Некоторые авторы «заразили» меня темой о своём пребывании в пионерской, комсомольской и партийной организациях – как известно, в советские времена сие требовалось чуть ли не в обязательном порядке.
ОКТЯБРЯТА
Началом «общественной жизни» был приём в «октябрята». Вроде, во втором классе. Нас предупредили, чтобы завтра пришли в парадной форме. И всё. Больше никакой информации.
Ну, пришли мы – девчонки – в белых фартуках, а мальчишки, собственно, как обычно, в белых рубашках да в костюмах.
Построили «линейку». На нас буквально налетели пионеры, прикололи к одежде октябрятские звёздочки, и только после всего этого быстротечного «торжества» нам сообщили, что теперь мы октябрята.
В дальнейшем звёздочки покупали сами школьники. Мне всегда хотелось «изысканную» пластмассовую звёздочку, в центре которой под этаким выпуклым «стёклышком» красовался портрет маленького Володи Ульянова. Но мне такие никогда не доставались. Приходилось довольствоваться скучной металлической звездой с довольно смурным Лениным…
И ещё наша учительница Любовь Моисеевна Молодоженя (хохлушка, наверное) зачем-то рассказала нам, что ОКТЯБРЬ переводится на украинский как ЖОВТЕНЬ, а октябрята соответственно называются жовтенятами. Это слово показалось мне малость неприличным…
И это всё, что я «почерпнула», будучи октябрёнком…
ПИОНЕРИЯ
Не успела я добыть желанную звёздочку, как нас «перекинули» в пионеры.
На сей раз предупредили, чтобы заранее приобрели галстуки, пионерские значки (по желанию) и пионерскую форму – белый верх, чёрный низ.
Да, и заставили вызубрить «торжественное обещание», которое, кстати, запомнилось на всю жизнь.
И опять – линейка, речи, весьма занимательный момент – группа пионеров промаршировала перед нами под звуки горна и барабана и, «отдав честь», замерла где-то там, в «красном уголке».
Мы хором проталдычили «торжественное обещание», нам повязали красные галстуки, какой-то «предводитель» пафосно воскликнул:
- Пионеры, к борьбе за дело коммунистической партии будьте готовы!
Подняв определённым образом правую руку, мы отрапортовали, что «всегда готовы», и действо на этом закончилось.
Надо сказать, пионерская организация вела прямо-таки активную работу. Устраивались сборы – районные, областные и пр., на которые надо было наряжаться в парадную форму с пилотками (пилотки – с кисточками, разноцветные, лично мне они были к лицу и нравились!), заседания пионерской дружины…
И, наконец, пионерские лагери, где тоже было полно забавной атрибутики: отдыхающие там пионеры горнили, барабанили, поднимали и опускали флаг, были «всегда готовы» и так далее.
Кроме пионерской дружины, которая мне ох как не понравилась (я еле-еле вырвалась из её «членов»), вся остальная пионерская галиматья особого неприятия не вызывала.
В шестом-седьмом классах у нас стало «модным» не носить галстуки, а также именовать их «ошейниками».
Периодически классная устраивала нам «разгон», обещая не пускать на уроки без галстуков. Тогда все, как бы нехотя, надевали их, а, выходя из школы, демонстративно снимали. Но это было скорее пижонство, чем какое-либо «политическое убеждение».
В восьмом классе галстуки уже не носил НИКТО, да и учителя больше не заикались на эту тему.
КОМСОМОЛ
Я бы и не подалась в комсомол вообще, если бы кто-то из ушлых учеников не сказал, что без этого не поступить в ВУЗ или куда-нибудь там ещё.
И тогда мне пришлось провернуть некую операцию.
Я «всю жизнь» скрывала от одноклассников, что пошла в школу с шести лет (это был наказ завуча – не афишировать), и поэтому я не стала дожидаться кампании, когда весь класс «погонят» в комсомол (и тогда бы открылся мой секрет), а обстряпала это дело заранее.
В самом начале восьмого класса пошла к школьному комсоргу и подала заявление.
Подобных «патриотов» нашлось ещё человек шесть-семь из всей школы – какие побуждения были у тех «товарищей», я не знаю…
Нашу группку стали готовить к вступлению: надо было чуть ли не наизусть выучить Устав (нам раздали книжонки). Мне это показалось чрезвычайно трудным заданием: ну не лезла в голову вся эта история. Я лишь запомнила, что «ленинский комсомол» награждён шестью орденами и всё.
А нужно было знать название каждого ордена, за что его дали… И многое другое…
В назначенный день (очень непогожий, слякотный и холодный) мы явились в довольно обшарпанный комитет комсомола в Актюбинске.
В прохладном «предбаннике» томились ученики и из других школ. Многие волновались, что «не сдадут экзамен», кто-то пришёл повторно – в прошлый раз не приняли, «сильно гоняли по Уставу»…
Я не знала по Уставу НИЧЕГО. Голова как …барабан. И мне уже было всё равно, завалят, так завалят.
Из кабинета вышел парень, типичный «комсомолист».
