Становление личности IX глава
IX. Монотеистический период
1. Предварительные замечания.
Приступая к рассмотрению периода, названного здесь монотеистическим, мы должны сделать несколько предварительных замечаний, поясняющих смысл подхода к поставленной проблеме.
Сначала о термине «монотеизм». Монотеизм имеется в виду тогда, когда речь идет о надмирном принципе в виде личности. Такой личностью в мировых религиях является бог иудеев, христиан и мусульман. Иногда синонимом монотеизма считают теизм, что, в сущности, вернее, так как бог христиан - это Троица, и, к тому же, наличие дьявола, бесов, престолов, властей, сил, господств, начал, архангелов, серафимов, херувимов и пр. существенно размывает границу между богом-творцом и человеком-тварью. Другой термин «деизм» также предлагает надмирный принцип, а именно: творца, который, создав этот мир, полностью устранился от дальнейшего вмешательства. Но здесь нет личности бога. Еще во времена ранней античности Единое Парменида, Ум Анаксагора, Монада пифагорейцев и Первоединое Платона тоже выступили как надмирный обезличенный принцип. Во всех этих случаях о монотеизме говорить нельзя. Личность бога предлагает не только его объектную сторону - творения, но и субъектную, его самость, а также постоянную связь творящего субъекта с сотворенным объектом. В иудаизме бог-творец всего мира и живущего в конце концов превращается в приватного бога одного народа, а именно — иудеев. Такая метаморфоза труднообъяснима и малопонятна. В таком же ключе своего пристрастия бог мог пойти и еще дальше: стать богом всего одного человека, т.е. личность бога берет в опеку личность одного, пусть сверхдостойного, человека. В конце концов такой бог по своей прихоти может вообще отказаться от участия в человеке и в человечестве. Тогда, правда, он перестанет быть личностью. Бог христиан, в традициях иудейского монотеизма, сначала выступает как надмирный принцип в виде личности, но затем уже в виде Троицы (Бога-Отца, Бога-Сына, Бога - Духа Святого). Эта троичность одного бога - самый непонятный и самый загадочный догмат христианства. Но в отличие от бога иудеев бог христиан космополитичен. К тому же он страданием одной из трех своих ипостасей искупает первородный грех человечества, а также наделяет всех людей свободной волей.
Второе важное разъяснение. В этот раздел исследования мы включили два учения, которые имели место одновременно с ранним христианством. Речь идет о неоплатонизме и гностицизме. Человеческий дух, подобно витязю на распутье, остановился на дороге, разветвляющейся по трем направлениям: неоплатонизм, гностицизм, христианство. Первое из трех направлений - неоплатонизм (о нем речь впереди) - оказалось тупиковым. Второе - гностицизм (о нем мы скажем тоже особо) - оказалось бесплодным блужданием в безжизненной пустыне, наполненной миражами. Витязь направился по третьему пути. По пути христианства. Но кроме этих трех магистральных путей, следует упомянуть еще две малозаметные тропинки: неопифагорейство и уче¬ние Филона Александрийского (учению которого так и не нашлось подходящего названия).
Пифагорейству как квинтэссенции мифологического мировоззрения мы уже уделили внимание в своем месте. Неопифагорейство же на фоне доминирующих в период поздней античности учений осталось практически незамеченным. И может быть, ему была уготована судьба остаться незамеченным без этого «практически», если бы не Аполлоний Тианский - личность неординарная, знаменательная и баснословная. Знаменитый римский писатель Флавий Филострат, чья книга «Жизнь Апполония Тианского» по праву вошла в сокровищницу античной литературы, во многом способствовал тому, чтобы неопифагорейство не кануло в Лету. Известно, что неопифагорейство во многом эклектично. Если брать пифагорейство как философию числа, то его поздняя модификация вобрала в себя также платоническое Первоединое и стоическое учение о «семенных логосах». Но в чем неопифагорейство можно считать полным повторением пифагорейства, так это в жизненной ориентации адептов «пифагорейского союза», чья корпоративность держалась жесткими, доходящими до армейских, установленными правилами. Скажем большее: неопифагорейцы постарались внутреннюю регламентацию довести до абсурдного совершенства, чем и погубили свой «союз». Кому подобное было бы по силам? Разве что Аполлонию Тианскому. И, по сути, это имя становится синонимом неопифагорейства. Аполлоний Тианский - философ, пошедший в на¬род, но дистанцировавшийся от него своей непонятной мудростью и демонстративной избирательностью, изощривший себя духовной и физической аскезой и прокламировавший жесткие корпоративные правила «союза» — не мог не вызывать всеобщего восхищения и поклонения, но планка требований к «идеальному философу» была поднята им так высоко, то его проповеди так и остались «гласом вопиющего в пустыне». Так что же такое неопифагорейство? Во-первых, это «структурно-числовое построение материального космоса» (определение А.Ф. Лосева), и, во-вторых, попытка через субъективное прорваться к объективному, соединить в гармонии личностное и общественное. Но попытка была заведомо обречена на неудачу: субъект и объект так и остались разобщенными. Идеи у неопифагорейцев могут переходить в материю; материя может совершенствоваться до уровня идеи, но гармоничная структура бытия остается неизменно неподвижной.
Теперь об учении Филона Александрийского. Очевидно, что монотеизм иудеев явственно распадается на два этапа. Бог, сотворивший и мир все живущее в нем, - это бог первого этапа. Бог же, спустя некоторое время избравший один из народов (иудеев), бог обнаруживший свое пристрастие -это уже совсем другой бог. Из надмирного принципа и демиурга он превратился в приватного бога части им сотворенного. Филон Александрийский (иудей по происхождению, римлянин по образованию), попытавшийся интерпретировать библию через Платона (как много позже Фома Александрийский попытался «оживить» схоластику через Аристотеля), захотел снова поднять бога иудеев на те надмирные высоты, с которых тот являл себя в первых трех главах «Бытия». Средствами платонического стоицизма эта попытка Филону удалась. Бог Филона - это не запредельное платоническое Первоединое, но нерушимое торжество субъекта и объекта, творца и твари. Бог у него свободен, самодовлеющ, абсолютен, безкачественен, непостижим, неизречен, безымянен. Бог у Филона трансцендентален. Он - творец душ, но не тел. Что такое Логос Филона - неясно. Он и высшее, и низшее; сотворенное и вечное, земное и неземное. Но монотеизм Филона, где бог снова становится надмирным принципом, а не капризным покровителем одного из многих народов, не нужен был иудеям. Не нужен он был и римлянам, все еще путавшимся в философски утонченных и углубленных тенетах неоплатонизма.
Именно неплатонизм явился последним, завершающим, учением эллинизма и всей античности. Учением, подводящим итоги тысячелетней работы неустанного человеческого духа. Именно в неоплатонизме как бы заново проигрывались и переосмысливались все мировоззренческие процессы; переосмысливались в свете учения Платона об идеях и учения Аристотеля о вечности мира; и подготавливали человечество к прощанию с язычеством и восприятию космополитического монотеизма (христианства). И это переосмысление происходит на высочайшем философском уровне (правда не без доли мистицизма), доходя, в смысле четкости, углубленности и выверенности, до самых мыслимых и немыслимых пределов. Неоплатонизм - старость античности. А старость всегда жадна к воспоминаниям и переживаниям молодости, и неоплатонизм не гнушается даже ничтожнейшими крохами, оставшимися на пиршественном столе античной философии. Но эта неоплатоническая трапеза уже не тот роскошный «Пир» Платона, но всего лишь строгие поминки.
