Другая история Российской империи Глава 2

 

  А в столице на любой (не потусторонний) взгляд все покатилось по старому привычному.
Наступил сверкающий вторник. Закатное солнце намекало вот-вот будет ночь сказок. Там где маски, там и сказки. Невозможное возможно Маскарад.  Даже мужчины наряжаются женщинами, а женщины – мужчинами. Петр в костюме юной феи на минуту забыл кто он здесь и зачем. И никто ничего не понял, когда он прошел круг, выделывая  танец  толь эльфа, толь маленького  лебедя.
 
 Кирилл одетый римской матроной приглядывал за ним, скрывая тревогу маской пресыщения. Надо что-то придумать. Надо убедить императрицу освободить Петю от развлечений.  Юный принц должен учиться. А то ведь   и в другие дни развлечения не прекращались, ибо государственными делами занимался какой ни есть госаппарат, а вовсе не веселящаяся императрица.  Так что  и в другие дни  вместо скучных заседаний и обсуждений игрались спектакли.  Императрица  не известно почему, очень любила французские комедии и итальянские оперы.
  Однако смотреть в одиночестве императрица не желала. Её возбуждало общее возбуждение. Тем спектакли со зрителями и сильнее одиноких зрелищ. Так что все имевшие касательство  ко двору обязаны были являться. Особенно это касалось маскарадных дел. Какой же маскарад без толпы в масках. А кто смел ослушаться платили по  50 рублей с персоны. Огромные в сущности деньги, если вспомнить что  на такие деньги содержались год пять солдат.
Вот от этой праздной повинности Петю надо освободить.
Хорошо бы сейчас, но с трезвыми мыслями можно к ней подойти только утром, то есть в полдень, по крестьянской мерке. А сейчас можно лишь вывести Петю из этого порочного круга.
Тоже не просто.

 Римская матрона  на сей счет призвала  себе  в помощь чичероне, то есть одетую итальянским мальчишкой  шестнадцатилетнюю графиню Аримасову.
 – Эй, мальчик, держи гадзету и сослужи службу.
 – Экую службу, принципесса? – шаловливо поинтересовалась графиня, принимая как бы итальянскую монету достоинством в копейку, но золотую.
 – Уведи кА мне в сад вон ту фею.
Аримасова рассмеялась. Идея увести в сад наследника престола ей очень понравилась.
 
 Сад ещё освещали остатки гаснущего фейерверка и одинокий как нищий старик масляный фонарь. Петя и графиня легко скрылись в темноте, а Кирилл, одетый громоздко догнать их не успел. Так и присел на подвернувшуюся скамью у фонаря и сидел до полной темноты. Задержался и дальше и … заснул накрытый пышными одеждами как одеялом.
Разбудил его ливрейный лакей.
 – Проснитесь. Ваше  Сиятельство.
 – Ага, уже сияю,– произнес Кирилл, не успев сообразить, что он уже не в тренировочном лагере.
 – Матушка  к себе  зовет.
 – Чья матушка?
  От такого вопроса лакей в ужасе замер. На целую минуту повисла тишина, пока Кирилл не проснулся окончательно и не разглядел свой нелепый наряд.
 – Прости брат. Дом родной во сне увидел. Сейчас, сменю наряд и к государыне.
  – Она гневаться изволит. Ежли ждать долго будет.
 – Да, брат. Тяжела правда, да мне её нести обречено.
Кирилл тяжело поднялся  и пошел за лакеем, пытаясь догадаться о чем речь пойдет и одновременно сочиняя просьбу об освобождении наследник  от увеселений.
Увидев его, Елизавета выдавила из себя смешок.
– Что за вид машкерадный в работное время, али перепил и проспал.
– Наследника устеречь от пагубного соблазна  пытался, во тьме утерял, уселся стеречь да и уснул.
– Ладно что лекарь ты, а не страж. А то б высекла за неусердие. Однако есть без тебя слуги верные у меня. Дурру эту уже услали в её имение. А с Петей ты поговори, а то я в гневе лишнего сказать ему могу. Да не хорошо  так то наследником помыкать.
– Так и у меня та же просьба. Освободи Петю от веселий. Молод он ещё.  Дай ему дом в небольшом отдалении. Ему бы пользительней учиться бы, а не маски на себя лепить.
– Быстро сообразил. Хвалю. Так мы и сделаем.

  И о таких странностях бытия порой задумывался князь Астауров, особенно вот сегодня в дороге, в конце пути к дому. Он расстался с обозом затемно, когда ещё многие спали.  А теперь вот  и солнце выкатило свой ярый шар из-за леса.  Астауров уже приближался к дому своему.
 А на встречу ему по миру уже шла невидимой и пока неширокой тенью новая неписанная история. В писанной истории как сказал один умник лет эдак через сто с довеском после времен здесь рисуемых: «Люди, живущие по своей воле и не пожирающие друг друга, вельможи, не смеющие никого обидеть, самодержец, не могущий ничего взять со своих подданных без определения парламента, дети, успешно обучающиеся без побоев, - все это были невозможные нелепости для тогдашнего московского ума»,
 Вот в мире таких воззрений на Руси и началась неписаная история. Хотя, конечно можно бы решить, что писанная история закончилась не сейчас, когда князь Астауров катился через дремучий лес иссушенный уже уходящим зноем, охраняя себя и поезд возов и даже не на красочном балу с ЛжеПетром Третьим, а ранее и для мира этого вовсе незаметно. Заметно как заметано и что-нибудь заметено. Но нет, события не тронули пока ничьей непричастной к делу судьбы.
