Розоватый луч заходящего солнца скользнул с колен, переместившись к подставке для ног, а оттуда – почти к самому окну. Наступал вечер, на улице неумолимо темнело, пора было зажигать свечи. Девушка проследила за лучом взглядом, задумавшись, и уколола палец. Капелька крови сорвалась прежде, чем Джази успела отдернуть руку – на незаконченной вышивке расплылось уродливое багровое пятно. Раздраженно вздохнув, девушка отбросила от себя пяльцы, они беззвучно приземлились на толстый ворсистый ковер, не потревожив сон рыжеволосого мальчишки, по-кошачьи свернувшегося клубочком неподалеку. С тех пор, как со двора перестали доноситься звуки хлопающих крыльев улетающих драконов, Верин погрузился в странный, похожий на забытье сон. Джази немного поплакала, но затем решила, что так лучше – во сне, по крайней мере, юноша забывал о своем горе.
Джазиен закусила губу и стала медленно и осторожно выбираться из своего кресла. Она уже привыкла к своей неповоротливости, и к тяжести округлого живота, и к постоянной ломоте в пояснице – как и к нередким толчкам внутри. Малышам было тесно, и они готовились родиться в этот мир… в этот жестокий мир, где им придется с рождения выполнять чужую волю, и вряд ли им дадут в полной мере насладиться родительской лаской. Джазиен стиснула зубы, загоняя в самый дальний уголок сердца свои страхи и тревоги. У нее еще будет время оплакивать судьбу своих первенцев, как, впрочем, и следующих детей. Джази прекрасно понимала – раз Верина оставили с ней, значит, жестокие хозяева надеются на то, что от них будет еще потомство. Девушка грустно улыбнулась, поглядев на своего ненареченного супруга. Совсем еще мальчик, милый, ласковый, заботливый… Она любила его как брата, и никогда не сможет относиться как к мужу, сколько бы их не заставляли сливаться в страстных объятьях долгими ночами. Верин старался, чтобы ей было хорошо, был осторожен и нежен, но… сердце Джази молчало даже тогда, когда ее тело поддавалось ласковым прикосновениям. А сердце ее золотоволосого «братишки» было наполнено любовью к его настоящим супругам. И Джазиен ни в коем случае не хотела соперничать с ними, отнимать эту любовь.
Несильный, но ощутимый внутренний толчок заставил девушку охнуть и улыбнуться. Успокаивающе положив ладони на свой живот, она принялась тихонько напевать старинную песенку, которая осталась в ее памяти еще с далеких детских лет…
Звук приглушенных шагов, а затем скрежет отпираемого замка вывел Джазиен из задумчивости. Дверь отворилась, и в комнату вошел милорд Талас в сопровождении двух низкорослых прислужников, замотанных в черные плащи. Кинув презрительный взгляд на замершую в страхе девушку, милорд, слегка покачнувшись, направился прямиком к спящему Верину. По его масляному взгляду, по ярко-розовым пятнам на щеках и нетвердой походке Джази с ужасом поняла, что младший хозяин пьян. Его неожиданное поведение, да еще в таком состоянии, могло означать только то, что он, наконец, решил осуществить свой мерзкий план, и никакие доводы и угрозы его брата сейчас не имеют для него значения. О том, что Талас мечтает заполучить золотого рысенка в свою постель, в замке не говорили только немые, и Джазиен, немного понимающая местное наречие, наслушалась об этом предостаточно. И сейчас – судя по виду и поведению милорда, Верину действительно грозила опасность.
– Ах, какой сладкий… представляю, каким он будет горячим и податливым со сна… – бормотал Талас, пожирая юношу похотливым взглядом; потирая руки, милорд кивнул своим слугам, указывая на «добычу». – Забирайте его. И рот заткните, чтобы не орал на весь замок… раньше времени…
Слуги, молча, поклонились и двумя темными тенями скользнули ближе к рысенку, но, не сделав и пары шагов, замерли в нерешительности. Метнувшись серебряным лучиком, между ними и лежащим в глубоком сне юношей выросла Джазиен. Ее глаза сверкали в наступающих сумерках настоящей сталью, белоснежные волосы растрепались, а выпирающий круглый живот выглядел даже устрашающе, создавая настоящую преграду для насильников.
– Только попробуйте тронуть его, и я выцарапаю вам глаза, – прошипела Джази, удивительно напоминая сейчас большую рассерженную кошку.
