-Бр-р-р, - выглянув в окно, съеживаясь, произнесла я. – Погода мерзопакостная. Слякоть, ветер.
Нет в другой такой день, я точно провалялась бы в постели, сославшись на недомогание, но только не сегодня.
Сегодня десятое ноября, наш профессиональный праздник- День милиции и не явиться в этот день на работу было бы просто грех.
Я достала из шкафа вместо обычной милицейской формы свои самые лучшие шмотки и стала крутиться перед зеркалом.
-Куда это ты с утра нафуфыриваешься? Уж, не на свиданку ли в следственный изолятор собралась? – Попытался пошутить мой муж.
В это время, поправляя галстук, у зеркала появился сын.
-С праздником Вас, маман, с днем всех ментов, - торжественно произнес он.
-Фу, ты, черт, опять забыл, - виновато улыбнулся муж и чмокнул меня в щечку.
-Сильно – то не напивайся, - уже с порога бросили они мне и отчалили на работу.
В здании милиции с утра царила праздничная атмосфера.
В 9-зо нас всех собрали в конференц-зале, где Виктор Семенович произнес свою пламенную речь.
Он явно волновался, потому что позволял себе иногда вставлять свои любимые выражения.
-Да век нам воли не видать, если мы не справимся с этой разгулявшейся преступностью, ни дна ей, ни покрышки, - сказал он в заключение своей речи, чем несомненно поднял нам настроение.
В 10-зо, мы с Наташкой – работники отдела по борьбе с гражданскими и административными правонарушениями, «вооружившись» бутылкой шампанского, коробкой конфет и домашними пирогами, отправились поздравлять своих соседей, тружеников уголовного розыска.
-С праздником вас, мальчики! – Радостно с порога начали мы.
-А для нас, что праздник, что нет, - сидя на столе и куря сигарету, произнес опер – Пашка Пантелеев.
-Да будет вам, можете вы хоть сегодня не думать про свою работу, - продолжала Наташка.
-А, ну давай со стола, - скомандовала я, взяв Пашку за рукав и сметая в кучу, разложенные на столе бумаги.
-Осторожно, ради бога, не перепутай ничего, - взмолился он и, отобрав у меня папки с делами, спрятал их в сейф.
Я подняла, упавший на пол листок и произнесла:
-Посмотрим, чем тут наши доблестные оперативники занимаются.
В нем оказалась сводка происшествий за последние сутки.
-И так, внимание!
-Происшествие номер один, - полушутливым тоном начала я. Убийство на бытовой почве. Гражданка Г. зарубила гражданина Г., состоящего с ней в законном браке. Гражданин Г. долгое время злоупотреблял спиртными напитками, избивал свою жену гражданку Г.
-Происшествие второе: в подвале дома номер сорок два, что по улице Ленина, обнаружен труп мужчины, без признаков насильственной смерти. Личность мужчины не установлена.
-Происшествие номер три,- продолжала я.
-Меньшова, хватит дурачиться, - произнес Пашка, пытаясь вырвать у меня листок.
-Да, ладно тебе, - сказала Наташка, - пусть дочитает, должны же мы знать, что у нас в городе творится.
Пока они между собой переговаривались, я успела глазами прочесть следующее сообщение: двойное убийство в доме номер двенадцать по улице Парковой гражданки Разумовской Тамары Леонидовны и Разумовского Георгия Дмитриевича. Убийство совершено из огнестрельного оружия.
-Ничего себе,- только и смогла произнести я.
-Что, ничего? – Переключили они на меня свое внимание.
-Ты чему удивляешься? Тому, что баба порешила мужика?- Ехидно улыбаясь, спросил Пашка. - Так вы, бабы похлеще нас будете, только разозли.
-А вы не злите, - многозначительно произнесла Наташка, - довел, наверное, бабу, вот и получил свое.
-Да, нет, я не об этом. Я про Разумовских.
-А, это, - взяв у меня из рук хронику, произнес Пашка. – Кажется это твои знакомые?
-Кто их? – Спросила я.
-Если бы знать,- вздохнув, ответил он.
-Послушай, ничего не понимаю, - обратилась я к нему, - здесь не может быть опечатки? Может Разумовский Дмитрий Васильевич, а не Георгий Дмитриевич?
-Нет там никакой опечатки, - недовольно пробубнил Пашка.
-Но ведь Гошу похоронили три месяца назад, продолжала недоумевать я. – Чей же тогда труп был в его обгоревшей машине?
-Вот и мы об этом думаем, - задумчивым голосом произнес Пашка и добавил:
-Послушай, Меньшова, ты поздравлять нас пришла или расследованием заниматься? У тебя, что своих дел мало? Давай уже свои пироги.