За некий невнятный срок до описанного, а точнее сказать в июне 1742 года, поезд из четырёх тяжёлых, вместительных карет и пяти возов пересек границу Российской империи. Впереди и сзади карет скакал почётный эскорт русской императрицы. Под ясным в тот день небом по лесной дороге кареты везли немецкого принца Карла Петра Ульриха, сына герцога Голштейн-Готторпского Карла Фридриха и Анны Петровны Романовой старшей дочери Петра I (он же Великий). То есть везли третьего по счёту Петра. В начале путешествия, это был тот самый Петр, которого призвала в наследники бездетная императрица Российская Елизавета. Но в последнюю ночь на самой границе империи все изменилось.

 Участникам чуда казалось, что их никто не видел.
 НО! Любопытные мальчишки и здесь пролезли углядеть, такое редкостное событие как проезд принца. Оно может и за всю их оставшуюся жизнь ничего значительного не случится. Те, что смотрели с высоких деревьев, днем налюбовались вдосталь, но не они увидели главное. Двое из них самые настырные, которых и полночь не испугала, даже остались досмотреть хоть до утра. Дома все равно горячих всыплют, так уж лучше поутру, когда дела взрослые помешают долгой порке. Даже если ничего нового не случится, приврать все равно можно. Зачем приврать? Увы, и здесь шерше ля фам. Очень хотелось очаровать рассказом одну не по-крестьянски красивую девочку Пелагею. Вот им и повезло, как и положено за смелость. Дождь на них не пошел войной, и ночь досталась им тихая и не больно холодная.
То, что они увидели в самую полночь, могло быть только чудом. В синем сиянии из ничего возник шар. Он тихо опустился прямо на дорогу. Из него вышли, никаких дверей не открывая люди по-немецки одетые. Много их , мальчишкам и не сосчитать от восторга и страха  Шли они в зеленом луче прямо в дом. Потом из дома вышли, шагая как куклы, люди похожие, но пожиже.  Собственно всего четверо солдат охраны. Они вошли в шар, непонятно как, уместившись в нем. С этими шар и исчез.
Так в ночь перед самой границей российской земли произошла подмена. Странная ночь под чистым звездным небом наполненная лесной тишиной. Тишиной странной,  хранимой даже ветром.

 Только дождавшись рассвета, они слезли из своих убежищ. Шимка и Ладька на всю жизнь запомнили и понесли в себе эту страшную тайну, расцвечивая при пересказах все более устрашающими подробностями. Был бы вселенский слух. Но именно эти фантастические подробности из мальчишеских уст заглушили и заморочили необычайное знание . В просвещенном восемнадцатом веке, да такие бабушкины сказки? Нет, конечно, эта молва взъерошила волосы многих детских голов, а перешла ли она границу российской империи пока неизвестно даже главе тайной канцелярии графу Петру Шувалову.
Утром к неказистому постоялому двору прискакал эскорт императрицы. Отборные молодцы сияли румянцем щёк, золотом нарядов и блеском сытых коней, но не умом. Им ли было разбираться те немцы, чи не те. Принц тот как на парсуне.

Легко могли бы заметить подмену родители Карла Петра Ульрих, но их давно нет в живых. Труднее было бы скрыть подмену сопровождавших лиц. Никакого сходства в их лицах и манерах и в помине не было. Но кого сие могло взволновать? С них портретов никто не писал. Более того лица челяди и в Германии и в открывшейся их взору России простые смертные не привыкли даже замечать. Даже если это знатная челядь. В Священной Римской Империи германцев было в те иностранные нам времена полтысячи одних только принцев, а знатной мелочи и не сосчитать, тем более что тогда единственной счетной машиной была машина Блеза Паскаля. Но их была одна, для нужд его отца построенная. А паспортами служила в основном сословная одежда. Хотя, конечно, были бумаги, заверявшие древность рода держателя и проезжие грамоты. Но кто эту грамоту читать мог и желал при наличие живого свидетеля королевских кровей.
 Опасаться добрым молодцам из двадцать первого века стоило только шпионов великих стран. Они б ими заинтересовались, если дорога была б подешевле и времени не занимала бы столько. А так долго все и хлопотно и вроде и не зачем. Шпионы ждали в самом Петербурге, имея иную логику, то есть нормальную, чудес не предполагающую. Слежка на дорогах, тем более на иностранных, штука опасная, поскольку следящих легко выследить. Да и что такое политически важное может случиться в дороге? Какие такие тайные договоры с несовершеннолетним принцем могут произойти? Всего разумнее ждать его вблизи дел, в столице империи. Там же и разобраться, что за птицы челядь его сопровождающая. Да и важно ли это? Сопровождали принца только солдаты охраны и врач. Остальное слухи и вымыслы.
Так думал Гэрри Смит, управляя возом , следующим в хвосте поезда.
Ловок оказался шпион Британии. Лохматая голова заросла натурально. Чуть грима и он из германского возницы легко превратился в славянского. Звери гуд.
 Британия тем и процветала, что умело совала свой нос во все края земли. Шпион этот возчика последнего воза подменил сам. Сбросил в ночную реку с перерезанным горлом. Занятый этим важным делом, он  синего шара и момента подмены не заметил.