Если мировоззрение созерцательного, или спекулятивного пе¬риода исторически соотносимо с расцветом имперско-рабовладельческого общества, то мировоззрение неоплатонизма - с упадком и развалом этого общества. Имперская экспансия Рима вела к увеличению числа отдаленных от метрополии провинций, увеличению масс рабов и паразитирующего на организме государства плебса, косвенной зависимости власть предержащих от воли этого плебса и прямой - от всесильной армии. Институт рабства из формы «семейного» перешел в форму государственного, а значит стал опосредованным и отчужденным, что неизбежно должно было привести к постепенному свертыванию этого института. Рабство стало «невыгодным». Экономически. И, так уж получается, — этически. Объективный космос античности одряхлел и развалился. Личность, ощущая происходящие в обществе процессы, проникается сознанием своей значимости, ценности и сопричастности всему творящемуся вокруг. Рабство произрастало под знаком Судьбы. Но когда стало ясно, что необходимость не предопределена (а значит и рабство - тоже), то стало очевидно, что рабство изжило себя. Субъективизм и личная несвобода несовместимы. Конечно, мировоззрение созерцательного, или спекулятивного периода было в какой-то степени субъективным, но в целом оно было объективно- субъективным: когда дело касается внутреннего мира личности, ее интимных переживаний, то можно говорить о субъективизме ; тогда же, когда дело касалось места личности в обществе, ее общественных целей и задач, то налицо объективизм. И стоицизм как последняя стадия созерцательного, или спекулятивного периода, развил этот объективно-субъективный дух до такой степени, что антиномиям этим суждено было совпасть. И они совпали. В монотеизме. Но не только в нем.
2. Неоплатонизм.
Полное совпадение и даже тождество субъекта и объекта осуществилось в учении неоплатоников. В чем же главная суть этого учения? Неоплатонизм - это эллинистическая реставрация мифологии средствами стоицизма и платоно-аристотелевой диалектики. Неоплатонизм - это энергетическое и физическое понимание и ощущение мира. Логистическая мистика, или, если угодно, мистическая логика неоплатонизма обосновывает диалектическую связь и, одновременно, независимость сознания и бытия. Подобное о неоплатонизме см. в работе А.Ф. Лосева «История античной эстетики» ( тт. 6, 7), здесь же мы только схематично и кратко дадим главные характеристики и упрощенное изложение этого учения.
Возникший в III веке и просуществовавший как цельное учение в течение трех столетий, неоплатонизм обычно подразделяют на пять региональных школ. Римский неоплатонизм представляют Плотин - собственно основатель неоплатонизма, — а также Порфий и Амелий..
Сирийскую школу - Ямвлих. Пергамскую - Юлиан. Афинскую — Прокл. И, наконец, александрийскую — Иоанн Филапон.
Плотин возродил учение Платона об идеях, развив средствами античной диалектики три его следующих положения: о различении чувственного и умопостигаемого мира, о нематериальности и бессмертии души, о трансцендентальности Единого. Самый же нерв учения Плотина - экстатическое восхождение Души к Единому, которая стремится к нему, будучи его эманацией. Единое же является некой актуальностью содержащей в себе всё и вся. Неоплатонизм Плотина - плод тончайшей диалектическо-мистической логики - «сверхумного экстаза» (выражение А.Ф. Лосева) - возник как закономерная реакция на мировоззренческий вакуум в римско-эллинистическом обществе, при деградации стоического учения. Но стоики передали неоплатоникам своеобразное наследство, а именно: творческий огонь - огненный Логос, который, по стоикам, и есть в этом мире главная организующая и порождающая сила. И идея общности огненного Логоса и порожденного мира, заимствованная у стоиков, особенно тщательно разрабатывалась неоплатониками.
Диалектика духа и материи неоплатонизма - это собственно, диалектика единого и множества, которая и определила своеобразную иерархическую структуру. Посмотрим на эту иерархическую структуру, какой она представлена у завершителя неоплатонического учения - Прокла. На самой вершине в структуре неоплатонической иерархии находится Единое - некая универсальная сущность, сущность сущностей, непозноваемая, нераскрываемая, вневременная. Плотин сравнивает Единое с Солнцем: оно слишком ярко, чтобы его рассмотреть, но оно все освещает и всему дает жизнь. Единое, по неоплатоникам,— наивысшая объективность. И такое Единое производило, по-видимому, на последователей этого учения необычайное впечатление. Не то - на нас, людей, переживавших более чем полуторатысячилетний опыт христианства. Единое кажется нам абсолютно безжизненным, неизведанно далеким, хрустально прозрачным и абсолютно бездушным.
Следующей, по нисходящей, в иерархии неоплатонической структуры является категория Числа. Числа первичнее и Космоса, и всех идей и вещей. Сами Числа не материальны и не духовны, но некая гармонизирующая всего сущего, как скажем число п (пи) - отношение длины окружности к ее диаметру есть гармонизирующая круга. Заметим, что у Плотина категории Числа нет.
Затем следует Ум - совокупность всех идей. Идеи неоплатоников - те же боги, демиурги, первообразы. И если воспользоваться биологическими аллюзиями, то Ум можно представить неким общим порядком Эволюции, а Идеи, в таком случае, совокупностью генов контролирующих признаки, строение и развитие организмов, т.е. фенотипом.
Следующий категорией неоплатонический иерархии является Мировая Душа - своего рода технология смыслового становления идей материи, вещей, явлений. Прибегая к той же биологической терминологии, уподобим Мировую Душу РНК и ДНК.
Единое, Ум и Мировая Душа, по неоплатоникам, - это неразрывная триада.
Космос - еще одна категория неоплатонизма, следующая по нисходящей за Мировой Душой, — нечто неподвижное, ставшее, но находящееся в вечном движении.
И, наконец, Материя: от самой тончайшей (умственной) до грубой (земной).
Иерархическое положение перечисленных категорий определяет и их качественное достоинство. Понятно, что Единое качественнее Чисел, те в свою очередь, качественнее Ума и т.д.
Представив пусть схематично и сжато учение неоплатоников как мировоззренческую концепцию античости времен ее упадка и разложения (в смысле историческом, а отнюдь, не аксиологическом), заметим, что как и многие мировоззренческие концепции Запада, неоплатонизм имел своих двойников и на Востоке. Как и всякое двойничество, мировоззренческое определяется некоторыми атрибутивными чертами, пусть не всегда качественно главными, но в большей или меньшей мере сходными. И подобное сходство мировоззренческих концепций Запада и Востока лишний раз подтверждает инвариантность мировоззренческого процесса человеческого общества в целом.
Речь пойдет о даосизме. Дао - основную категорию даосизма — можно сравнить с неоплатоническими Единым и Числами. Различают два Дао: безымянное и имеющее имя. Если безымянное Дао - аналог Единого, то Дао имеющее имя - аналог неоплатонических Чисел. Будучи «праотцом всех вещей», Дао, к тому же и «мать всех вещей».(66) «Дао рождает одно, одно рождает два, два рождает три, а три рождает все существа».(67) Отметим эту числовую символику и последовательность! Отметим и диалектику даосизма - редчайшее исключение в восточных учениях: «Превращение в противоположное есть действие Дао... В мире все вещи рождаются в бытии, а бытие рождается в небытии».(68) Другую важнейшую категорию даосизма Дэ можно сравнить с неоплатоническими Умом и Душой «Дао родит все вещи , Дэ вскармливает их».(69) И в иерархии даосизма Дэ стоит вслед за Дао. И еще: Чжуан- цзы - достойный последователь Лao-цзы, как и неоплатоники буквально говорит об эманации. «Оно [Дао] одухотворило духов и верховного владыку неба, оно породило небо и землю». (70) Чжуан-цзы устанавливает онтологическую иерархию: Дао, Дэ, Верховный владыка, Духи, небо, земля. Отметим также в даосизме сходную с неоплатонической инвалюцию Единого (Дао) и восхождение к нему низших субстанций. Принцип «у вей» (букв.Недеяние), который, собственно, и есть способ осуществления восхождения чем-то сходной со скептическим «воздержанием», эпикурейской «атараксией», стоической «апатией». А этическое совершенствование при осуществлении принципа «у вей» проходит по следующим иерархическим ступеням: церемонии, справедливость, милосердие, добродетель, Дао. В заключение же приведем цитату из Чжуан-цзы, где прямо говорится об экстатическом восхождении: «... И тогда моральные качества в Поднебесной начнут объединяться с непостижимым Дао».(71) Укажем на еще одно восточное учение имеющее некоторое сходство с неоплатонизмом в части эманаций и восхождения. Это современное неоплатонизму учение чань-буддизма Бодхидхармы (5 век). Правда, процесс экстатического восхождения в чань-буддизме может быть достигнут моментально в результате просветления - «Чань» (санск. Дхиана). Как и в неоплатонизме, в чань- буддизме все бытие пантеистично, а все различие лишь в том, как и каким образом осуществляется гилозоизм. Плотин постоянно настаивал на вездесущности бога и на том, что каждый предмет содержит в себе бога.
