший уступчик. Костя упорно предлагает поставить там палатку. Но когда подбираюсь поближе, разглядываю, оказывается, что это – большая покатость. Даже человеку встать неудобно, нечего и думать о палатке. Снова возвращаюсь на свою полочку.
Да что же это такое?! Неужели и вправду придется спускаться? Вдвоем с Сергеем обнюхиваем каждый сантиметр и, наконец, находим подходящую трещину. С остервенением забиваем ледоруб – ведь теперь на нём всю ночь будет держаться жизнь пяти человек! Навешиваем перила, пристегиваем свои самостраховки.
По кругу идет кружка с подслащенной горячей водой. Тепло блаженно разливается по замерзшему телу. Как хорошо жить! Желудок греет, как солнышко. На зубах скрипит земля. «Озверин» начинает действовать. Настроение поднимается.
- Давайте не будем спать, - предложил кто-то, - чтобы не замерзнуть.
- А что будем делать? – спрашивает Молодой.
- Давайте рассказывать анекдоты, - предлагает Сергей.
- Или орать песни, - добавляет Константин.
Я с благодарностью подумала о своей группе. Какие у меня замечательные мужики! Соглашаясь на стоячую ночевку, больше всего боялась не технического осуществления, а морального сбоя. Вдруг кто-нибудь начнет хныкать? И плохое настроение, а может и паника, как ржавчина, разъест все умы. Ведь мы на этой стенке уже шестнадцать часов! Да и погода оставляет желать лучшего. Какое счастье, что наша группа оказалась крепка духом!
Народ посмеивается над своими неудобствами. Песни прерываются анекдотами. Но всё-таки неподвижность заставила вспомнить об усталости. Молодой вытащил одеяло. Мы с ним, пристегнутые к основной страховочной верёвке, сели здесь же, на полке, свесив вниз ноги. Забрались прямо в мокрой одежде под одеяло. Я строго-настрого наказала, чтобы меня разбудили в три часа. Чуть позже к нам подсел Саша. Тесно прижавшись, мы старались согреть своим теплом друг друга. Одеяло набухло от влаги и не столько грело, как создавало иллюзию.
В четвертом часу я услышала, что меня кто-то зовёт. Долго не могла перейти в состояние бодрствования. Сновидения путались с действительностью. Потом вскочила, испугавшись, что проспала больше намеченного собой времени. Сергей и Костя тихо переговаривались. Я вылезла из-под одеяла. Холод, как будто только этого и ждал. Сразу же забился во все щелочки одежды. Делаю усилие, расслабляюсь. Становится немного легче.
- Занимайте кто-нибудь мое место, - предлагаю ребятам.
- А ты зачем встала? – удивляются они. – Ещё рано. Грейся сама.
Только теперь я понимаю: чего должны стоить эти слова! Милые моя мужчины, вы, бодрствующие почти сутки, вымокшие и замёрзшие, стоящие здесь, как часовые, находите в себе силы отказаться от остро необходимого вам тепла! Огромное вам спасибо, что вы и здесь остаетёсь рыцарями и джентльменами!
После долгих препирательств выясняется, что у Константина самостраховка настолько короткая, что он не может даже присесть. Тогда мы меняемся местами с Сергеем. Сверху, со стенки на нас плюхаются большие комья снега. Это всё-таки поприятней камней. Но тоже не очень симпатичная штука. Накидываем на головы откуда-то появившийся полиэтилен. Ведем с Костей беседу, которая призвана удержать нас от сна. Поначалу это удается не плохо. Но ближе к утру сознание отключается буквально на полуслове. Начинаешь приседать на ватных ногах, падать, вздрагиваешь и просыпаешься.
Нечто подобное можно наблюдать в метро, когда сидящие роняют головы на грудь, сраженные в неравной борьбе со сном, быстро открывают глаза и настороженно озираются по сторонам.
Уже и темнота становится не такой плотной. Медленно светает. Постепенно прорисовывается противоположный склон. Снег прекращает сыпать. Теперь видно даже дно ущелья. Но выходить ещё рано. Дожидаемся настоящего утра. Сквозь туман забрезжил рассвет.
Иногда мне кажется, что снег становится то зелёным, то розовым. Долго, с удивлением разглядываю эти места, но потом понимаю, что это обман зрения. Утомлённое тело играет с сознанием в какие-то свои игры. Предутреннее освещение откалывает такие шутки не только со мной. Косте из полумрака видится избушка, скорее всего приют. Он уверяет, что над трубой клубится дым. Мы вдвоем пытаемся рассмотреть, но проглядывают только пятна скал на фоне снега.