- Вы откуда? - обратился он к одной «нашей» девчонке.
- Из Опытной станции*, - ответила она (*это пригородный посёлок).
У девчонки на голове был платок! Комсомолист взялся за его концы и туго затянул их под подбородком бедняги.
- Сразу видно – деревня! - сказанул он.
Я непроизвольно ощупала свою ШАПКУ на голове и стала думать, что бы я ответила этому общественному работничку на месте «землячки» (она же покорно промолчала).
Я не успела придумать достойный ответ, потому что нас пригласили, наконец, в кабинет.
Сидящие там молодые «тётеньки» были жутко апатичны, они не задали нам ни одного вопроса по Уставу (!!!), а только заполнили комсомольские билеты, приляпали фотографии, шлёпнули печать.
В завершение процедуры вручения одна из них как-то иронично молвила «поздравляем», и нас скоренько выпроводили прочь.
* * *
До десятого класса комсомол меня совершенно не беспокоил, а тут началось такооое!
Это было уже в щучинской школе.
Объявили о комсомольском собрании. Все думали, что, как всегда, посидим в актовом зале, поподнимаем руки – «кто – за?», кто – против?», «кто воздержался?», «принято единогласно»… Но не тут-то было!..
Собрание устроили в холле. Принесли стулья – ровно по количеству участников собрания. Расставили эти стулья так, чтобы всех было видно, как на ладони, «не спрятаться, не скрыться»…
Всё это замутила ярая комсомольская деятельница то ли из райкома, то ли из горкома комсомола… До ужаса строгая «тётя», тоже чисто «комсомолистской» внешности.
Она пообещала, что не позволит больше проводить комсомольские собрания формально… и много ещё чего.
Буквально через месяц экзекуция повторилась - нас снова рассадили на стулья в холле. Один стул оказался «лишним». Комсомолистка дотошно выясняла, кто отсутствует на собрании, выяснила-таки, что это некий десятиклассник, не пожелавший пойти на собрание (хотел в это время повторить плохо выученный урок, ага). Настояла на том, чтобы его нашли и пригласили…
Мальчишка, в конечном счёте, явился и стал, собственно, козлом отпущения.
Деятельница райкома (или горкома) прочитала жуткую мораль о том, какой ужасный проступок он совершил и «поставила вопрос» об исключении его из комсомола.
Школьные комсорги пытались защитить несчастного, но «горкомиха» (или «райкомиха») упорно настаивала на своём.
Началось голосование.
Я не стала голосовать ни «за», ни «против», намеревалась «воздержаться»…
И вот звучит сакраментальный вопрос: - «Кто воздержался?»
Несколько человек поднимают руки…
И вдруг комсомолистка с гневом восклицает:
- Что это за позиция такая – ВОЗДЕРЖАЛСЯ?! – и начинает поднимать по очереди всех воздержавшихся и пытать их, почему это они не желают давать конкретный ответ, это недостойно нормального комсомольца и проч. и проч.
Бедолаги что-то там мямлили, а я не представляла, как буду оправдываться, что лучше – надерзить и тоже вылететь из комсомола или извиниться, как это сделало большинство до меня. К счастью, мой черёд не настал, видимо, мегера не запомнила всех, оказавшихся под колпаком.
К тому же она допросила и тех, кто был против, и им тоже досталось по первое число.
Тем не менее, окончательное решение вопроса было перенесено на следующее собрание.
Пришлось и в третий раз пережить весь этот ужас…
Пацана кое-как отмазали.
Да и рабочий пыл у дамочки, кажется, улетучился, это был последний её визит в нашу школу…
* * *
Завершающие комсомольские передряги случились уже на работе, в двадцать семь лет.
Комсоргша была вроде неплохой девицей, но почему-то конкретно «упала мне на хвост», заставляя ходить на собрания.
Я не ходила. Она приставала.
Я пряталась за шифоньер в кабинете. Она находила.
- Мне почти двадцать восемь лет! - объясняла я, - Я уже отбыла свой срок в комсомоле!
- Почти – не считается, - занудствовала комсорг, - Вот исполнится, тогда, пожалуйста.
Однако ни на одно собрание я так и не пошла, а вскоре вся эта лабуда и окончилась…
* * *
ПАРТИЯ
В партию я, конечно же, НЕ вступала! Хотя мне раза три и предлагали (когда я ещё была комсомолкой, так сказать). Но я так категорически отказывалась, что вскоре меня оставили в покое.
А вот моя родственница Флора однажды «попала». Это было в конце семидесятых, самый «расцвет застоя».
Друг их семьи супернастоятельно зазывал Флору в партию. Она обещала «подумать», а закончилось это тем, что ей тоже пришлось прятаться в стенном шкафу в собственной квартире, когда её атаковали гонцы с партсобрания: Флору должны были принимать в кандидаты, а она не пришла.
Лично я одобрила её выбор: уж лучше пять минут постоять в стенном шкафу, чем потом всю жизнь мотаться по партсобраниям.
Вот таким вот не слишком «сознательным элементом» я была в советские времена.