Тогда год назад, когда несли похоронные носилки с телом её мужа, так же палило солнце, и
молоденькие кипарисы стояли вдоль дороги. И было что- то кинематографичное в этой
траурной процессии. Женщины в чёрном медленно шли за носилками, которые несли мужчины, во
главе процессии раввин…и поминальная молитва печально плыла над знойной тишиной.
И сейчас, спустя год, так же палило солнце, воздух был напоён хвоей подросших кипарисов.
И уже не было того острого горя, а была печаль.
Вдова в новой кофточке из модного бутика, стёрла пыль с мраморной плиты, зажгла
поминальную свечу. Потом, повернувшись к собравшимся, поблагодарила их за то, что не
забыли и приехали на это дальнее кладбище.
Не приехала только единственная племянница её мужа. Холодная и равнодушная она и при
жизни то дяди редко появлялась. Зато приехала дочь племянницы, здоровая, весёлая на
новой машине. Кроме друзей на кладбище находились две приехавшие из России приятельницы
вдовы. Они впервые попали на еврейское кладбище и с интересом смотрели по сторонам.
Ждали раввина для прочтения поминальной молитвы.
Вдова, поглаживая мраморную плиту, разговаривала с усопшим, так чтобы слышали все.
Она говорила, что любит его, потому что любовь не кончается, даже если один из двоих
ушёл. Она говорила, что жизнь с ним была лёгкой и счастливой, но пролетела как один
день. Она говорила о том, каким светлым, деликатным, достойным он был.
-Да он святой был. Он даже внешне на Христа был похож, ведь правда? – обратилась она к собравшимся.
Подошедший раввин сказал, что для прочтения поминальной молитвы надо назвать имена родителей почившего.
- Он был сыном Марии и Иосифа.
Все вдруг переглянулись, а сосед Арик, художник из Одессы, аж присвистнул.
Кантор запел поминальную молитву. Вдова слушала и думала о том, что в принципе все
молитвы имеют схожий текст: о прощении вольных и невольных грехов, о том, что человек
приходит в этот мир голым и уходит голым и о вечности души.
Кантор прочитал молитву, получил от вдовы конвертик с деньгами и поспешил по своим
делам. А вдова достала из сумки бутылку коньяка и закрытую фольгой тарелку с горячими ещё
блинами. Разлила коньяк по бумажным стаканчикам и предложила всем помянуть её мужа по
русскому обычаю. Все охотно согласились. Выпили. На душе потеплело.
Каждый вдруг подумал, хорошо, что это не я лежу тут. Я же вечный, может со мной такого и
не произойдёт. Нет, конечно, произойдёт, но ох как нескоро.
Почему-то люди не очень и задумываются, о том, что придётся уходить из этого мира
навсегда. Беспечные как дети. Не думать об этом и проблемы не будет. А с другой стороны,
не ходить же мрачным в предчувствии неотвратимости ухода. А может эти мысли на солнечном
кладбище послал им сын Марии и Иосифа, ну нет, не тот который 2000 лет назад воскрес из
мёртвых, а тот который был рождён тоже от плотника Иосифа из украинского местечка Лом и
от дочери лавочника Марии Шварцброд.
Поминание годины вдова устроила дома. Подошли те, кто не был на кладбище. Соседская
супружеская пара, пара бывших земляков, две приятельницы, старый друг вдовец, и ещё
подруга из Ашдода. Сидели, говорили, о том, каким замечательным, мудрым и добрым был
покойный. Вдова сокрушалась, что если бы он умер в России, где его знали как архитектора,
и по проектом его было построено много заводов, то и людей бы пришло много.
Но судьба устроила так, что последние годы жизни он не работал, умирал всеми забытый. И
только жена и немногие по- настоящему верные друзья были рядом.
Она вспомнила как, умирая он говорил, что это и неважно, сколько людей будет провожать
его в последний путь. И снова говорили о том, как достойно он переносил болезнь свою,
как мудро понимал неизбежность конца. Как тревожился он о том, что станет с его женой,
такой неприспособленной, как ему казалось, к этой жизни.
А вдова вспоминала последние дни перед его уходом. Каким нежным и ласковым он был в
свои последние дни. Всю их совместную жизнь он редко говорил ей слова любви. Ему всегда
казалось, что главное поступки, а не слова. И как ей всю жизнь не хватало этих слов. А
во время болезни он стал нежнее и тоньше душой. Называл жену ангелом, целовал руки
гладил по волосам и, наконец- то, говорил те слова любви, которые она ждала всю жизнь, а услышала только в конце их совместной жизни.