  Утром пути купцов европейских и компании Петра разошлись. Гэрри едва успел сбежать с воза на коне. Когда он догнал кортеж принца, удивление его густо замешанное на ликовании породила смена лиц  сопровождавших принца. Те были немцы, а эти славяне. Те были в лучшем случае бравые прусаки из войска Фридриха, а эти имели лица лордов российского помета. Да и карет для них стало в три раза больше.
Вдруг лошадь Гэрри зажали с двух сторон.
– Почему с нами скачешь. Ты как там тебя, – заорал на него офицер принца.
– Я барон Вильф, еду по своим делам, вот подорожная от Рижского губернатора, – вполне по-русски, заявил Гэрри. – Одному опасно. С вами лучше, если позволите.
– Плати проездную дань,  и поехали.
Гэрри не любил расставаться с деньгами, но этот расход он запишет на счет британского посла в Петербурге. После сделки он смог плестись в хвосте обоза и неторопливо рассуждать о происходящем
   «Россия она на то и дикая страна, чтобы дела свои делать дико. Но с другой стороны. Ей немецких соглядатаев не нужно. С немцами нынче ссора. Своих и подставила на их место. Ему, Гэрри Смиту, если подумать, то и не трудно догадаться, кто и что стоит за этой подменой. Прусский король сильный, образованный и умный Фридрих, два года тому назад получив корону Пруссии, сильную армию и полную казну, готовится завоевать всю Европу. Ещё отец его готовил для этого и деньги и армию. А уж сын тридцати лет от роду мощней отца будет. Дурачьё молодое чуть не во всем просвещенном свете его чтит как кумира своего. Вот Россия, ему и мешает. Англии тоже не нужна монолитная германская Европа. Так что мешать России в этом деле,  возможно и кровавом деле подмены не резон. А малоумный и болезненный  принц  явный ставленник Фридриха Пусского этой подмены может и не заметить. Ему же эту свиту навязали. Ну и если заметит, то объяснение готово. Границу пересекли, страну сменили, вот и охрана сменилась.
 Мысль простая и прозрачная как ночь после дождя.  Но что-то тут все-таки не так. Гэрри с трудом заставил себя выбросить из головы нелепые тревоги.
Все свои наблюдения он послу британскому в Петербурге обязан доложить. Послу может и будет интересно, а может и нет, но ему – Смиту все важно, для понимания страны, где долго жить придется.  А здесь открылось странное лицо России. .
На поворотах караван скрывал от него свою знатную голову. Конвой царский возле карет скачет, а на возы только временами оглядывается.
Самому надо настороже двигаться За его голову местный Соловей разбойник выкупа не ждет, потому очень даже может снести в секунду. Стрелять точно не станет. Опасно шуметь вблизи царского конвоя. С ножом кинется, А уж тот, кто на Гэрри с ножом пойдет, тот от ножа и погибнет.
А леса кругом знатные, таких в Британии не много осталось. Оно и проще. Нет лесов, нет и опасных власти  робин гудов. Может где в Америке ещё водятся простодушные побин гуды. Там леса не хуже здешних и богатств не меряно.
Гэрри досталась Россия. А жаловаться глупо. Тут тоже можно миллион огрести.
 На следующей остановке прилегающей к времени ночлега Гэрри разглядел и принца. Этот точно не подменен, бедняга. Тем же контрастом блеску глаз свиты тускло светили глаза самого принца. Более того в них отчётливо светилась мечтательная глупость вырождения и хилость равно душевная и физическая.
Играть это Пете Романову нелегко, но надо. Надо, чтобы таким его и увидела императрица, каким значили его слухи и портреты, слегка впрочем, устаревшие. Дети имеют привычку расти и меняться. Но это дозволительно сделать потом, а в начале никто ж не должен заметить подмены.  Для надежности перед самым въездом во двор имперского дворца Кирилл Вознесенский дал Пете таблетку тормозина.
Заторможенного и растерянного  принца увидели и послы европейских стран и местные придворные.
Первый проход по стрелке  великого сетевого графика завершился.
И вот он бал в честь Его Высочества Великого князя Петра.
А Его высочество сидел низко в кресле и насторожено оглядывал танцующие пары, пытаясь угадать кто есть кто из списка известных ему лиц истории.  Его лекарь  Кирилл Вознесенский делал тоже самое, но его золоченый камзол  сверкал во всех углах и закоулках дворца. Ну, конечно его интересовали допреж всего толки и пересуды по поводу  пригодности Петра.  Глаза и уши его проявляли при этом гораздо меньшее любопытство, чем его изящно прибранные приборы. На груди лекаря  и на косице парика  его сверкали псевдо алмазы, записывая все происходящее, приходящее и уходящее. От вынимания этих  приборов не ускользало даже выражение лиц. Некоторые из придворных  наполнились желчью и нетерпением при взгляде на принца, или при упоминании его имени. И куда только смотрит Тайная канцелярия? Все больше в чужие постели.   Елизавета  пикантные подробности бытия подданных слушать любит. Скромно одетый сидит в кресле сам  глава Петр Иванович  Шувалов,  лениво как сытый кот прищурив глаза.  Сердобольная императрица гноить  и гробить никого не позволяет и казнь смертную почти запретила, а без этого какие ж дела у заплечных дел мастеров?
Да такие же как у многих при дворе. Тихо приворовывать и громко веселится.