В седьмом часу будим всю группу. Их завалило снегом, и сейчас они похожи на большой сугроб. Саша разводит примус, кипятит воду – благо снега вокруг – завались. По полкружечки чая без заварки и сахара, и мы уже сбрасываем заледеневшую верёвку и отправляем вниз Константина. К счастью, он дошёл до подножия нашей скалы. Мы относимся к этому событию совершенно буднично. Все настолько устали, что не было желания как-то выражать свои эмоции. Зачем тратить силы на лишние движения души? Осмотревшись, Костя советует перенести место спуска на другой, более короткий участок, но для этого с нашей обжитой полочки надо пройти по уступам немного вниз. Я начинаю спускаться.
Когда выхожу на довольно большую площадку и ледорубом сквозь снег прощупываю ее надёжность, слышу сзади негромкий испуганный голос Молодого: «Светлана Владимировна!». Я у него была инструктором на последнем потоке в туристическом лагере. С тех пор он и величает меня по имени-отчеству. Парадоксально, но со всеми парнями, даже старше меня, он общается по-простецки, по имени и на «ты».
- Светлана Владимировна, - зовёт меня Молодой. – Не ходите туда!
- Почему? – удивляюсь я сквозь вялую заторможенность.
- Там опасно.
- Но ведь кому-то нужно идти первому…
- Пусть кто-нибудь другой и пойдет. А Вы не ходите!
От этих слов я настолько опешила, что не в состоянии была ответить, только хлопала глазами, открывала и закрывала рот. Спасибо тебе, хороший, добрый мальчик. Должно быть я, старшая его лет на 8, воспринималась подростковым воображением, как мама, которую надо беречь.
Пройти-то я, конечно, прошла. Не в моих правилах отсиживаться за чужими спинами. Следом подошёл Сергей, помог навесить верёвку.
А площадка оказалась замечательной! На ней мы свободно разместились все четверо, и даже осталось местечко для рюкзаков. Отправили вниз Сашу. Он спустился удивительно быстро. А с ледника уже радостно кричал Костя. Нашёлся его рюкзак! Хоть и покорежен станок(23) при падении, но ещё послужит своему хозяину.
Саша остался у верёвки – руководить спуском Молодого. А Костя, окрыленный удачей, отправился на поиски серёгиного рюкзака.
Сквозь низкую облачность робко пробивалось солнце. До земли доходили не лучи, а какое-то светящееся марево. После изнуряющего снегопада, это воспринималось, как благо, как подарок уходящего лета.
К спуску Молодого мы готовились, как к международному космическому рейсу. С Сашей всё обговорили заранее. Пристегнули Молодого и тихонечко, аккуратно стали вытравлять верёвку. Через пять минут Молодой благополучно приземлился.
Следующая очередь моя. Реакция настолько заторможенная, что пристегнуться на дюльфер мне удается лишь с третьего раза. Верёвка брошена в «камин» - между двумя зализанными плитами. Сейчас они ещё и обледенели. Сначала пытаюсь классически упираться ногами, но потом крутизна увеличивается, становится отрицательной, начинает отбрасывать. Скользкий упор выскакивает из-под ног, я повисаю на верёвке, как осенний паук, и съезжаю вниз парашютиком. Из-под рукава штормовки сочится кровь. Оказывается, при срыве я перехватила верёвку и не заметила, как намотала на запястье. Вот и сожгла кожу до самой кости. И с Константином, как потом выяснилось, произошла та же история. Потом нам не скучно было вдвоем ходить перевязанными.
Выход на ледничок, на Большую Землю, ощущался, как великий праздник! Казалось, всё, на этом наши мытарства заканчиваются. Ещё час, два, вертелось в голове, и мы поставим палатку, согреемся, а если найдем Серегин рюкзак, то ещё и поедим. Именно поиском мы и занялись после спуска. Все остальные рюкзаки были перенесли на морену. Молодой ходил за мной по пятам. Я даже на него прикрикнула: «Так мы весь день потратим на поиски!». Он отошёл в сторону и тут же обрадовано крикнул, что нашёл полиэтилен, который, возможно, выпал при падении. По клочку трудно было определить первоначальное назначение находки. Зато дало повод сузить участок поисков. И опять повезло Молодому. Под камнем он разглядел лямку и вытащил за неё рюкзак. Когда Сергей спустился, ему моментально сообщили желанную новость.
Теперь спокойно можно было заниматься верёвкой. Самое печальное, что сдергиваться(24) она не хотела. Сначала с ней обращались по-хорошему: пускали волну, раскачивали. Потом, видя, что упрямица не поддаётся, Саша и Сергей стали тянуть, нагружая всей своей немалой тяжестью. Чуть позже уже все мужики висели на ней, как виноградная гроздь. Ещё несколько попыток.
- Наверное, заклинило, - предполагает Сергей.
- А ты правильно заложил «сдёрг»? – сурово спрашивает у него Саня.
- Да. Всё, как обычно.
Саша обращается ко мне:
- Давай отрежем.