-И то верно, - произнесла Наташка.
И мы принялись угощать тех, чья служба и опасна и трудна…
Закончив приятную процедуру, мы с Наташкой вернулись к исполнению своих обязанностей.
На завтра меня действительно ждало рассмотрение в суде двух административных дел о выселении квартиросъемщиков за долги по коммунальным услугам.
Среди тех, кого ожидала процедура выселения, были и мои соседи по подъезду, пожилая чета Кульковых.
Нинка и Славик, как ласково называли их в подъезде, были давно уже пенсионного возраста. Жили они вдвоем, детей у них не было. Вернее у Славика был сын от первого брака, но тот с ним не общался. После возвращения Славика из мест не столь отдаленных, его прежняя семья отказалась принимать его обратно, и Славик оказался на улице. Тогда-то и подобрала его в прямом и переносном смысле сердобольная Нинка.
Славик у Нинки был уже пятым по счету мужем, все предыдущие от чего-то умирали. Баба Нина - «клюка», так называли ее между собой добрые соседи, была кривоногой, а после того, как сломала одну из ног, стала еще и хромой и ходила все время с клюкой, за это она и получила свое прозвище. Но кривоногая и хромая это еще ни все отличительные черты бабы Нины, кроме этого она была еще одноглазой и страшной. Про таких говорят: «страшнее атомной войны». И, тем не менее, у этой одноглазой, кривоногой и хромой, было, пять мужей, да к тому же последний, пятый ее муж Славик, был на десять лет моложе ее. Но этот факт, пожалуй, был единственным его достоинством. Все же остальное, сплошные недостатки. Славик, отродясь нигде не работал, был больным туберкулезом и беспробудно пил. Вернее пили они вместе. Увидеть их трезвыми можно было только тогда, когда выдавали пенсию. В это время они выползали из своей конуры, отоваривались и снова уходили в длительный запой до следующей пенсии. Нинку все осуждали, а вот Славику сочувствовали.
-Бедный мужик, как я его понимаю, - заступался за него мой муж, - я бы тоже запил, если бы у меня была такая жена. Да на нее только посмотришь и сразу за бутылкой бежать охота.
Денег у Кульковых хватало естественно только на спиртное, о том, что нужно платить за жилье, они даже не вспоминали. Сначала коммунальные службы напомнили им об этом отключением электроэнергии. Потом и газовики отказались бесплатно подавать газ и отрезали их от газопровода. И вот теперь, им и вовсе грозило переселение на меньшую жилплощадь, правда, куда уж меньше.
Кульковы и так уже жили в малогабаритной однокомнатной квартире, поэтому переселить их могли разве, что в комнату семейного общежития.
О том, чтобы погасить долг, в тридцать тысяч рублей, не могло быть и речи, у Кульковых таких денег сроду не было. Конфисковать имущество в счет погашения задолженности, тоже не представлялось возможным, так как конфисковывать было просто нечего.
Так, что ждет Кульковых великое переселение в городской отстойник под названием семейное общежитие, думала я.
Данное общежитие пользовалось в городе дурной славой, было рассадником инфекционных и венерических заболеваний, и всегда стояло на первом месте в криминальных сводках.
Пятиэтажное здание общежития не спутаешь ни с одним другим. Его мрачный серый силуэт, обшарпанные стены, разбитые двери и окна, забитые кусками фанеры и завешанные грязным тпяпьем вызывают неприятные чувства и вынуждают добропорядочных граждан обходить его стороной. А для городских властей этот дом давно стал домом призраком, так как они просто старались его не замечать
Да, не завидная доля ждет Кульковых на старости лет, рассуждала я.
И все-таки попытаюсь сегодня вечером с ними еще раз поговорить, может, отыщутся какие, ни будь родственники, которые согласятся погасить долг, думала я, просто жалко терять квартиру.
Все время, пока я размышляла над проблемами Кульковых, у меня не выходило из головы сообщение об убийстве Разумовских.
С этой семьей я знакома давно. Тамара и Дмитрий Разумовские познакомились и поженились еще в студенческие годы. На последнем курсе у них появился на свет Гоша. После института они вернулись в свой родной город, где неплохо устроились. Дмитрия взяли на службу в городскую администрацию, а Тамару в паспортно-визовую службу. И все бы ничего, вот только у Гоши от рождения был один физический недостаток, левая нога была короче и тоньше правой и плохо развивалась. Бедные родители истратили немало сил и средств, чтобы исправить этот дефект, доехали до самого Илизарова, пережили ни одну операцию. И надо отдать им должное, их старания оказались не напрасными.