Музыка, музыка. Музыка далеко опережая медленно текущее время всё бередит молодые души взывая к стремлениям чистым и высоким. Это волшебство задевает  души даже тех, кому по чину положено сумрачно бдить . Они  тут же на балу Кто слугой наряжен, кто солдатом, а иные и в графском щегольстве обретаются. Императрица не смущаясь этим незнанием даже с удовольствием не знает, кто есть кто на её балу. Это дело Шувалова знать и охранять, а её дело наслаждаться всем, в том числе и таинственностью персон и персонажей. Она уже потрепала по мальчишеской голове племянника Петечку и все про него поняла. Говорили ей, что дурак, а теперь и самой ясно, что дурак, но ребёнка сделать и дурак сможет.
Надо только выписать ему столь же высокородную, но умную и здоровую жену.
– Расти, племянник, а думать за тебя найдется лихо.
Петя сделал вид, что не понял русского языка, но улыбнулся навстречу царственной улыбке. Императрице сие понравилось,  мимолетно пока подумалось ей,  не так он прост этот третий Петр.
Императрица  присела на минуту  на кресло рядом с Петей, а после встала, чтоб заняться собой, своей радостью жизни. А о государственном деле уже и думать нечего. Невесту Пете и искать не надо. Есть такая принцесса в родне, есть и зовут её пока Софочка, но это ничего, будет Катенька в память о матери безродной, но могучей женщине. И она же в неё могучей и не остывающей плотью. Неспешно перемещая эту плоть по залу императрица приглядывает за Петенькой. Про него бедненького доподлинно известно императрице, что мать мальчика умерла вскоре после его рождения, а в 11 лет он потерял и отца. Сирота, хоть и высокого рода и воспитывался по-сиротски. Его воспитатели жестоко наказывали мальчишку и мало заботились о его образовании. Он ехал в Россию, не зная ни слова по-русски. Да и вообще кроме родного немецкого он лишь чуть разобрался с французским языком. Вот такой, нервный, впечатлительный, любитель музыки и живописи и всего военного он и выехал, сам не понимая куда. Если кому интересно, то попал он в конец двадцать первого века. А его замена, Пётр Федорович Романов, только вид старательно делал,  скромно сел в углу веселящегося зала, мечтательно зажмурив глаза, и весь отдавался течению музыки. Многим было интересно, но лишь мальчишка Коля Шереметьев расставшись на минуту с Машенькой Корф, с откровенным любопытством уставился на того, кто уж точно при его жизни станет владетелем необъятной России.
 Принц выглядел вялым и добродушным, но раскрыв на мгновение глаза, по-мальчишески лихо подмигнул Коле. Коля в ответ улыбнулся. Ему и самому едва минуло шестнадцать и, возможно потому он почувствовал в наследнике ровню. Оно и не глупо стать приятелем великого князя. Вот он и решился и подошел с искренней улыбкой.
– Их канн щпрехен дойч, Ваше Высочество, – заявил Коля о своей образованности, в смысле умения говорить по-немецки.
Карл Петр Ульрих ответил, усмехнувшись:
– Was ist "Wasche Wisotchestvo"?
 На такой вопрос Коля ответа не знал. Выражение "Ihre Hoheit", увы ему знакомо не было, но он не растерялся и сказал:
– Их заге: " Ду бист Кёниг" ( В смысле "я сказал – ты король")
 На это Карл Петр Ульрих только улыбнулся. Улыбка его расцвела ещё шире, когда к ним вернулась Машенька Корф, посетившая женскую комнату ночных горшков. А она в ответ на улыбку малохольного принца сначала вполне искренне скривила личико, но потом, спохватившись, фальшиво улыбаясь, присела в поклоне.
 Коля Шереметьев тоже расшаркался. На этом его знакомство с принцем завершилось. Принц ему понравился, но зачем он так жадно посмотрел на Машу?
А что поделать? Такова Маша. На неё всякий смотрит с восхищением и  даже с хищением некоторые. Именно  так на неё смотрит  Али Куль Хан, слегка покачивая чалмой украшенной сапфиром. Сейчас он молод и всего лишь  посол владыки Хорезма. Он стоит  на антресолях и увидеть его лицо Коля не мог. Для этого надо было бы голову задрать, а это вроде бы и ни к чему. А Куль Хан страдал тем же недугом, что и императрица, только в большей и к тому же в мужской степени. Он будущий великий правитель решил увезти Машу Корф в свой гарем и быстро соображал, как это сделать. На фиг быть великим правителем, если нельзя получить самое желанное
Такого случая писанная история не знает, значит дело это не удалось, а может и не началось. Что успело сдвинуться, какая причина причинила эти мелкие пока сдвиги в истории сказать не смог даже Виктор Жерлов большой специалист по этим самым историческим сдвигом.
Вот так оно уже не было в известной истории. В известной истории, Саид,  может быть,  просто не успел взглянуть на пылающую Машу Корф. Или она просто не подошла так близко к его алчущему взгляду. В конце концов, в известной истории Петр мог сидеть совсем в другом месте зала, или вообще валяться на кровати, играя в собственные игры.
 Впрочем, истинная история всегда ветвится. Дано каждому человеку выбирать свой путь, а с ним и сама история выбирает иной путь. Уйдя в прошлое можно изменить его, но на то будущее, из которого ушёл человек, это никакого влияния не окажет. Изменяя прошлое, человек просто переходит на иную ветвь возможных историй.  Вот так все предопределено,  а свобода выбора есть Но, вернувшись в своё будущее, можно принести знание способное изменить дальнейший путь истории из точки возвращения. Аналогично, улетев в будущее и вернувшись с его знаниями можно уйти от этого будущего в иное, если сделать по возвращению правильный выбор. Сложно. Да. Но возможно.
