Проблема массовых репрессий в СССР давно уже не выходит из сферы общественного внимания. К сожалению мифы вокруг нее продолжают расти и умножаться. Фактически сформирована целая система мифологии о репрессиях. В нее входят следующие важнейшие составляющие:
1.Мифы о масштабах репрессий и числе пострадавших;
2. Своеобразный «миф о тотальном страхе»
3. Миф о практически полной невиновности подавляющего большинства пострадавших
4. Миф о несовместимости репрессий с цивилизованным государством.
Разоблачению первых трех составляющих уже посвящена достаточно обильная литература и их фактически опровергают опубликованные документы.1 Что же касается несовместимости применения репрессий в правовом государстве, то вопрос этот достаточно сложен и требует особого внимания. Сторонники его часто забывают, что государство как таковое в своей основе есть монополия на власть и на применение силы и что существует понятие реальной вины перед властью. Она во все времена и при всех режимах подлежала суровому наказанию в соответствии, как с действующими законами, так и с фундаментальным пониманием ее, своего рода философией вины перед государством народом и обществом. Стабильность и легитимность власти всегда основываются не определенном балансе между пониманием сути этой вины в обыденном сознании и реальными наказаниями, налагаемыми за нее.
Суть этого баланса состоит в том, что большинство в том или ином виде, при всех возможных оговорках, в целом готово принять и оправдать в качестве реально необходимых применяемые репрессивные меры. Приемлемость репрессий далеко не всегда выражается в прямом их одобрении. Чаще всего встречается ситуация, когда «народ безмолвствует» и это не показатель как считают некоторые «парализованности страхом», это напротив показатель достаточного одобрения реального уровня государственного насилия. Народ не столь пуглив и именно тогда, когда репрессивность власти становится чрезмерной, когда терять становится действительно нечего, вспыхивает реальное сопротивление и поднимается вал встречного насилия. Кстати наша страна не раз сталкивалась с подобными явлениями в своей истории и власть, всегда, делала в конечном итоге верные выводы, снижая общий уровень репрессий естественно после безоговорочного подавления массовых движений посягавших на основные монополии власти. Так было, например, после подавления пугачевского бунта или после ликвидации мятежей в Кронштадте и в Тамбовской губернии в 1920 году.
Чрезмерная репрессивность государства для его внутренней устойчивости во все времена была значительно менее опасна, чем недостаточность внутреннего государственного насилия. Дело в том, что сверхнормативность самозащиты системы при условии отсутствия реальной внешней угрозы мобилизует государственные структуры, заставляет принимать экстренные, нестандартные решения что всегда оживляет элиту и способствует привлечению активных защитников государства. Характерным примером может служить деятельность Комитета по расследованию антиамериканской деятельности Джозефа Маккарти. Именно его активно-репрессивная (в американском понимании) деятельность способствовала усилению безопасности государства и пресечению деятельности иностранных разведок в стратегически значимых отраслях экономики и науки.2 Недостаточность репрессий всегда несет в себе замедленную, вялую реакцию на происходящие изменения в обществе, это всегда пассивная оборона и утрата инициативы государством.
Именно это отражало особенности внутренней логики эволюции России в имперский период. Краткое перечисление означенных особенностей может, по мнению автора, быть сведено к следующему:
1. Весь XIX век империя упорно шла по пути либерализации монархического абсолютизма, стремясь стать в глазах запада более цивилизованной;
2. Характерная для традиционной русской ментальности привычка повиновения власти сохраняла свою традиционную ориентацию на сложившиеся издавна гораздо более жестокие формы господства;
3. Противоречие между нараставшим либерализмом власти и репрессивными ожиданиями масс создавали иллюзию принципиальной слабости государства;
4. Эта «якобы слабость» провоцирует разложение элиты, создает у значительной ее части настроения неудовлетворенности слишком «медленной» и непоследовательной либерализацией;
5. На этой основе возникает «контрэлитарная среда» аккумулирующая и распространяющая революционные идеи, которые «заражают» массы;
6. На этой основе начинается отчуждении государственной власти от народа. Последний, в лице, прежде всего крестьянства, начинает воспринимать власть как «барскую затею» в своих действиях полностью замкнувшуюся на городских слоях и элите и переставшую воспринимать интересы мужика.
