Необыкновенная щука

               
Щука, кто ты?

В семидесятые годы прошлого века в среде «неостепенённой» научной интеллигенции из-за хронического безденежья и для поправки своего бюджета было популярно во время летних отпусков, сколотив небольшие артели, отправляться на заработки. Самые продвинутые ехали в Сибирь и мыли золото, другие же собирали кедровые шишки и сдавали в приёмные пункты, третьи отправлялись на север лес валить, четвёртые – на сбор «аварийной древесины», в числе которых был и я.
Наша бригада, почти вся, была укомплектована работниками вычислительного центра института ВНИИГиМ, инженерами- компьютерщиками. Один из них не смог поехать в последний момент, и мне (инженеру-гидротехнику из Минсельхоза) предложили его заменить. Недолго думая я согласился. Ещё зимой главный инициатор «активного проведения отпуска» (он же бригадир) ездил в Кандалакшу в местный леспромхоз договариваться о работе: собирать «аварийную древесину», разбросанную по берегам многочисленных озёр (а где и затопленные штабеля леса, не вывезенные ещё по льду местными лесозаготовителями).
В плане работ Кандалакшского леспромхоза «сбор аварийной древесины» по берегам озёр выделялся отдельной строкой, на который ежегодно отпускалась энная сумма денег, однако желающих выполнять эту работу среди местного населения не находилось. Наступило долгожданное лето. Наша бригада из семи человек села на поезд Москва-Мурманск и прибыла в Кандалакшу.  К нашему приезду уже был готов жилой домик из горбыля с двумя маленькими оконцами и дверью, сооружённый на солидном плоту из двух слоёв массивных брёвен.
Плот, причаленный к берегу залива, потом прицепили к буксиру, который потащил его к месту нашей будущей работы, куда мы и прибыли во второй половине следующего дня. Работа наша была тяжёлой, но к концу договорного срока приданный нам оплотник (плавучее кольцо из скреплённых между собой массивными цепями шестиметровых брёвен), рассчитанный на 2400 кубов, был полностью забит брёвнами и находился неподалёку от нашего плавучего домика, приятно согревая наши души. Мы доказали сами себе и местному леспромхозовскому начальству, что мы, «люди умственного труда, интеллигенты», собрали столько кубов леса, сколько было оговорено в договоре. В ожидании прихода большого буксира, который смог бы тянуть наш громадный плот в 2400 кубов (и нас в придачу) появилась возможность порыбачить, и мы разбрелись по берегу со своими удочками в разные стороны от нашего домика. Я отошёл метров на сто и стал рыбачить. У меня была поклёвка, но когда я подсек, червя на крючке уже не было. И так повторялось несколько раз. Невдалеке от берега был торчащий из воды валун, на который я запрыгнул, чтобы можно было ещё дальше закинуть крючок с наживкой.
И вот, в момент очередной замены червяка я машинально взглянул назад  и увидел большую щуку, стоящую между берегом и валуном. Глубина была чуть больше метра (а, может быть, и больше – вода скрадывает расстояние). Я опешил и обрадовался такому повороту дел. Боясь спугнуть щуку, стал осторожно разворачиваться на валуне, уже спиной к озеру, а лицом к щуке, стоящей почти у самого берега. Держа удочку почти вертикально, я стал подводить червяка к носу щуки. Подвёл сантиметров на пять и стал ждать, когда щука схватит извивающего червяка. Но щука стояла в воде, не шелохнувшись, не обращая никакого внимания на мою наживку. Я даже слегка вспотел от волнения и, решив, что она, может быть, не видит моего червяка, стал постепенно подводить наживку поближе к щуке. Она опять ноль внимания.
Тогда я от нетерпения стал водить червяком перед щучьим носом – безрезультатно. Обнаглев, я стал потихоньку стукать наживкой по носу щуки (вдруг она спит и не видит такого вкусного червяка, и потому её надо разбудить таким манером). Но щуке, видно, надоело такое бесцеремонное отношение с её носом, и она неуловимо быстро изменила своё положение,  отодвинувшись от назойливого червяка, и повернулась так, что тот оказался в двух сантиметрах сбоку. Разгорячённый и раздражённый таким поведением щуки, я стал по наглому трясти наживкой перед её хищной пастью. И тут я стал подозревать, что она, может быть, видит не только червяка, но и меня с моими потугами и издевается надо мной доступными ей средствами. Но тут, видно, я ей или надоел, или наскучил, или же кончилось, наконец, щучье терпение: насладившись моим трепыханием перед ней, она опять неуловимо повернулась чуть вбок и медленно  и гордо поплыла вдоль берега. Держа удочку с леской в вертикальном положении и не теряя ещё надежды поймать эту рыбину, я прыгнул с валуна обратно на берег и побежал вдоль него рядом со спокойно плывущей щукой, не обращавшей никакого внимания на то, что бегу рядом. Тут по пути стали попадаться деревья (чуть лоб себе не расшиб об одно из них), и мне осталось только проводить взглядом «мою щуку», с гордым видом не спеша уплывающую под очередной куст, нависший над водой.
Размышляя потом над этой моей неудачной рыбной ловлей, я решил, что эта самодовольная щука показала мне своё превосходство надо мной, и что у неё есть какой-то свой щучий разум, а, может быть, и какой-то злорадный щучий юмор: уж больно долго она издевалась надо мной. Тут и вправду поверишь в переселение душ – ведь она терпела мои над ней «издевательства» ровно столько, сколько ей было нужно, чтобы показать мне, что она пребывает в щучьем образе только временно!