- Да вы что, мужики? Как мы пойдем дальше без верёвки? Там, ведь, «двойка А». Может, ещё попробуем? Вдруг поддастся?..
Опять повисаем, упираясь в склон. И опять с нулевым результатом.
- Что же придумать? – мучаюсь я.
- А что если мне попробовать подняться вверх? – говорит Костя. – Но только не там, где я спускался, а здесь, по верёвке.
Эту идею я отвергаю сразу:
- Здесь и зацепов-то нет. Всё обледенело.
- Вот, если бы были жюмары(25), – мечтательно произносит Сергей. – А вообще можно попробовать. Давай, начальник, я пойду.
- Нет, вверх убиваться не полезем. Будем резать верёвку.
Тут же посыпались конструктивные предложения:
- Надо верёвку посильнее натянуть и отрезать кусок как можно длиннее.
Ребята повисают ещё раз, а я собственной рукой перерезаю единственную имеющуюся у нас верёвку.
Идём к рюкзакам. Сергей наконец-то надевает пуховку, всем своим видом выражая безграничное наслаждение. Как только он выдержал всё это время в одной штормовке?
Погода предательски снова начинает портиться. Пока я вожусь с фотоаппаратом, застывшими пальцами пытаясь запечатлеть перевал, быстрые облака или клочья тумана (кто их на такой высоте разберёт?) закрывают вершины и стремительно сваливаются к нашим ногам. Заморосил дождь.
Встёгиваемся в рюкзаки и быстро покидаем неуютное место. Ледничок небольшой. И через полчаса мы прыгаем по морене, засыпанной снегом. Перенапряжение вчерашнего дня, да и ночи тоже, сказывается очень скоро. Мы часто подскальзываемся, падаем. А когда выходим на травянистый участок, тут уж вообще плохо приходится – ноги совершенно не держат. Склоны заросли диким луком, а в сочетании со снегом – это сплошные катальные горы. Я уже не могу пройти и двух шагов, чтобы не шлёпнуться.
- Всё. Давайте ставить палатку, - говорю в изнеможении.
- Света, да погоди немного, потерпи, - душевно уговаривает меня Серёга, - скоро выйдем к заброске.
Опять бреду, но меня хватает не надолго. Начинаю снова настаивать на биваке. Нет никаких сил идти дальше!
Наконец слышим рокот реки. Ура! Мы вышли к основному ущелью! Теперь все, как боевые кони, почуяв близость отдыха, взбодрились, пошли быстрее.
Палатку поставили в шестом часу вечера. Саша с Сергеем сразу же пошли за заброской, а мы с Костей и Молодым растопили примус, расположив его в палатке. Пока я переодевалась, парни сложили вещи под полиэтилен, накрыли оставшимся куском палатку. Потом и сами залезли погреться.
Константин продемонстрировал свои развалившиеся вибрамы. (26) Похоже, спускался он, шаркая голой пяткой по земле. И, кажется, обморозил ноги. Хотелось бы взглянуть на физиономию той врачихи в поликлинике, к которой заявится в августе месяце подобный пациент. В городе сейчас градусов тридцать будет, а то и более.
Мы расселись возле примуса, подставляя то руки, то ноги к живительному огню.
Я поняла, почему первобытные люди обожествляли солнце, огонь, всё, что рождало тепло. Быть может так же, как и мы, древний человек, уставший от своих дневных забот, замерзший, почти умирающий, тянулся к костру, и тот возвращал его к жизни. Разве не чудо? Ещё час тому назад даже слово сказать было подвигом. А теперь этот синий язычок пламени размягчил душу, вселяя спокойствие и умиротворение. Вот оно – тихое счастье.
Когда подошли с забросочными продуктами Серёжа и Саша, мы с благословения завхоза устроили «праздник живота». Ели всякую вкуснятину. Толстыми кусками резали сало, горстями засыпали в рот сухари, как яблоки грызли лук. Расщедрившийся Серёга повелел налить «для сугреву» по двадцать граммов спирта. Вот уже и супешник сварился. Давимся обжигающим варевом. Что и говорить, аппетит нагуляли бешеный. Почти двое суток без еды.
А потом – спать!.. Спать не стоя, как слоны, а блаженно вытянувшись во всю длину, уткнуться носом в пуховые спальники, наслаждаться сухостью одежды и теплом, не оглядываться на погоду и время.
Вот и всё.
Нет. На этом маршрут не закончился. Впереди были ещё три перевала. Были ещё и метели, и дожди, немного солнца, столько же еды, были встречи с местными жителями, которые не отпустят гостей, пока не накормят, были купания в сероводородных источниках, был леса и грибы, была охотничья удача Константина – жесткая, едва ли не резиновая, размером с кулачок, галка, было огромное, в несколько километров озеро Ала-Куль, зажатое скалами и ледником, но всё это проходит мимо, тускнеет по сравнению с НАШИМ перевалом.