 Итак, явившееся ко двору Елизаветы люди не были тем, кем представились.
 А те, кем они представились, остались в Российском департаменте Времени. Для дела остались. Для извлечения светлого будущего из прошлого опыта.
Впрочем, не все соратники Пети Романова имели прототипы. Прототипов было гораздо меньше и были они гораздо мельче. ЭТО НА БАЛУ ИХ БЫЛО ТОЛЬКО ЧЕТВЕРО, ОСТАЛЬНЫЕ РАСТВОРИЛИСЬ В ОГРОМНОЙ РОССИИ.
 А бал продолжался, замирая в полусне персонажей.
Дворцовые шалости не любили яркого света дня. Ночь – возбудитель, а день отрезвитель.   И день  наступил, упрощая мир и гася судорожное ночное веселье.
Все ушли спать и надолго.
Сама императрица выпросталась из постели далеко за полдень. Но делами не занялась.
Петр Романов тоже встал не рано, поскольку рано, то есть на рассвете смог ускользнуть в свою спальню. Кирилл Вознесенский уснул рядом с ним, увы ,не только как врач, а как телохранитель. В комнате рядом дремал Павел Строгий супермен ответственный за безопасность.
День, войдя в полную силу, разразился болтливым дождем,  говорливые его ручьи  заставили проснуться сначала Петю. Он открыл глаза и с удивлением осмотрел спальню, один угол которой как неряшливый лакей пролил воду внутрь опочивальни. Вставать в сырости совсем не хотелось. Петя лежал, вспоминая дни в этом странном царстве богатства и нищеты. Потом его унесла в небо мысль о Маше Корф.
– Не зря говорится в старинных речевках: «Хороша Маша, да не наша», – произнес Петя, разбудив своим возбужденным голосом спящего неподалеку Кирилла.
Проснувшийся Кирилл пробубнил:
– Началась будничная работа вживания в текущую историю.
Петя скислил взгляд. Свобода ограничена. Роль надо играть,  как учили в спецшколе. А при этом ещё и продолжать учится в ней же, но заочно. Голос лектора  из вшитого в мозг инплантанта вдалбливает ему подробности текущего мимо политического устройства мира. Потом курс политического гипноза. Потом… Реальность ворвалась  странным событием. Кирилл  примчался со словами:
– Его Безграничное Величество Прошлый Опыт поспешил навалиться  на нас уже на второй вечер после приезда.
– Расшифруй, Кира, а то я начинаю бояться.
– Ваше высочество,  надо ж хоть как-то наказать дерзнувших исправить восемнадцатый век, то есть именно этот самый Прошлый Опыт.
– Кирилл, зачем эти словесные выверты.
– Затем, что в этом веке так и общаются. А наказанием явилось исчезновение Маши Корф. Даже ты, молокосос, застрял на ней взглядом.  Будь осторожен. Сейчас на тебя посыплются просьбы. Не отказывайся помочь. Начнем набирать очки.
– Начнем, я ещё на балу заметивший алчный взгляд Саида . Давая зови сюда Пашу по фамилии Строгий. А сам Кирилл не лезь в это дело. Ты ж лекарь.
– Не командуй мне тут, ты пока ещё не царь.
– Ну да, я придворный дурачок, который ловит счастье на крючок, но не самому же мне Пашу искать.
– Успокойся, я вам встречу организую. Вон там у вековой липы. Время встречи с лакеем передам.
– У тебя уже есть свой лакей.
– Нормально, не одному тебе лакеи. Мне тоже по должности положен.
На этом они  расстались. Петя снова погрузился в свои бесконечные науки.  Потом ему это надоело. Он в нетерпении  вышел в дворцовый парк, а точнее в кусок огороженного леса, едва облагороженный скамейками и дорожками. Вдоль одной из них  росли липы, посаженные,  наверно,  ещё безвестным хозяином этих  карельских или финских мест. По этой липовой аллее Петя и взялся гулять, воображая себя всевластным императором, ну точно как в компьютерной игре «Империя». С такими игровыми мыслями и дождался Павла по фамилии и по существу Строгого.
Не давая тому раскрыть слегка возмущенного рта, Петя, согласно выученным основам власти, атаковал первым:
– Паша, есть возможность обрести влияние сразу на два высокородных семейства Корфов и Шереметьевых. Для этого надо найти Машу Корф. Я, почти уверен, что один хорезмский джигит её где-то спрятал неподалёку. Начни он сразу скакать в свой Хорезм, его б на дороге перехватили.
Павел Строгий, решил отложить воспитательный момент до следующего раза, хотя он-то и назначен возглавлять всю команду. У него свои приёмы подчинения. Ну скажем так насмешка над зарвавшимся. Вот он и спроситл: 
– Ты можешь нарисовать его портрет?
Петя вычислил такой вопрос заранее и потянул Строгому лист очень хорошей рисовальной бумаги.
– Я уже нарисовал портреты обоих.
Надо признать, что Машу он успел нарисовать ещё утром. Просто захотелось нарисовать красавицу для собственного удовольствия. А Куль Хана он нарисовал потом. Вот так как запомнил его вожделенную рожу.