На этой основе столь быстрым и успешным оказывается февраль, а затем по нарастающей начинается расчленение альтернативного субъекта политики, которое предоставило в конечном итоге всю полноту власти в стране в руки наиболее чутких к обстановке и последовательных социально-политических радикалов – большевиков.
Получив в свои руки чисто номинальную власть в фактически уже распавшемся государстве, новое правительство взяло курс на решительное восстановление важнейшей и первичной функции любого государства – силовой. Задача состояла в том, чтобы возродить эту функцию в качестве легитимной, причем, массово легитимной. Простой и понятной для народного сознания мобильной массы революционеров, которая в России состояла в большинстве своем из крестьян и городской бедноты.
Политическим и идеологическим решением этого вопроса было сознательное разжигание классовой ненависти в наиболее простом, примитивном ее проявлении – ненависти бедняка, неимущего, люмпена к богатому.
Формулируя основные цели в этой области, В.И. Ленин ставил следующие задачи: « Никакой пощады этим врагам народа, врагам социализма, врагам трудящихся. Война не на жизнь, а на смерть богатым и их прихлебателям, буржуазным интеллигентам, война жуликам, тунеядцам и хулиганам. Те и другие, первые и последние – родные братья, дети капитализма, сынки барского и буржуазного общества, общества, в котором кучка грабила народ и издевалась над народом, общества, в котором нужда и нищета выбрасывали тысячи на путь хулиганства, продажности, жульничества, забвения человеческого образа, общества, в котором неизбежно воспитывалось стремление у трудящихся – уйти хоть обманом от эксплуатации, извернуться, избавиться хоть на минуту от постылой работы, урвать хоть кусок хлеба каким угодно путем, какой угодно ценой, чтобы не голодать, чтобы не чувствовать себя и своих близких недоедающими. Богатые и жулики – это две стороны одной медали, это два главных разряда паразитов, вскормленных капитализмом, это главные враги социализма, этих врагов надо взять под особый надзор всего населения, с ними надо расправляться при малейшем нарушении ими правил и законов социалистического общества беспощадно. Всякая слабость, всякие колебания, всякое сентиментальничание в этом отношении было бы величайшим преступлением перед социализмом»3.
На этой основе была сформирована и практически осуществлена государственная система, которая по признанию самих ее авторов была ориентирована прежде всего на удержание власти большевиками и на удовлетворение самых насущных бытовых, житейских если хотите даже сиюминутно-шкурных потребностей социальных слоев, обеспечивавших их политическое и силовое господство.
«Свою работу у власти наша партия, – писал Л.Д. Троцкий, – вела почти все время под давлением потребностей гражданской войны, и историю хозяйственного строительства Советской России за пять лет ее существования нельзя понять, если подходить к ней только с точки зрения экономической целесообразности. К ней нужно подходить с мерилом военно-политической необходимости»4.
В период «военного коммунизма» были заложены многие фундаментальные черты и особенности реального советского социализма, присутствовавшие вплоть до 1991 года.
И именно из этой системы выросло и окрепло своеобразие репрессивно-созидательной направленности российского революционного государства.
Обратимся теперь к принципиальным истокам собственно советской репрессивной модели государства. Её правовой основой с полным основанием считают Уголовный кодекс РСФСР 1926 года. Особенно знаменитую его 58 статью со всеми ее четырнадцатью пунктами. Этот законодательный акт насквозь политический и идеологический в нем суть непростой социальной ситуации того времени. Так как же эту самую ситуацию , «текущий момент» реально оценивали современники, что реально происходило и против чего было направлено репрессивное острие советского законодательства?
Для пояснений обратимся к широко известной книге П.А. Сорокина «Социология революции» а точнее к приложению 1 к ней под названием
« Современное состояние России» текст ее опубликован в 1922 году сразу после высылки автора и содержит анализ личных наблюдений ситуации в стране.