Попытаемся определить, как и когда стало возможным утверждение неоплатонизма ведущей мировоззренческой концепцией?. Отметим, что Единое неоплатоников оправдывает независимость бытия и сознания. Бытие не только не зависит от сознания, но и не определяется им. Но единое является тем всеобщим, что уравнивает всех (от раба до императора). Речь, понятно, идет не о социальном равенстве и не о духовном, но о равенстве физическом и генетическом. Ведь учение о Едином — это реставрации мифологии первобытно-общинного общества, т.е. реставрация мифологической идеологии о сопричастности всех всему, субъекта - объекту, личности - обществу, учение об объективизации всякого субъективного. Неоплатонизм вполне отражал реальности Римской империи периода домината - жестокого монархического абсолютизма с огромным бюрократическим аппаратом управления, с косвенным, по преимуществу, рабовладением, появлением масс вольноотпущенных и колонов, задействованных в единый механизм земледелия, промышленности, торговли, армии. И если при классическом рабовладении времен принципата наблюдалось пониженное внимание к внутреннему миру субъекта (личности), то во времена домината явственно обостряется чувственное восприятие субъектом (личностью) как своего внутреннего мира, так и мира внешнего (общества). А диалектика неоплатонизма как раз и утверждает единение субъекта и объекта (в нашем случае: личности и общества), но единение это осуществляется через эманацию и восхождение. С одной стороны, личность через концепцию Единого как бы поднимается над всем материальным и социальным, а с другой - наполняется всей полнотой объективного мира.
Единое и Бог монотеистов - что у них общего? Единое неоплатоников абсолютно имманентно и оттого безличностно, тогда же как Бог монотеистов есть абсолютная личность. Как видим: ничего общего. И здесь мы вполне согласимся с А.Ф.Лосевым в том, что «неоплатоническая концепция Единого не имеет никакого существенного сходства с абсолютным монотеистических религий и сходится с ним только абстрактно-арифметически и, так сказать, производственно».(72)
3. Гностицизм.
Разложение и надвигающаяся гибель античного мира как этической, политической, экономической и эстетической структуры не могли не повлечь за собой и соответствующих изменений мировоззрения и верований. Главным результатом таких изменений стал растущий субъективизм личности, расширяющаяся пропасть между нею и обществом, что и отразило учение поздних стоиков, попытавшихся своей этикой, моралью и даже моралистикой сгладить растущие противоречия. Но эти противоречия носили необратимый характер, а все стоические ухищрения стали лишь обозначениями консолидации личности и общества. Поиск выхода из реалий противоречий личность ищет на путях, обочных от государства, как скрепляющей структуры общества, а именно: на путях религиозных или философско-религиозных. Имманентизм личности и ее примирение с обществом могли бы быть удовлетворены неоплатонизмом. Объективный мир здесь иерархически переходил в мир субъекта, а тот, в свою очередь, возносился до полноты объективного мира. Но реальная жизнь обнаружила существенный изъян в этом, на первый взгляд гармоничном процессе: все, что безупречно работало на мыслительно-логическом уровне, на уровне житейском оказывалось мертвой схоластической схемой. И, таким образом, неоплатонизм как и стоицизм, точно отражая потребности личности и общества, не смог навести мосты между субъективным миром личности и объективным миром общества.
Другими попытками такого рода были: учение неопифагорей¬цев и учение Филона Александрийского. Попытками, как мы уже гово¬рили, неудачными.
Очевидно, что такое примирение должно было все-таки произойти не в страте государственной, но в страте религиозной, а именно на почве монотеизма. Как мы уже знаем, христианский монотеизм и стал такой примиряющей. Но случилось это не в одночасье и не в том виде, в каком оно предстанет в период полного торжества христианства. Попытка Филона Александрийского - «отца христианства», попытавшегося развить иудейский монотеизм в русле греческих языческих традиций (Яхве «привить» Платоном), оказалась безжизненной. Но было уже очевидно, что именно иудейский монотеизм является той благодатной почвой, на которой может взрасти монотеизм вселенский. Кроме всего прочего сам иудейский монотеизм на рубеже эр переживал жесточайший кризис, пораженный кризисом политическим и социальным. Здесь и борьба двух религиозных партий власти (фарисеи и саддукеи), и маргинальная политическая ущербность беднейшей провинции Римской империи, что вызывало многочисленные антиримские выступления, в том числе и вооруженные. Последним из значительных таких выступлений было восстание Симона Бар-Кохбы, жесточайше подавленное римской армией. И в Иудее постоянно прямо-таки витала в воздухе идея мессианства, идея прихода мессии (по греч. Христа), который и установит царство справедливости и благополучия. По мере угасания этой надежды все больше распространение получили эсхатологические тенденции, т.е. верования в скорый конец света. На идеях мессианства и эсхатологии сформировались иудаистские ереси терапевтов, эбоинитов, ессеев, назареев.
Но существовало на задворках же Римской империи еще одно учение, которое существенно отличалось как от иудаистских ересей, так и от христианства раннего периода и о котором до недавнего времени мало что было известно. Речь идет о гностицизме.
Отрывочные сведения о гностиках и гностицизме находили в трудах ранних христианских апологетов — Иринея, Ипполита, Климента, Тертуллиана и Епифания, выдержанных во враждбно- критическом тоне и мало объяснявших суть учения гностиков.
Найденные в районе Наг-Хаммади в верховьях Нила полстолетия назад рукописи, датированные примерно IV веком и написанные по-коптски (язык коренных египтян), значительно обогатили наше знание о гностицизме. Палеографическим анализом установлено, что эти рукописи - переводные с греческого, т.е. первоисточники более раннего, чем IV век, происхождения.
13 сборников «гностической библиотеки» из Наг-Хамади по большей части носят название «евангелий», т.е. «благих вестей» об Иисусе - спасителе и мессии — и написаны в духе тестомонии - свидетельств о мессии. «Евангелие от Фомы», «от Иоанна», «от Петра», «от Филиппа», «от Марии» и другие тексты «гностической библиотеки» в той или иной мере перекликаются с новозаветными евангелиями, а в некоторых местах даже текстуально совпадают с ними. И эта похожесть и совпадения давали некоторым иследователям повод для поспешных выводов о возможности причисления данных текстов к христианской литературе как существенного дополнения к ней. Но кажущаяся похожесть и текстуальные совпадения на поверку оказались весьма сомнительными. На самом деле глубинный смысл канонических текстов и текстов библиотеки из Наг-Хаммади не имеют ничего общего. ,
Сначала посмотрим, что представляет собой учение гностиков в его структурной части, и сравним это учение в этой же части с учением христиан. Напомним вкратце и схематично суть христианского учения. Бог сотворил этот мир из ничего. Создал первочеловека Адама, а затем — и Еву. Адам и Ева нарушили наказ Бога не есть от Древа добра и зла, за что и были изгнаны Богом из рая (Эдема). Расплодившись от первопредков, человеческий род продолжал нести в себе груз генетического греха. Затем Бог избрал из многочисленного человеческого рода один народ (иудеев) и, взяв его под свое покровительство, заклю¬чив с ним договор, имея в виду, что именно из этого народа должна выйти женщина (Мария), назначенная быть родительницей Иисуса Христа - одной из трех ипостасей Бога. Тройственность Бога (Бог-отец, Бог-сын, Бог-Дух Святой) - самый темный и непонятный догмат христианства. Бог-сын Иисус Христос призван был заключить новый договор (завет) с людьми, по которому люди, принявшие условия этого договора, могли рассчитывать на спасение, а в перспективе - на райскую жизнь в неземных сферах. В знак демонстрации факта расторжения прежнего договора и принятия нового Иисус Христос берет на себя все грехи человечества и принимает мученическую смерть на кресте, - обычный способ наказания преступников в Римской империи. Через три дня он воскресает из мертвых и возносится в свою первоначальную стихию, тем самым знаменуя народу свою божественную природу. Ученики и сподвижники Иисуса Христа сначала устно, а затем и письменно стали распространять евангелия (благие вести, свидетельства), где рассказывалась вся история Иисуса от рождения до смерти и где цитировались его высказывания. Первые последователи и ученики Христа были евреями. Затем новое вероучение стало распространяться и в других провинциях Римской империи, пока, в конце концов, не восторжествовало и в самой метрополии. В 419 году на Карфагенском соборе был окончательно утвержден список из 27 текстов, признанных каноническими, включая 4 евангелия (от Иоанна, Матфея, Луки и Марка). Все остальные тексты, имевшие до той поры хождение в христианской среде, были признаны апокрифическими, т.е. неистинными, подложными, еретическими и запрещены ортодоксальной церковью. Подавляющее большинство таких текстов было уничтожено. Но упоминания о них, а также цитаты из апокрифических текстов встречаются в сочинениях ранних апологетов христианства II-IV веков. Среди прочих упоминаются Евангелия от Петра, от Варфоломея, от Филиппа, от Андрея, от Марии, два евангелия от Фомы, три — от Марка, евангелие евреев, египтян, апокалипсисы Петра, Павла, учение двенадцати апостолов, а так же многочисленные послания. В сочинениях ранних апологетов (в частности, Иринея) проводится связь между гностиками и этими апокрифическими текстами. И только в наше время стало возможным связать тексты библиотеки Наг-Хаммади с гностицизмом и более или менее понять суть этого учения. «Более или менее» - оговорка умышленная, так как понимание всякого вероучения возможно только в тех пределах, которые позволяют очистить учение от противоречивых и мистических наслоений. Итак, что же представляет собой вероучение гностиков в структурном плане?
