Парахта

Верховцев
фантастический триллер

Часть первая

ПОСЛЕДНЯЯ СПИЧКА


Светало. Небо на далеком горизонте уже начало розоветь, но скудное зимнее солнце было еще слишком низко, и верхушки сосен пока оставались темными и ждали, когда их коснутся первые его лучи. На фоне жиденького белого снега сумрачно чернели силуэты деревьев.
Было удивительно тихо, и в этой первобытной тишине неожиданно четко ощущался хруст наста и опавших веток под ногами идущего человека. Наконец густой еловый подлесок затрещал, расступился, и из него выбрался Йозеф Талвисотович Парахта, профессиональный мародёр, большой друг леса, любитель крепкой холодной водки и жирного свежекопаного хабара.

С облегчением скинув с плеч огромный камуфляжный рюкзак, Йозеф Талвисотович открыл клапан и вытащил наружу вытертую до блеска стальную лопату с пластмассовой оранжевой рукояткой; сделав солидный глоток из фляжки, покрепче ухватил лопату за цевье и обозрел окрестности. При виде заплывших вражеских окопов в его маленьких глазках вспыхнула алчность.
Мягко ступая, Йозеф приблизился к ближайшей траншее. Его большие волосатые ноздри шевелились, с шумом втягивая холодный лесной воздух: за многие десятилетия копа Йозеф Талвисотович научился находить "хлам" по запаху, металлодетектор ему давно уже был не нужен.

Опустившись на четвереньки, копарь двинулся по траншее; движениями он напоминал охотничью собаку, которая взяла след.
Неожиданно Йозеф остановился, и ноздри его зашевелились сильнее. Чутье не обмануло: на дне траншеи под полутораметровым слоем дерна, корней и песка скрывался крупный военный хлам.
Хорошо отточенная закаленная сталь блеснула в лучах восходящего солнца. Примерившись, Йозеф Талвисотович воткнул лопату в дно траншеи. Неожиданно, когда лезвие штыка со звоном ударило в подмерзшую землю, где-то далеко возник посторонний звук, заставивший копаря остановиться. Далекий, но мощный взрыв потревожил утреннюю тишину.
Доброе лицо Йозефа Талвисотовича перекосила улыбка. Одним конкурентом стало меньше. Поплевав на ладони, он снова ухватился за холодную ручку лопаты.
Через десять минут сталь уперлась во что-то твердое...

Стараясь втыкать лопату полегче, Йозеф Талвисотович аккуратно обкопал находку. Это был угол деревянного, обшитого снаружи жестью ящика. Сердце Йозефа радостно забилось в предвкушении хабара... Он подналег на лопату, и через несколько минут ящик был полностью очищен от грунта. Смахнув рукавом бушлата песок с крышки, Йозеф Талвисотович вставил штык фискаря сначала в одну защелку, потом в другую, и они со скрипом подались. Трясущимися руками копарь просунул лопату в щель и немного приоткрыл крышку. Наступил решающий момент: сейчас выяснится, набит ли ящик добром, или наоборот - г*ном, или он вообще пуст...   
Осторожно опустив крышку на место, Йозеф Талвисотович вытащил флягу, отвинтил колпачок и, почти не чувствуя вкуса, выплеснул остатки водки в рот; бросив пустую флягу на бруствер, схватился за крышку и решительным рывком открыл ее.
 
Хабар в ящике был! Он лежал плотно, занимая почти весь его объем, и был слегка присыпан сверху какой-то белой порошкообразной дрянью. Счастливо улыбаясь, Йозеф Талвисотович запустил обе руки в ящик и выудил оттуда серую форменную кепку и зимнюю шапку-ушанку с эмблемой шюцкора; следом показался финский армейский китель в отличном сохране, добротные сапоги, коробка с сигарами и две бутылки финской водки "Alko".

На дне ящика лежало что-то еще, но вниманием Йозефа Талвисотовича целиком завладела водка.
Раньше он находил только пустые бутылки, и то, что финны могли просто так, за здорово живешь, бросить полные - казалось ему невероятным. У копаря возникло непреодолимое желание немедленно, прямо сейчас попробовать финскую "Алко", почти 70 лет пролежавшую на дне траншеи... тем более, что столь удачную находку обязательно нужно обмыть!
Сходив к рюкзаку, Йозеф Талвисотович достал прихваченную из дому нехитрую закуску: шматок сала, пару луковиц и краюху хлеба; аккуратно расстелив на бруствере газету, разложил на ней закусь и во главе поставил бутылку.
Момент был настолько торжественный, что Йозеф подумал: а почему бы ему не надеть финский китель? Скинув бушлат, под которым обнаружился старенький свитер, копарь надел китель, а потом, немного подумав, и сапоги. Кожа сапог от времени задубела, но ничего, подумал Йозеф, смажу ее салом - и будет как новая...
 Форма пришлась Йозефу впору, как будто на него сшита. От нее пахло землей, нафталином и чем-то еще, что Йозеф Талвисотович назвал "запахом времени". Накинув поверх кителя бушлат, копарь присел на бруствер, свесив ноги в раскоп, бережно взял в руки холодную бутылку, свернул винтовую пробку и, благоговейно зажмурившись, сделал большой глоток...
 
