КУРИЦА «СОНЯ».
Когда-то, ещё в перестроечные времена, после разрушения Советского Союза, мне пришлось быть приглашённым моим институтским другом Геннадием Гудковым на уборку картошки к его матери, которая в последние годы, после смерти Гениного отчима (отец погиб в Великую Отечественную войну), одиноко проживала в Калужской области в деревне Щелканово.
Сам Геннадий после окончания Московского гидромелиоративного института был распределён в Вологодскую область (в советские времена с собственным желанием студентов не особенно считались), хотя понятно, что он просился в родные Калужские края. В Вологде через некоторое время он женился на коренной вологжанке, которая впоследствии родила ему двух сыновей Сашу и Пашу (теперь они уже взрослые, и сами имеют свои семьи).
А тогда Геннадий каждые весну и осень ездил на свою родину в деревню Щелканово к матери, привозил на лето и увозил своих детишек. А после смерти отчима на Геннадия легла основная обязанность по посадке и уборке картошки на материнском огороде, что стало для него ежегодной святой обязанностью. Мать же его переезжать из Щелканово к сыну в Вологду наотрез отказывалась, она продолжала успешно вести нехитрое деревенское хозяйство.
Так как во время этих поездок Геннадий всегда ненадолго заезжал ко мне в мою московскую квартиру, то в начале 90-х, увидев, как я с женой Наташей бедствую (как, впрочем, и все москвичи той поры), пригласил меня поехать с ним помочь его матери убрать картошку, заодно, и пожить там это время на деревенской пище.
Я согласился, да и жена моя не возражала – тогда нам месяцами зарплату не платили, а когда выплачивали, то деньги к тому времени уже обесценивались настолько, что их едва хватало на коммунальные платежи, и на еду оставалась самая малость.
В Щелканово Генина мать меня встретила очень радушно и устроила сытный ужин: на огромной сковороде яичница с жареной картошкой, пирожки с различной начинкой и, ради нашего приезда, на столе была и маленькая чекушка с перцовкой.
В деревню я поехал в старых лыжных ботинках, у которых во время первой же копки отскочили каблуки, которые явно не были приспособлены для контакта с лопатой. Попросив у друга три большущих гвоздя, я устроился на большой деревянной лавке, вкопанной неподалёку от крыльца на краю небольшой поляны, по другую сторону которой за широким палисадником находился ближайший соседский дом.
Найдя на лавке трещину, я поставил на неё ботинок и вбил гвоздь в подошву по самую шляпку так, чтобы вышедший с другой стороны гвоздь попал именно в эту трещину, что позволяло легко взять обратно с лавки ботинок с торчащим из каблука гвоздём и срезать его тут же напильником. Прибив таким образом оба каблука (по три гвоздя в каждый ботинок), я остался очень доволен своей смекалкой (Каблуки были прибиты так крепко, что я по сию пору пользуюсь ими на зимней лыжне).
Разделавшись с ботинками, я решил немного отдохнуть и тут неожиданно почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернув голову, я посмотрел на соседский палисадник, и за его штакетником между высоких мальв я увидел чьи-то пронзительные глаза. От неожиданности я вздрогнул. Кто-то, стоя за цветочными кустами, видимо, с интересом наблюдал за моими действиями на деревенской лавке. Но, встретившись с моим встречным взглядом, таинственный «наблюдатель» быстро исчез.
Когда следующим вечером мы снова сели ужинать, то, увидев в кухонном окне соседский дом, я спросил у матери Гены, кто живёт в доме напротив? Она поинтересовалась, почему это меня интересует?
После моего рассказа про любопытного «наблюдателя» за соседским забором Генина мать сказала, что там живёт одинокая старуха, муж которой умер при загадочный обстоятельствах несколько лет назад. В деревне по этому поводу бродило множество противоречивых слухов, но официально считалось, что тот отравился некачественным алкоголем.
Саму старуху в деревне все недолюбливали за острый язык, её побаивались, и никто из деревенских не хотел с ней иметь каких-либо дел.
Ещё с советских времён шла о ней слава отщепенки и противницы всех колхозных мероприятий. Она наотрез отказывалась подчиняться колхозным властям и вела себя по отношению к ним презрительно и высокомерно. Генина мать говорила про некоторые таинственные случаи, связанные с соседкой и её домом, и, завершая этот (мною начатый) разговор, сказала, что некоторые в деревне эту старуху называют ведьмой.
Да, что-то было необычное в этой старухе. Если даже её взгляд через поляну был мною явно ощущаем. В последующие дни моего тут пребывания я неоднократно ощущал на себе любопытный взгляд из-за соседского забора.