Основой космической организации в гностицизме является непостижимое верховное божество. Из этого божества последовательно проистекает 365 небес, т.е. божество создает первое небо, то, в свою очередь, — второе и т.д. Последнее 365 небо, самое низшее, возглавляется Демиургом (Иолдаваофом), отождествляемым с ветхозаветным Яхве. Кроме того существует 30 эонов (15 мужских и 15 женских), которые вместе составляют духовную полноту - Плерому. Сами Зоны - это и миры, и века, и поколения, и жизни, и временные духовные протяженности. Самый низший женский эон, погружаясь больше других в материю, создает Демиурга Иолдаваофа - Первого Архонта — творца материального мира. Из верховного божества исходит ум, из ума - логос, из логоса - мудрость и сила, из мудрости и силы - справедливость и мир. Порожденные человеческие души тянуться к божеству, но материя удерживает души. Материя, по гностикам, — зло и противополагается добру. В такой же оппозиции находятся свет и тьма, жизнь и смерть, истина и земной мир, сотворенное и порожденное, открытое и закрытое и т.п. В помощь стремящимся к божеству человеческим душам божество посылает на землю Христа - высший эон - великую охраняющую силу. Христос принимает человеческий облик (по другой версии: при крещении входит в тело Иисуса). Христос учит о путях возвращения человеческих душ к верховному божеству. И хотя Христос был распят на кресте, но, по гностикам, вместо него принял смерть некто Симон, тот, кто нес крест на Голгофу.
Гностики в своем учении упоминают Параклета - утешителя - посланца Христа. Демиург, по гностикам, будучи производной от небесной мудрости - Софии, которая, произведя демиурга (Иолдоваофа), тем самым нанесла ущерб плероме, творит мир по малоосмысленному произволу. «Мир произошел из-за ошибки», — написано в гностическом «Евангелии от Филиппа». Демиурга обуяла гордыня и подвигла его на творение. Материальный мир оказывается темным и лживым. Христос же призван разоблачить лживость и темность сотворенного мира. Человек, по гностикам, состоит из духа, души и тела. И в зависимости от преобладания одной из этих составляющих люди делятся на духовных, душевных и плотских. Плотские люди - это язычники, приуготовленные к гибели. Душевные люди - ставшие на путь истинного познания. Духовные люди - суть гностики, которые в конце концов вместе с Христом возносятся в сферу идеального и абсолютного для слияния с верховным божеством. Цель и смысл гностика - освобождение духа от материи.
Как видим, вероучения христиан и гностиков не только не имеют ничего общего, но и в своей сути бесконечно далеки друг от друга.
Главное понятие в гностицизме «гносис». Понятие неоднозначное. «Гносис» по-гречески «знание». Но в этом случае это вовсе не эмпирическое, научное, а совершенно особое знание, а именно знание пути освобождения духа от материи. Знание сердцем, какая-то неудовлетворенная жажда успокоения смятенной души. Если материя - зло, а божество - благо, то личность гностика психически (термин «психологически», употребляемый обычно для обозначения стремлений переживаний и побуждений человека, на наш взгляд, неточен) готова к преодолению отчуждения между собой и божеством, т.е. готова утвердить тождество абсолютного в себе (души) и в божестве. Гностиками осознается неразделенность познающего и познаваемого. И путем гносиса, самопознанием, гностик раскрывает прежде всего свое "Я" до самых исчерпывающих пределов, до абсолюта. Экстатирующее самосознание гностика представляет собой прежде всего переживающее, просветляющее, очищающее знание, что-то вроде мистического озарения, иррационального видения мира и себя, погружения в реальность восторженного воображения.
Некоторые исследователи считают гностицизм своего рода протестом против иудаизма. Другие - лабораторией становления христианства. Третьи - первой христианской ересью. Мы уже могли сравнить вероучения христиан и гностиков и увидели, что структурно это два разных учения. Если спасение в христианстве даруется человеку свыше, то спасение в гностицизме - результат просветляющего самопознания. Откровение в христианстве - дар божий; в гностицизме же откровение достигается гносисом. Творение мира богом для христиан — благо, для гностиков же - зло, помрачение и ошибка демиурга. Очевидно, что христианство и гностицизм не только разные вероучения, но и во многом прямо противоположные. Гностицизм, таким образом, не ересь христианства, но антихристианство. В такой же степени как и антииудаизм.
Мы уже говорили об одновременности учений позднего стоицизма, неопифагорейства, неоплатонизма, митраизма, учения Филона Александрийского, раннего христианства, гностицизма, иудаизма, а так же ересей последнего: кумранитах, ессеях, назореях, эбоинитах. И конечно без взаимопониманий и влияний здесь не обошлось. Что касается гностицизма, то идеи мессианства и эсхатологии привнесены в него иудаизмом и иудаистскими ересями. Мотив о небесном посланнике мог быть заимствован из иранских религий и в частности из митраизма. На содержание гностицизма оказали свои влияния сирийские и вавилонские верования, а также и еврейские (в части демонологии), и еврейские же, заимствованные из апокрифа «книги Еноха». Неопифагорейство нашло себя в гностицизме усложненной иерархией мифов. Неоплатонизм - пантеизмом и идеями эмонации и восхождения. У одного из гностиков (Василида) находим идею о сперматическом логосе, явно стоического происхождения. Противопоставление мира добра миру зла, а также ожидание царства божия (сначала - на земле, а позднее - на небе) были главными лейтмотивами учений назареев, ессев, кумранитов и эбоинитов.
Подведем итоги. Личности гностика присущ глубокий имманентизм, неприятие всех общественных институтов, отвращение ко всему материальному, грубому, омертвелому — как препятствию к познанию абсолютного божества в себе. Неоплатоническое Единое было слишком рассудочно, холодно и формально для экстатирующей личности гностика: ведь Единое оправдывало весь произведенный им мир, а гностики, напротив, считали материальный мир злом и ошибкой. Личность гностика жаждала совершенной личности божества, а не какого-то надмирного принципа. Не мог быть приемлем для них и ветхозаветный Яхве - бог одного избранного народа: приватный бог с националистическими пристрастиями - это было слишком мелко для жаждущей абсолютного совершенства личности гностика. И только в гносисе - мистическом, экстатирующем, иррациональном знании- самопознании ( а не где-нибудь по случаю на Синае или в кустах близ горы Хорива) гностики видели возможность достижения божества. Для того чтобы подняться до божества и слиться с ним, гностику следовало стать достойным такого слияния, и только в этом случае достигалось объектно-субъектное тождество, гармония личности гностика и божества.