Сорокоградусная ледяная волна обожгла небо Йозефа Талвисотовича, прокатилась по пищеводу и провалилась в желудок. Спиртовые пары мягко ударили в голову. Мир завертелся, как в калейдоскопе, а когда все встало на место, Йозеф обнаружил себя стоящим в окопе, с ручным пулеметом в руках. Леса не было: позади торчали расщепленные пни и на перемешанном с землей сером снегу валялись измочаленные древесные обломки и ветки, а спереди, из болотистой низины, сквозь стелящийся по земле черный дым на Йозефа Талвисотовича бежала пехота. В длиннополых шинелях и "ушастых" касках с гребнем, некоторые в островерхих суконных шлемах; из раскрытых в яростном крике ртов и от мокрой одежды на холодном воздухе шел пар. Дружный рев множества сорванных глоток ворвался в мозг Йозефа Талвисотовича. В этом крике была жажда мести за пережитый ужас, за погибших товарищей, желание растоптать и уничтожить врага, под огнем которого бойцы несколько часов лежали в снегу, замерзая в ожидании артподдержки.
Впереди наступающей пехоты тяжело рычали, переваливая на сугробах, несколько танков. Еще несколько горели на заснеженном болоте среди корявых карельских елочек, а один подобрался совсем близко: он стоял вплотную к финскому ДЗОТу, перекрыв бортом амбразуру, и тоже горел.
Вся низина на подступах к финским позициям была усеяна трупами красноармейцев.

Йозеф Талвисотович прижал приклад пулемета к плечу и поймал в прицел коряво бегущую по рыхлому снегу первую цепь. На примкнутых штыках красноармейцев тускло отсвечивало медленно поднимающееся над горизонтом зимнее финское солнце...
Йозеф нажал на спуск и тщетно давил его раз за разом, пока не обнаружил, что магазин не примкнут. Привычно протянув назад руку, Йозеф хотел принять от напарника новый магазин, но не ощутил в руке привычной тяжести. Оглянувшись, Йозеф Талвисотович увидел, что второй номер мертв: лежит, прислонившись стенке траншеи, сжимая в руке снаряженный магазин; советская пуля попала бойцу в голову, пробив каску...

Упав на колени в кучу пустых рожков и стреляных гильз, Йозеф схватил магазин и попытался вырвать его, но мертвые пальцы никак не хотели разжиматься. Неожиданно в нос шибануло чем-то резким, из глаз градом покатились слезы. "Газовая атака!" - понял Йозеф, вслепую шаря вокруг в поисках противогаза, но как назло, под руку попадались только пустые магазины. Жжение в глотке и глазах стало нестерпимым. Задыхаясь, пулеметчик рухнул на дно траншеи, проклиная коварство русских...
 
"Perkele!..." - прохрипел Йозеф Талвисотович и... очнулся. Он сидел на бруствере, свесив ноги в раскоп, и жадно грыз луковицу. Слезы градом катились по его небритому лицу.
- Ключница водку делала! - просипел Йозеф, вытирая слезы рукавом бушлата и судорожно хватая ртом воздух. Странное видение глубоко поразило его. Привидится же такое! Это надо было срочно запить... Схватив бутылку, Йозеф с урчанием припал к ней; второй глоток пошел гораздо легче...
Отбросив пустую тару, копарь перевел дух, отрезал ломтик сала, положил на хлеб, с удовольствием вцепился зубами в наскоро сделанный бутерброд.
 
В самый разгар трапезы кусты на опушке затрещали и оттуда раздалось громкое ворчанье.

Медведь! - подумал Йозеф, привычно сунув руку за пазуху. Но обреза там не оказалось: он лежал в рюкзаке, как раз между копарем и кустами. Вскочив на ноги, Йозеф бросился к рюкзаку, но медведь опередил его. Выскочив из подлеска, зверь в несколько прыжков достиг рюкзака и замер, впившись взглядом в копаря и свирепо рыча. Он был крупный и всклокоченный, из оскаленной пасти обильно текла слюна.
Шатун! - понял Йозеф, и его крепкие заскорузлые пальцы сжали ручку лопаты. Йозеф Талвисотович пару раз хаживал на медведя с фискарем, и оба раза выходил победителем. Но сегодня был не его день: копарь покачнулся и почувствовал, как его повело. Финская водка сделала свое дело: Йозеф Талвисотович был пьян. Голова на холоде соображала хорошо, но тело ее не слушалось.
- Ничо, косолапый, еще свидимся! - просипел Йозеф Талвисотович, пятясь в сторону от медведя. Это была ошибка. При звуке человеческого голоса шерсть на медведе встала дыбом, он взревел и бросился на копаря. Йозеф метнул в зверя лопату и промахнулся. Поняв, что без оружия битва проиграна, Йозеф рванулся в лес...

Но медведь не стал преследовать копаря. Он был не бешеный, просто злой и голодный; из берлоги зверя подняли лесорубы, он бродил по лесу в поисках пищи и издалека почуял аппетитный запах сала. Прогнав конкурента, медведь сожрал разложенные на бруствере продукты, брезгливо понюхал стоявшие рядом кирзовые сапоги 46-го размера и направился к рюкзаку. От этого камуфлированного чуда тоже пахло едой, но там ее не было; вместо этого в рюкзаке лежало что-то большое, опасное, пахнущее старым военным железом и смертью. Медведь недовольно фыркнул, встряхнул большой косматой башкой и побрёл в лес на поиски новой добычи.
Но Йозеф Талвисотович этого не видел. Перепрыгивая через бурелом и петляя как заяц, он мчался по лесу, спасаясь от свирепого хищника. Ветви деревьев цеплялись за бушлат, корни кидались в ноги; лес не хотел выпускать копаря. Наконец Йозефа Талвисотовича остановило сухое дерево: соприкоснувшись с мощным лбом копаря, оно сломалось и с жалобным скрипом рухнуло на землю...
 