Когда я занимался ремонтом своих ботинок на широкой деревенской лавке, по одну сторону которой рос большой раскидистый куст сирени, под нижними, почти до самой земли, ветвями отдыхали днём все хозяйские куры в сделанных ими ямках (погода позволяла, было тепло и солнечно).
Но одна курица резко отличалась от всех остальных своим поведением. В то время, когда все куры забивались в обеденное время под кусты, эта вела себя необычно: она тихо и незаметно приближалась ко мне и в непосредственной близости от меня стояла со слегка повёрнутой на бок головкой. Когда я смотрел на неё, то она вела себя как-то странно, она при этом вначале оживлялась (видя, что я на неё смотрю), а потом убирала свою головку немного в свои плечики и прикрывала глазки плёнкой, как бы засыпая при этом.
Впоследствии, я для себя дал ей имя Соня. Но то, что она не спала, я понял не сразу, а только спустя некоторое время. А пока я просто аккуратно обходил её стороной, не понимая, почему вдруг эта курочка внезапно засыпает при моём появлении, да и, по началу, не особенно задумываясь об этом. Но потом это превратилось в систему.
Теперь, когда я посещал деревенский туалет (находившийся за домом) и выходил из него, то уже постоянно видел прямо перед собой на тропинке эту назойливую курицу, которая, упрямо нахохлившись, меня там уже поджидала. При моём появлении из туалета она вздрагивала и, взглянув на меня, склоняла свою головку на бок и как бы засыпала, прикрыв свои глазки плёнкой.
Я не знал, что и подумать, – ведь не могла же эта деревенская курочка просто влюбиться в приезжего, нового здесь человека, что было просто немыслимым. Тогда почему это происходило именно со мной, а не, например, с Геннадием? Я аккуратно у него об этом спрашивал.
Оставался вопрос, почему именно мне такое особое внимание уделила только одна курица из всего домашнего курятника? Все куры вместе с петухом где-то гуляли, а эта, по какой-то неведомой причине, уходила от них и «преследовала» меня на тропинке, ведущей в туалет.
Вечером, за ужином, я осторожно рассказал о необычной курице хозяйке дома, но ей это было не особенно интересно - она сказала, что обычно они кур, поведение которых становилось чем-то необычным, нестандартным, считали просто заболевшими и отправляли тех прямёхонько в суп. Я уже было подумал, что мою странную курицу тоже ждёт печальная преждевременная участь. Но ничего подобного, всё оставалось по-прежнему.
Генина Мать после моего рассказа про необыкновенную курицу ни в одной из своих кур не заметила каких-либо отклонений от (куриной) нормы и потому не придала особого значения моему рассказу, решив, что всё это впечатлительность городского жителя, быть может, впервые попавшего в деревенские условия проживания вместе со всякой домашней живностью.
Но, может быть, эта «странная» курочка в курином стаде вела себя тоже не так, как все её подруги по петушиному гарему. Но когда утром хозяйка выпускала кур из курятника, для меня все они были на «одно лицо», и поведение их ничем не отличалось друг от друга, то есть я её там не узнавал, а, может быть, её, странной курочки, среди них и вовсе не было? Тогда вся эта история становилась ещё загадочней! Откуда она появлялась, и куда потом исчезала?
Прошло какое-то время, и я удосужился увидеть соседскую старуху воочию. Между её крепким забором и забором Геннадия (в виде редко стоящих столбов и прибитой к ним толстой металлической проволоки) проходила сельская межевая дорожка, по которой иногда проходили деревенские жители, чтобы сократить путь к продовольственному магазину. А деревенская молодёжь, так та только тут и ходила.
За Гениным забором росли картошка, тыквы, огурцы и помидоры, а за забором соседки был виден большой яблоневый сад, яблоки которого были (естественно) большим искушением для проходящей мимо резвящейся детворы.
Однажды, во время копки картошки, я услышал громкие женские крики, доносящиеся со стороны сада соседки. Мне было интересно узнать причину этих криков, и я, воткнув лопату в землю, подошёл поближе.
Я увидел, как вдоль забора соседки убегает девчонка, а другая находится на соседской яблоне. И вот её громко стыдит соседская старуха, конкретных слов я не помню, но костерила она девчонку изрядно.
Тут мне представилась возможность увидеть соседку в непосредственной близи. Это была высокая, сухощавая старуха с седыми волосами, завязанными сзади в пучок, и относительно моложавым, со следами былой красоты, лицом. Девчушка, сидя на дереве, сильно испугалась и, вероятно, боялась слезть с дерева. Старуха, видя это, уже тоном ниже, приказала слезть с дерева.