4. Монотеизм
Сразу же оговоримся: речь здесь пойдет прежде всего и в основном о христианстве. Ведь именно христианство стало первым монотеистическим учением, что приняло эстафету от римско-эллинистического язычества. И, к тому же, именно христианство с первых веков своего установления стало определять все магистральные мировоззренческие пути западной цивилизации, а в конце концов и - мировой.
Наше рассмотрение христианского монотеизма не выходит за рамки изначально поставленной задачи, а именно: определения отношений личности и общества в свете действий и взаимодействий двух главных установок - эготивной и корпоративной. И, разумеется, мы не претендуем даже на поверхностный анализ христианского вероучения, тем более, что почти за двухтысячелетнюю историю этой монотеистической религии написана такая уйма исследований, что при всем желании и старании невозможно серьезно изучить даже их малую толику.
Поздний стоицизм, неопифагорейство, учение Филона, гностицизм и неоплатонизм, отвечая потребностям времени, пытались, каждый своими средствами, создать стройную концепцию субъектно-объектного единства, или, иначе, лично-общественной гармонии. И если в самой метрополии эти попытки так или иначе вписывались в общий мировоззренческий процесс, то за пределами Рима, в провинциях, идеи указанных учений не находили никакого отклика. Даже учение Филона Александрийского и гностицизм, вызревшие в провинциальном отдалении, там, на местах, не получили сколько-нибудь широкого распространения. Во-первых, в силу решительного противодействия ортодоксального иудаизма и, во-вторых, в силу того, что учение Фило¬на было слишком умозрительным и не содержало никакой внятной консолидирующей идеи, а учение гностиков - из-за своего замкнутого сектантского характера. Сектантский же характер носило и учение ессеев (кумранская община II в. до н.э. - I в. н.э.), не приемлющих ортодоксального иудаизма, веривших в бессмертие души и расплату за свои деяния в загробном мире. Иудейские фарисеи тоже верили в бессмертие душ и посмертное воздаяние, но праведность понимали исключительно как исполнение регламентаций и правил Закона. В отличие от фарисеев, саддукеи - альтернативная иудаистская партия - похоже мало во что верили, разве что в успех собственного земного благополучия. Сообщая о ессеях, Флавий и Филон приводят цифру их численности - 4000 человек. Уклад жизни этих сектантов был сходен с укладом жизни пифагорейских общин. У них есть упоминание об Учителе Справедливости - первом прототипе Христа. Что, впрочем, неудивительно, так как на рубеже эр в смутное для Иудеи время были весьма распространены поучения и проповеди бродячих «учителей» — либо пророчествующих о пришествии Мессии (по-гречески: Христа), либо провозглашавших себя Иисусами (по-древнееврейски: искупитель, спаситель). Может быть, именно об одном таком Учителе Справедливости и шла речь у ессеев. Находки в 40-50 годах нашего столетия рукописей в Кумране (Палестина), а также развалин общинных строений, дают некоторые представления о жизни первых протохристиан. Здесь и отсутствие института рабства, и отказ от личного имущества, и коммунистический порядок (общность материальных и производственных средств, общие работы и трапезы) и отсутствие всевозможных обрядов и жертвоприношений. Все это не вписывалось в традиции иудаизма. Но и до христианства ессеям было еще далеко, ибо общины их состояли исключительно из мужчин и исключительно из иудеев. Не то в христианстве. «Нет уже иудея, ни язычника, ни раба, ни свободного; нет мужского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе»(73).
Развитие идей ессеев получило в учении эбоинитов. Здесь, как и во многих других восточных верованиях, главным моментом происходящего является борьба сил добра и зла. Пророк сил добра - истинного бога, по эбоинитам, появляется время от времени в разных образах (Адама, Моисея, Иисуса). Иисус - обыкновенный человек, родился от „Иосифа и Марии и за свои совершенства был признан праведником.
Ессеев, эбиоинитов и прочих сектантов иудейские ортодоксы называли назареями (по-древнееврейски: назара - истина). И, кстати, в апокрифическом евангелии от Фомы (II сборник Нат-Хаммади, соч. 2, гл. 47), дается следующая расшифровка полного имени Иисуса Назарянина Христа: Иисус (по-древнееврейски: искупление), назарянин (тот кто от истины), Христос (мессия, второе значение: измеренный). Любопытный факт! Ведь мы привыкли понимать «Назарянин», как «из города Назарета», что в Иудее.
В иудео-христианских евангелиях эбоинитов, назареев, евреев и двенадцати апостолов, которые каноническое богословие считает апокрифическими (неистинными, подложными), тема Иисуса как мессии, призванного установить царство божие на земле, была ведущей. И, таким образом, формирование и вызревание христианства шло под знаком мессианско-эсхатологического ожидания. Со временем ожидание установления царства божьего на земле сменилось на ожидание этого царства на небе. Очевидно, что христианское вероучение в малоазиатских общинах имело три основополагающие идеи: ожидание перемен, обусловленное ненавистью к имперскому Риму; приход Мессии (Христа) — знаменателя этих перемен; и «заклание Агнца» (того же Христа) - как знак и символ установления нового духовного порядка.
«... Ты был заклан, и кровью Своей искупил нас Богу из всякого колена, и языка, и народа, и племени»(74).
Со временем был установлен символ христианской веры, который и по сей день, несмотря на бесчисленное множество существующих церквей и сект, в общем-то можно считать незыблемым. В редакции Тертуллиана он звучит так: «Правило веры ... таково: ...Бог един и нет другого Бога, кроме Творца мира, который произвел все из ничего через Слово свое, происшедшее прежде всего. Слово это, названное Сыном его, которое по-разному открывалось патриархам в имени Божьем, всегда слышно было в пророках, сошло, наконец, из духа Бога-отца и Благости Его на деву Марию, стало плотью во чреве Ее и произвело родившегося от Нее Иисуса Христа. Затем возвестил новый Закон и новое обетование Царства небесного, творил чудеса, был распят на кресте, на третий день воскрес. Вознесшись на Небо, воссел одесную Отца, послал наместником Своим духа Святого, чтобы он водил верующих. И придет он со славой даровать праведным плоды жизни вечной и небесного блаженства, а нечестивых осудить к пламени вечному, воскресив тех и других, возвратив им плоть»(75).
С самого начала торжества христианства и по сей день в христианской церкви шла непрерывная борьба за установление тех или иных догматов претендующих, по мнению их защитников, на роль истинных. Можно даже сказать, что вся история христианства есть история борьбы с инакомыслием в своей собственной среде. По некоторым свидетельствам, даже в первые века христианства насчитывалось около полутора тысяч ересей. Причем каждый из приверженцев того или иного направления христианства истинным считал только то учение, которое исповедовал он сам. Но сначала, разумеется, шла борьба «вообще» христиан против «вообще» антихристианских вероучений. В первую очередь с язычниками, т.е. римлянами. С иудаизмом. Против эбоинитов апологеты христианства стали выступать с конца II века. Но все же главными противниками христианства стали еретические учения внутри самой церкви. Здесь шла борьба всех против всех. Отметим две церковные ереси раннего периода, которые, при более благоприятных обстоятельствах, могли и восторжествовать, но у судеб истории свои стези... Речь пойдет о манихействе и арианстве.
Ессейские представления о духах Света и Тьмы в учении перса Мани (215-276 гг.) и представления гностиков о смешении света и тьмы как о причине возникновения мира стали основаниями дуалистического учения манихеев. По Мани, человек обладает двумя душами: светлой и темной. Для освобождения светлых душ людей на землю спустился Христос - светоносная душа мира в иллюзорном облике человека. Христос учит праведности и путям освобождения светлые души людей. Светлые души, по освобождении, сначала попадают на Луну, затем - на солнце и, в конце концов, в светлый эфир царства чистейшего света. Несовершенные (темные) души совершают следующую метаморфозу: тела, их содержащие, превращаются в животных. Из животных - в растения, а затем сгорают в огне всемирной катастрофы. Христиане же, по мнению Мани, извратили учение Христа. И вот он - Мани - Параклет (утешитель) -посланец Христа призван рассеять заблуждения людей, называющих себя христианами. Манихеи соблюдали безбрачие, воздерживались от мясной пищи, в быту придерживались строгих аскетических правил. Вечность духовного противопоставлялась у них временности материального. И несмотря на то, что манихейство было осуждено официально христианской церковью, оно, даже гонимое и преследуемое, просуществовало почти тысячелетие. Заметим, что один из столпов христианской церкви — блаженный Августин —в молодости был манихеем.