Итак, перед нами основные впечатления автора о положении в Советской России: «Началось отступление по всему фронту коммунизма. Начали сжигать то, чему поклонялись и поклоняться тому, что сжигали…
За год сдали все позиции коммунизма. Теперь его нет…остался лишь перегар и копоть. Власть…сейчас 97% населения ненавидят…Эта ненависть все более и более растет…бьет последний срок ультиматума истории: в течение 2-3 лет она должна или безоговорочно водворить капитализм…или она будет свергнута как ее предшественники 5 В приведенном отрывке достаточно точное описание реального отношения к власти большевиков характерное для значительного большинства населения крестьянской страны после окончания гражданской войны в ее комбатанской форме. Стихия бытового выживания и прежде всего выживший и озверевшей в ходе войн, реквизиций, конфликтов обыватель готовы смести власть и принять кого угодно, кто пообещает ему простую и элементарную сытую жизнь.
Снова предоставим слово П.А.Сорокину: «Следует отметить, что публика в последнее время смелеет. Давно ли еще считалось опасным называть друг друга «господином», а не «товарищем». Теперь и в трамвае ив собрании вы сплошь и рядом слышите: «Какой я вам товарищ! Убирайтесь со своим «товарищем» к черту!» Слово это стало ругательно-ироническим. Всякий кредит партии коммунистов потерян. Ни одному благому обещанию их не.
верят. И, обратно, все антиправительственное и антикоммунистическое ловится жадно, чутко, лихорадочно.»6
Приведенные цитаты достаточно убедительно показывают исключительную напряженность ситуации в стране, распространенность в массовом сознании неприятия новой власти.
Одновременно со столь критическими высказываниями и оценками Сорокин отразил также реальные изменения, которые можно отнести к глубокому позитивному воздействию революции на общество.
«Мужик вырос. Теперь его не проведешь как раньше «хорошими словами». Во многом он теперь отлично разбирается и многое понимает…
Сама историческая обстановка повелительно возбуждает самостоятельность населения его инициативу, активность, сознание7 Что касается интеллигенции то наблюдения Питирима Сорокина не менее интересны: «История старой …русской интеллигенции кончилась. На место ее приходит новая, с новым психическим укладом. Она будет и, отчасти уже есть, более деловой и более знающей чем старая интеллигенция. Молодежь идет главным образом в специальные учебные заведения …Она стремится быть прежде всего практиком. Короче, интеллигенция будет более «мещанской», более «прозаической», но более деловой и социально полезной.» 8 В подобной обстановке действительно логичным и безошибочным был вывод И.В.Сталина об усилении классовой борьбы по мере продвижения СССР к социализму. И именно в такой обстановке самозащита нового государства и приобретает черты юридически реализовавшиеся в 58 статье УК РСФСР 1926года.
Прежде всего, в ней защищаются завоевания революции, ее государственные социальные и политические основы. Фундамент нового строя который даже по мнению его активных противников в конечном итоге принес стране решительное и полезное обновление (См. того же П.А Сорокина). В ней, прежде всего, дается развернутое определение контрреволюции как правового понятия:
«Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению власти рабоче-крестьянских советов и избранных ими, на основании Конституции СССР и Конституций союзных республик, рабоче-крестьянских правительств Союза ССР, союзных и автономных республик, или к подрыву или ослаблению внешней безопасности СССР и основных хозяйственных, политических и национальных завоеваний пролетарской революции. В силу Международной солидарности интересов всех трудящихся такие же действия признаются контрреволюционными и тогда, когда они направлены на всякое другое государство трудящихся, хотя бы и не входящее в СССР.» (Статья 58-1а, б, в)
Здесь речь идет об активной обороне завоеванных принципов общественного устройства, своего рода о «незыблемых и неприкосновенных» устоях посягательство на которые есть тягчайшее из преступлений не только перед государством, но и перед нарождающимся революционным миром, перед всеми трудящимися планеты. В этом - типичное для советского законодательства сочетание ответственности за деяние с ответственностью за веру, принципы, образы мысли, социальные и политические свойства и установки.