Темные фигуры невольно попятились назад: хоть на снежноволосой фурии и были надеты сдерживающие магию браслеты, выглядела она очень убедительно.
– Кто это у нас рискнул подать голос? – буркнул Талас, зло сверкнув глазами на потерявшую почтительность рабыню; оттолкнув бесполезных слуг, он решительно двинулся на Джази, которая пригнула голову, по-кошачьи выгнув спину. – Я тебя сейчас проучу, маленькая бестия! А ну, прочь с дороги!
Милорд протянул руку, чтобы оттолкнуть девчонку, и тут же ахнул, замерев на месте: Джази приставила к своему горлу небольшие острые ножнички для вышивки.
– Еще один шаг, и я распорю себе горло, – звенящим от ненависти голосом четко проговорила девушка. – Думаю, Ваш брат не обрадуется, если потеряет из-за Вас свой единственный шанс заполучить редких чистокровных зооморфов.
Разбрызгивая слюну в бессильной злобе, влиятельный милорд сыпал такой площадной бранью, что в другое время Джазиен умерла бы со стыда. Но сейчас она держалась из последних сил, не опуская руку с ее единственным оружием и настороженно следя за каждым движением непрошенных гостей. Высказав все угрозы и проклятья, какие только смог придумать, хозяин выкатился из темницы несолоно хлебавши, прихватив своих слуг и так хлопнув дверью, что в распахнутом оконце зазвенело стекло.
Только когда милорд покинул их обиталище, Джази позволила себе уронить руку и, всхлипывая, медленно опустилась рядом с беззаботно спящим Верином, прижавшись к нему всем телом. От пережитого ее сотрясала крупная дрожь, а зубы не желали разжиматься, по лицу Джазиен текли слезы, которые она не в силах была остановить. Приподнявшись на локте, девушка тревожно вгляделась в спокойное расслабленное лицо золотого мальчишки, ставшего ей и братом, и супругом, и отцом ее детей.
«Сегодня я защитила тебя, так же как ты не раз оберегал меня. Насколько хватит наших сил и смелости? Как долго еще мы сможем избегать страшной участи всех рабов? Какое наказание нам придется понести за мой сегодняшний безрассудный поступок?» – обуреваемая тревожными мыслями, Джази не сомкнула глаз до самого рассвета, оберегая сон Верина, так и не узнавшего, какой опасности он подвергался.
***
Как плохо быть таким доверчивым и наивным… Разве можно верить снам, когда они настолько далеки от жестокой реальности? Верин ощущал себя безмерно уставшим, больным – от этой тоски, от чувства безысходности, от страха потерять хотя бы и эту призрачную надежду, если не на спасение, то на зыбкую связь с прошлым… со своим прекрасным прошлым, в котором он был свободен, счастлив, любим. Странное дело, даже мысли о том, что он сам своими руками разрушил последний шанс быть спасенным Маршаном и Грэлем, не приносили столько боли, сколько причинял страх больше никогда не увидеть один из тех чудесных снов, в которых ему являлся средний супруг. Верин боялся самой мысли, что он сходит с ума, но эти сны были слишком реальны…
Бывало, что просыпаясь, юноша ощущал аромат волос полуэльфа, он витал в комнате еще какое-то время, постепенно смешиваясь с запахами раннего утра и собирающегося дождя, его слабый след оставался на подушке Верина, на его пальцах… Иногда рысенок готов был поклясться, что его губы припухли и чуть саднят, как будто кто-то не отпускал их всю долгую ночь, терзая сладкими жадными поцелуями, его соски становились чувствительными даже к легким прикосновениям тонкой батистовой рубахи, а на свободных ночных шароварах обнаруживались засохшие белесые потеки…
Верин готов был отдать половину жизни за то, чтобы эти сны не оставляли его, он невольно старался продлить их, все время проводя в полудреме, почти перестав обращать внимание на то, что происходит вокруг него. Все его существование в эти страшные дни свелось к чудесным снам или их ожиданию. Если бы не плачущая Джази, стоящая перед ним на коленях с умоляющим взглядом, он бы и есть перестал вовсе – чтобы не спугнуть свои видения, не отвлекаться от них.