...Упав на колени в груду пустых рожков и стреляных гильз, Йозеф Талвисотович схватил магазин и потянул его на себя, но мертвые пальцы никак не хотели разжиматься. Неожиданно на бруствере что-то оглушительно взорвалось, в окоп посыпались песок и камни, и следом за ними на дно траншеи сполз исковерканный пулемет. Осколок снаряда вспорол дырчатый кожух и повредил ствол. С трудом поднявшись, оглушенный, засыпанный песком Йозеф выглянул из-за бруствера.
Прямо на него, взревывая изношенным движком и разбрасывая снег траками, двигался русский танк.
На его покрытой белыми камуфляжными разводами лобовой броне болтались остатки финского проволочного заграждения. "Коктейля молотова" поблизости не было, встретить врага было нечем... Вдруг дрожащие от контузии пальцы Йозефа нашупали прямо перед собой торчащую из песка деревяшку. Это была самодельная граната, из тех что изготовлялись в армейских мастерских в качестве противотанкового средства; к деревянной ручке были примотаны четыре бруска динамита с торчащим обрезком бикфордова шнура.
Танк был уже совсем близко. Лихорадочно пошарив по карманам, Йозеф нашел спичечный коробок и трясущимися руками открыл его.
В коробке оставалась последняя спичка...

Этой ночью в Кремле было очень тихо. Военнослужащие и гражданские сотрудники давно разъехались по домам, и в огромных помещениях бодрствовала только охрана. В большом кабинете, одну из стен которого занимала гигантская, испещренная красными и синими флажками карта, за длинным столом в одиночестве сидел человек в простом военном френче без знаков различия. Глаза человека были прикрыты. Он много работал, очень устал и немного задремал, но сон его не был глубоким.
Перед его мысленным взором простиралась заснеженная болотистая низина и безымянная высота, изрезанная глубокими финскими траншеями. На болоте среди корявых карельских елочек горело несколько танков. Один прорвался сквозь проволочные заграждения и подошел к финнам вплотную; он стоял перед вражеским ДЗОТом, загородив бортом амбразуру и перекрыв шквал смертоносного огня, и тоже горел.
Вся низина на подступах к финским позициям была усеяна трупами красноармейцев.
Вздрогнув, человек в военном френче проснулся. Протянув маленькую сухощавую руку к пачке "герцеговины флор", вытащил папиросу, высыпал из нее душистый табак в трубку, достал спичечный коробок.
В коробке оставалась последняя спичка.
Осторожно взяв ее, человек чиркнул ею о коробок, аккуратно раскурил трубку и медленно затянулся.
- Ничэго. Мы всо равно пабэдим! - тихо сказал он.
И, пододвинув к себе приказ о дополнительной переброске войск, поставил размашистую подпись.

Йозеф Талвисотович схватил спичку и лихорадочно, боясь не успеть, чиркнул по коробку.
Не выдержав такого обращения, спичка сломалась, головка отлетела в сторону и исчезла без следа.
До танка оставалось всего несколько метров, его экипаж видимо заметил силуэт в глубокой австрийской каске, поднявшийся над бруствером. Танк оглушительно взревел сиреной, на его корпусе вспыхнули две мощные фары, ослепив одинокого финского бойца. Закрыв голову руками, Йозеф упал на дно траншеи, скрипя зубами и плача от бессилия и злости...

От рева сирены и яркого света фар копарь пришел в себя.
Он стоял на четвереньках посередине шоссе; покрытый ледяной коркой асфальт неприятно холодил руки, голова гудела.
В паре метров от Йозефа мощно урчал здоровенный тягач "Вольво". Открылась дверца кабины, на асфальт грузно спрыгнул толстый водила, подбежал к копарю.
- Эй, ты живой? Что с тобой? Хорошо резина новая, тормоза хорошие! Считай, что тебе повезло.
Мысли тяжело ворочались в голове. Оглянувшись, Йозеф увидел свой неровный след, идущий из леса к обочине, и понял, что пока его разум оборонял безымянную высоту, тело упорно ползло к шоссе, спасаясь от свирепого зверя.
Видение давно минувших лет глубоко поразило Йозефа, от удара о дерево на лбу набухала крупная шишка. Это надо было срочно запить, но финская водка осталась в лесу, там где медведь... Решение пришло мгновенно.
- До Парахты подбросишь? - просипел Йозеф Талвисотович, с трудом пытаясь встать на ноги.
- А где это?
- Километров двадцать по шоссе, а там направо по грунтовке немного.
- По грунтовке не могу, а до развилки подброшу. - Дальнобойщик протянул руку, помог копарю подняться и взобраться по лесенке в кабину.

- Ты как здесь оказался-то? - спросил водила, когда машина тронулась с места.
- Да так, дела... - просипел Йозеф Талвисотович, думая, что бы такое соврать: рыбак он, турист или охотник.
- Копаешь? У меня глаз наметан,  - ухмыльнулся водила. - Сам из таких! Только я старину копал: на войне особо не разбогатеешь... Подкопил раритетов всяких, продал, купил машину, занялся доставкой; потом открыл свое дело, раскрутился, купил новую машину, побольше! - Толстяк любовно похлопал ладонью по рулевому колесу. - Занимаюсь продажей садового инструмента...
- Понятно! - улыбнулся Йозеф. - Ну вот и развилка, спасибо, друг.
- А говоришь ты гладко... Где учился? - спросил водила.
Йозеф сначала не понял, но потом решил: это у дальнобойщиков юмор такой.
- Дык восемь классов закончил! - улыбнулся он, и оба засмеялись.
На прощанье дальнобойщик подарил Йозефу настоящую финскую лопату.
- Бери-бери, у меня их полный прицеп!
Пожав друг другу руки, попутчики расстались. Йозеф спрыгнул из кабины на обочину.
- Может еще встретимся! - крикнул водила, махнул рукой на прощанье и покатил дальше.
- Будешь у нас в Парахте, заходи! - прокричал вслед Йозеф.
И лишь когда огромный прицеп проплыл мимо и начал удаляться, Йозеф Талвисотович увидел, что номера на машине были финские...

