Не тревожьте тихий омут

Беда пришла к Пожидаевым незаметно, как бы крадучись и вывернула на их пути такую глыбу, что не обойти её и не объехать. Началось с гонконгского гриппа. Вся семья им переболела. К пятилетнему Жене и трёхлетнему Славику простуда словно прилипла. Вот ведь зараза какая!. Одного вылечат, она на другого перекинется. Прыгуча, как блоха! Ведь, чтоб не заражались друг от друга, мальцов держали в разных комнатах. И всё равно: только-только старшенький оклемается, пойдёт в садик, - смотришь, уже младшенький засопливел. Последнее время Анюта (жена Алексея Пожидаева) на работу не ходила, всё сидела по справке. Вскоре участковый педиатр Валентина Георгиевна Машкова собрала в поселковой поликлинике врачей, в виде коллоквиума, куда пригласила и Алексея Пожидаева, главу семейства. Врачи были категоричны: «Климат севера вреден его детям. Срочно сменить место жительства». Эти, поначалу простые и ясные слова подняли в душе Алексея настоящий переполох. В их смысл он стал вникать позже, надевая шубу в вестибюле поликлиники. «Сменить место жительства». Значит опять туда, откуда шесть лет назад приехал в Колымск. Приехал добровольно, прознав от знакомых, что здесь, на Колыме, как молодому специалисту можно получить мало-мальски человеческое жильё. В Липецке, где обитал до Колымы, жилья не имел, всё слонялся, снимая у частников комнатушки. Хозяева постоя три шкуры драли с холостяка, - брали, как с семьи. Им тоже хотелось жить побогаче. С квартирой Алексею «не светило»: самое малое – пятнадцать лет в очереди. Раскинул мозгами: за эти пятнадцать лет можно заработать льготную пенсию и на кооперативную квартиру деньжонок сколотить.
«Вот и сколотил», - с такими несладкими мыслями шёл Алексей по посёлку. Хотелось вот так вот идти, идти и идти. Никуда не сворачивать. На тысячи вёрст от этой жизни, от забот, обрушившихся разом на его плечи. Домой не хотелось, - смотреть на слёзы жены!? Тут самому впору расплакаться, да не умел. Ещё не умел утешить плакавшего, например, Анюту. Чего зря реветь? Нужно искать выход, а не нюни распускать…
Алексей тяжело вздохнул и клубы пара, вырываясь из-под шарфа, прикрывавшего рот, шлейфом потянулся назад, через плечи, оставляя на воротнике мелкие кристаллики снега. Зимнее солнце холодным блином прилипло к чистому небу. Морозный воздух затянуло густым туманом, - то мелкие кристаллики льда еле заметно оседали на землю. На градуснике авось под пятьдесят. За коленки кусает ого-го как. При таком морозе долго не погуляешь. Куда бы зайти погреться. Алексей осмотрелся. Был уже край посёлка. Вместо пятиэтажек кругом маленькие деревянные домишки жались друг к друг, подпирая небо столбами сизого дыма. Над дверями одного из домишек тускло светилась электрическая лампочка, похожая на красный шар, которыми украшают ёлку. На стене сбоку от дверей вывеска: «Продуктовый магазин № 6». Алексей усмехнулся . Здесь он бывал несколько раз, но чудной вывески этой не замечал. Дело в том, что в посёлке всего три магазина, а тут «№6». Алексей взялся за металлическую ручку двери, потянул на себя и с клубами пара, как на гривастой лошади вкатился в магазин, скользя по доскам кованными от мороза подмётками унтов.
-Ха – ха – ха! – засмеялся у прилавка Стива Кухлевский. Для многих ответственный секретарь многотиражки «Северные Зори» был Степаном Дмитриевичем Кухлевским. Близкие звали его просто Стива. Он жил тут рядом в крайней пяти- этажке. В рыжей лисьей шапке с длинными «ушами» да с раскрасневшимся лицом сиял, как новый пятак. –Лёгок напомине! Только подумал, с кем бы партийку сгонять. – Стива – шахматист. По его словам, в шахматы не играют, а отдыхают от этой «проклятой жизни». Алексей хотел было отказаться от приглашения, но вспомнив постулат Стивы о шахматах, решил расслабиться, забыться за шахматной доской. На всякий случай купил бутылку «Черные тучи» (шестидесятиградусная водка магаданского разлива).