Павел ничего не сказал. Талант надо уважать. Он направился через царские покои во внешний и мир и первый на кого он наткнулся Али Кули Хан во всей своей красе.
«Не прост, этот джигит. Красавец и умница. По своему.
А  Кули Хан  строил себе алиби, хотя вряд ли слышал такое слово. Попросту говоря, он вертелся на глазах придворных с самого утра. Официально ждал аудиенции у всесильного Бестужева.
Павел Строгий рассуждать начал просто:
« Ясно, что не он лично крал себе следующею жену.  Если я правильно догадываюсь, то у каждого посла имеются  свои люди. Если, конечно посол не был лицом чисто представительским, с фамилией древней и важной, но уже сугубо бумажной. Впрочем пока вовсе не доказана причастность этого женолюба к похищению. Уверенность Пети не доказательство, а версия».
Павел не стал разрабатывать версии кто заказчик. Он ринулся на самое дно Петербурга, одевшись бродягой неопределенной национальности. Весь в отрепьях, но при деньгах.  Выбрал кабак на Полуторной улице  и присел там пьянствовать. Тут же явились прихлебатели. Из их нецензурного и не всегда понятного бреда Павел уже через час понял:
«Невидимые помощники не делятся по национальностям послов. В многонациональном Петербурге национальность определяется не по лицу, а по одежде. Уголовная братия не имела национальности, да просто потому, что имела их десятки. По лицу тут каждый второй черноволос и горбонос, а каждый пятый узкоглаз и желтолиц. Немцы, поляки, калмыки, вогулы, армяне, финны, турки, татары, и уж совсем незаконные евреи выпадали из своей жизненной ладьи на это дно и там терялись.  При этом ухитряясь оставить детей, чьё происхождение скрывала глухая мгла».
Павел решил для себя, что эти умозаключения много важнее Машеньки Корф и потому спокойно продолжил своё исследование подонков. Он успел даже заметить, что  в жестокой борьбе за выживание и среди этих в буквальном смысле подонков, то есть людей дна жизни, появлялись незаурядные люди. Их он занес  их в  свой мобикомп на будущее. Незаурядные люди всегда нужны, хотя и опасны. Истинная мудрость государственного  управления  не истреблять незаурядных, а заставлять их служить государственному делу. Некоторые такие  незаурядные даже отмечены историей. К примеру Ванька Каин служил делу и мог бы до конца дней служить, если бы ни лень и глупость начальства.
А в столице сто лиц достойных и тысячи морд непристойных и множество народа никак не проявленного историей, да и тусклой жизнью. Вот среди них среди всех Павел  с товарищами искал тех на кого можно опереться в многообразных делах, записанных в их сетевом графике. К Машеньке Корф это не имело никакого отношения. Её пропажа так небольшая струйка живой крови в огромном потоке всякой мутной воды.
 Есть дела поважнее.
 Первыми надо разглядеть тех, кого в столице дела кружили вокруг трона. В том числе и первыми старых слуг Елизаветы. Под свежими каплями ленивого дождя, разбрызгивая лужи на прижатых к заборам прохожих,  карета в сопровождении Преображенских гвардейцев повезла Петра и его врача Кирилла Вознесенского. Двигались они к одному из главных игроков на политической арене придворной , к Воронцову
Кирилл сошел с кареты первым, неся в руки врачебный чемоданчик. С почетным караулом весьма торжественно оОни поднялись по лестницы во дворец. Там Кирилл занялся странным делом, предварительно заявив:
– Наследнику нужно лечение. Господа. Поэтому я везде расставлю ароматические коробочки. С ними мой господин будет чувствовать себя почти нормально.
Господа, следовавшие со всех четырёх сторон, возражать и не смели, да и зачем? Бодрящий запах и всем приятен и даже может быть полезен.
Кирилл, так и мыслил:
«Догадаться, что эти штучки прослушивали весь дворец местным умам невозможно. Ну нет такого в этом мире. Могут, конечно, выкинуть, едва принц покинет дворец, Нет, вряд ли. Запах приятный и вроде как царский подарок. Впрочем, надо  будет намекнуть, что вскоре снова приедем и не стоит убирать ароматические коробочки, тем более, что он и иным пользительны».
 Поднявшись по лестнице они прошли в парадную залу. Позолота и мрамор нарисованный на дереве  украшали  залу, а столы украшала золотая посуда. Жареный лебедь, гордо изогнув шею, возглавлял стол. Гости расселись про чину. Все смотрели на наследника.  Чтобы как-то начать разговор Петя,  якобы не знающий русского языка спросил по немецки через Вознесенского.
– Мне все интересно знать, что творится в России. Нет ли зла непонятного и добра бесценного?
Ответ последовал от самого хозяина, раззолоченного и в парике:
– А ты скажи ему лекарь, что трону нет никого нужнее Воронцовых. А Шуваловы разоряют казну, особенно Петюха Шувалов.
Дальше можно бы и не слушать. Что тут нового. По старинной дворцовой традиции поспешила Зависть чернить соперников у трона.