Поселок, где обитал Йозеф Талвисотович, до 1940 года принадлежал Финляндии и носил название Parahtaa, наверное потому, что там было много дворовых собак, которые громко выли.
Тотальное переименование его почти не коснулось: из названия лишь удалили последнюю букву и сменили латинский шрифт на кириллицу. В годы советской власти на территории поселка располагался Ордена Ленина, Ордена Трудового Красного Знамени передовой совхоз "Советская Парахта".
В годы правления "царей" Михаила и Бориса некогда передовое хозяйство окончательно пришло в упадок и развалилось, молодежь уехала в город, в обветшавших домишках ютились в основном старики и пьяницы, частенько совмещающие в себе оба этих качества.
Собак, впрочем, в Парахте и сейчас было много. Псы Йозефа не любили: от него постоянно пахло водкой, луком, разрытой землей и ржавым военным железом. Но сегодня собаки что-то совсем озверели: с громким лаем они кидались на копаря, хватая зубами за сапоги.
- Вот я вас, шелудивые! - ругался Йозеф Талвисотович, отмахиваясь от собак лопатой, но от этого они только становились злее.
Преследуемый четвероногими друзьями копарь двигался к магазину...

Пнув дверь ногой, Йозеф ввалился в магазин, оставив исходящую лаем свору снаружи. Дремавшая за прилавком продавщица Дунька Кулакова встрепенулась и недоуменно уставилась на копаря.
- День добрый! - просипел Йозеф. - Дай скорее бутылочку беленькой, трубы горят!
- Что вы говорите? Я вас не понимаю! - хлопая глазами, продавщица растерянно глядела на Йозефа.
- Ты что, Дунька, белены объелась? - разозлился копарь. - Давай бутылку! - Йозеф швырнул на прилавок мятую сторублевку.
- Что вы хотите? Скажите по-русски, я по-чухонски не понимаю! - всполошилась Дунька.
- Ты что, стерва, издеваешься?! - взревел Йозеф. - ВОДКИ!!! Давай пузырь, дура!!!
Услышав знакомое слово, Дунька дрожащими руками сняла с прилавка бутылку и протянула Йозефу. Не дожидаясь сдачи, копарь одним махом свернул пробку и с урчанием припал к живительному напитку. Огненная жидкость с клокотанием устремилась в его бездонную утробу; залпом выхлебав половину, Йозеф перевел дух.
Мир вокруг сразу стал выглядеть по другому - роднее и ближе, лай собак за дверью стих, Дунька прекратила мусолить сдачу и подняла взгляд на копаря.
- Йозеф, ты что ли? - удивилась она. - А я тебя не узнала! Выспалась что ли плохо... Зашел бы как-нибудь, погрел! - кокетливо проворковала она, подавая копарю соленый огурец.
- Подумаю. - важно ответил Йозеф, откусывая от огурца и вытряхивая из кармана еще несколько купюр. Надо было купить домой продуктов и заодно навестить свой любимый сарай  ...

Сарай у копаря был большой, сложенный из крепких серых от времени бревен. Йозеф Талвисотович делал вид, что хранит там дрова. Фальшивая поленница у входа сдвигалась наружу, открывая потайную дверь. Осторожно сняв секретку, соединенную с обрезом двухстволки, Йозеф открыл амбарный замок и проник внутрь.
Изнутри сарай казался еще просторнее. И хлама в нем было много.
Первым в лицо вошедшему грозно смотрело раскорячившееся на станинах советское 76-мм орудие, закопанное в 41-м году отступающими советскими войсками. Чтобы затащить орудие в сарай, Йозефу пришлось поить водкой местного тракториста и разбирать стену, т.к. в дверь оно не пролезло, а потом снова поить тракториста, чтобы у того отшибло память.
Позади орудия стояли в ряд пять пулеметов "максим", четыре советских и один финский, боковой стене прислонились два десятка ручных пулеметов, винтовки же были просто свалены кучей на полу. Груды котелков, штыков, касок и фляг валялись где попало и приятно разнообразили оружейную коллекцию; в больших зеленых ящиках вдоль стен лежала всякая мелочь, а в самом темном углу громоздилось накрытое брезентом НЕЧТО.
Это было секретное оружие Финляндии, так ни разу и не применявшееся, потому что его боялись сами финны. Йозеф Талвисотович берег ЕГО как зеницу ока, надеясь в будущем выгодно продать.
Все вещи были в идеальном сохране, любовно почищены и готовы к реализации: Йозеф Талвисотович копил минтовый хабарок на старость, когда у него уже не будет сил таскать из леса железо. Все остальное - простреленное, помятое и гнилое - копарь продавал Дуньке Кулаковой, у которой помимо чисто женских достоинств были еще два: сотовый телефон и знакомые барыги в городе. Платила Дунька не много, но копарю на жизнь хватало...
Оставщись доволен осмотром, Йозеф Талвисотович закрыл сарай, насторожил секретку и, подхватив авоську с продуктами, направился в дом.