Игра у Алексея не пошла. Словно ослеп. В два, три хода растерял инициативу, а к пятнадцатому ходу и вовсе конь с ладьёй зависли, и позиция вскоре  рассыпалась.
-Что – то ты, старик, скис? – спросил Стива. – Не пропустить ли по стопарю?
-Валя-ай! – согласился Алексей, сознавая, что сейчас не до шахмат. Душу давила нараставшая беда. Рассказал о ней Стиве. –Понимаешь, только-только жить начал, как говорится, пригрел местечко: двухкомнатная квартира, центральное отопление… все удобства…Даже телефон… и вдруг на тебе: «Сменить место жительства»,- последние слова в его устах прозвучали язвительно.
-Чего ты на врачей – то … они хотят как лучше. –Стива резал большими кусками минскую колбасу, открыл банку фасоли в томате. Холостяцкая еда Стивы мало чем отличалась от меню охотника и рыболова. Тяжёлые посеребрённые рюмки, в которые была налита водка, отдалённо напоминали посетителю о том, что в этой квартире когда – то  был уют. – Ну, давай… будем…
-Злюсь не на врачей. Причём тут врачи. – Алексей опрокинул рюмку в рот, - хо-охх! Аж к пяткам пошла, унты не замочить бы… Я на судьбу свою злюсь. Ведь на «материке» мне разом приткнуться не где.
-Ты как – то говорил, у тебя мать живёт под Воронежем. Свой домишко, участок.
-Этот вариант отпадает, -живо возразил Алексей.
-Почему же отпадает? Есть небось школа, так что и тебе и Анюте работа найдётся.
-Школа есть, но дело не в этом. Конечно, если разобраться по-хорошему… чо б нам не жить у матери? Домишко хоть и саманный, но на наш век хватит. О климате и говорить нечего. Мама присмотрела бы за детишками. Вот так вот прикинешь, - уйма плюсов.
-Ну, и в чём же дело? Детей в охапку и айда на родину!
-А-ааа,- отмахнулся Алексей. – Тормоз есть: Анюта. Поехали в отпуск (тогда ещё первенец грудным был). Около кургана автобус нас высадил. До деревни два километра грунтовой дороги. Ну, мы пошли.  Несу грудного и чемодан. Анюта сумочку и ещё какую – то авоську. Туфли на высоком каблуке, на шпильке, сама в платье из крепдешина. Хотела понравиться моим, а вышло всё на оборот. Ещё , когда автобус трогался от Хавы, небо со стороны Шукавки почернело. Туча до того синяя, аж в фиолетовый цвет отдавала. Прошли мы с километр, и небо словно рухнуло на нас. Спрятаться негде, кругом поля и ни единого кустика. Ливень как из ведра. Пацана – то прикрыл пиджаком, а Анюту прикрыть нечем. Все её старания кобелю под хвост: шпильки поломала, платьишко сборками полезло на живот, причёска, ресницы, как воск на огне растаяли. А тут ещё Бельчиха Верка, моя одноклассница, зараза бы её взяла! Никак простить мне не может, что женился не на ней: чем –ни будь да укусит. Матери моей проходу не давала, всё пытала, когда меня жена выгонит, а она, Бельчиха, с удовольствием примет «такого мужика».