Я много раз изучала карту уже будучи здесь, в городе. И всякий раз убеждалась, что вела группу правильно. Но червь сомнения гложет и разъедает душу. Ведь всё могло закончиться не так хорошо. Ведь мы шли, как будто по лезвию ножа. И случись что, стопроцентная вина в этом была бы моя. Воистину говорится – от себя не уйдешь. А из-под перевала – можно было. Не оценила, не обдумала, не осознала…
Но есть и другая сторона медали. Пережитое сроднило нас. Мы теперь точно знали, кто есть кто, кому какая цена. После этого Константин занялся спортивным туризмом и как-то признался мне, что если бы не было нашего перевала, он ни за что не расстался бы со столь милым его сердцу «дикарством».
Быть может именно такие перевалы и дают ответ на вечный вопрос: зачем люди идут в горы?
И нет там ничего - ни золота, ни руд.
Там только-то всего, что гребень слишком крут.
И слышен сердца стук, и страшен снегопад,
И очень дорог друг, и слишком близок ад.
Но есть такое там, и этим путь хорош,
Чего в других местах не купишь, не найдёшь:
С утра подъём, с утра и до вершины – бой.
Отыщешь ты в горах победу над собой.
Прощайте вы, прощайте.
Писать не обещайте,
Но обещайте помнить
И не гасить костры
До «после восхожденья»,
До будущей горы. (27)
МАЛЕНЬКИЙ ТОЛКОВЫЙ СЛОВАРИК,
КОТОРЫЙ ЧИТАТЬ НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО
(1) Спортивные туристические маршруты имеют свою квалификационную нумерацию в зависимости от количества перевалов, километража и потребного времени. Сложность растет от первой категории до пятой. Есть ещё шестая, но это в большей степени экспедиционная деятельность, то есть осваивание нового района, первопрохождения.
(2) Терскей Ала-Тоо – хребет, украшающий южный берег озера Иссык-Куль
(3) Спасательные работы по эвакуации пострадавших
(4) Маршрутно-квалификационная комиссия, раздающая разряды и «дыни»
(5) Контрольно-спасательная служба
(6) Возвышение из камней, которое складывают, чтобы отметить важные элементы пути: перевальную седловину, тропу. Первопроходцы складывают пирамидку, а внутрь прячут упакованную с великим тщанием записку. Записка – очень нужная вещь! В ней расписывается: как называли перевал, какой сложности, сколько человек в группе, кто прошёл, когда, куда собираются направляться и даже какая погода. Следующая группа, взойдя на перевал, вытаскивает предыдущую записку и вкладывает свою. Если группа к контрольной дате не выходит на связь, организуются спасработы. И по оставленным в туре запискам обозначают район поиска. А добытая из тура перевальная записка вкладывается в отчет о прохождении маршрута для подтверждения, что народ не отсиделся на пикнике, а действительно окропил потом весь заявленный маршрут
(7) Спуск с крутого склона с применением веревок и специального снаряжения
(8) По традиции, когда начинающий спортсмен первый раз поднимается на квалификационный перевал, его опытные товарищи посвящают в туристы. Ритуал зависит только от буйства фантазии
(9) В составе группы допускались 30 % туристов не прошедших маршруты предыдущей категории сложности. В нашем случае – «единички»
(10) Верёвка, уложенная так, чтобы, потянув за один хвостик, легко было размотать всю
(11) Альпинистская основная верёвка длиной 50 метров диаметром 10 – 12 мм
(12) Индивидуальная система страховочных ремней, к которым пристегивается верёвка
(13) Репшнур – верёвка диаметром 5 – 7 мм
(14) Короткая личная верёвка для страховки
(15) Остроконечная скала
(16) Округлый выступ или скала
(17) Узкая расщелина в скалах
(18) 160 метров
(19) Очень нужная в жизни вещь. Это такие металлические застежки, широко используемые в горах при работе с верёвкой, а дома, например, – для навешивания собачей цепи к ошейнику
(20) Закладное приспособление хитрой формы для фиксации верёвки в скальных или ледовых трещинах
(21) Человек, не состоящий ни в какой спортивной туристической организации, гуляющий, как кошка, сам по себе
(22) Отвесная скала
(23) Речь идет о металлическом каркасе станкового рюкзака
(24) Верёвка навешивается так, чтобы, потянув снизу определенным образом, ее можно снять, оставив на скале небольшой ус
(25) Приспособления для подъема по верёвке. Используют, чтобы не клиниться в поиске естественных упоров
(26) Спортивные ботинки с подошвой фирмы «Вибрам», рифленой особым образом, чтобы создать максимальное сцепление с землёй
(27) Юрий Визбор «Песня альпинистов», Памир, 1967 г.