Жил Йозеф Талвисотович по-спартански: из мебели в доме была только железная финская кровать, колченогий стол и два стула. На столе одиноко стоял пустой граненый стакан, рядом лежал советский штык-нож. В углу комнаты находилась обложенная кирпичами финская печка-буржуйка. Вместо обоев стены были обклеены советскими и финскими плакатами времен Зимней войны; на плакатах обе стороны восхваляли мощь своего оружия и унижали побитого бегущего противника, при этом оформление плакатов было одинаковым, как будто их рисовал один и тот же художник. Над небрежно застеленной кроватью висела старая треснувшая гитара без струны.
Все вещи в комнате были копаными. Единственным некопаным предметом была маленькая газовая плита, сталинская, послевоенная.
Помыв в сенях картошки, Йозеф Талвисотович высыпал ее в копаную кастрюльку, поставил на газ вариться в мундире, бросил в погасшую печку пару поленьев и разложил на столе принесённые из магазина продукты. Опустившись на жалобно скрипнувший стул, копарь плеснул в стакан из бутылки, залпом выпил, закусил соленым огурцом, зажевал хлебом, налил ещё. Дождавшись картошки, грубыми, нечувствительными к жару пальцами почистил ее, вскрыл СВТ-шным ножом банку тушенки, вывалил аппетитное душистое мясо в кастрюльку, размял всё ложкой, немного посолил.
Под горячую закуску водка пошла еще лучше. От гудящей печки по комнате медленно растекалось приятное тепло. Захмелев, копарь снял с гвоздя гитару, ударил заскорузлыми пальцами по струнам:

Там чужие слова,
Там дурная молва,
Там ненужные встречи случаются,
Там сгорела, пожухла трава,
И следы не читаются
В темноте...

Хриплый баритон мощно разносился по полупустой комнате, проникая через сени во двор, где в такт аккордам в большом мрачном сарае дружно покачивались, стукаясь друг о друга, копаные военные железки.


В то время как Йозеф ехал с дальнобойщиком по шоссе, обсуждая достоинства финских лопат, в лесу в десяти километрах южнее поселка на большом поваленном дереве сидели три мрачных личности в еще недавно новеньком, а теперь рваном и закопченом натовском камуфляже. Они пили водку и думали, как лучше убить Йозефа Талвисотовича: сразу, или чтобы сначала помучился.
В конце концов решили: лучше, чтобы сперва помучился.

Дело было так:

Ранним утром в окрестностях поселка появилась новенькая пятидверная «Нива» с тремя камуфлированными парнями. На форуме черных следопытов «Русфронт» они проходили как Ротмистр Хламов, Комбриг Парахтеев и Нарком Потрошилов; там их периодически банили за флуд, но админ, добрейшей души человек, всякий раз их прощал.
Все трое работали менеджерами среднего звена, спекулировали военным антиквариатом, одевались в «гортекс» и считали себя очень крутыми.
Хабар местного копаря Йозефа они получали через продавщицу сельпо, всякий раз поражаясь качеству и количеству копанины. На досуге они покапывали сами, и их душила черная зависть, потому что Йозеф Парахта без автомобиля, металлодетектора, GPS, гортекса и интернета - на одну лопату - ежемесячно поднимал в разы больше, чем все трио "крутых копарей" вместе взятое.
Вот уже несколько лет Ротмистр, Комбриг и Нарком бороздили окрестности поселка, сканируя бурелом импортными приборами и убивая на проселочных дорогах один автомобиль за другим, но до сих пор городским копалам доставался только мусор с могучих отвалов Йозефа Талвисотовича...

Оставив «Ниву» на проселке, копари отошли на десяток метров в лес, где недавно был обнаружен финский блиноград; долгих пеших походов они не любили, бросать машину в лесу было нежелательно, коп происходил обычно прямо у дороги.
Ротмистр с Наркомом тут же вытащили из машины один из рюкзаков и расположились на поваленном дереве - выпить пивка перед тяжелой работой, а Комбриг собрал прибор, забрался в ближайший блин, сразу что-то там назвонил и принялся целеустремленно откапывать.
Из всей троицы он завидовал Йозефу наиболее остро и очень хотел копать столь же жирно, даже ник на форуме взял похожий.
Откопав кусок гнилой жести, Парахтеев вздохнул и направился к соседнему блину.

- Ну, вот и хорошо! – глубокомысленно изрек Ротмистр, вытряхнул в глотку последние капли пива и бросил пустую бутылку в заросший ельником блиндаж.
Неожиданно из "блина" выскочил крупный белый заяц!

- Держи его! – заорал Потрошилов. – Где ружье?! Стреляй!!!

Выдернув из рюкзака помповуху, Ротмистр приложился к ней и пальнул.

- Мимо! Дай ка я его! – Нарком выхватил из кармана пистолет Макарова.

Приятелям он обычно рассказывал, что разрешение на "макар" получил по блату, оформившись охранником в "Газпром", а они так же честно делали вид, что верят.
 
Наведя ствол пистолета на улепетывающего косого, Нарком нажал на спуск, но выстрела не последовало: поскольку охранником он был липовым, то в спешке забыл снять пистолет с предохранителя.
Тем временем Ротмистр палил с бедра по петлявшему между деревьев зайцу, быстро опустошая магазин.
На звуки выстрелов из леса прибежал Комбриг и присоединился к погоне.

Вдруг Ротмистр споткнулся и упал, ткнувшись стволом ружья в снег.

- Сука! – крикнул он.

И тут БАБАХНУЛО.

Это сработала растяжка из 152-мм снаряда, заботливо установленная Йозефом Талвисотовичем в блинограде.
Старый копарь давно заметил мельтешение заезжих следопытов в окрестных лесах, и начал принимать меры...