Её дом на краю деревни, первый со стороны кургана. Идём мимо. Она в сенцах от дождя спряталась, облокотилась о притолоку крепкая, розовощёкая. Поздоровалась с нами, и, глядя на Анюту, возьми и сказани: « Жана штоль твоя? Стоило из-за такой мымры ехать в Магадан, на край света. Нешта мы хуже?!?», подалась вся вперёд, выпятив свои «цистерны с молоком». Я глянул на Анюту. Действительно, выглядела она… Никогда такой не видел. Стало жаль её. Эту жалость Анюта уловила в моём взгляде. Глаза её злобно блеснули в ответ на моё непреднамеренное предательство, и вот с той поры о деревне не заикайся6 чуть тронь – вспыхнет, как порох.
Стива налил ещё. Выпили. О деревне уже молчок, - отошла на второй план за ненадобностью. Сидели, перебирали иные варианты. Неплохо бы вступить в жилищно-строительный кооператив в каком –ни будь городишке.
-Мысль хорошая, но трудно осуществимая, - Стива закурил, приспособив под пепельницу железную пробку от бутылки. –Был бы ты на месте, где –то подмазал бы и дело в шляпе.
-Обязательно подмазать? Написать письма в двадцать городов, глядишь кто – то и откликнется.
-Ты как ребёнок! Честное слово. Там сидят и ждут твоих писем, - усмехнулся Стива. – Там ждут когда у них в карманах  захрустят бумажки, а не писем твоих.
-Неужели все продажные?.. Даже не верится.
-Спорим на литр коньяка, - Стива завёлся. Спорить – это его конёк. Мёдом не корми, а дай поспорить. –Берём сорок городов европейской части Союза. Так. Пишешь туда письма. Если получишь хоть один положительный ответ, - ставлю литр коньяка. Идёт?
Алексей молча кивнул головой. Стива дал ему ручку  и лист бумаги, сам с красным карандашом стал у кровати с железной сеткой, над которой во всю стену швейными иголками была приколота «Географическая карта СССР».
-Пиши, - спорщик ловко водрузил на переносицу очки, стал диктовать. –Ростов, Краснодар, Ставрополь… Ты порядковые номера ставь, потом легче будет считать. Написал Ставрополь. - Каждый из перечисленных городов Стива обводил красным кружочком, чтобы не повториться. Сорок городов европейской части страны были аккуратным образом перечислены и записаны.
-Надо было родиться Гомером, - засмеялся Алексей, - тогда бы меня любой город нарасхват…
-Так это ж после смерти Гомера сорок городов оспаривают право считаться его родиной. При жизни то же небось пинали, и умер в нищете.
Алексей положил в карман список городов, стал прощаться, но в последний момент увидел в углу на стуле пишущую машинку.
-Ты бы дал мне её на пару дней, - попросил он Анюта отстучит сорок писем, всё равно делать нечего.
-На тебе и копирку, - предложил Стива, - так быстрее получится.
Алексей воспрянул духом. Домой летел на крыльях, полагая, что половина дела в этом вопросе уже сделана.
-Нужно собирать деньги на первый взнос, - весело подмигнул Анюте.
-Сколько ж нужно – то? –с тревогой спросила жена, вспомнив про сбережения, которые собирала по крохам, и всё ни как не подворачивался случай купить ребятишкам шубёнки. А теперь вот взнос. Что ж – надо, значит надо. Она даже слегка обрадовалась. Да и, действительно, дело за малым осталось: как только получат ответ, нужно, чтобы были деньги в наличии. Стали считать свои сбережения. Прикинули, у кого можно на время перехватить. Одним словом зашевелились. Анюта написала сорок писем, и ни одно не походило на другое. От копирки отказалась: слишком бездушная и казённая была бы писанина. Под копирку писать о страшных морозах и нехватке кислорода на Колыме? С чувством собственной вины ссылалась она на болезнь детей и на безвыходное положение, в котором оказалась их семья. Каждая строка взывала о помощи. Анюта мысленно представила, как там, на «материке», будут читать её письма и лить слёзы (она то и дело вытирала платочком глаза). У всех ведь дети! Какое же родительское сердце не содрогнётся, узнав о такой беде, у какого же «сухаря» не подкатит ком к горлу.
Три дня спустя, Алексей занёс Стиве  машинку, как и договорились.