В отличие от манихейства, арианство было плодом внутренних распрей христианской церкви. Основатель учения Арий (умер в 336 г.) попытался увести христианское богословие на тропу александрийской духовной школы (Филона, Климента, Оригена). Известно, что в «Евангелии от Иоанна» Бог отождествляется со Словом (по большому счету: с платоническо-стоическим Логосом). «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». ( Ин 1:1). И, по арианам, Христос-Логос не единосущен с Богом, но только подобносущен ему, что он сын Божий не по сути, но по благодати. Никейский собор 325 года установил, что Христос «единосущен» с Богом и осудил арианство как ересь. И тем не менее, многие варварские племена, приобщившиеся к христианству ( остготы, вестготы, бургунды, вандалы и лангобарды), исповедовали его в арианском варианте.
Фактическое разделение церквей на Западную и Восточную произошло уже в конце V века непосредственно после распада Римской империи. И с тех пор две главные христианские патриархии — Римская и Константинопольская — вели непрерывную и непримиримую борьбу между собой за сферы влияния в христианском мире. И этот раскол христианской церкви на два лагеря прямо или косвенно послужил причиной и стимулом возникновения множества ересей, хотя в основании большинства из них лежали чисто теологические разногласия с господствующими церквями или разногласия, касающиеся культовой или обрядовой сторон богослужения. Борьба же двух главных церквей с момента их разделения шла с переменным успехом и завершилась окончательным разрывом в 1054 году, когда были провозглашены взаимные анафемы.
Упомянем еще несколько ересей, благополучно вызревших на фоне ширящихся противоречий двух главных церквей.
Донатизм (IV—VII вв.) - названный по имени епископа Африканской церкви Доната. Носил антиримский характер и преследовал сепаратистские цели. Приверженцы вероучения утверждали благость мученической смерти за веру. Постоянно преследовались как Римской, так Византийской церквями.
Павликанство - ересь, связанная с именем апостола Павла, имевшая место в VII—IX вв. в Византии и Армении. Отличалась евангелической направленностью: порицала церковную иерархию, пышный церковный культ, монашество. Окончательно была осуждена в 872 году.
Монофизиты утверждали отсутствие человеческой природы Христа. Ересь была осуждена Холкидонским собором в 451 году. Учение монофизитов стало основой армянской григорианской церкви, а также эфиопской, коптской и сирийской.
Монофелиты признавали дуализм Иисуса Христа, причем его двойственность как Бога (Христа) и как человека (Иисуса) держалась на единой воле этого богочеловека. Ересь была осуждена Константинопольским собором в 680 году.
Подверглось осуждению и несторианство - учение константинопольского епископа Нестория, учившего о двойной природе Иисуса Христа.
Куда более серьезной и глубокой ересью стало богомильство (по имени болгарского священника Богомила), возникшее в X веке. Здесь уже отрицалась священность Ветхого Завета, и все, связанное с ним, предавалось анафеме, так как считалось порождением Сатаны - старшего брата Христа. Главным символом веры у богомилов считалась близость верующих через общинность и непосредственное общение с богом, строгий аскетизм.
Подобный же аскетизм и непосредственное общение с богом через молитву исповедовали и исихасты в Византии XIV века.
Из значительных ересей Западной церкви достойны упоминания катары, вальденсы и альбигойцы.
Внутри самого христианства существовало еще бесчисленное множество сект и течений, которые с большей или меньшей уверенностью можно было бы охарактеризовать как ереси. Но вот вопрос: что же тогда считать истинным православием? Приходится констатировать: есть вообще христианство, но существует (или существовало) бесчисленное множество отдельных «христианств».
Еще в раннем средневековье произошел раскол церквей на Западную и Восточную. Он был обусловлен вовсе не теологическими разногласиями (всякие подобные разногласия были лишь поводом - не причиной), но политическими условиями территорий, на которых эти две церкви осуществляли свою религиозную деятельность. Восточная церковь сразу же вписалась в структуру византийской государственности, и на протяжении целого тысячелетия симбиоз властей императорской (светской) и патриаршей (духовной) служил гарантией незыблемости как той так и другой.
Совсем в иное положение попала Западная церковь, осуществлявшая свою духовную миссию на развалинах Римской империи. Властители мелких варварских государств, чьи народы приобщились христианства, пытались каждый в меру своих сил и возможностей сделать Папу проводником и гарантом своих честолюбивых притязаний в борьбе с не менее честолюбивыми конкурентами. И относительная независимость папского двора позволяла римскому клиру не только укрепить свое влияние в христианском мире, но и основательно укрепиться материально: приобрести огромное количество земель, а также накопить в своей казне несчитанные денежные средства. Ну а папский престол стал желанным лакомым куском, за который шла постоянная борьба не на жизнь, а на смерть: заговоры, подкуп, убийства - вот грустные реалии перипетий борьбы за место римского иерарха. Всего один факт: в 1032 году папский престол занял Бенедикт IX - мальчик 12 лет от роду!
Процесс христианизации шел не только под знаком борьбы с внутрицерковными ересями, но и под знаком борьбы с местными язы¬ческими верованиями. Не сразу, не в полной мере и не повсеместно прежние верования уступали христианству. Являясь неотъемлемой частью общекультурного и мировоззренческого процесса, обусловленного исторической традицией, некоторые языческие верования обнаружили свою устойчивую выживаемость и гибкую мимикрию. Но христианская церковь постаралась ассимилировать язычество и приспособить его в своих целях.
Но кроме самих христианских ересей и языческих верований, устойчивую оппозицию официальной церкви составляли учения собственно антихристианские, носящие тайный, мистический и даже сатанинский характер. В роли сатаны и его пособников чаще всего выступали местные языческие божества, а также всевозможные «импортные»: Гермес, Дагон, Велиал, Анубис, Ваал, Везельвул, Зороастр, Астарта и многие другие. В культах этих антихристианских верований широко применялась символика и практика египетских жрецов, ассиро-вавилонских и халдейских магов и прочих, далеких от христианства, служителей культа. Очень часто эти тайные мистические верования носили наукообразный характер, что привлекало к ним наиболее лю¬бопытных и пытливых. Именно в подобных тайных сообществах прак¬тиковались «наукообразные» занятия: поиски эликсира бессмертия, тинктуры, панацеи, философского камня, астрологические искания, алхимические опыты. В простонародье же антихристианство мистического и сатанинского толка выражалось более непосредственно и кон¬ретно: шабаши, дьявольские мессы и прочие сатанинские действа. Христианство здесь исповедовалось с точностью до наоборот, если не сказать: задом наперед.
Государственный монотеизм и средневековье - эти слова стали почти синонимами. В исторически короткое время огосударствление религий произошло почти одновременно в Европе, на Ближнем Востоке и в Китае. В 630 году Мухаммед установил власть теократии в Аравии. И этот факт можно было бы интерпретировать как реакцию на христианизацию сопредельных государств. Но подобное же произошло и в Китае. Правда, на свой китайский манер. В 444 году император Тай У-ди провозгласил даосизм государственной религией. Впрочем, даосизм нельзя назвать монотеистической религией. Вместо бога здесь выступает безличное Дао (что-то вроде неоплатонического Единого). Нет личности бога и в другой распространенной в Китае того времени религии - буддизме. Там главный принцип верования — Закон Кармы, действующий как проявление Атмана и Брахмана - неких трансцедентальных сил (эти центральные пункты индуизма в Китае отошли на второй и даже третий план). Китайский вариант буддизма, как и вариант индуистский, ставил перед верующими задачу освобождения от цепи перерождений, только средства достижения этой цели разнились. По-китайски просветления и освобождения можно было достичь куда скорее, чем по-индийски.