Петру это надоело он встал и с любопытством совершено детским пошел заглядывать во все углы дворца. Свита тащилась за ним, а Кирилл расставлял свои коробочки и мотал услышанное на несуществующий ус. Именно за заслуги перед тогда ещё униженной цесаревной, теперь её дворец украшен Разумовскими, Воронцовыми, Шуваловыми. Это Кирилл из истории знал, но истории не хранила деталей для досье на каждого из них весьма существенных. К тому  же Елизавета как выяснилось из разговоров не так глупа оказалась, как иным хотелось, нужными людьми не побрезговала, хотя и не её они. Умные всегда нужны. Потому и повезло Бестужеву-Рюмину, Черкасскому и Трубецкому. Елизавета, хотя немцев не любила, но дипломатов толковых оставила: Кайзерлинг, он и сейчас посланник в Вене и Варшаве, Корф — в Копенгагене, Гросс — в Гааге.
Их конечно же полили осторожной грязью как бы между прочим. Стараясь, тем не менее класть дерьмо в уши Кирилла, надеясь, что наследник ещё не в силах одолеть сложные фразы.
Петр усмехался, но раскрыв слегка дебильный рот, продолжал влезать во все щели,  разглядывая дворец Воронцова. Он все эти слухи  тоже мотал себе на несуществующий ус, а порой на памятку, вшитую ему в камзол как пуговица. Ну, ясное дело он   постарается попасть в гости ко всем этим приближенным к трону.
– Моё высочество, очень довольно есть, – произнес Петр, сделав смешное лицо. – Но я усталый есть.
В ответ на эти слова Кирилл кинулся, собирать коробочки. При этом одну  или две  самых спрятанных как бы забыл. С этим чинным бароном Вознесенский последовал в зеленую карету наследника, болтавшего на непонятном языке с лошадью красиво впряженной в его карету. Та глубокомысленно кивала головой.
Онемевшая толпа за его спиной молча наполнялась удивлением.
– Не прост наследник, ох не прост, – пробормотал старик Воронцов, почувствовав укол страха. – Зря наговорил на немцев.
А наследник  с некоторой грустью уже погрузился в свои размышления.  Из текущего мимо времени, можно сказать из его наезженной колее, его как раз и выбила скользкая от  грязи колея ведущая  к Петербургу мимо того, что Пушкин как то назвал «приют убого чухонца». Где-то на этом месте, но  в своём времени Петя и жил в красоте и вполне счастливо. Большие умники, чтобы спасти землян решили перенести технологический рывок на триста лет назад. Иначе не успеть до столкновения Земли с Набиру. Так они решили. Наследник  трона, едущий из-за границы в Россию, оказался самым подходящим субъектом замены. Так решил международный совет.  Кроме того Россия богата ресурсами и достаточно громадна, чтоб скрыть от мирового внимания на нужное для разбега время вторжение чудес техники. Кроме того народ в России медлительней чем в Европе и монарху  коленопреклонен.  Из этого решения  дальше все покатилось по прямой линии логики.  В Россию лучше всего послать этнически русских. Но  набрать их решили из всех стран мира. Благо русские  живут везде. Первый заход свел в одно место сорок потенциальных Петь и три тысячи потенциальных спутников его. Петя прошел все испытания вместе с десятком таких же юных гениев, а уж его выбрали по случаю рождения. Так уж вышло, что он родился натурально Петром Федоровичем Романовым.
Вспоминая , Петя несколько смутился. Вроде как его выбрали по блату. 
Потом их собрали в  космическое поселение  построенное в точке Лагранжа (где  все гравитационные силы уравновешенны и потому  тело, помещенное  туда,  никуда не падает). А потом  вспышка, видимая большей части землян, и вот они здесь в этой нищете и убогости.
Карету с деревянными рессорами  трясло на камнях и корнях деревьев и это конечно раздражало. Но надо терпеть.
Отвернувшись от жалких домов в предместье столицы, Петя заставил себя вернуться к наукам. И преуспел. Только вернулся опять к проблеме пространства и времени. До Эверета  физика запрещала путешествия в прошлое, а он добрый дядя разрешил. Доказал, что и нету ни каких таких штук. А есть сеть состояний с точками  перехода. Ну, вроде игры на картонке, где все пути уже нарисованы. А свобода выбора определяется бросанием  кости. Или взять посложнее модель: компьютерная игра.  Все что может в ней произойти, уже записано в программе, но это не мешает игроку  выбирать свои ходы. Ну, прямо как сказал один мудрец про жизнь человеческую: «Все предопределено, но свобода выбора есть».
Под эти размышления он  и вернулись в Елизаветинский дворец.
Едва они приехали, их догнали слуги Воронцова, чтоб вернуть забытые коробочки с благовониями.
Ки рил постарался улыбнуться как можно радостнее. Впрочем,   на то осталась хилая причина. Одна коробочка все же осталась. Возле кухни, где поисковый признак коробочки, то есть  её запах полностью поглотился запахами кухни.
Петя вообще на это внимания не обратил ему имплантат рассказывал про Урал. Ведь там и должен начаться рывок.
«Все заводы, основанные Демидовыми, строились как укреплённые поселения, а левый берег Исети вообще сплошные цепи крепостей и острожков: Красный Бор, Исетский, Катайский, Колчеданский, Шадринский, Ингалинский, Белоярский и пр… и др…»
Вот тебе и основание строить завод-крепость. Чужой глаз  внутрь не заглянет. А снаружи все как у всех, только в большей степени. Впрочем, этим делом займутся другие. Их и нет в Петербурге.  Они как бы сами по себе. Купцы удальцы Иван да Степан уже  в Москве получают грамоту на лесные угодья  и заводы в Екатеринбурге. С ними  по пуду серебреных монет.  Ну какие же могут быть купцы без денег.