-Месяца через полтора будем подводить итоги, - посмеиваясь, встретил его Стива. – Готовь деньги…
-Есть немного своих, - не чувствуя подвоха, серьёзно ответил Алексей. - если что, займём.
-Ты меня не понял. На коньяк готовь денег…ха-ха-ха! – опять засмеялся Стива.
 На шутливой волне и расстались, но не на долго. Через месяц с небольшим Алексей пришёл к Стиве. Поставил на стол две бутылки коньяка и разложил пачку писем.
- Вот сорок одно письмо…
- А почему сорок одно, - недоумённо спросил Стива.
-Кострома почему – то дважды ответила, -виновато сказал Алексей, словно он тому причиной.
-А я тебе что толковал!? – Стива перелистывал бумажки, вникая в их смысл. -Каждый ответ подписан заместителем председателя облисполкома. Ты видишь, будто сговорились, взяточники. Вот где тихий омут! – Он то поверх очков смотрел на Алексея, то опять вникал в письма. –Во –оо жульё –то, так жульё! Посмотри, формулировка отказа у всех одна и та же: «В связи с недостатком стройматериалов постановка на очередь временно прекращена…» Будто в Сахаре живём. Дай заработать рабочим, так они тебя завалят этими стройматериалами. Жжжуки навозные! Дефицит создают…Принцип социализма. Чтобы держать всех в узде, а свои карманы набитыми. – Стива разлил коньяк по рюмкам. Усаживаясь поудобнее. Тяжёлые посеребрённые рюмочки звякнули в руках собеседников, на какое – то время воцарилась тишина. Алексей первым нарушил молчание:
-Крепкую оборону держат мужики. Ничем не прошибёшь. Ни слезой, ни мольбой, ни болезнью.
-Ерунда всё это, - скривил лицо Стива, как – будто имел дело с чем то грязным, недостойным, вызывающим тошноту. –Давай выпьем, - поторопил он. Видно было, что Стива внутренне возбуждён. Его глаза упёрлись в одну точку, и весь он набычился, как перед дракой, внешне как бы окаменел, копя силы внутри. Алексей помолчал с минуту, кашлянул в кулак, взял бутылку, стал разливать коньяк по рюмкам. При звоне бутылки о рюмку Стива очнулся, глубоко вздохнул. –Всё это ерунда. Их круговая оборона рухнет, как сигаретный пепел, - Стива стряхивал пепел в ладонь и приминал его горящим концом сигареты. – Вспомни Ахилеса. И у этих мужиков есть слабые места.
-И ты знаешь их слабинку? –спросил Алексей.
-Не знал, не говорил бы, - сухо ответил Стива и продолжил строго с укором, - ты же шахматист, можешь просчитывать на несколько ходов вперёд.
-Так то шахматы, - перебил его Алексей, - а тут совсем другое.
-Тоже самое, - возразил Стива. – Вот власть, - он взял в руки чёрного короля с доски, которая никогда не убиралась со стола, - чего он боится? Мата. Угроза мата обращает его в бегство. Не пальчиком, конечно, грозить…Настоящая угроза нужна, чтоб запугать, так запугать…до смерти.
-Слушай, давай ещё выпьем, - предложил Алексей. - Что –то я никак не врублюсь. Наверное, мало выпил.
-Ну будем…- Стива взмахнул рюмкой и тут же опрокинул её в рот, отёр губы кулаком, слегка крякнув. – Я тебе расскажу вот такой случай, послушай. –Стива прикурил новую сигарету от старой, придавил окурок в тарелке, стал рассказывать. –В Пскове в химическом институте работала лаборантка. Лет ей было за тридцать, а жила в общежитии, в одной комнате с девчонками. Семь лет стояла в очереди на квартиру и ещё бы три раза постольку стояла. А она возьми и напиши письмо в МИД примерно такого содержания: «Я женщина в таких летах, что могла бы принимать у себя мужчин, но не делаю этого, дабы не растлевать молодых девчонок. Прошу выдать мне визу на выезд в любую капиталистическую страну. Там моя жизнь сложится иначе». Через неделю она уже переклеивала обои в своей однокомнатной квартире, - закончил Стива и замолчал.