Первыми очухались Комбриг и Нарком, которые отбежали достаточно далеко и были прикрыты деревьями. Взрывной волной их забросило в кустарник; при этом переполненный мочевой пузырь Парахтеева не выдержал, и главарь мародеров намочил штаны.
Ротмистра спасло то, что в момент взрыва он упал на землю. Его засыпало песком, чуть не зашибло упавшим деревом, он малость оглох и на нем дымилась одежда.
Больше всех пострадал автомобиль: взрывом го подняло в воздух и швырнуло на столетнюю сосну. Кузов буквально «обнял» ствол, от удара двигатель сорвало с креплений и теперь он уныло чадил на бруствере блиндажа…

- Как же я теперь без машины! – выл Комбриг.
В мокрых штанах ему было холодно. Хорошо, что в уцелевшем рюкзаке завалялась футболка с длинным рукавом, и он одел ее под штаны вместо кальсон.
Остальные двое тоже скрежетали зубами: в догорающей «Ниве» остались их приборы, стоимостью более тысячи долларов каждый. Уцелели только минак и лопата Комбрига и рюкзак Ротмистра, в котором – о радость! – нашлась палка копченой колбасы и бутылка водки.
Мародеры сидели на поваленном дереве, по очереди пили из горла огненную жидкость и искали ответ на извечные русские вопросы: кто виноват и что делать.
В том, кто виноват – никаких сомнений не было: Йозеф Парахта, больше некому!

- Замочу падлу! – давясь водкой хрипел Комбриг.

Мысль о расправе над Йозефом была принята единогласно.

А чтобы хоть немного возместить ущерб, мародеры решили, что пришло время откопать свою нычку...

Ящик с финским барахлом был закопан три года назад на Безымянной высоте, в старой траншее. Все вещи в ящике были новоделами; мародеры полагали, что пребывание в земле придаст им надлежащий вид, и их можно будет хорошо продать. Настоящими были только две бутылки водки "Алко" 1936 года розлива, их подложили в «финскую коллекцию» для антуража. Процесс извлечения находки думали заснять на видео, для большей достоверности.

Когда копали яму, наткнулись на останки финского бойца в австрийской каске М 17. "Колпак" был гнилой, с пулевой пробоиной во лбу, но Комбриг все равно забрал его себе, «чтобы добро не пропадало».
С костями мародеры решили не заморачиваться. Ротмистр вяло предложил было сдать их в поисковый отряд - как-нибудь потом, когда время будет - но Комбриг, посмеявшись, обозвал его «красным следопытом», и участь костей была решена. Ящик с новоделом поставили прямо в яму с останками.
Не копать же новую...

Допев песню, Йозеф повесил гитару обратно на стенку и начал собираться в дорогу: в лесу у него оставалось незаконченное дело.
А Йозеф Талвисотович не любил незаконченных дел.
Спустя полчаса он уже мчался по шоссе на попутном лесовозе. История Безымянной высоты близилась к своему логическому завершению...

Когда мародеры добрались до высотки, солнце уже клонилось к закату. К пешим походам они были непривычны, но водка придавала сил. Контуженый Ротмистр даже немного повеселел. То и дело прихлебывая из горла, он громко, немузыкально голосил:

Как-то видел я в лесу человека,
Он откапывал другого человека.
Он хотел его награды и пули,
Он хотел его железную шапку!

Продравшись сквозь бурелом, черные следопыты вышли к передовым траншеям, где их ожидал неприятный сюрприз.

Их кошерная нычка была разграблена!

Ящик был наполовину откопан, вскрыт и барахла внутри поубавилось. Возле раскопа лежала пустая бутылка из-под "Алко", вторая, полная, аккуратно стояла на бруствере, и рядом с ней гордо возвышались стоптанные кирзачи 46-го размера. Вокруг было полно медвежьих следов, валялся тосненский фискарс, а ближе к опушке на снегу стоял чей-то камуфляжный рюкзак.
- Суки!!! – три яростных вопля слились в один. Изрыгая бранные слова, Ротмистр и Нарком метались по высоте в поисках проклятых конкурентов, а Комбриг копался в Волшебном Ящике, подсчитывая убытки.
- Сапог нет! – крикнул он. – И китель пропал!
Не обнаружив никого в окрестных кустах, Потрошилов подошел к припорошенному снегом рюкзаку и откинул клапан.
Из рюкзака носом вверх грозно торчал ржавый 152-мм снаряд...

- Это Йозеф! Это он, гад! – орал Комбриг. От злости он весь позеленел и трясся. – Нычку нашу хапнул! И как он ее нашел без прибора! Следил небось, сука, за нами! Да еще «гостинцы» для нас расставляет! Мочить, мочить гада!!! – Парахтеев пнул рюкзак, отбил ногу и яростно заматерился.
- Может медвед сожрал его? – сказал Нарком, изучая следы на снегу.
- Не похоже. Хренов Йозеф где-то шляется, напился, сцуко, водки и бродит по лесу! Ничего, солнце садится, должен вернуться за вещичками! Пусть только появится, урррою гадa!!!
Тут Комбриг поперхнулся на полуслове.

На опушке леса, опираясь на финскую лопату, стоял и недобро щурился Йозеф Талвисотович Парахта.

При виде Йозефа мародеры почувствовали себя неуютно. Прежде они видели копаря всего один раз, издалека, и не представляли себе его истинных габаритов.
Парахтинский копарь оказался двухметрового роста, в два раза шире в плечах, руки с огромными кулаками напоминали лопаты. Йозеф был похож на вставший на дыбы экскаватор. Одет он был в поношенные армейские брюки и бушлат песочного цвета, из-под которого выглядывал финский китель, на голове вязаная шапка, на ногах - смазанные салом чухонские сапоги. Лицо у местного следопыта было грубое, обветренное, заросшее жесткой бурой щетиной.
Слухи о нем в поселке ходили самые жуткие. Если бы у местных алкашей были маленькие дети, родители пугали бы их: «Будешь плохо себя вести - придет Йозеф Парахта и утащит тебя в лес!»...