Вскоре нога начала расти и развиваться, и в десять лет мальчишка уже ни чем не отличался от своих сверстников. О бывшем недуге напоминали только шрамы от перенесенных операций, да ограничения по физическим нагрузкам. Но для Тамары эти десять лет стали сущим испытанием, она не могла даже думать о втором ребенке, пока в тридцать два года не поняла, что беременна. Дмитрий настаивал оставить ребенка, и в возрасте тридцати трех лет, Томочка произвела на свет своему одиннадцатилетнему сыну Гоше братика Василия.
Ваське, как позднему ребенку никогда и ни в чем не отказывали. Он это вовремя понял и стал использовать себе во благо.
В детский сад Ваську не водили, его воспитывала бабушка, но когда пришла пора, идти Ваське в школу, бабка от внука отказалась.
-Он меня с ума сведет, совсем с ним сладу нет, - сокрушалась старушка, - воспитывайте сами.
И действительно, справиться с Васькой не могли ни учителя в школе, ни родители. Учиться он не хотел, и на уроках мог смирно усидеть не более двух минут. Чересчур шустрый Васька мешал учителю и ученикам, он ходил по классу, корчил рожицы, мяукал, стрелял из пистолета. В школе перебывал весь живой уголок, имевшийся у них дома. Сначала он принес с собой черепаху, потом кота Ефима, потом хомячка Кляксу, а когда собрался уже брать с собой клетку с попугаями, его вовремя остановила Тамара.
В начальных классах Васька частенько оказывался за дверью и слонялся по школе. Однажды, когда скучающий Васька, дал звонок с урока на двадцать пять минут раньше; в школе был настоящий переполох. Ученики, конечно, обрадовались, учителя же пребывали в недоумении, а Ваське за хулиганство досталось мокрой тряпкой по спине от технички тети Глаши. После этого Тамаре пришлось брать отпуск и ходить в школу вместе с ним. Но, когда отпуск закончился, Васька взялся за старое. Только теперь, выгнанный с уроков, он бродил по городу, находил таких же, как он и постепенно превратился в бродяжку. А вскоре и вовсе перестал ходить в школу и стал исчезать из дома. Ваську за бродяжничество поставили на учет в комиссии по делам несовершеннолетних, где я работала инспектором. В это самое время мне и пришлось, близко познакомиться с семьей Разумовских.
Тогда на, курируемом мною участке, проживало семнадцать подростков, которые состояли на учете. В основном это были дети из неблагополучных семей, чьи родители беспробудно пили, но были и такие, как Васька из вполне нормальных. С каждым из своих подопечных, я была хорошо знакома. Мне часто приходилось бывать у них дома, я навещала их в школе и просто встречалась на улице. Нередко на учет мы ставили и вполне нормальных послушных детей, которые вынуждены, были жить с непутевыми родителями. Отправляясь к таким детям, я покупала продукты и школьные принадлежности; иногда, просто забирала их к себе домой, чтобы несчастные могли отогреться душой. Так однажды в нашей семье появились Анечка и Ванечка. У Анечки и Ванечки была одна мать, кто отец детей, непутевая мамаша ответить затруднялась. Жили они в том самом злополучном общежитии, куда теперь предстояло переселение семье Кульковых. Во время одного из таких визитов, я обнаружила в комнате, несколько дней находящуюся в запое, горе мамашу и, голодных, грязных детей - трех и пяти лет. Они сидели на кровати в груде лохмотьев, и глядели на меня глазами затравленных зверьков. Кроме кровати и стола в комнате ничего не было. Из еды на столе лежала только луковица. Всюду валялись пустые бутылки, царила грязь, ползало полчище тараканов и, стоял жуткий запах.
Я собрала малышей, надев на них все, что смогла найти и привела к себе. Отмытые и накормленные дети, через час спокойно спали на диване. Вечером, когда муж и пятилетний сын вернулись домой, их ждали новые жильцы. Сын был несказанно рад моему «приобретению», он уже давно просил у нас с мужем сделать ему братика или сестренку или, на худой конец, пингвиненка, но мы все не решались. И вот теперь у него появились сразу и брат и сестра.
Анечка и Ванечка жили у нас до тех пор, пока шла процедура лишения их матери родительских прав, потом их все-таки пришлось оформить в детский дом. А нам с мужем делать для сына сестренку.
В отличие от Ванечки и Анечки, Васька жил в настоящих хоромах, и, тем не менее, это его не останавливало, и он продолжал убегать из дома.