И все же в один из дней – на второе или третье утро после того злополучного пира в честь гостей с юга, произошло событие, ненадолго «разбудившее» Верина, заставившее его встрепенуться, встать со своего обычного места на пушистом ковре около ложа Джази, и подойти под их единственное окошко. День выдался душным, слуги, принесшие утром завтрак для молодых пленников, широко распахнули ставни, надеясь заманить в тесную комнатку наверху самой высокой башни хоть небольшой ветерок. Звуки со двора обычно, несмотря на высоту их жилища, довольно отчетливо долетали до слуха Верина и Джази, нередко являясь их единственным развлечением. Вот и в это утро необычное оживление за окном привлекло внимание Джазиен, а затем и Верина. Юноша с трудом, на онемевших от долгого лежания ногах, подошел к высокой деревянной скамье и взобрался на нее, прижимаясь лбом к нижнему краю оконного проема. Он ни с чем не мог спутать эти звуки, знакомые еще со счастливых времен жизни в замке южного князя: многочисленные воины и драконюхи выводили во двор боевых драконов, проверяли сбрую, выстраивали в удобном для взлета порядке, переругивались и перекидывались шуточками, покрикивали на особо задиристых ящеров, отгоняли мальчишек… Верин закрыл глаза и до боли вжался лбом в каменную кладку под окном. Он слышал родной южный говор, он мог мысленно представлять знакомые лица и огромные кожистые крылья, отливающие багровым пламенем…
Грозный рык Маршана заставил рысенка вздрогнуть и побледнеть еще больше, звяканье цепей, скрежет когтей по камням, прощальные возгласы, залихватский свист направляющего мага…
Верин стоял, прижавшись всем телом к холодной безразличной стене его темницы, пока вдалеке не затихли последние звуки удаляющейся кавалькады драконов. После чего юноша тихо стек вниз, в объятья Джази. Слез не было, как и каких-то вообще чувств и эмоций. А в голове крутился только один вопрос: «Как можно быть таким доверчивым и наивным? Сколько можно верить снам?!» Но по всему выходило, что теперь-то точно у него остались только сны… видения…миражи… призраки былого счастья…
В этот раз он заснул почти сразу, несмотря на неурочный час и доносившийся со двора гул уже привычной дневной суеты. И сразу, как только сознание Верина затуманилось, он оказался в объятьях Грэля. Они летели на Огненном – ветер бил в лицо, наполняя сердце ликованием, а тело дрожью; рысенок чувствовал, как его крепко обнимают руки полуэльфа, нежные губы прижались к чувствительному местечку за ухом. Внезапно Верин напрягся и дернулся в сторону, противясь ласке.
– Все это только сон… Это обман! Ты всего лишь снишься мне! – голос юноши звенел от обиды и еле сдерживаемых слез.
Но Грэль непостижимым образом тут же оказался перед ним, он взял лицо рысенка в свои ладони и принялся покрывать легкими поцелуями.
– Так нужно, любовь моя. Прошу, потерпи, осталось совсем немного. Мы должны были улететь – для того чтобы беспрепятственно спасти тебя. Доверься нам, малыш, очень скоро ты будешь на свободе… А теперь спи…
Верин знал, что не должен верить обманчивым видениям, столь далеким от жестокой реальности, но он не мог противиться таким желанным ласкам и обещаниям. Тихонько всхлипнув, юноша закрыл глаза, расслабляясь, падая в ласковые объятья, отдаваясь любящим рукам… мечтая никогда не просыпаться…
***
Полуэльфу не нравилось собственное отражение в зеркале. За эти последние дни он словно постарел еще на сотню лет, серебро волос потускнело и теперь больше напоминало седину Алуна, кожа отливала болезненной прозрачной бледностью без намека на прежний жаркий румянец, пальцы на руках стали тоньше и суше, заострились черты. Грэлю казалось, что он медленно тает, как свечной огарок. Все его силы уходили на то, чтобы поддерживать Верина в его снах, и чем более реальными становились их странные встречи, тем слабее становился полуэльф. Его самого постоянно клонило в сон, аппетита не было – он ел, только чтобы поддерживать быстро уходящие силы. Маршан как-то обмолвился, что в забытьи Грэль снова становился собой прежним – страстным, сильным, неутомимым… но проснувшись, он напоминал лишь собственную бледную тень.