Последующие пункты статьи уточняют и конкретизируют различные проявления контрреволюционных действий и меру ответственности за них перед советскими законами. Вся 58 статья в целом это одновременно и правовая философия нового, небывалого строя и его самозащита от всех, кто по различным причинам новое государство признавать не хочет , а хочет его уничтожения. Причем в самой жесткости формулировок – трезвое до беспощадности понимание того, что в ненависти к реальности СССР соединились и правые и левые – от анархистов до монархистов и никто из них даже не помышляет об открытой и честной дискуссии, а стремиться действовать в духе конспиративной борьбы, заговоров , саботажа, террора и здесь самое важное результат , а кто и по каким соображениям будет наносить свой удар по только-только пришедшей в себя государственности – дело десятое. Сгодится любой: и ничтожный ревнивец Николаев которого удалось натравить на С.М. Кирова, и мыслящий глобально Л.Д Троцкий.
Массовость репрессий 30-х годов XX века обусловлена, на мой взгляд, прежде всего тем, что не поддавалось реальному учету количество самых разнообразных подлинных и мнимых конспираций против власти.
Не патологическая подозрительность Сталина, а трезвое практическое знание им того, каким взрывоопасным является сочетание тягот «окопного быта» с безответственной болтовней и эмоционально-демонстративной оппозиционностью интеллигенции. То, чего величественно не замечала и не хотела замечать до последних минут своего существования русская монархия, хорошо было известно советскому вождю.
Именно неясность границ и пределов оппозиционности в сочетании с обоснованными подозрениями относительно всего революционного социума, сплоченного лишь убеждением и принуждением, в самой легкой восприимчивости к «революционной фразе» и откровенной партизанщине и сделали террор массовым.
Уверен, что очень серьезно, внимательно и аналитично следует отнестись к далеко не случайному временному совпадению массовых репрессий с попытками привнести в широкие социальные слои аполитичные в своей основе ценности материального благополучия и повышения качества жизни. Любопытно, что в середине 30-х годов прошлого столетия повышение жизненных стандартов совершенно открыто основывалось на внедрении передовых западных технологий. В том, что касается потребления, массовой культуры, повседневной жизни предвоенный СССР открыто копировал вплоть до деталей западные потребительские ценности, предлагая перспективу их превращения в реальный массовый жизненный стандарт9.
Базисной, философской основой этого, думаю, являлось стремление дополнить террористические и идеократические основы советского общества личной заинтересованностью граждан в его развитии как гарантии материального благополучия. Уверен, что последовательная реализация этой тенденции в случае обеспечения мирного развития СССР в 40-е годы минувшего века могла иметь следствием реальное социально-политическое позитивирование сталинизма, переход власти еще при жизни Сталина от идеологической к чисто государственной диктатуре авторитарного типа.
Внутри общества решительно «зачищенного» от всех проявлений политической оппозиционности могла возникнуть база для социально-экономического прагматизма.
Без сомнения, подобные перспективы разрушила война, имевшая еще даже и сейчас не до конца понятые, а может быть, и принципиально непознаваемые последствия в политических, экономических, идеологических установках как народа в целом, так и его политического руководства.
_________________________________
1. См.:Р.К.Баландин. Тайны Советской эпохи.М.,2007.;А.Колпаков,Е.Прудникова.Двойной заговор.М.,2000.; С.Минаков. Сталин и заговор генералов. М.,2005.;А.Шевякин. Разгром Советской державы. М.,2007.; В.С.Поликарпов. Сталин великий планировщик Советской цивилизации. Ростов-на-Дону , 2007. И многие другие работы.
2. . http://www.hist.ru/privivka.html.
3. Ленин В.И. Т.35. С.203, 204.
4 Троцкий Л.Д. Соч. М.; Л., 1927. Т.15. С.337.
5. П.А Сорокин. Социология революции. М.,2008.с.461
6. Там же. с.465.
7. Там же с. 495.
8. Там же с.498.
9. См.: Осокина Е.А. Иерархия потребления. О жизни людей в условиях сталинского снабжения. М., 1993; Шейла Фицпатрик. Повседневный сталинизм. М., 2002.С.84 – 140.