- Вот и свиделись, господа хорошие, – просипел Йозеф и направился к мародерам.

Первым пришел в себя Комбриг.

- Чего стоите?! Стреляйте!!! – взревел он.

Ротмистр с Наркомом одновременно сунули руку за пазуху.
Ближе всех к Йозефу стоял Ротмистр. Применить помповуху он не мог: во время взрыва затвор был открыт, в него набился песок, и теперь ружье бесполезным грузом лежало в рюкзаке. Но окромя "помпы" у Хламова был ещё травматический пистолет.
Рубиновый луч прицела уперся в надвигающегося копаря.

- Даже не думай об этом, - просипел Йозеф. – Ты слаб в коленях!

Четыре выстрела грянули один за другим. Одна резиновая пуля попала Йозефу в голову, три другие ударили в грудь, но старый копарь даже не пошатнулся. Подойдя к стрелявшему, он со всей силы ударил его кулаком в лоб. Колени Ротмистра подогнулись, и он рухнул на землю.

- Я же говорил, ты слаб в коленях! – просипел Йозеф, разворачиваясь к Наркому…

А тот всё никак не мог достать пистолет, "макар" за что-то зацепился в кармане.
Рванув изо всех сил, Нарком освободил наконец ствол, и вовремя: покончив с Ротмистром, Йозеф развернулся к новому противнику. Молниеносно наведя ПМ на копаря, Потрошилов нажал на спуск, но пистолет не выстрелил, так как он опять забыл снять его с предохранителя.
Йозеф не стал ждать, пока копарь сделает это. Выхватив из кармана потертый ТТ, он выстрелил в упор, почти не целясь.
В камуфляжной куртке мародера образовалась круглая дырка, из которой брызнула кровь. Выпустив из рук пистолет, Нарком Потрошилов повалился на снег…

Теперь дуло копаного ствола смотрело на Комбрига. Расправа над «личной гвардией» была столь короткой, что он поначалу опешил. Оружия у него не было, но сдаваться главарь мародеров не собирался.

- Эй, ты чего? Погоди, давай договоримся! – крикнул он, торопливо вынимая бумажник. – Вот, возьми деньги! Давай разойдемся, ты меня больше не увидишь!!

Вытащив наугад несколько купюр, Комбриг помахал ими в воздухе, а сам потихоньку пятился к раскопу, где оставил свой фискарс. Он двадцать лет занимался единоборствами, в том числе с подручными предметами, и с лопатой в руках хотел показать местному копарю, кто в доме хозяин.

- Деньги не имеют значения. – просипел Йозеф. – Важна только жизнь.

Неизвестно откуда налетевший порыв ветра вырвал купюры из руки Комбрига. Кувыркаясь и порхая как бабочки, они полетели над присыпанными снегом старыми траншеями.
Палец Йозефа на спусковом крючке начал движение.

- Стой! Погоди! – Комбриг добрался наконец до фискаря и остановился. – Со стволом на безоружного всякий может! Давай разберемся по-мужски, на лопатах!

- По-мужски, говоришь? Это можно. - сказал Йозеф.
 
Убрав пистолет в карман, он обеими руками взялся за фискарс. Комбриг ловко подкинул ногой свой и встал в стойку. Фискарь у него был такой же, как у Йозефа, фирменный, купленный за хорошие деньги. Больше изображать испуг было незачем. Хищно ощерившись, мародер бросился на Йозефа.
Старый копарь нанес удар. Две лопаты со звоном скрестились в воздухе. Далее произошло невероятное: подарок финского дальнобойщика перерубил лопату Комбрига пополам и с хрустом вонзился в грудь мародера.

- Твой фискарс сделан в Польше. – сказал Йозеф, выпуская лопату.

Комбриг медленно повалился на спину. Фискарь Йозефа так и остался торчать у него из груди.

Йозеф медленно опустил руки. На поверженного противника он не смотрел. Старый копарь стоял, повернувшись лицом к болоту, из которого 67 лет назад шли на высоту цепи красноармейцев, и смотрел на заходящее солнце. Он походил на заводную игрушку, у которой закончилась пружина...



Первая атака советских войск на Безымянную высоту захлебнулась. Танки попали под огонь ПТО и не сумели развить наступление, пехота, добравшись до проволочных заграждений, наткнулась на плотный огонь пулеметов. Треть личного состава осталась неподвижно лежать на снегу. Единственный прорвавшийся на высоту танк заблокировал собой артиллерийский ДЗОТ и был подожжен финнами.
Замерзая, бойцы лежали в снегу, не смея поднять головы, а командир орал в полевой телефон, требуя артподдержки. Полковая артиллерия плотно застряла на марше, казалось, что помощи ждать неоткуда. Но все-таки она пришла: по рокаде на этот участок фронта спешно выдвигалась 152-мм гаубичная батарея из резерва главного командования.

Говорили, что приказ развернуть батарею на высоту отдал сам Сталин.
Снарядов было приказано не жалеть. Мощный огонь 152-мм орудий сровнял финские позиции с землей; уцелела только передовая траншея: советские артиллеристы опасались попасть по своим.
Потери финнов были так велики, что у них больше не было сил защищать высоту. Оставив нескольких солдат прикрывать отступление, они отошли на 20 км севернее, на линию Вайменйоки-Салааярви-Парахтаа, чтобы принять последний бой в развалинах поселка...