Когда та очутилась на земле и намеревалась дать дёру, старуха её остановила и тем же громким голосом велела ей взять с собой все сорванные яблоки. Потом добавила, что если той и её друзьям захочется яблок, то пусть не залезают в сад, а попросят её об этом, и она обязательно их им даст.
Отчитывая маленькую воришку, она не видела, что за ней наблюдают и, увидав меня, опустила голову, быстро пошла к своему дому лёгкой походкой, никак не вяжущейся с её, наверняка, не малыми годами. Было видно, что она застеснялась моего присутствия. Я был поражён таким исходом дела, который в корне менял тот нарисованный накануне Гениной матерью довольно отрицательный портрет соседки. Видно чувство справедливости было исподволь глубоко в этом человеке заложено, но суровый быт нашей беспредельной действительности наложил свой отпечаток на поведенческий облик этой одиноко проживающей старой женщины.
А моя пернатая «Соня» продолжала меня встречать каждый раз при моём выходе из туалета. В начальный период «наших встреч» я, идя по тропинке, чтобы не наступить на курочку, аккуратно обходил её сбоку и далее шёл к дому, не оглядываясь.
Но пришёл момент, когда мне надоело сходить с тропинки и обходить мою необычную поклонницу, и однажды, выйдя из туалета, я решил идти прямо на неё. Самое интересное, как я понял из поведения моей «почитательницы», что такого действия с моей стороны она явно не ожидала. Несмотря на то, что её глаза были полузакрыты плёнкой, она всегда внимательно следила за моим приближением к ней. И когда я, подойдя к ней почти вплотную, остановился, как бы требуя уступить мне дорогу, давая понять, что на этот раз не собираюсь её обходить, это было для неё полной неожиданностью.
Было явственно видно, что внутри маленького существа из перьев происходило какое-то сильное борение, как будто она у кого-то, невидимого мне, спрашивала совета, как ей быть в новой для неё ситуации. И вот, наконец, нервно передёрнувшись, и с явной неохотой, она немного (чуть-чуть) сдвинулась со середины тропинки к её краю. При этом она как бы продемонстрировала полнейшее бесстрашие передо мной, даже какое-то фатальное безразличие к моим, вероятно возможным, силовым действиям против неё. Ведь я фактически мог просто замахнуться на неё рукой, или даже попытаться сдвинуть её с тропинки ногой. Но она даже каким-то своим чутьём знала, даже была, можно сказать, уверена, что меня можно не бояться.
В её действиях проглядывал какой-то потаённый смысл, неведомый мне «хомо сапиенсу». Она откровенно демонстрировала передо мной своё бесстрашие и какую-то внутреннюю тайную силу, как бы предлагая мне решить некую задачу для моего ума и найти способ общения с ней, но какой, я тогда не мог понять. В этой маленькой птице заключались какая-то, непонятная мне, уверенность в своей силе и какой-то упрямый вызов мне.
Было такое чувство, будто внутри этой молчаливой курицы находилось какое-то другое, неведомое существо, ожидающее каких-то конкретных действий от меня. Меня даже охватила оторопь.
Почему-то неожиданно для себя, я вдруг почувствовал какую-то таинственную связь между подглядывающей за мной, живущей напротив, соседской старухой и этим пернатым существом. Я стал вспоминать, когда соседка была видна за её забором, эта курочка не попадалась мне на моём пути, а когда эта загадочная птица находилась в моём поле зрения, в палисаднике напротив соседской старухи не было видно.
Если допустить самое невероятное, что за действиями загадочной курицы стоит сама соседка (рука не поднимается написать – ведьма), то смысл происходящего «действа» разгадать мне было не по силам (да, откровенно говоря, я и не особенно этим был занят). Что я должен был делать? Каких поступков от меня ожидали «неведомые силы», каких неординарных действий? Может быть, чтобы я взял её на руки, или, наоборот, применил силовые действия, убирая её с дороги? До сих пор для меня это осталось нерешённой загадкой. И как бы сказалось на мне, если бы я применил физическую силу против маленькой сонной курочки.
С матерью Геннадия после того единственного разговора про странное поведение одной из её куриц я больше не заговаривал. Просто понимал бессмысленность продолжения этой темы, потому что уже стал понимать - происходящее со мной касается лишь одного меня. И только мне решать, что делать в этой загадочной и непонятной для меня ситуации.