Размышления Петра прорвал Кирилл внезапно высказав чего не надо:
– Штуки, застрявшие в чужих лакейских покоях много интересного сообщали, особенно про тех умников из немцев кого не любили.
– Ну и что?
– Завтра к Шувалову направимся. Там  нам уши ой как нужны.
– Ну, да. И зачем, скажем,  нужны для великих новых дел сладкогласные, добрые, но ленивые братья Разумовские, даром что младший из них президент Академии наук.
– Не волнуйся и к нему в гости заедем. Но сначала давай к Паше в гости. Он же у нас кабак завел. Так сказать надомный источник информации.
– Уши в каждом столе.
– Угу , примерно.
Через полчаса карета уже везла их в самый приличный ресторан  города по имени «Кабак Кабаков»
Петя, глядя на закатное солнце сам себе, но вслух изрек:
–Кабак дело вечернее, но не совсем , опаздывать на очередной загул императрицы нельзя. Она за это наказывает рублем.
Кирилл усмехнулся.
– Но ты же у нас по статусу шалопай и выпить любишь. Она это знает и простит.
Заседание устроилось в отдельном кабинете обитом бархатом. Такого пока ни в одном  другом кабаке нет. Можно сказать отделка под принцев.
Бородатый под сибирского купца Семён Парнов главный по экономике и планированию начал:
– Итак, первым привлеченным к делу решительного обновления, делу Петра Третьего  желателен умник, уголовник и граф в одном несимпатичном лице Петр Иванович Шувалов. Он много знает и много умеет, выступая в бренном и неправедном мире крупным промышленником и откупщиком.
– Ну и фрукт, – объявил друзьям Павел Строгий, ответственный за безопасность. – Властолюбивый интриган и стяжатель, но очень способный в делах управления, и в хозяйственных делах. Его легко купить и ещё легче надавить на него нашими знаниями о его махинациях с казенными деньгами.
 Семен уточнил:
– Одна вредную для русской промышленности монополию на рыбный промысел в Белом и Каспийском морях чего стоит.
– Но он и враг опасный. С его деньгами наемных убийц найти не фокус, – заметил Петр,  прекрасно понимая, что на его персоне весь замысел и держится. Он же будущий самодержец. И вообще быть убитым по схеме прототипа как то не хотелось
Так они беседовали, гуляя по летнему саду.
Семён Парнов, сморщив римский свой нос меланхолично сообщил:
– Он захватит откуп на Гороблагодатские железные заводы, а они нам на первом этапе очень могут пригодиться.
Виктор Жерлов специалист по историческим сдвигам внес профессиональную правку.
– Слишком поздно ему в 1751 году захватывать. Мы это сделаем раньше.
Так они беседовали, вертя перед своими мозгами сведения об
иных откупных статьях дохода Петра Шувалова.
Петр заметил как нахмурилось небо, предвещая конец беседе. Надо же вернуться во дворец до дождя. Челядь ленива  карету от грязи не отмоет  сразу, а на завтра на это полдня уйдет. Хоть не ему это положено но на правах претендента на престол Петр подвел итоги беседы:
 – Вот пусть он от нас и откупиться рублей так на миллион.
– Ты хочешь сказать от тебя?
– От меня пока нельзя, я же дурачок в его глазах.
– Тем и безопаснее. Похвали его за лихость в делах и попроси взаймы, с отдачей вдесятеро,  когда сядешь на престол. Он жаден и дальновиден. Не может на такое не купиться.
Петя все же усомнился:
– А не слишком ли много хотим. Его миллион это миллиарды нашего века.
На это главком по экономике  Парнов только хищно ухмыльнулся.
– Не слишком. Он крупнейший промышленник и торговец в государстве. Он богаче самой императрицы. При дворе высоко стоит благодаря влиянию жены Мавры Егоровны, ближайшей фрейлины Елизаветы. Если камень повесить и над ней он и не столько уступит.
Павел добавил:
–Подчинить это темное лицо светлым целям, было решено ещё до явления Петра народу. Да просто напросто купить у него все необходимые делу права и привилегии, а артачиться не сможет, досье на него ему сильно помешает. Особенно если оно в руках наследного принца. Теперь пришло время сделать задуманное.
Для Павла Строгого остался один не простой вопрос. Как быть с начальником тайной канцелярии. Это ж брат этого Шувалова — Александр Иванович. Шувалов.
–Ко всеобщему  счастью и нашему несчастью Тайной канцелярии почти ничего не поручается милостивой Елизаветой. Потому этот милый Сашенька   имеет массу свободного  времени, чтобы нами заняться очень плотно, а не  просто копить досье на всех крупных соперников Шуваловых, добивая по ходу мелких нарушителей   пользы братьев.
Короче, рано нам давить на Шувалова. Окрепнуть надо.
– Вот и тем более, надо заняться поисками Маши Корф. Найдем – так укрепимся.
– Да, Петя, тебя не зря выбрали на главную роль в этом грандиозном историческом спектакле.
– Спасибо на добром слове Паша, а то ведь мне все роль придворного дурачка лепят.
Павел Строгий осторожно улыбнулся отеческой улыбкой. Любит он этого парня. Если б не он родители никогда б Петю не отпустили. Легко сказать отпустить ребенка насовсем. Хотел он высочество потрепать по плечу, но воздержался, а лишь чуть подбодрил:
– Ну, ну, не долго терпеть осталось.