- Мне кажется, что мы с ним в этот мир пришли, чтобы научиться любить друг друга. Мы как Пушкинские старик и старуха жили тридцать лет и три года, а помните, что случилось на тридцать четвёртом году их совместной жизни в сказке?- грустно шутила вдова. Все тоже грустно улыбнулись.
Догорала поминальная свеча, было много выпито и съедено. Постепенно гости стали расходиться. Приехавшая к вдове подруга – землячка убирала со стола. Приятель – вдовец сидел с бокалом вина, думая о своих потерях. Вдова ушла в спальню, и стала просматривать электронную почту. К ней заглянула подруга из Ашдода, спросила про одинокого мужчину за столом. Вдова сообщила, что это их приятель ещё с ульпановских времён. Несколько лет назад умерла от онкологии его жена.
Глаза ашдодской подруги радостно заблестели, и она выбежала из спальни вдовы.
А та читала сообщения – соболезнования из разных уголков мира. Помнят друзья ее ушедшего
супруга и в Америке и в Канаде и во Франции. Да и не просто помнят, а сострадают. Эх,
поразбросала судьбина людей по разным странам и ведь многим придёться уйти навсегда в
землю, и не в ту в которой родились. А будут ли их помнить, и присылать соболезнования старые друзья из других стран?
До слуха вдовы долетела музыка из салона, в котором уже остывало застолье. Она услышала, как литовская её подруга из Ашдода затанцевала перед приятелем вдовцом танец страсти и обольщения.
- Танцуют все,- объявила литовская подруга из Ашдода. Все смотрели на неё выпученными
глазами. Подруга – землячка застыла в дверях кухни буквально с раскрытым ртом.
Вдова убавила музыку и объяснила ашдодской подруге, что на поминках не танцуют.
- Может у вас у католиков так принято, но у нас православных, поминающих иудея, не
танцуют, давай спросим нашего приятеля-мусульманина. Она обратилась к одинокому вдовцу,
собственно для которого и танцевала подвыпившая женщина. Тот пожал плечами, развёл
руками. Танцующая женщина смешалась. Вдова вдруг увидела, как хочется той заинтересовать,
да нет уж, скорее заполучить одинокого мужчину.
Вдовец из Баку с остатками знойной внешности тоже вроде повёлся на подвыпившую европейскую женщину.
Вдова предложила подруге – землячке сходить на море. И оставить парочку одних.
На чёрном небе ярко горели звёзды. Море тоже казалось чёрным, и не было видно, где
соединяется море и небо. Вода была тёплой и мягкой. Женщины плыли по лунной дорожке,
отражающейся в море. Прямо над ними в небе висела Большая медведица.
- Странно как - задумчиво говорила землячка вдовы,- вот я уже на пенсии, а ковшик этот совсем не меняется, так и висит в небе.
Знаешь, он будет висеть и тогда, когда мы умрём,- подхватила тему вдова,- вот ушёл мой муж, а ничего не изменилось.
Женщины лежали на тёмной воде и смотрели на звёзды.
-Хорошо тут у тебя на святой земле. Море тёплое, плывём себе в ночи. На звёзды смотрим.
Надо же, целую вечность на звёзды не смотрела. Всё работа, дела какие то. Вот только в
отпуске и удосужилась, и то благодаря твоей безумной подруге, у которой крышу снесло на сексуальной почве.
- Смотри, а звёзды нам подмигивают. Там, наверное, души наших умерших любимых. Там и
душа моего мужа сына Марии и Иосифа. Знаешь, это ему там, на небе, наверное, захотелось,
чтобы его поминание было именно таким: чтобы пришёл, кто пришёл, и чтобы подруга из
Ашдода затанцевала, совращая свободного мужчину, а мы бы с тобой пошли на море и стали смотреть на звёзды.
Женщины возвращались с моря домой. Ночь была тёплая, звенела цикадами. С придорожных
тополей бесшумно сновали летучие мыши. А сверху на них смотрела Большая медведица в
окружении звёзд. А вдове всё казалось, что там меж звёзд, витает и смотрит на неё
внимательными глазами,душа бесконечно любимого её мужа - сына плотника Иосифа и дочери
лавочника Марии из украинского местечка Лом.