Наши, необъяснимые для меня, встречи стали каждодневными. Когда я вечером шёл в туалет, как всегда, на тропинке никого не было, зато, когда я ,выходя, открывал дверь этого «заведения», то передо мной (метрах в трёх) в середине тропинки уже упрямо стояла эта курочка с полузакрытыми глазками, которая при моём появлении уже привычно вздрагивала, но теперь уже покорно, и даже как-то печально, с какой-то непонятной безнадёжностью.
И когда я почти впритык подходил к ней, то уже привычно и покорно уступала мне середину тропинки. Осторожно проходя мимо неё и проходя немного дальше, я встал невольно оборачиваться назад – таинственная курочка продолжала стоять неподвижно, в той же нахохленной позе, на том же месте (то есть, её определённо не интересовало дальнейшее моё местопребывание).
В последние два дня моего пребывания в Щелканово моя необычная курочка исчезла, и так как я уже успел привыкнуть к её необыкновенному вниманию к моей персоне, то мне стало почему-то немного грустно.
В день моего отъезда домой в Москву, когда я, нагруженный сумками с поклажей (в которой были, естественно, сельские продуктовые подарки для моей жены) стоял у крыльца гостеприимного дома, то внезапно почувствовал на себе чей-то взгляд. И тут же сразу догадался, откуда он исходит.
Не спеша, повернувшись, я исподлобья кинул взгляд в сторону соседского палисадника и не ошибся – оттуда, среди высоких густых мальв на меня пронзительно смотрели глаза, которые никак нельзя было назвать старушечьими, то есть тусклыми, наоборот, они были необычайно молодыми – они, как будто, даже светились.
Никогда и никто на меня так не смотрел в прошлом, да и потом ничего подобного не было, хотя были взгляды разного свойства: и любопытные, и враждебные, и вызывающе кокетливые, но такой завораживающей силы не было уже никогда. У меня даже мурашки пробежали по всему, неожиданно ослабевшему, телу. Мысли мои на какое-то мгновение спутались, я не знал, что бы это могло значить конкретно для меня.
В этот момент я просто не слышал, что мне говорила на прощание Генина мама, которая, заметив моё замешательство и поймав мой взгляд в сторону соседского палисадника, резко нахмурившись, сказала: «Чего это соседской ведьме от тебя надо? Но не бойся, я за тебя помолюсь, и с тобой будет всё в порядке».
Прошло какое-то время, я получил письмо от своего друга Геннадия. В конце своего пространного письма, с рассуждениями и мыслями о жизни и планах на будущее, он, как бы между прочим, сообщил, что ему написала его мать с его Калужской родины, из Щелканово, и сообщила, что вскоре после нашего отъезда произошло таинственное возгорание добротного дома материнской соседки, в результате которого погибла и сама загадочная старуха, внешне будучи полная энергии.
В деревне одни говорили, что причиной пожара стала неисправность электроплитки (такой была официальная версия). Другие не отрицали также и возможность поджога – недругов у сгоревшей старухи было предостаточно.
Ещё со времён советской власти, которую она откровенно не любила, за ней тянулся «хвост» скрытого врага всех большевистских преобразований в их деревне, которые она с издевкой, и демонстративно (вслух), игнорировала – вела вполне успешно (на зависть соседей) своё крепкое единоличное хозяйство. О гибели матери сообщили её сыну, бизнесмену из Калуги.
Тот без особых пышностей скромно и тихо похоронил свою откровенно «необыкновенную» мать на местном старом деревенском кладбище.
P.S. По сию пору моя память хранит эти странные события, и ничего похожего я уже не встречал в своей последующей жизни. И хотелось бы узнать, бывали ли такие «странные» контакты у других людей с отдельными представителями животного мира. О случаях неординарных (необъяснимых и таинственных) контактов с «братьями нашими меньшими», заставляющих нас резко пересмотреть наше привычное отношение к привычным взаимоотношениям с ними, написано мало, вроде бы, они не освещались на страницах Вашего журнала - неужели ни у кого не было похожих контактов? Сложнее обстоит дело с доказательством связи отдельных «экземпляров» животного мира с так называемой «нечистой силой», хотя об этом говорят многочисленные источники многовековых народных поверий и ярких свидетельств очевидцев и, причём, у всех народов мира.
Возможность волевого вселения душевной субстанции отдельных человеческих субъектов в тела животных (и руководства ими, как роботами) до сих пор обсуждается на страницах некоторых научных журналов, что говорит о серьёзности этой «темы» и несомненном единстве тонкого энергетического мира всего живого на нашей планете, а, может быть, и всей вселенной тоже.