Но перенесемся в Европу. Если рассматривать ее тогдашнее положение упрощенно и схематично, то разделение Великой Римской Империи в 395 году на Восточную и Западную положило начало процессам, катастрофичность которых не поддается никакому осмыслению и объяснению. По неведомым нам законам или по случайному стечению обстоятельств именно после разделения Империи пришли в движение (в буквальном смысле) многочисленные варварские народы, пребывавшие доселе на задворках Империи в более или менее летаргическом состоянии. Пришли в движение и учинили жесточайший кровавый передел карты Европы, став главнейшим фактором всей политической, экономической и, побочно, религиозной жизни бывшей империи. В течение почти четырехсот лет в беспрерывных войнах устанавливался новый порядок в Европе. Варварские племена аламанов, саксов, готов, лангобардов, багаудов, гуннов, франков и др. хаотично и спонтанно разрушали великую языческую цивилизацию.
Восточная Римская империя, ставшая номинальной преемницей культуры, могущества и славы Великой Римской империи с большим или меньшим успехом сумела отстоять свой суверенитет в тысячелетней борьбе со своими неспокойными соседями: славянами, лангобардами, готами, персами, арабами. В борьбе с ними она постепенно теряла свои территории в Сирии, Палестине, Египте, Месопотамии, придунайские земли, пока, наконец, не рухнула в 1461 году под неодолимым натиском турок- османов.
Движение пророка Мухаммеда, выступившего в VII веке под зеленым знаменем новой монотеистической религии - ислама, сплотило воедино доселе инертные арабские племена и также стало одним из решающих факторов всех происходящих процессов европейского средневековья.
К началу IX века в Западной Европе практически завершилось слияние варварских и римско-эллинистических цивилизаций под эгидой каролингского государства франков. И к тысячному году карта Западной Европы предстает в следующем виде: анго-саксонские королевства на островах Британии, большая часть Пиренейского полуострова под Кардовским халифатом, королевства Франции, Германии, Венгрии, Польши, Швеции, Дании, Норвегии, Киевское княжество, а также некоторые мелкие государственные образования. На юго- востоке Европы Византийская империя. А по всему южному побережью Средиземного моря от Испании до Месопотамии - мир ислама. Вот такой средиземноморский (чуть не сказал: бермудский) треугольник и определял расстановку сил в Европе и средиземноморском регионе. Если же говорить о результатах противостояния этих сил, то это: беспрерывные войны всех против всех, постоянный голод подавляющего числа населения и опустошительные эпидемии.
Разделение христианских церквей на Западную и Восточную, формально завершившееся в 1054 году, многочисленные еретические движения внутри самого христианства, возникновение еще одной мо¬нотеистической религии - ислама во многом предопределили и идеоло¬гический характер постоянного противостояния: оно носило религиоз¬ную окраску. Хотя, надо заметить, что религиозное противостояние часто было скорее формальным, чем фактическим. Те же крестовые походы, призванные по целевому своему назначению стать акциями освобождения «гроба Господня» из-под опеки «неверных», выливались в конце концов в массовую резню и «верных», и «неверных» и заканчи¬вались тотальным разграблением и тех, и других.
5. Обзор монотеистического периода.
Назвав созерцательным, или спекулятивным период становления мировоззрения, объединяющего скептицизм, эпикурейство и стоицизм, мы тем самым хотели указать на характер отношения имманентирующей личности того времени к своему обществу. Или, обобщенно говоря, на характер отношения субъекта к объекту. Созерцательность скептиков была пусть и исключительно внимательнейшей, но в целом вполне равнодушной. Созерцательность эпикурейцев обострялась лишь в тех сферах, где личность их непосредственно соприкасалась с внешним миром; и именно непосредственный контакт с внешним ми¬ром являлся предметом и смыслом эпикурейского сознания. Стоическая же личность во всей полноте воспринимала все происходящее вовне, но эта полнота актуализировалась только в тех областях, где личность находила созвучие своих внутренних переживаний и явлений внешних, так или иначе эти внутренние переживания инициирующих. Центром внимания скептика был собственно он сам - устойчивый и мудрый в своем восприятии мира, который для него представлялся как нечто текучее, неявное, практически непознаваемое и являлся, по сути, лишь пробным камнем для проверки цельности самой скептической личности. Для эпикурейцев, донельзя обостривших свое чувствование внешнего мира, сам мир не был великой загадкой. Выбирая из всех возможных вариантов существования наилучший, эпикуреец полагается исключительно на свой вкус и свою мудрость, не питая, впрочем, никаких иллюзий относительно стабильности выбранного: атомы способны отклонятся спонтанно - этим все сказано. Стоик, принимающий внешний мир во всей его полноте, где в горниле огненного логоса выпекается совершеннейшая личность (личность стоика, разумеется), входит в сознание как данность и как необходимость (судьба неотвратима). Но во всех трех случаях личность созерцательного, или спекулятивного периода взвешивает все происходящее на точных весах рассудка и логики. Мир можно принимать по-разному: соприкасаясь с ним лишь частично, или, не дистанцируясь, входить в него целиком, но все одно: личность созерцательного, или спекулятивного, периода доверяет прежде всего знанию и ощущению, но не интуиции. Такого склада личность не может во всей полноте любить внешний мир. Как, впрочем, и ненавидеть. А вот чего не было, так это стремления к субъектно- объективной гармонии. То есть, чисто внешне такая гармония мыслилась и даже прокламировалась (особенно у стоиков), но чувствами, душевными порывами никогда не подкреплялась. И подобную же гармонию (опять же на мыслительном уровне) попытались сконструировать неоплатоники. И тоже не через интуицию, не велением душевного порыва, но средствами утонченнейшей диалектической логики. Субъектно-объектное единство разрабатывалось неоплатониками как сложная иерархическая система связей и взаимодействий элементов мира — от единого до материи. Сознание и бытие вроде бы связаны, но связаны опосредовано. Называя неоплатонизм завершением всякого языческого мировоззрения, прежде всего имеют в виду полную исчерпанность методов и средств установления субъектно-объектного единства (а значит и тождества), которые (методы и средства) позволяли мыслить это единство механически, арифметически, геометрически, но не духовно, безличностно.
Оживить, приблизить объективное к субъективному пытались неопифагорейцы и Филон Александрийский. Но и здесь все осуществлялось на уровне мертвых бездушных конструкций.
Еще одной — верной по замыслу, но тщетной по исполнению — была попытка гностиков создать субъектно-объектное единство средствами мистического гносиса (что-то вроде мистического знания - озарения - просветления). Они низвели ветхозаветного Яхве (у гностиков - Иолдаваофа) до мелкого деятеля, сотворившего по неведению материальный мир, который, по гностикам, есть главное зло. По гностику Валентину, материальный мир создает один из 28 эонов ( логическо-мистических существ, составляющих божественную полноту — плерому) — Софию. Иолдаваоф ( иначе: Ялдабоот) является сыном Софии, и он создает человека в материальном мире. Высшее же Верховное Божество гностиков чем-то напоминает неоплатоническое Единое. И оно посылает на Землю Христа для исправления ошибки Иолдаваофа: научить людей методам освобождения от материального мира и указать путь к себе. И гностики практикой экстатирующего и мистического самопознания (гносис), внушенного Христом, находят этот путь слияния с Верховным Божеством, т.е. достигают субъектно-объектного единства. Но гностицизм не стал учением для многих, его постигла судьба неопифагорейства и учения Филона Александрийского.
И только христианство сумело субъектно-объектное единство перевести в область реального воплощения. К тому было много превходящих оснований и обстоятельств. Закономерных и случайных. Уже было сказано об исчерпывании всех своих потенций римско-эллинистической цивилизацией на путях абсолютного универсализма. Поздний Рим представлял из себя универсальный военно-бюрократическо-монархический механизм с преимущественно опосредованным рабовладением. Именно опосредованность института рабства делала невозможным полный контроль над рабом. Во всяком случае, раб волей-неволей имел личностную свободу. Не имея никаких гражданских прав и оставаясь по-прежнему только «вещью», раб при опосредованном владении значительно расширял горизонт своих социальных отношений: оппозиция «раб - хозяин» сменилась оппозицией «раб - государство». Децентрализация власти, с усилением позиций провинций Римской империи, и предопределила ее окончательный развал. Рабство как институт себя изжило.