Полуэльфу некогда было пугаться этих перемен или печалиться о них: он старался быть рядом с Верином всем своим существом – так часто и полно, как только позволял ему чудесный дар. И даже если бы Грэль точно знал, что подобное слияние душ в конце концов отнимет у него и саму жизнь, он ни за что не отказался бы от возможности прижать к груди своего рысенка, высушить поцелуями его слезы, баюкать его в своих объятьях. Полуэльф знал, что Маршан, заставая своего среднего супруга в очередном сонном забытьи, брал его на руки и сидел так ночи напролет, тщетно пытаясь поделиться своей силой. Осунувшееся лицо мужа, когда Грэль пробуждался в его объятьях, горело мрачной решимостью.
– Как только Верин окажется дома, мы вернем тебе силы. Я переворошу все свои магические книги, найду лучших лекарей… Ты только продержись, прошу…
И Грэль старался держаться. Он экономил силы, почти не выходил из спальни, дремал на балконе, насыщаясь свежим воздухом, пил подогретое вино, которое ему приносил заботливый Алун, если Маршан был занят. Надежда на освобождение рысенка, которая многократно усилилась после их неожиданного знакомства с Анириеном, также придавала сил, теперь действительно нужно было всего лишь выиграть время.
Грэль очень хорошо понимал, какую боль они причинят Верину своим отлетом. Полуэльф видел все страхи и сомнения рысенка, как на раскрытой ладони, он знал, что золотой котенок не доверяет своим видениям, предпочитая всего лишь забываться в них. Но князь с советником не стали рисковать и пытаться передать Верину весточку – Анириен предупредил, что в замке нельзя доверять ни единой душе, ни живой, ни мертвой, а уши и глаза здесь повсюду. Поэтому гости с юга шумно и вполне дружелюбно простились с хозяевами, вручив им внушительный свиток заверенный советником королевы, со списком требуемых даров, как компенсации за оставляемого в замке бывшего младшего супруга.
Грэль изо всех сил старался держаться равнодушно и независимо, игнорируя в равной степени и заинтересованные взгляды, и просто любопытствующие, и сочувственные. Взобравшись на Огненного, подсаженный чересчур любезным Таласом, с трудом сдержав дрожь омерзения от прикосновения этого чудовища, полуэльф с облегчением прижался спиной к могучей груди мужа. Послышались отрывистые команды, свист и звон упряжи, драконы один за другим начали тяжело подниматься в воздух…
Чужая боль полоснула по сердцу настолько остро, что Грэль со свистом вдохнул воздух и до крови вонзил ногти в поддерживающую его руку Марша. Полуэльф ощущал эмоции Верина так ясно, словно рысенок каким-то образом сумел вселиться в его тело и разум. Медленно повернув голову, Грэль поднял взгляд к самой верхушке невзрачной дальней башни, под крышей которой черной точкой виднелось единственное оконце.
«Теперь я знаю, где тебя искать, котенок», – вымученно улыбнулся полуэльф, стараясь расслабиться и выдохнуть, чтобы не напугать еще больше бледного от волнения князя…
…До владений Алуна было полдня лету. Они не стали скрывать своего намерения погостить у советника, сославшись на еще неокрепшее здоровье Грэля, которому было не под силу выдержать долгий путь домой. Милордам Вадару и Таласу совершенно незачем было знать, что в замке их влиятельного соседа полным ходом ведется подготовка к тайному и опасному предприятию, задуманному с целью похищения драгоценных пленников Черного Трезубца. Алун послал зашифрованное магическое послание своему супругу сразу же после той памятной ночи, когда Анириен выложил им рискованный план спасения Верина. Советник так преобразился, предвкушая встречу с любимым мужем, что невольно заражал всех окружающих своим оптимизмом и уверенностью.
Грэль то и дело посматривал на непривычно взволнованного, светящегося от радости Алуна и слабо улыбался. Полуэльф не мог представить существо, которое покорило сердце сурового вампира, сделав его похожим на влюбленного мальчишку.
«Кем же окажется пресловутый Хэдин? Тоже вампир? Большой и грозный, еще более могучий, чем наш друг советник? Или… Никогда не поверю, что Алун влюбился в бледного выцветшего некроманта с замогильным голосом…» Чем ближе кавалькада драконов подлетала к владениям советника, тем большее любопытство овладевало полуэльфом.
– Хм, никогда не думал, что наш друг-вампир умеет так мило краснеть, – шепнул Маршан на ухо мужу, помогая ему соскользнуть с Огненного, когда они наконец опустились в большом квадратном дворе.
