Пожилой мужчина в темном бушлате перевернул кусок мяса, что жарился на импровизированном, в два кирпича, мангале. Крыса оказалась довольно большой, особенно аппетитно выглядел хвост, уже покрытый хрустящей корочкой. За процессом следил паренёк в грязной синей спецовке. Он ещё не совсем привык к особенностям профессии, и подобные трапезы были для него в диковинку, по крайней мере, о них ни слова не говорилось на том ускоренном курсе, который он закончил с отличием.
- А что, Петрович, - нарочито развязно спросил он. – Давно в сантехниках ходишь?
- Так, почитай, лет сорок уже, - ответил тот и вновь перевернул крысу. – Всякого насмотрелся: развесил не один километр труб и не одну тысячу радиаторов, а в лёгких, думаю, никак не меньше мешка цемента. И побывал в каждом тоннеле, даже там, где дерьма примерно по пояс и кто-то плавает в нём, огромный и скользкий. Работать там было очень страшно, особенно когда кто-то в темноте осторожно кусал за ноги… Сорок лет уже так работаю, целая жизнь, прикинь…
- Наверх-то не тянет?
- А чего я там не видел? Тут тепло, жратва под ногами бегает… А курево с батарейками диспетчер прямо в люк сбрасывает. Красота!
- Не жалеешь, значит?
- И ты не жалей. Время сейчас такое - каждый должен заниматься своим делом. Кухней - специально обученная кухарка, государством - специально обученный политик, спасением мира - специально изготовленный терминатор. А если кого говном топит, тот должен без паники обратиться к диспетчеру. Тот оформит заявку, и дальше уже наша работа…
Высказавшись, Петрович замолчал. Потыкал кончиком ножа, крякнул:
- Готово!
Умело разделил тушку на две части. Один кусок насадил на собственный нож, второй протянул товарищу. Паренёк осторожно понюхал свою порцию.
- Ешь, не сомневайся, - ухмыльнулся Петрович. – Крыса – правильное животное. Ни капли жира, одни мускулы. Это потому что бегает всё время, типа как мы с тобой. И никакая её зараза не берёт… Дай-ка мне фляжку.
Паренёк порылся в рабочей сумке, нашёл потёртую флягу. Петрович открутил крышку, сделал глоток, поморщился, впился крепкими жёлтыми зубами в отлично прожаренное мясо.
- А что там, во фляжке?
- Спирт. Неразбавленный.
- А можно мне?
- Нет, - отрезал Петрович. – Поешь лучше.
- Не хочу, - отказался паренёк и полез за папиросами.
В тоннеле повисли тяжёлые клубы табачного дыма. Петрович доел свой кусок, вытер рот рукавом и ещё раз глотнул из фляги. Затем сложил скарб в сумку, вскинул её на плечо.
Буркнул пареньку:
- Пойдём…
Тот послушно затоптал окурок. Петрович быстро шагал по тоннелю, зорко поглядывая по сторонам. Неожиданно остановился, прижал ладонь к нагретому металлу. Несколько секунд подумал, затем также неожиданно пошёл дальше. Паренёк наблюдал за действиями своего наставника с благоговением – так художник-любитель смотрит на работу профессионального пейзажиста.
В кармане бушлата пискнул сигнал вызова. Петрович на ходу вытащил радиостанцию:
- Слушаю!
- Проверьте четвертый сектор, - ответил женский голос. – Там утечка.
- Хорошо, - ответил сантехник и убрал рацию обратно.
- Никогда не видел диспетчера… - вздохнул паренёк. - А ты видел?
- Угу.
- И какая она?
- Баба как баба! И вообще, хорош болтать, дай лучше карту…
Паренёк отыскал в сумке карту, протянул Петровичу. Тот бережно развернул её, скомандовал:
- Посвети!
Жёлтый круг фонаря уткнулся в разлинованный голубоватыми линиями лист. Прокуренный палец уверенно ткнул в одну точку.
- Здесь!
Парень только помотал головой: он абсолютно ничего не понял в расчерченных хитросплетениях. Но для бригадира сантехников тайн не было.
- Идем… - буркнул он и уверенно шагнул в темноту.
Молодой человек неохотно последовал за своим шефом в страшную неизвестность, напичканную тоннелями, лестницами и переходами. И чем дальше они продвигались в подземелье, тем больше парень понимал маршрут, которым они следовали. Он, как говорят следопыты, вдруг начал «читать местность». Всё-таки память у него была великолепная, запомнил, наверное…
Добрались до точки. Из трубы хлестал ледяной гейзер. Огромный квадратный резервуар распределительной камеры быстро наполнялся водой. И по диаметру трубы было ясно, что скоро вода хлынет уже через край, прямо в тоннели. Петрович пощёлкал клавишей радиостанции - сигнал отсутствовал, металлический контур резервуара глушил всё.