Соответствие политико-экономического состояния сообщества (государства) определенному типу и характеру мировоззрения есть всегда. Вот только не всегда понятно, что и в какой степени определяет что: политика и экономика - мировоззрение, или наоборот. Иногда мировоззрение предвосхищает политические и экономические тенденции; иногда эти две последние предвосхищают мировоззрение. И такая неодновременность этих процессов наводит на мысль о случайном характере их соответствия. Но, «веление времени» - совсем не пустые слова! Всякие события или явления прямо или косвенно необходимо соответствуют общему порядку вещей. Даже те явления и события, которые, казалось бы, прямо противоречат этому порядку. Никогда нельзя знать наперед, зачем и почему востребовалось то или иное, пусть даже входящее в противоречие с существующим порядком вещей. Но, как нам кажется, в этом и заключается диалектическая логика всякого порядка.
С развалом института рабовладения в Риме (не сразу и не повсеместно) все большее распространение получала система колоната, получившая свое окончательное завершение в III веке, и ставшая переходной формой от рабовладельческого способа производства (в большей части сельскохозяйственного) к феодальному. Колон, по существу, — полураб. Прикрепленный к земле навечно, он являлся опосредованной собственностью землевладельца, хотя внутри своего хозяйства он был вполне свободен. Феодальные же отношения строились совсем по иному принципу. Крестьянин землей тоже не владел и платил своему господину (феодалу) вполне определенную ренту. И, теоретически, на этом их отношения исчерпывались. К тому же, крестьянин мог уйти от своего временного господина. Натуральное хозяйство крестьянина, где средства производства и работник соединены определенным законом, регламентирующим права и обязанности как крестьянина так и феодала, - это уже совершенно другие, отличные от рабовладельческих, отношения. Крестьянин прикреплен определенным образом к феодалу, а не к земле. А вот землю феодал получает от своего сеньора. Тот же, в свою очередь, — от короля.
Когда утверждают, что христианство и рабство несовместимы, то очевидность этого утверждения подтверждается тем, что в своем зачатке христианство было религией именно рабов. И упования этих парий общества на царство божие на земле вполне отвечали их потребностям. И то, что со временем упования на торжество «царства Божия на земле» сменились упованиями на «царство Божие на небе», — ничего не меняет. Личность раба жаждала справедливости. И не только раба. В римско-эллинистическом обществе личность ожидала и требовала справедливости от своих богов: если все ритуалы соблюдены и все необходимые жертвы принесены, то и боги должны поступить адекватно. Но для рабов и обездоленных такие отношения с богами были бессмысленны. Оставались лишь упования на некую высшую справедливость, т.е. на такого бога, который и выше судьбы, и выше обстоятельств. Который судит по совершенству или греховности личности, доверившейся ему. Действительность, по христианству, греховна изначально, и ее преодоление - вот смысл христианского учения. Греховность действительности заключается в том, что благо одного возможного только в ущерб другому. И христианство прокламирует другой порядок: благо каждого через его же совершенство. И в этом христианство абсолютно этично. «Возлюби ближнего своего» - вот категорический императив христианства. И служение богу - это не в последнюю очередь - служение людям. Оттого институт отшельничества в христианстве, когда личность служила только богу, получил распространение лишь в XI веке (хотя и был известен еще в IV веке), когда христианство в Европе повсеместно стало государственной религией.
Мышление античной личности, независимо от того, было ли оно объективистским или субъективно-объективистким, понимало всякий субъект и всякую другую личность исключительно телесно, протяженно, материально. То есть, бездуховно. В неоплатонизме, с его тончайшими и постепенными переходами от материи к Единому, очевидна полная бездуховность. И даже Единое, будучи безличностным, тоже бездуховно. У неоплатоников идеи - это эволюционно очищенная, бесконечно тончайшая материя, ее совершенный предел. Духом у неоплатоников и не пахло. Вот почему они враждебно встретили учение христиан. Один из виднейших неоплатоников Порфирий даже написал сочинение под названием «против Христиан». Под таким же названием известно сочинение ученика Порфирия -Юлиана.
Такой же неудачной попыткой сделать материю совершенной, т.е. избежать понятия духа, явилось учение гностиков. Бог гностиков мыслится как чистый свет. А это все еще материя. И эта неопределенность материального эволюционизма (от грубой материи - к тончайшему свету) не позволила гностиком вступить в царство духа.
Не стала конкурентом христианству на пути к духовному богу и религия митраизма, где бог отождествлялся с солнцем, или солнечным светом.
Очевидно, что истинный бог должен быть вне материи, духовнее всего возможного, и мерой богу может быть только он сам. Неведомый, бесплотный, непостижимый, неизмеримый, вечный ... Такой бог вроде бы был у иудеев. Но, во-первых, это был бог одного народа. И, во-вторых, он был слишком обмирщен, капризен, гневлив, непредсказуем, - все это безмерно снижало его величие, и такой бог, разумеется, не мог стать вселенским. Следовало вернуть ему статус бога первых трех глав «Бытия».
Бог для верующего - это прежде всего чудо. Не нужно никакого сверхпонятия, никакой утонченной диалектики, никакого мистического гносиса. В боге нет предела, закона, времени. Чудо есть чудо.
С торжеством христианского монотеизма и окончательным установлением церковных догматов возникла необходимость и схоластического обоснования христианства. И главной проблемой христианской философии (схоластики) стала проблема общих понятий - универсалий. Что такое сущее, как соотносятся единичное и общее, идеальное и материальное, разумное и действительное при наличии такой категории как бог? Неоплатоник Порфирий, рассматривая «категории» Аристотеля, выделил пять признаков понятия: род, вид, видовое отличие, собственно признак и случайный признак. У Аристотеля познание общего возможно только через единичное, данное в чувственном опыте. У Платона же идеи определяют общие понятия, а всякое единичное лишь частичное отражение таких понятий. У христианских философов возникали законные вопросы о смысле идеального и реального при наличии сверхидеального, т.е. бога. И решение вопроса об универсали¬ях разрешилось в трех направлениях, отличных друг от друга.
Одно из направлений - номинализм (от слова «имя») утверждает, что общие понятия существуют только в мышлении, и что существуют только действительные вещи, а общие понятия - лишь имена.
Концептуализм (от слова «понятие») утверждает, что общие понятия - суть производные сходных признаков, существующих в единичных вещах, что позволяет выразить эти признаки через общие понятия.
Реализм (от слова «реальное») утверждает, что универсалии существуют независимо от сознания.
Казалось бы, какое значение имеют все эти схоластические умствования в стиле мистического конструктивизма к делам христианской веры? Оказалось - самое прямое. Так как проблема универсалий, т.е. онтологических и гносеологических понятий, решенная церковью раз и навсегда, должна была, по мнению ее отцов, окончательно закрепить и догматизировать все то, что доселе было лишь желаемым. Речь, понятно, идет о торжестве реализма. Ведь утверждение, что универсалии (общие понятия) существуют независимо от сознания, подспудно предполагало, что и церковь - носительница и форпост божьего духа - независима от светской власти. Постулируемость, истинность и независимость божественности не может, по мнению церкви, быть предметом любого пусть даже сверхумного понимания. Проблема «неба» и «мира» разрешается безоговорочно в пользу «неба». Оказалось, что проблема универсалий, решенная в духе реализма, стала не проблемой гносеологии, но проблемой идеологии. Но и это еще не все. Выбор между реализмом и номинализмом (концептуализм - это компромисс между двумя крайними учениями) стал выбором между устойчивой и неколебимой христианской верой (проводником и пособником которой являлась церковь) и возможной секуляризацией (обмирщением церкви), то есть путем номинализма. И в свете решения проблемы универсалий проблема отношения личности и общества тоже решается в духе реализма.