Замок советника был вполне типичным для здешних земель, очень надежным и добротным, а после Черного Трезубца казался даже приветливым. Встречать хозяина высыпала целая когорта живых скелетов, один из которых, к слову, сообщил, что «молодой хозяин задремать изволили, в библиотеке-с».
– Не будите, сам найду, – буркнул Алун, кинув виновато-счастливый взгляд на гостей.
– Иди уже, мы тут сами разберемся, если твои слуги покажут, что к чему, – тихо засмеялся Маршан, хлопнув друга по плечу.
Раздав соответствующие указания скелетам, советник быстро скрылся в боковой галерее, от нетерпения чуть не пустившись бегом.
– Счастливец этот Хэдин, – пробормотал Грэль в шею князя, стараясь не завидовать чужой радости.
Их на удивление быстро и расторопно разместили в уютных гостевых покоях, приготовили ванну, принесли вино и фрукты. Полуэльф даже успел немного подремать на плече у князя – легко, не проваливаясь в привычный колдовской сон, почти не теряя связи с действительностью – как скоро им передали приглашение присоединиться к хозяевам в пиршественной зале.
Грэль шел по полутемным галереям, с любопытством разглядывая портреты на стенах – изображенные на них бывшие хозяева замка были все сплошь мрачные, хоть и не лишенные холодной красоты, но она скорее пугала, чем притягивала взгляд. Около одного из больших полотен в тяжелой раме полуэльф остановился, потянув мужа за рукав. На холсте были в полный рост изображены Алун и какой-то сумрачный, опирающийся на внушительный меч господин, суровый жесткий взгляд которого подавлял даже фигуру стоящего рядом советника.
– Неужели это он? Хэдин? – недоверчиво прошептал Грэль, пытаясь представить этих двоих по-настоящему влюбленными, наполненными нежностью.
– Нет, я думаю, это Гвил – первый супруг Алуна, – вполголоса ответил Маршан. – Он умер…хм… дважды, второй раз как раз от руки нынешнего супруга – Хэдина. Вообще, это запутанная история, надо как-нибудь попросить советника снова рассказать ее во всех подробностях.
Пораженный услышанным, Грэль, молча, проследовал за князем в пиршественную залу. Теперь уже он ожидал увидеть настоящего богатыря – не иначе могучего колдуна, раз тот одержал победу, убив такого жестокого воителя, каким, по-видимому, был этот Гвил. Но когда гости с юга, наконец, вошли в просторную комнату, наполненную аппетитными запахами, навстречу князю с супругом поднялся совсем юный худощавый эльф с необычным медным оттенком волос. Грэль не смог скрыть своего изумления, он так и стоял, широко распахнув глаза, пока Хэдин обходил стол, чтобы лично проводить дорогих гостей к их местам. Юноша неуловимо напоминал Верина – и цветом волос, и немного угловатой грацией не так давно повзрослевшего подростка, и лукавым блеском чуть раскосых глаз, правда, карих, а не золотых. Было видно, что в этом доме Хэдин чувствует себя хоть и младшим, но хозяином, и прекрасно знает, что ему простят любые проказы.
– Приветствую вас, князь Южных земель и доблестный эльф…ой… то есть… Хм! – Хэдин, запнулся, вглядываясь в лицо Грэля, а потом широко и по-настоящему приветливо улыбнулся. – Доблестный полуэльф! Присаживайтесь к столу, ужин ждет!
– Он тоже полуэльф! – возбужденно шептал Грэль супругу, пока они шли к своим местам. – Только я не могу разобрать, с каким народом смешана его кровь…
– Моя мать была лесной дриадой, – усмехнулся Хэдин, который, оказывается, обладал отменным слухом.
Он уселся рядом с Алуном, привычным жестом положив ладонь поверх руки вампира.
– А моя – человеком, – улыбнулся в ответ Грэль.
Он чувствовал теплоту и нежность по отношению к новому знакомцу и был искренне рад за советника. Последний же, казалось, помолодел рядом с супругом, и выглядел как сытый довольный жизнью кот.
За ужином хозяева и гости вели неспешные беседы о том о сем, стараясь лучше узнать друг друга. Хэдин только на первый взгляд показался гостям слишком юным для роли младшего хозяина замка. В свои двадцать с небольшим, будучи супругом советника уже четвертый год, рыжеволосый полуэльф фактически полностью нес на себе тяготы управления большим хозяйством в отсутствие мужа. И, как убедились Маршан и Грэль, паренек неплохо справлялся. Кроме того, он продемонстрировал недюжий ум и отличное чувство юмора, так что к окончанию трапезы гости с юга чувствовали себя как дома и выразили советнику искреннее восхищение его выбором.