Алексей, изрядно захмелевший, смотрел на него удивлёнными глазами. Не верил, что ларчик просто открылся. А потом, женщина – то какая отчаянная! –Бросить камень в такой омут.
-Как же не побоялась – то?
-А чего ей бояться!? В тюрьму посадят? Так тюрьма для неё лучше, чем общежитие. По крайней мере,  знаешь, за что сидишь. В общежитии же не живёшь, - вянешь, пропадаешь.
Алексей пришёл домой, разделся, ужинать отказался. Прошёл в маленькую комнату, в брюках и свитере лёг на диван, положив ногу на ногу. Детишки играли на полу в большой комнате. Анюта вязала варежки. Никто не мешал, самое время подумать. Дело не шуточное. При Сталине за такие дела по головке не гладили. Да и сейчас неизвестно, как дело обернётся. Сам ладно, а семья. Что с ними будет? С другой стороны, он же не рвач, о здоровье детей беспокоится. И что - за это сажать?! Неожиданно для домочадцев Алексей вдруг засмеялся:
-На Колыму меня сошлют? Я уже на Колыме. Пусть в Сочи ссылают. Я не против, - с этими словами Алексей поднялся и сел к столу.
-Папа у нас уже тронулся, -пошутила Анюта, -сам с собой разговаривать стал.
Алексей не ответил на шутку жены. Он писал. Писал письмо на имя министра иностранных дел  Андрея Андреевича Громыко, где толково и грамотно изложил свою просьбу. В конверт вложил полученные из областных центров отказы и справку о состоянии здоровья детей.
Обычно письмо до Москвы шло четыре дня. Заказное – значительно дольше. Где-то через месяц, надо ждать ответа. Однако через неделю телеграмма Липецкого облисполкома извещала: «Появилась возможность принять Вас в кооператив тчк Срочно перечислите тысячу семьсот рублей на указанный счёт…»
-Попал в самую точку! – кричал в телефонную трубку Алексей. На том конце провода был Стива и никак не мог понять, что за «точка». Когда Алексей сказал, что с него, с Алексея, причитается ящик коньяка, только тогда дошло до Стивы. Осенью того же года Пожидаевы были уже в Липецке. Алексей писал Стиве: «Получил четырёх комнатную квартиру недалеко от вокзала. Окна выходят на «Площадь Космонавтов». Ночью красотища: на серебристой стелле вверх взмывает настоящий военный самолёт, а в нём горят лампочки. Детишки такие довольные. Сам временно устроился в котельную оператором, а проще – кочегаром. Был в гороно. Заведующая провела со мной собеседование. Как педагог я оказался ей неинтересен. (Сейчас они внедряют какой –то свой, липецкий метод). Думаю, это не что иное, как брызги от того камушка, которым я потревожил тихий омут».
Вскоре письмо вернулось обратно, « не нашло адресата». Алексей не знал, что волной того омута смыло с насиженного места и Стиву. (Литеры всех пишущих машинок были на учёте).
До самой пенсии Алексей работал кочегаром. Нередко «поддавал» с мужиками. «Поддавал» капитально. Чуть тёпленьким приходил домой, но так, чтобы соседи не видели, за что был прозван «тихоней». Только однажды сорвался: в стельку пьяный угодил в милицию. Куражился, когда сажали в воронок. Старушки, сидевшие на лавочке, шушукались:
-Смотри–ко наш тихоня…
-Да-аа. В тихом омуте черти водятся…
Когда дверка воронка захлопнулась, Алексей бил кулаком в решётку:
-Собаку, чтобы  лаяла, сажают на цепь. Меня же наоборот, привязали квартирой, чтобы не вякал.
Окружающие пожимали плечами: «О чём это он? Вот что водка делает!»


1994г.