Хорошо так, не сухо. Утро, весна и дождик улыбается. Зонт – для поэток ветреных, и то, лишь от солнца. Им невдомёк, что где-то может идти дождь. Наив.
От мокрых улыбок устал. Промок под пристальным взглядом глагольной рифмы. Голодно. Закусить. Срочно. Да и просохнуть, промочив горло, тоже не помешает. Ныряю в первую, попавшуюся под ногу, забегаловку.
Джонатан Свифт. В этой таверне ничего случайного не было, нет и, надеюсь, не будет. Никогда.
Ничего, кроме перегара. Сначала в пределах досягаемой видимости появился отменный штынк недельной выдержки. Потом стоптанные сандалии сорок пятого размера. Руки. Сильные и холеные. Как у уставшего пианиста. Глаза. Голова. Рыжая бородка-эспаньолка. Обладатель отменного перегара входил, не спеша, с чувством собственного превосходства над потехами прошедшей ночи. Последними показались уши.
Обрывки мозаики собрались в человекоподобную массу. По ходу одноактной пьесы, обрели привлекательность. Подошли к моему столику и молвили:
- Мне бы вальсик…
- Чего? - не понял я.
- Вальсок…
- Вальс?
- Да. Вальс.
- Зачем тебе вальс, болезный? Давай, я лучше куплю тебе водки. Грамм эдак триста пятьдесят. Ибо грогу в этом шалмане отродясь не бывало.
- Нет. Спасибо, конечно. Но нет. До одиннадцати утра предпочитаю трезвый взгляд на утраченные жизненные ценности. - Он посмотрел туда, где должно было находится солнце, - а сейчас только девять.
- Нет ничего лучше, чем забухать с самого утра. На свежую голову, - резонно возразил я.
- Молодой человек, ваши облезлые умозаключения смешны. Ей богу. Впрочем, сейчас они меня занимают меньше всего. Мне бы вальсик… или вальсок. Терминологию оставляю на Ваше усмотрение… это как Вам аутентичнее.
- Впервые вижу мозаику, желающую вальсу. Для чего он вам?
- Странный вопрос для человека, предпочитающего с утра водку, а не кофе с круассанами.
- И всё же…
- Ну, что ж. Извольте. Всякий, уважающий себя писатель, а я отношусь именно к этой, забытой господом нашим богом, плеяде высокоинтеллектуальных олухов царя небесного, должен иметь и медь, и огонь в душе негасимый, и вальсик незатейливый, при помощи этой меди озвученный…
Я вздохнул. Налил. Вздрогнул. Помолчал. Закурил.
На протяжении всех этих глаголов он терпеливо и, как мне показалось, несколько снисходительно-иронично молчал. А когда его талая тишина стала осязаемой, достал из кармана брюк нечистый носовой платок, прицелился и громко высморкался в вензель, вышитый заботливой женской рукой аккурат в центре шелка.
- Ну, так как? Похлопочете ради удовольствия моего творческого перед другом Вашим Шашкиным? Насчёт вальсика-то… а я, уж будьте уверены, и свечку поставлю за здравие Ваше, и конинкой проставлюсь. Вот только доберусь до Вас… где-то в начале февраля…
…а где-то лет через сто, до камня его парапета добрался-таки усталый почтовый голубь моих снов запоздалых. Ничего, что могло бы напоминать о письме. Птица открыла клюв и выдохнула: «вчерась я съел бутылку водки. в одно лицо. а сего дня пребываю нихуя не в благостном расположении духа. посему буду краток. кинь мне ссыль на свой вальсок. ибо Шашкин обещался».
13.01.2011