Тогда мы с Тамарой и Дмитрием отправлялись на поиски Васьки-беглеца. Обследовали все чердаки и подвалы, делали запросы в другие города. Как, правило, через месяц Васька находился, он либо возвращался сам, либо его доставляла линейная милиция, сняв, с какого ни будь поезда.
Ваську снова возвращали в школу. Учителя, из уважения к его родителям, закрыв глаза, ставили ему тройки и переводили в следующий класс. Когда же Васька начал прогуливать по нескольку месяцев, его пришлось оставлять на второй год. Так в свои пятнадцать лет, Васька имел всего пять классов образования.
Но однажды он исчез совсем, забрал паспорт и сбежал.
Измученные родители, сначала надеялись, что сын отыщется сам; потом стали проделывать, до боли знакомую, процедуру поисков, а, когда Васька не появился и через четыре месяца, несчастные объявили во Всесоюзный розыск. Но и через полтора года безуспешных поисков, в них все еще теплилась надежда отыскать непутевого сына.
Все это время я была вместе с семьей Разумовских, помогала им с поиском, как могла, поддерживала их.
Но вскоре мне пришлось поменять место работы, и моя связь с ними прервалась.
Не знаю, сколько бы я еще занималась несовершеннолетними, если бы ни один, не очень забавный случай, который со мной произошел.
А случилось это во время одного из моих очередных рейдов по неблагополучным семьям. Тогда в мои обязанности входила проверка родителей – кандидатов на лишение родительских прав, получивших испытательный срок для исправления.
Увидев мои сборы, муж с сарказмом в голосе спросил:
-Опять к своим непутевым собралась? Смотри, доходишься, они тебе, когда ни будь, шею то намылят.
И накаркал.
На сей раз наш путь, то есть мой и еще двоих членов комиссии по делам несовершеннолетних, женского пола, лежал все в то же злополучное общежитие, где каждая вторая семья, состояла на учете. Всякий раз, когда мне по долгу службы приходилось там бывать, я почему-то вспоминала роман Достоевского «На дне». Страшнее места в своей жизни я не встречала.
Обшарпанные стены и пол, выбитые двери и окна, грязь и полчище тараканов – это лишь часть картины. Совершенно не возможно передать того запаха, который стоит на каждом этаже.
Только представьте себе: запах общественного туалета, кислых щей, перегара, пота и грязи, все это вместе образует такой букет, от которого просто выворачивает на изнанку.
И среди всего этого «великолепия» живут, так называемые люди, но самое страшное, что у всех у них есть дети. Вот ради этих детей голодных, грязных, обездоленных собственными родителями, мы и пришли сюда.
Среди тех, кого нам предстояло проверить, были семья Ганотиных и уже знакомая, бывшая мать Анечки и Ванечки.
Гражданка и гражданин Ганотины проживали в одиннадцати метровой комнате с двумя несовершеннолетними детьми, один из которых был инвалидом. Вернее инвалидом он стал, после того как в возрасте четырех месяцев его уронила пьяная мамаша.
Второй ребенок в буквальном смысле родился на свалке.
Его отцом был не Ганотин, а мужчина, проживавший на той самой свалке. Когда новоиспеченный муж Ганотиной умер от перепоя, ей ничего не оставалось, как вернуться к своему настоящему, которому теперь предстояло воспитывать уже ни одного, а двоих детей.
Как ни странно, но сам Ганотин не пил, и все-таки, было похоже, что у него не все в порядке с головой, так как после всего случившегося, претензий к своей жене он не имел.
В комнате мы застали одного главу семейства и детей, «хранительницы домашнего очага» дома не оказалось, как выяснилось, она снова ударилась в бега.
На этот раз мы решили уже точно лишить ее родительских прав, только для начала ее предстояло еще отыскать. Лишать же родительских прав самого Ганотина было не за что. Он не пил, ходил на работу, а вот то, что дети проживали в антисанитарных условиях, еще не было основанием для этого.
-Что ждет этих детей в будущем? – Думали мы, выходя из комнаты Ганотиных и отправляясь к своей следующей подопечной.
Мать Анечки и Ванечки проживала в том же подъезде, только этажом выше. Лишенная на них родительских прав, непутевая мамаша не долго пребывала бездетной и вскоре родила еще одного, которого ожидала та же участь, что и брата с сестрой.
В знакомой уже мне комнате, где, когда-то я обнаружила несчастных Анечку и Ванечку, совершенно один в грязной, обшарпанной коляске, завернутый в какие-то лохмотья, лежал полугодовалый ребенок. Он молча сосал большой палец правой руки. Похоже, занимался он этим постоянно, потому что палец был значительно тоньше остальных. В комнате, где не проветривалось уже лет сто, стоял отвратительный запах
-Бедный ребенок,- произнесла одна из женщин, членов комиссии по делам несовершеннолетних и попыталась извлечь его из коляски, но тут же с криком положила обратно.