Сознание возвращалось медленно. Открыв глаза, Комбриг с трудом поднял голову и огляделся. Он лежал на взрытой мерзлой земле, в нескольких шагах от него валялась сорванная танковая башня, из-под которой торчали чьи-то ноги в пьексах. Местность вокруг разительно изменилась: на месте леса торчали расщепленные пни, валялся древесный мусор и курились дымом свежие воронки; на болоте перед высотой дымились остовы подбитых танков и плотно лежали трупы. Следы танковых гусениц тянулись сквозь прорванные заграждения, через высоту по разбитым артиллерией траншеям, и дальше на север. Оттуда доносились звуки боя: треск винтовок, пулеметные очереди и редкие выстрелы танковых пушек.

Что со мной? Где я?... – думал Комбриг. Мысли с трудом ворочались в голове.
 
Тут его внимание привлек знакомый предмет: рядом на земле лежала новенькая финская фляга в чехле.
Инстинкт мародера сработал безотказно: Комбриг протянул руку к фляге, прикидывая, за сколько он сможет ее продать.

Неожиданно за спиной с шумом осыпалась со стенки окопа земля и хрустнула под сапогом сломанная ветка...
Оглянувшись, Комбриг почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове.

Прямо на него шёл здоровенный финн в некогда белом, а теперь грязно-сером, замаранном кровью маскировочном комбинезоне. На голове гиганта была грязно-белая австрийская каска с пулевой пробоиной во лбу; в левой руке он сжимал магазин от лахти, в котором тускло блестел желтый патрон.
Лицо мертвеца было покрыто запекшейся кровью, глаза закрыты, но Комбриг понял, что финн его ВИДИТ!
Тут мародер вспомнил всё: яму с костями, в которую поставили Волшебный Ящик, пробитый пулей рогач, снятый с мертвеца, сокрушительный удар Йозефовой лопаты...
И - самое страшное – он узнал человека, который неверной походкой двигался сейчас на него.

Это был тот, кто шестьдесят семь лет спустя называл себя ЙОЗЕФ ТАЛВИСОТОВИЧ ПАРАХТА!

Дикий, животный страх охватил Комбрига.

- Не надо!!! Я отдам ее!!! – завопил он.
 
Продать финскую каску не удалось - за нее слишком мало предлагали - и она валялась в его загородном доме на чердаке. Насмотревшись дешевых триллеров, Комбриг подумал, что если вернуть призраку то, что у него взял, то он отстанет.
Но страшный человек в белом камуфляже ничего не ответил. Возможно, он просто не мог этого сделать…
Гигант молча шагал к распростертому на земле мародеру.

Извиваясь как червяк, Комбриг попытался встать на ноги, но скованное ужасом тело не слушалось его. Тем временем мертвец заметил лежащую на земле винтовку с примкнутым штыком и наклонился, чтобы поднять ее. Одна рука у него была занята магазином, и на несколько секунд финн замер, словно не зная, что делать. Это дало Комбригу возможность подняться на четвереньки, отползти ещё на несколько метров и продлить свою жизнь еще на несколько секунд.
Наконец мертвец разжал пальцы, и магазин с глухим стуком упал на землю. Подняв винтовку, призрак из далёкого прошлого в несколько шагов настиг свою жертву.
 
Со стороны это выглядело дико и сюрреалистично: Белый Финн в грязном зимнем маскхалате, с занесенной винтовкой - и воющий от страха, ползущий на четвереньках человек в пятнистом натовском камуфляже...

Сверкнув в воздухе, штык пригвоздил мародера к земле.

Но флягу Комбриг так и не выпустил.



Зимнее солнце медленно уходило за горизонт; стало понемногу холодать, подул ледяной ветер, на болоте среди корявых карельских елочек завихрилась поземка.
Йозеф Талвисотович почувствовал, что смертельно устал. Сегодня у него выдался трудный день.
Нужно было согреться и чего-нибудь выпить. Тяжело ступая отяжелевшими ногами, Йозеф подошел к раскопу, где оставалась бутылка «Алко», сунул ее в карман и отправился за хворостом. Сложив на опушке леса дрова, копарь достал спичечный коробок и открыл его. В коробке оставалась последняя спичка.
Маленький теплый огонек трепетал на ветру. Казалось, что еще миг, и слабое пламя погаснет. Но вот уже занялась береста, вспыхнул и затрещал, разгораясь, хворост. Огонь жадно пожирал сухие еловые ветки, швыряя пригоршни оранжевых искр в начинающее темнеть небо.
Опустившись на пень, Йозеф Талвисотович свернул винтовую пробку и с наслаждением припал к горлышку бутылки.

В вечерней тишине выстрел прозвучал особенно громко.
Собрав последние силы, Нарком Потрошилов дотянулся до пистолета.

Но сделать глоток из бутылки Йозеф все-таки успел.


Когда смолкли разрывы снарядов, советская пехота вновь поднялась в атаку. Размахивая наганом, политрук кричал что-то про врагов трудового народа и гнет белофиннов, но никто не слушал его. С дружным ревом ощетинившиеся штыками красноармейцы устремились в пробитые танками бреши.
Одним из первых бежал рослый боец, косая сажень в плечах; трехлинейная винтовка смотрелась детской игрушкой в его могучих руках.
Путаясь в полах шинели и попирая огромными валенками рыхлый чухонский снег, рядовой Парахта рвался к высоте.
Он верил, что на этот раз она будет взята.



КОНЕЦ.