Однако никакие новые знакомства и светские беседы не могли отвлечь князя с супругом от мыслей о своей беде. Поэтому сразу после ужина Алун пригласил гостей в свой кабинет, где они и расположились вчетвером, склонившись над заботливо расстеленной картой здешних земель.
– Вот мы, а вот Трезубец, – показывал пальцем Хэдин. Глаза юноши горели в предвкушении, было видно, что он с удовольствием принимает участие в рискованном предприятии, которое затеял его старший супруг. – Если полетим здесь, где вы летели, о нашем приближении хозяева замка узнают часа за три. Видите эти две вершины? У них тут сторожевые посты. Так что мы полетим вот тут – придется сделать небольшой крюк, зато выиграем время. Для драконов тут тяжелый участок, поэтому этот перевал не так уж и охраняется, но наши виверны…
Грэль слушал молодого хозяина замка, ощущая, как взволнованно бьется сердце. Пожалуй, до этого момента он еще не думал о том, насколько в действительности сложен и опасен их безумный план. Алуну, кажется, пришла в голову та же мысль.
– Ммм… все просто отлично продумано, но мне кажется… тебе совершенно не обязательно лететь вместе с нами... как и достопочтенному Грэлю. Чем меньше народа…
– Что?! – одновременно с одинаковым возмущением в голосе воскликнули два полуэльфа.
– Я все придумал! Я уже все приготовил для полета! И теперь я должен остаться дома?!
– Без меня вы даже не найдете котенка! Без моего внутреннего видения и нашей связи! Собираетесь стучаться во все башни замка?!
Маршан и Алун переглянулись и, усмехнувшись, подняли руки, сдаваясь под натиском своих своенравных супругов. Когда формальности были окончательно улажены, обсуждение «военного» плана пошло живее. Теперь уже и Грэль мог внести коррективы, вспоминая расположение той отдаленной башни, в которой, он был уверен, держали Верина, а Маршан подробно выспрашивал все о вивернах – ближайших родственниках драконов, которых у них на юге не водилось.
– Пока не водилось! – азартно заявил Алун. – Как только весной мои красавицы отложат яйца, я пришлю гонца – сам лично приедешь и отберешь дюжину!
По словам советника, виверны хоть и уступают драконам в размере и мощи, но зато более юркие и быстрые, а боевой злобы и выносливости им не занимать. По всему выходило, что для их сомнительного предприятия виверны подходят как нельзя лучше. Оставался самый главный вопрос: как именно вызволить Верина и Джазиен из темницы?
– Анириен подаст сигнал, что все готово, и через несколько часов мы должны быть на месте, снежного рыся подхватим вот здесь, в верхних садах, отсюда до башни Верина всего несколько метров вверх и вправо… И что дальше?
Маршан оглядел заговорщиков и тяжело вздохнул.
– Я могу закинуть в башню своих воинов, и пока они затеют заварушку, вы проберетесь к темнице…
– Нас перебьют раньше, чем мы сможем пробраться к башне, – поморщился Алун. – Анириен прав, все нужно сделать без лишнего шума. Думаю, будет лучше, если я пойду впереди и просто напросто вытяну жизнь у стражников в темнице Верина… Если, конечно, там не будут стоять мертвые зомби, у которых вытягивать в общем-то нечего…
– Подождите-ка! – Хэдин вдруг сорвался с места и выскочил из кабинета. Уже через несколько минут он вернулся, держа в руках пухлую старинную книгу.
– Здесь собраны заклинания абсолютно для всего! – карие глаза рыжеволосого полуэльфа сверкали радостью и самую малость превосходством, даже гости залюбовались статным юношей, еще больше затосковав по своему золотому котенку.
Проведя еще около часа за выбором нужных заклинаний, заговорщики остановились на нескольких, по их мнению, годных, заложив их заговоренными закладками, и отправились отдыхать и набираться сил. Сигнал из Трезубца мог поступить в любой момент, поэтому оседланные виверны мирно дремали в темном дворе рядом со своими погонщиками, а воины Марша и Алуна, как и сами хозяева и гости замка, легли спать, не раздеваясь, положив неподалеку оружие и плащи-невидимки.