Мы с испугом и изумлением уставились на нее.
-Там, там,- заикалась она, - боже, там под ним черви.
И мы отпрянули от коляски. Потревоженный ребенок начал плакать.
-Что будем делать? – Произнесла другая.
-Будем вызывать санэпидемстанцию, скорую и милицию, сказала я, - надо немедленно составлять протокол об изъятии ребенка, вот только бы мамашу еще найти.
Вскоре в комнате уже не хватало места всем присутствующим представителям различных органов, поэтому осмотр производили поочередно.
Сначала санэпидемстанция засвидетельствовала грубейшее нарушение санитарно-гигиенических норм, затем участковый составил протокол, о том, что ребенок находится без присмотра, и последними были врачи скорой помощи, которые вместе с коляской увезли его в инфекционное отделение больницы для обследования и дальнейшего определения в дом ребенка.
-Господи! И зачем только таким Бог детей дает, - сокрушалась врач скорой помощи.
Когда все многочисленные представители удалились, и мы решили уже тоже уходить; в окружении троих собутыльников, наконец-то, появилась хозяйка комнаты.
Мы, еще не успевшие придти в себя от увиденного, дружно взялись за ее воспитание.
Она покрыла нас трехэтажным матом и послала далеко, вот только мы туда идти не собирались.
Тогда ей на помощь пришли ее собутыльники. И не успели мы опомниться, как не просто шли, а летели с лестницы четвертого этажа.
Мне еще повезло, я отделалась легким испугом и огромным фингалом под глазом, оба же других члена комиссии пострадали значительно больше. У одной была сломана ключица, у другой - сотрясение мозга.
Пришлось повторно вызывать наряд милиции. И вскоре хозяйка рассадника паразитов вместе со своими собутыльниками уже была за решеткой местного обезьянника.
Домой я явилась во всей красе. Заплывший глаз отливал красно-сине-фиолетовым цветом.
Увидев меня, муж воскликнул:
-Ого, здорово вас разукрасили, никак вражеская пуля! И добавил, - кроме глаза ничего не пострадало? Как головка? Не болит?
Хотя чему там болеть, - продолжал издеваться муж.
И уже серьезно добавил:
-Если тебе наплевать на себя, подумай о своих детях, пока ты ходишь, воспитываешь чужих, непутевых детей и их родителей, у тебя собственные беспризорниками растут.
Ночью я долго не могла заснуть. А утром у начальника на столе уже лежал мой рапорт, в котором я просила освободить меня от работы.
-Постой, Меньшова, гвоздь тебе под лопатку, не пори ты горячку, - воспитывал меня Виктор Семенович, - иди отдохни, залечи раны, потом придешь, ну право жалко на тебя смотреть, как побитая собака, ей Богу.
Спасибо за гвоздь, подумала я, только гвоздя под лопаткой мне как раз и не достает, и вышла из кабинета.
Но и через неделю я не изменила своего решения.
-Все хватит, - твердила я, стоя в кабинете начальника, - вы направляли меня на три года, а я отработала все десять, не могу больше, увольте.
-Ну, какая ты право, Меньшова, не сговорчивая, произнес беременный таракан, ну, хорошо, пиши заявление о переводе в другой отдел, раздери тебя подагра.
Так на следующий день, я уже боролась с административными правонарушителями.
Прошло три года с того момента, как я начала работать на новом месте, и вдруг однажды к нам в отдел зашел следователь Юрка Тарасов.
-Меньшова, ты, кажется, знакома с Разумовскими? Спросил он. – На почитай, это не твой бывший подопечный, - и он протянул мне листок.
Я прочла, присланное по факсу из Мурманской области сообщение следующего содержания: «Обнаружен разложившийся труп мужчины, в кармане которого находились документы на имя Разумовского Василия Дмитриевича, прописанного по адресу»…, и дальше шел адрес Разумовских. «Просим приехать родственников для опознания».
-Вот не знаем, как сообщить родителям, может, поможешь, Меньшова, сообщишь по старой памяти, - обратился ко мне Юрка с необычной просьбой.
-Нет, уж, увольте, давайте, как ни будь без меня, - отрезала я.
Из Мурманска Тамара и Дмитрий привезли урну с прахом. Труп опознать так и не удалось, сильно разложился, а на дактилоскопии родители не настаивали, слишком дорогая процедура.
- Наконец-то,- твердили они, - наш блудный сын нашел свое последнее пристанище.