- Сваливать надо, Петрович! – стараясь перекричать шум воды, проорал паренёк. – Скоро затопит тут всё! Наверх нужно выбираться!
- Нельзя! Ниже нашего уровня целая бригада работает, человек двадцать. Если вода туда уйдёт, все потонут!
- Но если мы не уйдем, нам конец!
Петрович на мгновение замер, что-то обдумывая. Резким движением сорвал с бушлата рацию, протянул напарнику:
- Уходи!
- Как?
- Так… Закрою люк изнутри. Пару часов у тебя тогда точно будет. И у тех двадцати тоже.
- Но ты погибнешь!
- Сынок, на пенсию у нас просто так не уходят… Беги!
Он махнул рукой и бросился вниз, где воды было уже по колено. С третьей попытки ему удалось закрыть люк – здоровенную железную дверь с насмерть проржавевшими шарнирами. Потом принялся искать вентиль, которым можно перекрыть воду. Он смутно помнил: где-то тут, на уровне пола должен быть этот проклятый вентиль. Найти его, и тогда не придётся умирать. Но в глубине души он сильно сомневался, стоит ли ему жить дальше. В самом деле, зачем? За эти двадцать лет он и так сделал всё, что от него требовалось…
Минутная слабость прошла. Размашисто загребая ногами, он побрёл в угол, где, по его расчётам, и должен находиться вентиль. Пришлось сделать несколько кругов, прежде чем под подошвой кирзача оказалось что-то выступающее. Нагнулся, макнул щёку в противную ледяную воду, пощупал: точно ведь, тот самый вентиль.
Но чтобы ухватиться за него, пришлось глубоко вдохнуть, задержать дыхание и погрузиться с головой. Срывая кожу с ладоней, изо всех сил потянул ржавый металлический круг против часовой стрелки. Но вентиль не поддавался, прикипев к трубам ржавчиной. Когда запас кислорода иссяк, Петрович вынырнул, жадно глотнул и сразу обратно – в ледяную ржавую мглу. Вода быстро прибывала и уже дошла до груди. Теперь приходилось не просто опускаться на дно резервуара, а нырять. И раз за разом делать это было всё труднее…
А где-то наверху уже шла аварийная суета: шмыгали спасатели, из колодцев лезли сантехники, радиоэфир заполнил взволнованный голос: «Диспетчер! Диспетчер! Докладывает инспектор по кадрам. Спешу сообщить, что наш старейший сантехник только что убыл на пенсию. Разумеется, с почётом, поскольку у него был тот самый, последний люк… Событие нужно срочно отразить на корпоративном сайте!»
Тем временем Петрович достал из сапога длинную отвёртку, попробовал воспользоваться ею как рычагом. Изо всех сил нажал, с неописуемым удовольствием чувствуя, как распроклятый вентиль поддаётся его усилиям. И в этот миг ржавую воду будто застлало туманом, а сам кран в руке превратился в телефонную трубку. Открыв глаза, он увидел, как его ноги упираются в ореховый письменный стол.
…Иван Петрович Голубцов, глава управляющей компании «Жильё моё», действительно находился за собственным столом. Рядом с креслом стоял его заместитель, не решаясь заговорить. В кабинет гнал усыпляющую волну воздуха кондиционер.
- Кхм! Башкиров! – моргая, сказал Иван Петрович. – Я, кажется, уснул. Видел любопытнейший сон. Будто наши сантехники живут прямо в тоннелях канализации, жрут натурально крыс, думают только о своей работе, спят в обнимку с ремкомплектом, а в тех редких минутах отдыха, которые у них случаются, курят папиросы «Беломор», и крохотные точки огоньков скупо освещают уставшие лица. А сам я стою по горло в воде… В чём дело, Башкиров?
- В приёмной ждёт наш самый старый сотрудник, Блинов Пётр Иванович. Единственный, у которого в контракте прописано стократное выходное пособие. Помните, в то время была нешуточная проблема с профессиональными кадрами…
- И что?
- Пётр Иванович хочет выйти на пенсию. По возрасту, говорит, пора. Устал.
- А в контракте стократное пособие? Ты что, Башкиров? Разорить меня хочешь?
- Простите, - сказал тот, волнуясь. - Но он действительно очень неважно себя чувствует: давление скачет, сердце ломит. Если Пётр Иванович будет продолжать работать, то умрёт прямо на рабочем месте…
Лицо Голубцова мгновенно изменилось - теперь оно выражало холодную жестокость и неумолимую алчность.
- Пусть идет в тоннель, - сказал он. - На пенсию у нас просто так не уходят